Что дальше?
Светает.
Мимо пройти не удалось. Толпа безмозгла, но наблюдательно. Окликнули:
-Эй человече, ты кто такой.
Иные взяли оружие наизготовку.
Дмитрий резко распахнул плащ.
-Я Чёрный!
Ждал выстрелов. Ждал конца.
Не происходит ничего. В толпе переговариваются, приглядываются. Но автоматы где висели, там и висят. Один выходит вперед.
-Ты и в самом деле Чёрный?
Типа этого слушают явно только потому, что при грабеже склада, он пулемет прихватил. Сам здоровый, а с пулеметом, да лентой на шее ещё больше кажется. Ещё одна лента вокруг каски намотана. Вояка бывалый, но для людей его возраст это значит примерно столько же, как ''рыжий'' или ''чернявый''.
-С нами пойдешь?
-Нет. Пристрелить и здесь можете.
-Ты дослушай хоть. Солдаты мы. Не банда такая-то дивизия. Устали от бардака. Офицеры сбежали. Нарполы орут— передавайте им склады. А сами магазины грабят, да народ обижают. Мы смотрели. Потом надоело. Вышли. Побили их. Такое зло от их скотства взяло — ни одного не оставили. Не знаем, что делать. Вроде они властью были. Но как-то по скотски себя вели. Вроде мы власть, и всё нам дозволено. Говоришь, Чёрный. Мы ни с кем быть не хотели. А теперь сами для столицы вроде Чёрных стали. Ладно, хоть пустого трепа от вас мало было. Говори, что делать. Шлепнуть всегда успеем, а сейчас говори. Что делать? На столицу идти? По домам расходится? Как Чёрный говори.
-Чёрный вам скажет: Страну спасать надо.
Повернулся, сунул руки в карманы плаща, и пошел прочь. Знал — в спину не выстрелят.
Догнали.
-Да куда же ты? Наши казармы в той стороне.
Следующим утром грузовики покатились к столице.
-Ну, комиссар, двинули!
-Двинули, командир!
Она оказалась в центре того, чего по её мнению, быть не могло. Тот, от всей души презираемый и ненавидимый ей народ, народ готовый за выпивку продать и предать всё, что можно, народ , состоящий в лучшем случае из двуногих скотов...
А скот уже и не был скотом. А был снова состоящим из людей народом. И она теперь мысленно бешено смеялась над собственными взглядами. Да, она ошиблась, и как ошиблась. Но другая сторона ошиблась гораздо больше.
Значит, стадо, толпа или быдло вышло на кровавый погром и грабёж. Стадо! Как бы не так. Погром? Размечтались. Это не погром. Это... Ага, уже бунт. Пожалуй что и бунт. Далеко не бессмысленный, но беспощадный. Да это уже и не бунт. Это восстание.
Пока ещё никто не стрелял, но крови уже в избытке.
Трубы палки, прутья решёток яростно колотили в щиты. С той стороны не менее яростно работали дубинки. Собственно, стены уже нет, она распалась на несколько очагов ожесточённых схваток. Стоны, крики, команды и отборный мат. Всё сразу висит в воздухе над улицей.
Тут группа дружинников и демонстрантов прижала к стене дома, и лупит человек двадцать полицейских, там солдаты окружили и избивают дружинников с демонстрантами. Несколько человек, как в форме, так и в штатском уже или лежали на асфальте, или пытались отползти туда, где были свои. Иногда их подхватывали и доносили либо до стены грузовиков, либо до баррикады, иногда начинали бить.
Между группами дерущихся мечутся одиночки. Одни стараются поскорее выбраться из этого кошмара. Другие ищут чужих одиночек, ищут, чтобы обрушить на них стальной прут, палку или резиновую дубинку. И чтобы тот повалился на асфальт. И ногами, чтобы не встал.
И Сашка одна из таких одиночек. И было в ней что-то такое... Пьяные от схватки рабочие почему-то чуяли, что этот офицер в парадной форме и шлеме с плюмажем заодно с ними, а не с теми, что в куртках кожаных и круглых шлемах.
А ей надо найти Геренгера. А где его здесь найдёшь?
