Повелитель зверей

— Пойду, пройдусь по рабочим местам, — неопределенно бросил он.

Верхогоров сразу же прошел в Болотову. Ему отгородили небольшое, но достаточное по площади помещение, поставили компьютер с соответствующими программами и оборудование для огранки алмазов.

— Здравствуй, Игнат Иванович. О чем мечтаешь теперь?

— Да просто Игнат, Борис Николаевич, здравствуйте. Условия для работы замечательные, тут сказать нечего. Но русскому мужику всегда чего-то не хватает. Алмазов бы хороших для огранки, а то мелочь одна.

— Разве не тебе отдают на огранку самые крупные? Вон, я вижу у тебя на столе щепотку карат по пять.

— Вот именно, что щепотку, как вы точно выразились, Борис Николаевич, — Болотов глянул на лежавших кучкой пять алмазов. — Хотелось бы чего-то посолиднее. Хотя бы от десяти...

— От десяти сразу москвичи забирают. Москва — это место, куда собираются не только деньги, но и мозги, умелые руки. На таких они никогда не орут, что понаехали тут, даже если в лаптях пришли.

— Это вы про Ломоносова, Борис Николаевич?

— Из коренных москвичей великих-то пшик один, большинство понаехавших. Ну да ладно, мы в Москву не поедем. Что ты вот про этот камушек скажешь?

Верхогоров протянул Болотову зеленый камень. Тот взял его у него задрожали руки.

— Борис Николаевич, — с трудом произнес Игнат, — или я ничего не понимаю в драгоценных камнях, или это не изумруд...

— Ты абсолютно прав, это один из редчайших видов алмаза, — ответил Верхогоров.

— Цвет, чистота и вес — это невероятно! В 2016 году на аукционе в Гонконге продали зеленый бриллиант за шестнадцать и восемь миллионов долларов. А там всего-то было пять с небольшим карата. Пять и три сотых, если быть точным, я помню. А здесь карат на четыреста, сейчас точно взвесим.

— Позже взвесишь, Игнат, позже. Я тебе его оставляю. Взвешивай, обрабатывай, работай. Никому про алмаз говорить не надо, даже Кацману. Скажешь ему, что я тебя загрузил работой по теории огранки камней для будущих курсов. Эти камешки огранишь, раз уже взял, — он указал рукой на пятикаратные алмазы, — и новые не бери. В своё помещение никого не пускай и всегда замыкай его. Даже когда уходишь на минутку или работаешь внутри. Пусть все знают, что ты готовишься к преподаванию на будущих курсах геммологов и не отвлекают тебя от занятий теорией. Это мой личный номер, — он положил визитку на стол, — звони в любое время, если понадобится. Удачи.

Верхогоров вышел из здания ювелирного завода и позвонил Матвею.

— Жду тебя у въезда в город. Надеюсь, что двадцати минут тебе хватит собраться и подъехать. Да... и изделие захвати с собой.

Матвей злился. За много лет в статусе вора он сам привык повелевать, а тут управляли им. Но делать нечего, приходилось повиноваться по двум причинам — хотелось жить и о его подчинении не знал никто.

Он подъехал и пересел в машину Верхогорова.

— Рассказывай, — кратко и без приветствия бросил он.

Матвей хмыкнул, давая понять, что говорит вынужденно.

— Якуты, естественно, возмутились сделанным предложением. Но быстро поняли, что привычные поставки исключены. Создать подставную фирму и получать безнал гораздо безопаснее, чем искать новых покупателей за нал. Можно запросто нарваться на полицейских или конторских и тогда сесть или работать за мизер. Обналичка тоже рискованна, но не так. Короче, якуты согласны и уже сегодня-завтра заключат договор с заводом. А я теперь мимо алмазов пролетаю, если якуты станут напрямую работать с заводом?

— Ты уже получил столько, сколько на этих мелких камушках не заработал бы за всю жизнь, — сердито ответил Капитан. — И ещё: тебя кто-то заставлял наезжать на меня? Скажи и я восстановлю твой статус партнера. И последнее: ещё раз вякнешь и я тебя офоршмачу в присутствии братвы. Камень принес?

