Ангарск. Январь 7151 (1643)
Печатный цех в Ангарске заработал в полную только в прошлом году. Цех в Новоземельске, до сего момента обеспечивавший княжество печатной продукцией, теперь сосредоточился на печатании сугубо научной литературы, писавшейся двумя профессорами и кандидатами в доктора наук, бывших в составе обеих пропавших экспедиций. Поначалу, едва начав печатное дело в Ангарии, люди столкнулись с целым ворохом проблем — то капризная и нестойкая краска, то рыхлая и непригодная бумага, сложная ручная работа так же изматывала. Но со временем как материалы, так и производственные мощности становились всё лучше. Копирование электронных данных было поставлено на поток, ведь электроника не вечна, кто знает, сколько она ещё протянет? Да и нестабильная работа генераторов заставляла копировщиков судорожно работать в ожидании возможного отказа аппаратуры. Переписывалось и печаталось всё — и технические словари, и специальные справочники, словом, вся литература, что была на электронных носителях. И Соколов и Радек уже на третий год вынужденной зимовки озаботились проблемой сохранения информации для будущего. Сейчас в Ангарске печатались различные учебники для средней школы, азбука для младшей, пособия для специализированных по профессии классов, для военных школ Удинска и Икрутска.
— Ну что, теперь краска лучше держится? — отжав рычаг, посмотрел на товарища Михаил, бывший инженер с научно-исследовательского бюро 'Онега'.
— Определённо, Миш. Только красная снова расплывается, зараза! — отвечал ему Юрий, грузчик-шабашник из Мурманска, некогда работавший на частной типографии.
Когда печатный бизнес прогорел, а хозяева фирмы исчезли, не уплатив Юре и ещё десятку сотрудников заработанных ими денег, он с готовностью ухватился за предложение товарища подработать грузчиком у военных.
— Правда, на Новой Земле прохладно, но деньги платят огромные. У нас в цехе целая очередь на трёхмесячную вакансию, так что повезло тебе, — усмехался товарищ.
Да уж, вот повезло, так повезло. Боль утраты родных и близких ему людей уже прошла, а тупая, ноющая печаль о потере целого мира не приходила к Юрию даже по ночам, как прежде. Кем он был там? Человечишкой с дипломом менеджера, один из многих, кто со скрипом устраивался в быстром беге жизни. Ему, выросшему на всём готовеньком в последние годы советской власти, постоянно не везло. Время шло, и после школы исполненный духом свободы и гласности Юра мужественно откосил от армии и бросился учиться на модную профессию менеджера в свежеоткрытую академию экономики и права на улице Полярной правды. Окончив оное заведение, он со временем и немалым удивлением узнал, что устроиться с его дипломом всё сложнее и сложнее, а мама намекнула, что лучше бы он пошёл на рабочую специальность. Вначале мотающемуся между разными рабочими местами сынуле помогали родители, нежно любящие своё единственное великовозрастное чадо. Однако Юра, нигде долго не задерживаясь, пытался найти что-то лучшее.
Его отец, опытный слесарь, сумел найти себя в новой жизни, сначала устроившись в кооперативный автосервис, а затем вернувшись на судоремонтный завод, которому он отдал полжизни. У матери Юры так не получилось. Чертёжник-конструктор с машиностроительного, она имела узкую и уже никому не нужную специализацию — на заводе работу чертёжника с успехом стали выполнять ЭВМ, — поэтому ей приходилось подрабатывать продавцом и даже детской сиделкой. Юрий же в конце концов устроился в типографию, по протекции маминой подруги. Работал рекламным агентом, предлагал услуги, расписывал качество работы. Наконец у него появились неплохие деньги, он даже начал подумывать о женитьбе. Молодой человек обрастал жирком, связями и друзьями.