У стены грузовиков уже заканчивала построение вторая стена. Тускло блестят белые шлемы из за щитов. Скоро двинется и она.
Полковник решила идти к баррикаде. Может, Геренгер окажется где-то там, а может, он и где-то здесь, орудует отобранной резиновой дубинкой, или уже лежит с размозженным черепом.
Она его знала только по тому, что читала в досье М. С., а судя по тому, что там написано, от такого человека можно ждать чего угодно.
-Мама !— с истошным, почти звериным криком мимо полковника бежит девчонка-подросток. Ну, её-то что вынесло в это кровавый бардак?
За ней — детина под два метра, один погон сорван, лоб разбит. Осатанел на всех и вся. Лишь бы дубинкой по хребту. Эту тварь, и неважно какую.
Полковник поняла, что полицейский девушку догонит. И изобьет её так, что она в лучшем случае ещё долго не встанет. Ибо дерущиеся с обеих сторон уже перешли некий предел. За которым пощады уже нет, и сбитого с ног врага будут лупить до тех пор, пока он шевелится.
Но девушка врагом полковнику уже не была, а полицейский теперь был.
Он заметил только кого-то, вставшего у него на пути. Заметил руку у левого бедра. И хлестнувшую по груди острую боль. И почувствовал кровь. И разглядел полковника с шашкой в руке. И горящие безумной ненавистью глаза.
Это она рубанула его, распоров и кожанку, и мундир, и пройдя клинком по коже и костям. Рана неопасная. Сейчас эта сука свалится.
Полковник никудышная рубака, но намерения полицейского слишком уж очевидны.
И полицейский взвыл дурным голосом и повалился на колени, выронив из почти что отрубленной руки дубинку.
Полковник шагнула назад. Она ещё не озверела до такой степени, что бы рубить в капусту всё, что шевелится.
Молодой парень, судя по виду — из студентов, пробегал мимо. Остановился на мгновение. Раненый полицейский и похожий только на фанатика полковник с шашкой в руке. Он заметил лежащую на дороге дубинку. Покосился на полковника. У той ведь есть сабля. Подхватил дубинку и побежал.
Впрочем, бегущих сейчас стало больше. К стене прижимались избитые полицейские, у которых уже отобрали щиты и дубинки, а кое у кого и каски. Оставшиеся — кто бежал, кто брёл к взбухающей в начале улицы новой стене. Из за которой уже торчали водомёты пожарных машин. И немного за ними — большегрузные грузовики. А в них — ощетинившаяся объективами фотоаппаратов и окулярами телекамер, не хуже чем стволами пулемётов журналисты— главные бобики демов. Демонстрирующие для тиражирования по всему миру звериный образ чёрных саргоновцев.
Вот кого сейчас больше всех ненавидели дружинники и демонстранты — эту обнаглевшую, сытую, самовлюблённую и самодовольную толпу. Тех, кто свободу понимал как вседозволенность, закон — как нечто второстепенное, предназначенное только для обслуживания их, короче, как безнаказанность, тех, кто звали свою страну ''империей зла''.
Как же их сейчас ненавидели те, кто лупил полицейских. И сам получал удары, и валился, заливая кровью асфальт.
Но здесь толпы уже нет. Есть что-то иное. Вторую стену щитов заметили и на баррикаде.
Крики команд. Топот бегущих. Навстречу одной стене развернулась другая. Уже тоже поблёскивающая кое-где щитами и касками. И довольно у многих были уже полицейские дубинки... Но водомётов у них нет.
Сашка тоже побрела к стене. На мгновение щиты раздвинулись, пропуская её. Там, за стеной, на неё, наконец, обратили внимание. Среди остывавших от драки людей полковник в парадной форме с шашкой в руке выглядит... не то, чтобы странно, в стене стояло несколько отставников в полковничьей форме, а просто как-то не так.
-Откуда вы, полковник .— окликнули её.
Она, даже не обернувшись, сказала.
-Мне к Геренгеру. Я от М. С..
Вокруг стало тихо. Значит, для них эти две буквы ещё что-то значат. Неплохо для начала.
-И чего же она хочет? Чтобы я с полусотней автоматов пытался прорваться к мосту? И переложил все своих людей? Ты что, с бодуна!