Обозлившийся и кое-как сдерживавший себя Матвей передал розовый бриллиант размером с пластмассовый теннисный мячик. Капитан бросил сердито:

— Пошел вон отсюда. Ещё раз увижу твою озлобленную морду — офоршмачу железно и определю шестеркой к твоим же бригадирам. Они уж за всё на тебе отыграются. Вон пошел! — крикнул капитан, — правильно говорят люди: за добро — добра не жди.

* * *

Верхогоров на недельку "отпросился" у Анастасии. Не сомневался, что она отпустит. Рано утром он появился в новой усадьбе Павловой, бывшей Константиновской.

— Привет, ты чего так рано? — спросила Элеонора, ещё не встававшая с постели, — приляжешь?

— Нет, и ты собирайся по-быстрому, едем к твоим родителям в деревню.

— Да ты что! — воскликнула она, — вот так новости!

— Собирайся, собирайся, а я спрашивать стану. Ты когда последний раз у родителей была?

— В прошлом году и была, когда университет окончила.

— Расскажи о деревне и о родителях.

— Деревня, — она хмыкнула, — обыкновенная вымирающая деревня после Горбача и Ельцина — ни работы, ни инфраструктуры. Триста километров асфальт и сто гравийки, которая не ремонтировалась со времен Брежнева. Ехать одинаково — три часа по асфальту и три часа по гравийке, там яма на яме и ямой погоняет, но проехать на внедорожнике можно, хотя и грязи нет, сплошь выбоины.

— Ты как в прошлом году добиралась? — решил уточнить он.

— Триста камэ автобус ходит, Боренька, а дальше частника нанимала, за десятку доставят. Попросила, он через несколько дней приехал за мной опять же за десятку. Вот несколько дней и гостила. Родители, — голос у нее немного дрогнул, — обыкновенные крестьяне, которым тяжко приходится. Огород лопатой копают весной несколько дней под картошку и другие овощи, дрова в лесу пилят и на саночках возят зимой. Рыба, мясо, ягоды, грибы всегда есть, тайга и речка обеспечивают. Десять домов жилых всего в деревне осталось и электричество отключили, посчитали нерентабельным содержание сети и ездить за оплатой. До райцентра тридцать километров, никто не побежит платить ежемесячно. При царе жилось лучше, при Советской власти замечательно, а сейчас демократия, куда деваться... — она засмеялась. — Вон в Америке демократы даже президента Трампа поимели на выборах. Большинство... куда от него деваться, если только десять домишек осталось. В райцентре-то живодеров больше, а значит, всё демократично и правильно, пусть без электричества сидят, дрова на горбу таскают — глядишь и сдохнут быстрее. Нет человека — нет проблемы.

Она заплакала.

— Ты не пробовала родителей к себе забрать?

— Куда, в квартиру Красносельцева? Это я сейчас в шоколаде и заберу, — она помолчала немного, — позволишь?

— Будем считать, что ты меня не обидела своим вопросом и главное — не хотела. Обязательно предложим родителям переехать к тебе. Тебе лучше в сто крат будет — родные души в огромном доме. Но мне почему-то кажется, что они не очень-то пожелают переезжать. На земле родились, на земле и умереть захотят, образно говоря, здоровья им на сто лет вперед. Убедишь — перевезем без вопросов. А пока поедем по магазинам, купим прицеп к твоей машине — все подарки в багажник и салон не войдут. Одежду надо летнюю, осеннюю, зимнюю, продукты: мука, сахар, соль. И не пакетиками, а мешками. Бензопилу купим и "крота", бочку бензина, канистру масла.

— Крота? — переспросила Элеонора.

— Да, это такой аппарат ручной на колесиках, сам землю пашет. Часа за три все двадцать пять соток вспашет и боронить не надо, земля, как пух.

Элеонора снова заплакала.