С чего начался конец этой налаженной жизни он так и не понял, ведь предприятие имело неплохой оборот, стабильные заказы и неплохую клиентскую базу. Но тут раз задержали зарплату, потом ещё раз. Учредители ссылались на временные трудности, забирая всю недельную выручку, долг по зарплате копился, люди начали увольняться. Юрий ждал до последнего, надеясь на улучшения — ведь типография давала хороший оборот. Как оказалось, учредители не поделили бизнес, устроив свои разборки. Так он оказался без работы и без денег. Хотелось что-то сильно изменить в жизни, уехать куда-нибудь. Ну а потом этот звонок школьного друга...
Юрий не жалел, что оказался в пропавшей экспедиции, сейчас он чувствовал себя нужным обществу человеком. Острая необходимость выживать и товарищи, находящиеся рядом, научили его работать руками. Накопленный некогда жирок исчез, а тело приобрело гордый мужской рельеф уже в первые годы вынужденной робинзонады. Сейчас бывший оболтус Юра был мастером в патронном цехе и два раза в неделю работал в типографии, успевая в единственный выходной помогать Фёдорычу в его ангаре вместе с другими энтузиастами. А ещё Юрий был отцом двух замечательных девчушек, а его двенадцатилетний сын уже подрабатывал подмастерьем в цехе, осматривая патроны на предмет брака и упаковывая их в коробки. Обе его жены, из местных, работали на мануфактуре, где на ткацких станках пряжа превращалась в материю.
— Дай-ка глянуть, — Михаил расправил лист обеими руками и поднёс к окну. — Ага, точно. Поставлю химиков в известность. Парни, красный меняйте везде на синий!
— Ясно, Михаил Николаевич, — ответил один из работников печатного цеха, младший мастер Харитон, начальник смены, семнадцати лет от роду. — Вы уже уходите?
— Да, Харитон, но я ещё вечером подойду.
Одеваясь, инженер обратился к Юрию:
— Ты сегодня играешь?
— Нет, я сейчас в цех, а потом Лексеичем поработаю ещё, — отвечал тот, наставляя ещё одного юного новичка к работе с более опытным напарником. — Планёр клеим.
— А я коньки ещё вчера наточил! — улыбаясь, нахлобучил меховую шапку Михаил. — Мечтатель этот твой Лексеич. Пока мотора нормального не будет, что о воздухе мечтать попусту, только дерево изводит. Ну, до завтра! Пока, парни!
Впустив прохладный воздух, глухо хлопнула дверь в коридор.
Верховья Уссури. Май 7151 (1643)
'Орочанин', попыхивая трубой, упрямо шёл выше по реке, послушный штурвалу, за которым стоял Фёдор Сартинов. Командир БДК, изголодавшийся за проведённые в тайге годы по любимой работе, теперь наслаждался ею. Разменявший недавно уже пятый десяток мужик с юношеским задором и рвением исполнял свои обязанности.
Вокруг, куда не кинь взгляд, царило буйство нетронутой человеком дикой природы. Ярко-зелёные сопки, покрытые густыми зарослями леса, меж которых то и дело выглядывали скальные выступы, вплотную подходили к реке, где канонерка, петляла по извилистому руслу, огибая намывные острова с каменистыми берегами. Многочисленные протоки, часто закрытые густыми зарослями ивняка, шумели перекатами. Вода, искрясь на солнце, играла на камнях, создавая своеобразный шумовой фон. На протяжении десятков километров не было встречено ни единого следа присутствия человека, зато частенько попадались косолапые. Например сегодня утром, после того, как мы свернули лагерь и рулевой уже собирался отворачивать от берега, один из дауров указал на противоположный берег. А там тощий молодой медведь точил когти о стволы деревьев, становясь на задние лапы. Довольно веселая картина со стороны, кстати. Но когда Сартинов, ухмыляясь, дал гудок, топтыгин, присев от неожиданности, тут же ломанул в лес, сминая прибрежные кусты.
Погода стояла ясная, жаркая, иногда даже знойная, люди успели и загореть. Спасали кепи и холодная, чистейшая вода. Ночи стояли ясные, тёплые. Словом — чуть ли не курорт.