Сашка ответила очень медленно и спокойно. Она тоже из разряда нервных людей. Но никогда не вспыхивала в определённых ситуациях. Сейчас как раз была из таких.
-Не надо на меня орать. Если я всё правильно поняла, дело упирается в отсутствие у твоих людей оружия. Так?
-Да так. — нервно ответил Геренгер.
-А если я его тебе дам, что скажешь?
-Да где ты...
Сашка прервала его.
-Я поставила прямой вопрос: что ты будешь делать, если я дам тебе оружие. И желаю получить такой же прямой ответ. На пустую болтовню у нас у всех нет времени.
Геренгер задумался на несколько секунд, а потом сказал.
-Тогда я выполню этот её приказ. И буду выполнять все последующие. И все будут их выполнять. Но...
-В нескольких кварталах отсюда три грузовика с оружием и патронами. Два сломались. Найди автомехаников и мы их приведём.
-Где грузовики.
-Я сказала. Там верные мне люди. Если не подойду я, а будет кто-то другой, то они взорвут машины. Только и всего.
-Я найду людей.
Организация у него, явно было четко продуманная. Никакой толкучки. Словно воинская часть оружие получает. Хотя с другой-то стороны. Они если не все, то многие на фронте были и старые навыки они ещё вовсе не забыли. Тем более, что в такое время забывать, как обращаться с оружием может быть очень вредно для здоровья.
-Бери людей, полковник, и к вокзалу. Была уже там?
Видел бы сейчас Сашку кто из того мира — не узнал бы. Да и испугался, пожалуй. Испугаешься Валькирию. Бешеную Валькирию, способную повести людей хоть на пулемёт, хоть к чёрту на рога. И пулемёт первой лентой подавится. И рогатый не факт что свои рога унесёт.
Бешенство, ярость, ненависть и уверенность в своей правоте горит в глазах. И ей верят. И в неё верят.
Геренгер вопросительно смотрит на неё. Словно спрашивает, кто здесь командир. Да нет никакого вопроса.
-Вокзал, значит, брать — со спокойной уверенностью говорит Сашка — ничего. Возьмём и вокзал.
И взяли.
-Обложили всех. Предложить сдаться?
-Нет.
-А что?
-Штурмовики сейчас подойду. С зажигательными. Ну, а вы смотрите, что бы не потухло. И горело ясно. Снарядов хватит?
-Так точно. А если побегут?
-Загонишь обратно. Не маленький.
-Значит, всех их?
-Всех!
-Давно пора.
-Действуй!
Дмитрий кладёт трубку. Злорадно усмехается. Ну, что дерьмократенькие, здесь вам не девяносто третий год. В труху вас.
И империя будет стоять!
Веками! Не сгубить скотам созданного людьми!.
Свет в огромном здании резко потух.
-Что это?
-Электростанции-то у нас... Обрубили гадов. От канализации, наверняка тоже.
-В здании автономные генераторы. — недовольно буркнул Дмитрий. — А в дерьме мы им захлебнуться не дадим.
-Генераторы, говорите... А соляра где? — с усмешкой спросил лысый артиллерист — Они её всю когда ещё миррены тут были им и продали. Барыги! Я как раз водилой был, и цистерны гонял. Один генератор тоже вроде бы раскурочили.
-Прожектора подвозят.
-Эх, сейчас посветим!
-Во палят! На хрена им столько пулемётов?
-Дык. Наши же на соседней площади частенько митинговали. Небось штурм и хотели спровоцировать, да покласть штабелями.
-Ну, мы им сейчас и помитингуем.
-Готово! — крикнул лысый от орудия.
-Огонь!
На уровне третьего этажа возникло серое облачко.
-Беглым!!!
-Крепко строили! Не взять так сразу.
-Сам бетон возил, высшей марки. А теперь!
-Не плач, новую отстроим, как гадов добьем!
-Кто там ещё? ТТ что ли прется? Его пушка тоже не возьмёт!