Триста километров отмахали не глядя. А вот по гравийке ехали действительно долго, ещё и потому, что с прицепом. Но все-таки прибыли в деревню Парфёновку. Когда-то большая деревня с клубом, магазином и фельдшерским пунктом захирела совсем. Десять жилых домишек осталось, а другие растаскивают на дрова те, у кого нет сил в тайгу ходить. Так общее собрание решило, и оно выполнялось безукоризненно. Вот это настоящая демократия, где все сто процентов, а не большинство из меньшинства, как на некоторых выборах.

Подъехали к дому, на который указала Элеонора, уже в десять вечера. Начало темнеть понемногу.

— Пойду, собаку в сарае закрою, чтобы не покусала, — предупредила Эльвира.

Он остановил её.

— Ты, видимо, забыла, Эля, что меня все собаки не кусают, а дружат со мной.

— Но у нас здоровенный кобель, волкодав и посторонних на дух не переносит, — возразила Элеонора.

— А я тебе посторонний что ли? — с улыбкой спросил Верхогоров.

— Нет, я же не это имела ввиду, — стушевалась она.

— Вот и прелестно, иди, открывай ворота.

Пока они спорили, на звук мотора вышли из ворот родители. Элеонора кинулась к ним обниматься. Все забыли о действительно здоровенной собаке, которая подошла к Борису и прильнула к его ноге в позе абсолютного подчинения. После минутки обниманий, отец посмотрел в сторону машины и ужаснулся, вскрикнув:

— Мишка, — так звали собаку, — сейчас ему лодыжку перекусит. Ко мне, Мишка, нельзя, фу-у...

Но кобель не реагировал, а только поднял голову от ботинка, и мужчина погладил его по голове.

— Папа, мама, не удивляйтесь, это мой Борис, пойдемте знакомиться. Его все собаки любят и не кусают.

Она понимала, что о повелителе зверей Верхогорове здесь не слышал никто — ни радио, ни телевидения нет.

Верхогоров сам подошел к ним.

— Мой Борис, — повторила она, не зная, что пояснить дальше.

— Можно сказать муж, но пока еще не расписаны мы. Борис,— повторил он и протянул отцу руку.

— Игорь, — ответил он и крепко пожал руку.

Борис посмотрел на Элеонору, она подсказала:

— Иванович. А мама Мария Петровна.

— Открывайте ворота, дорогие родители, надо машину во двор загнать и кое-что разгрузить уже сегодня. Женщины пусть на стол собирают, а мы с отцом машиной займемся, — предложил Борис.

Из прицепа они только кули с сахаром, мукой и солью унесли в кладовую, чтобы не отсырели ночью при разнице температур. Всю остальную разгрузку оставили на утро, забрав лишь продукты для вечернего стола.

— Пойду, кошку поймаю и заброшу её сюда, а то мыши сахар или муку погрызут за ночь, — пояснил отец.

— Можно, — согласился Борис, — а завтра я поговорю с мышами, и они ничего трогать у вас не будут.

— Это как? — не понял отец.

— Все пояснения завтра, Игорь Иванович, пойдемте, нас уже наверняка женщины заждались.

— Завтра, так завтра, — согласился удивленный и ничего не понимающий отец — как можно поговорить с мышами? Их, когда надо, и не найдешь вовсе.

Совсем стемнело и Борис подвесил на кухне к патрону, где когда-то была электрическая лампочка, фонарь дневного света. Он не бил лучом, а рассевал его, словно лампочка Ильича.

Борис оценил стол. Для города он вообще выглядел шикарным. Мясо, рассыпчатая картошка, как главный продукт со времен Петра Первого, помидоры, огурцы, капуста, соленая рыба, грибы, ягоды. Конечно, отсутствовали консервы, хлеб, фрукты, сладости. Но Элеонора выставляла на стол хлеб, конечно, ветчину с колбасой, яблоки, груши, мандарины, водку "Байкал", которая признана лучшей по рейтингу 2020 года. Водка "Столичная", например, оказалась в рейтинге четвертой.

— Наливайте, — предложил Борис отцу Элеоноры, — я понимаю, что хочется знать всё, а всё двумя словами не скажешь. Поэтому посидим, выпьем, закусим, поговорим, расскажем. И первый тост стандартный — за знакомство.