Где-то позади уже остался печально известный остров Даманский — один из сотни одинаковых, словно близнецы, островов, отколотых многочисленными уссурийскими протоками от берега. Некоторые из них были поистине огромны. Сергей Ким сидел на носу канонерки, рассеянно оглядывая берег. Обнимал он уже не свою штатную СВД с оптикой, а стандартную винтовку 'Ангара'. Его снайперскую винтовку пришлось отдать стрелку из гарнизона Сунгарийска. Там она будет нужнее, и Сергей это понимал, хоть и тоскуя по любимому оружию. Направляясь в Корею, он, к своему удивлению, не испытывал должного волнения. Но хорошо помнил, как у него защемило сердце при встрече с корейцами из гарнизона временной заставы маньчжур на Сунгари. Двое из них — Минсик и Кангхо сейчас были на борту, и им предстояло довести группу ангарцев до первого нужного сановника — губернатора провинции Хамгён, на северо-востоке полуострова. Кроме них в путь оправлялись капитан Олег Васин, старший группы, прапорщик Лука Савин, из команды Матусевича, мастер рукопашного боя, и четыре молодых парня из переселенцев. Также с группой уходило шесть дауров и четыре тунгуса, они должны тащить радиостанцию, продовольствие и кое-какое снаряжение, что останется после того, как будут навьючены четыре низенькие даурские лошадки.
В один из первых июньских дней Сартинов, хмуро повернув рычаг на 'стоп машина', проговорил:
— Всё, баста! Дальше мы не пройдём.
Капитан кивнул на изгибающуюся змеёй реку. В воде торчали камни, у которых пенилась вода, с шумом бьющаяся о них. Да и глубина реки становилась уже неодолимой для канонерки даже с её малой осадкой. Ким, посмотрев на небо, сказал самому себе:
— Ну всё, приплыли.
Он поискал глазами Васина и увидел, что тот уже что-то объясняет даурам. Вздохнув, Сергей натянул на глаза кепи и пошёл к капитану.
Спустили сходни, и лошади, измученные долгим плаванием в обитой деревом барже, сошли на берег. А точнее, по колено в воду. Даурские лошадки, нетерпеливо стараясь сойти с ненавистного судна первыми, возбуждённо раздували ноздри и издавали забавное фырканье. Вероятно, они думали, что это снова, одна из многих, остановка в пути и теперь можно немного размять ноги. Но вскоре лошадей навьючили, а ухаживающие за ними люди уводили их от берега. Ким и остальные, уходившие в поход, проверили ещё раз поклажу. Потом крепко обнялись с товарищами и посидели на дорожку. После чего, не оборачиваясь, ушли по речной долине. А через некоторое время колонна ангарцев и амурцев услышала протяжный гудок, которым экипаж прощался с ушедшими.
Маршрут группы был определён. Высадившись с 'Орочанина' на притоке Уссури в районе современного Арсеньева, группе предстояло двигаться к месту расположения будущего Уссурийска, а оттуда спускаться к северо-западному берегу залива Петра Великого — Амурскому заливу. Там уже можно было найти способ добраться до границы Кореи морем.
Сунгарийск. Июнь 7151 (1643)
Начинало темнеть, а значит, настала пора зажигать фонари. Нужны они были ещё и потому, что даже ночью не прекращались работы на укреплениях пограничной крепости. Матусевич хотел построить не просто крепкий острог, а надёжную твердыню, где всё было бы устроено с умом и откуда можно было вести дальнейшую экспансию. Поэтому ангарцы укреплялись тут на совесть, даже низкий песчаный берег со стороны южной стены был укреплён брёвнами и камнем.