Посветили фонарем. Ползет по улице нечто с разбитыми фарами. Дорожный знак между вторым и третьим этажом сшибло. Шасси ТТ, а на нем вместо башни здоровенная рубка со скошенной передней стенкой, а из неё какой-то обрубок торчит. Калибром в метр, примерно.
-Асфальт месяц назад клали. Хана ему!
Взрыв хохота.
Сооружение на четырех гусеницах. Не узеньких. Так что где проедет — считай четыре готовых канавы прокопаны, асфальт тут, не асфальт.
-Штурмовая мортира...
-Так штурмовать не приказано.
-Дык, потому и штурмовая.
-Не понял.
-Потому и штурмовая. Объясняю популярно: после неё штурмовать уже нечего!
-Совсем?
-Ага.
Нечто натружено взревело. Ползет дальше.
Гигантский обрубок дрогнул, и пополз вверх. Выхлоп пламени. Грохот. Огненная звезда рванулась вверх по огромной дуге.
-Пошла родимая!!!
Звезда ударила в крышу. Прошла секунда... Вторая. Из окон первых двух первых этажей ударило пламя. Громыхнуло. Облако пыли. Угол здания оседает.
-Теплая ночь...
-Скоро вообще горяченькой будет.
Телецентр пылает весь. Пламя рвется из окон. Поднимается густой черный дым. Уже не кричат. Уже не стреляют.
А может, ещё и кричат. Но заглушает все звуки рев пожара.
Здание сгорит до конца. Тушить не станут. Нечисть сгорит вместе со своим гнездом. Живых не будет. С этажей то и дело выбрасываются. С верхних — разбиваются и так. С нижних — даже если и живой. На гладкой площади не уйдёшь от пулемётов. Громыхнет очередь. И всё.
Мертва башня. Мертва мерзкая игла. Столько лет вливавшая отраву в умы и сердца.
Но теперь пришел час расплаты. За всё.
Агонизирует тварь. Агонизируют паразиты. Все их разновидности.
Как сказали про похожих на них в другом мире — ''Слазь, кончилось ваше время''.
Пропаганда это оружие. Информационная война — тоже война. Но на любой войне бывает ситуация, когда звучит приказ — пленных не брать.
Сегодня самовлюблённым паразитам, возомнившими себя лучшими людьми Великой страны настал конец.
Опухоль мало прижечь. Её надо выжечь. И чтобы ни одной больной клетки не осталось.
Только легко ли сражаясь с чудовищами не стать подобным им? И нет ответа на этот вопрос.
М. С. стремительно идёт по анфиладе. Гвардейцы, завидя её, разбегаются. Хотя за ней-то человек пять. Но на площади— полгорода. И танки. Ликуют. Здесь слышно.
Ладно, хоть не орут пока ''Долой императора!'' Хотя, если честно... Стоит подумать.
А вот и он. Киношно устроился в своём киношном кабинете. Сожрать или пусть живёт?
Двери за её спиной закрываются. Ну, автоматики-то тут всегда было выше крыши.
Оба молчат некоторое время. И не друзья, и не враги они. И даже не конкуренты. И словно не отец и дочь. Два политика, которым надо выработать какую-то систему взаимоотношений. Хотя бы на несколько дней.
-Корабль тонул... Его било о скалы. А адмирал заперся в салоне со своими офицерами, да ещё подсказывал, как открывать кингстоны. Да выставил охрану у шлюпок, чтобы успеть удрать.
А нам вот что-то тонуть не хотелось. И били мы тех, кто открывал кингстоны, и проламливали черепа устроившим пожар в пороховом погребе, и заделывали пробоины. Много чего мы делали. Хотя многого не умели. Но иначе потонули бы все.
А адмирал так и не вылез из салона... Ну, пусть и дальше в нем сидит. И адмиральствует. Мы не забыли, что о тоже корабль строил. Будем и дальше относиться к нему, как к командиру корабля. Только пусть больше не показывается на мостике и в машинном отделении. И не подходит к штурвалу. Без него и прочих офицеров управились. Заделали пробоины. Отвернули от скал. Значит, всё-таки можем плыть дальше. Проложим курс — и поплывём.
-Пока стадо тебе рукоплещет... Смотри, скоро оно начнёт швырять в тебя дерьмо. Ибо это стадо.