Выпили, закусили. Борис спросил:

— Ты позволишь, Эля, если начну я?

— Конечно, милый, конечно, — ответила она радостно.

Родители поняли сразу — любит. И тут же возникал законный вопрос — любит ли он её?

— Элеонора была у вас в прошлом году, насколько я знаю, — начал он. — По приезду в город она устроилась секретарем на ювелирный завод, там мы и познакомились. Нет, я не директор этого завода, я его собственник. Сначала я купил Эле квартиру, а потом коттедж за городом. Там у нее слуги, охрана...

— Какие ещё слуги, охрана? — не поняла ничего мать.

— Ваша дочь, Мария Петровна, стала очень богатой женщиной и в доме ей одной не управиться.

— Извини, Боренька, мой дом раза в два больше, чем всё здание администрации в райцентре. Три этажа по плану, а фактически четыре. Это чтобы вы понимали, папа и мама.

— Да, так оно и есть, — согласился Борис, — но немногим позже я купил Эле сеть магазинов "Алмаз". Их всего двадцать штук, и они продают золото, бриллианты, другие разные побрякушки для солидных людей. Дом большой у Эли, я даже не знаю сколько там комнат и было бы не плохо, если вы переедите в город. У нее и участок есть, где можно с землей повозиться. Ответ мы с Элей сейчас не ждем, естественно, понимаем, что вам необходимо всё обдумать. Наливайте, Игорь Иванович, выпьем. Потом Эля вам обо мне расскажет.

— А почему я?

— Потому, что о тебе я рассказывал. Теперь ты обо мне.

— Согласна, — она подняла рюмку, — хочу выпить за своего Бореньку.

Он отрицательно покачал головой.

— Эля, — ласково произнес Борис, — мы же не на всенародном празднике. Выпьем за родителей, без них и тебя бы не было.

После Элеонора восхищенно заговорила:

— Папа, мама, это же Верхогоров, вы понимаете Вер-хо-го-ров! — произнесла она восторженно и растянуто. — Борис Верхогоров!

Отец с матерью не понимающе пожали плечами.

— Его весь мир знает. Америка, Европа, Африка, Россия. Только вот в российской глубинке о нем ничего неизвестно. Это же Верхогоров, — повторила она, — повелитель зверей! У него свой театр, в который люди со всего мира съезжаются посмотреть на великого мастера. Он там с тиграми выступает, с росомахами пляшет, с кобрами обнимается и с черной мамбой танцует. Это такая большая змея, намного ядовитее, чем кобра. Он умеет разговаривать с животными. Вы же видели, как к нему наш Мишка прильнул и кусать даже не думал.

Отец оторопело смотрел на Бориса, потом спросил:

— Ты про мышей говорил, правда что ли?

— Да, правда, я поговорю завтра с ними, и они уйдут навсегда из вашего подвала.

За столом повисла тишина. Только было слышно, как мотылек бьется крылышками о фонарик, да комар пищит.

— Что-то много развелось на кухне комаров, мотыльков, да мошек разных, — произнес в тишине Борис, — ты открой дверь на улицу, Эля, я прикажу, чтобы они улетели и больше здесь не появлялись.

Элеонора встала и открыла окно, оно ближе.

— Так пойдет? — спросила она.

— Конечно, — согласился Борис. — Так, мелюзга, валите отсюда на улицу через окно.

Мария Петровна, увидев, как комары и мотыльки ринулись в темноту через окно, упала в обморок. Придя в себя, спросила:

— Вы, Борис, колдун или джин?

Элеонора от души расхохоталась.

— Мама, ну какой он колдун? Он же повелитель зверей, об этом все знают. Просто он умеет разговаривать с животными, и они его слушаются. Он попросил комаров, и они улетели, чего же здесь непонятного?

— Всё образуется со временем, — произнес задумчиво Верхогоров, — вы нам постелите с Элей в баньке.

— Почему в баньке? — спросила Мария Петровна.

— Чтобы вас не стеснять, — ответил Борис.

— Вы нас нисколько...

— И чтобы вас не стесняться, — перебила её дочка.

— А-а-а, поняла, сейчас постелю.