Крепость Сунгарийска, представляющая из себя четырехугольник с выступающими по углам бастионами, располагалась на оконечности вдающегося в реку полуострова. За крутыми дерево-земляными крепостными валами-куртинами, выполняющими роль стен в противоартиллерийской фортификации, укрывались казармы, радиорубка, склады и прочие хозяйственные постройки. В центре крепости возвышалась кирпичная цитадель прямоугольной формы, которую венчал длинный флагшток с княжеским стягом. Артиллерийские казематы цитадели, обращенные на север и запад и прикрывающие расположенный неподалёку посёлок Тамбори и огромный луг с дорогой, идущей параллельно Сунгари, соответственно, скрывали в себе по четыре орудия. Это были старые знакомые — стодевятимиллиметровые пушки, стволы которых были изготовлены из буровых труб. На восточной стороне крепости, обращённой на реку, высился над стеной ещё один орудийный форт, обложенный кирпичом. В нём находились четыре литых пушки новейшей конструкции, сработанные в Железногорске из качественной стали. Отлитые стволы покрывали несколькими слоями стальной проволоки с предварительным нагревом оной. Потом, при охлаждении, она предохраняла ствол от разрыва при выстреле. Выигрыш в прочности получался порядка пятнадцати-двадцати процентов, при том же количестве материала. На нижнем ярусе орудийного бастиона располагалась батарея из четырёх 'буровых' орудий. Это укрепление, расположенное на самом важном направлении, прочно перекрывало фарватер реки в самом её узком месте — с этой стороны реки в неё вдавался полуостров, а на той веснила сопка.
К северу от крепости находился солонский посёлок Тамбори, его прикрывали четыре построенных в шахматном порядке редута с линией ретраншементов за ними. На куртинах редутов находились снаряжённые картечью лёгкие сорокамиллиметровые скорострелки.
Николай, молодой сержант из литвинов, дежуривший в смотровой башенке, пристроенной к оконечности бастиона, увидел, что лодка уходившего порыбачить ещё днём мастера Макара подошла к причалу.
— Что-то он подзадержался, — отметил сержант.
Ловивший рыбу вместе с мастером Ванька, стрелок крепостной охраны, пятнадцати лет от роду, уже вылез из лодки и теперь тащил одной рукою два мешка с рыбой, второй неся свои удилища. Ему было очень неудобно, но он не желал, чтобы Макар, возившийся со снастями, ему помогал. 'Ну ладно, его дружок пусть поможет', — подумал Николай:
— Эй, Николка! Хорош плескаться! Подсоби малому, вишь, тяжко ему! — усатый сержант, нарочито хмурясь, высунулся из незаложенной ещё на ночь ставнями орудийной амбразуры блокгауза и показал купающемуся ефрейтору на паренька, тащившего в одиночку дневной улов.
Николка, насупившись, выбирался из тёплой, прогретой солнцем на отмели воды.
— Ого, сколько дядька Макар сегодня наловил! — прошлёпав по доскам причала и оставив на них мокрый след, Николка взялся за мешок, набитый рыбой.
— Я тоже в сём участие принимал, — горделиво добавил Ванька, вчерашний курсант Саляева. — Дядьку Макара днём разморило, он на островке спал. Отож, он после смены был. Вона смурной до сих пор.
— Ага, я видал. Они до ночи паровую машину к лесопилению ладили. Чтобы с Зейска доски на барже не возить, как допрежь, — он обернулся на мужика, уже спустившего парус и теперь привязывающего лодку к причальной тумбе. — Ты ночью где сегодня?
— Сегодня нигде, — шмыгнул конопатым носом Ванька. — Спать буду в казарме.
— Ну и дурень, — ощерился ефрейтор. — А я в Тамбори пойду, в караул. Я там такую ладную девчонку видал, на крещении. Московский поп на той неделе в реке эвенков крестил, я и приметил.
— Да ну тебя, мне девчонки наши нравятся, русские. Сетку-то не тяни на себя!
— Баба, она и есть — баба. Захочу, возьму ещё и нашу, — ответил Николка важным тоном.
Услышав разговор двух мальчишек, шедших вдоль крепостной стены, наверху расхохотались двое взрослых парней, крепивших гнёзда для картечниц.
— Нет, ты слыхал, Пахом? Во даёт Николка, каков жентельмен!
— То моё дело, Ярко, — со смехом отвечал старшим товарищам малость сконфуженный Николка.
