Прорицатель

— Ты необычный человек, Андрей, — заговорила Люси, — и ты, как все гении, не можешь ответить на вопрос почему? Почему и откуда у тебя этот божественный дар. Но я знаю, почему тебя влекут женщины. Я не имею ввиду обычное влечение всех мужиков к женскому полу. Ты получаешь от женщин энергию, которая позволяет тебе исцелять людей. Ты должен возбудится и тем самым получить необходимую энергию. Механизм здесь достаточно прост — во время секса вырабатывается гормон вазопрессин. Он вырабатывается у всех мужчин после возбуждения, он отвечает за агрессию и концентрацию внимания, что забирает немного сил. Поэтому спортсменам мужчинам не рекомендуют секс перед соревнованием. Но это тоже спорный вопрос, а сейчас все очень любят спорить. Но твой организм, Андрей, устроен по-особому, вазопрессин перерабатывается твоими клетками во внутреннюю специальную энергию, которой ты пользуешься. Поэтому ты не кобель, извини за такое сравнение, а собиратель силы на пользу общества, на пользу людского здоровья.

Уже засыпая в своей постели, Андрей подумал сквозь сон: действительно пути господни неисповедимы. Кто бы мог подумать, что на столь сложный вопрос даст ответ простая гувернантка?

* * *

Зима вступила в свои права. Снег лег пока ещё тонким саваном, но уже до весны не растает.

Зимой хочется лета и солнца,

Повалятся на травке родной,

Летом мерзлый узор на оконцах,

Покататься на санках с тобой.

А весной ручейком безмятежным

Убежать в рассыпной березняк,

И, прижавшись к стволам белоснежным,

Чуять прошлый осенний сквозняк.

В дождь промозглый напиться из вёдра,

В ветерок полежать в тишине,

Вечерком захотелось вдруг утра,

И парить одному в вышине.

Погулять по ночному бульвару

И душою ласкаться с тобой,

Помечтать, предаваясь угару,

Нежных ласк, накативших волной.

А ты спишь этой томною ночью,

Мои мысли во сне приютив,

Снится нега девчонке воочью,

Чувства в простынь невольно вонзив.

А под утро сухими губами

Улыбнешься приятному сну,

Днем займешься другими делами,

Не спеша к моему огоньку.

Почему же нам хочется где-то

Достучаться до сказки в мечтах?

Грёзы слов оставляй для поэта

И живи на реальных ветрах.

Журналисты нещадно одолели Громова, пытаясь достучаться до сказки в мечтах, проходу не дают никакого, девушек третируют. Очень хочется дать им в морду, но у них журналистское расследование... пальцесосатели хреновы.

Позвонил Константинов:

— Андрей Иванович, звонил мне командир Росгвардии местной, жаловался, что вневедомка уже не выдерживает журналистского накала. Ты бы дал интервью писакам, а то ведь не отстанут идолы.

— В морду им дать бы, а не интервью. В личную жизнь лезут, как в собственный дом. Но, видимо, придется. Что посоветуешь, Ефим Иванович, телевидение или газетенками обойдемся? Подожди, а чего это вневедомка жалуется? Потому, что на посту и в патруль не ездит, азиатов не видит, которых ободрать можно? Передумал, никакого интервью в ближайшие дни не будет, а там поглядим, скорее всего дам через недельку.

Жизнь шла своим чередом. Громов занимался лечением и восстанавливал энергию у женщин. Насте остались считанные дни до родов. Журналисты, не смотря на мороз, продолжали атаковать офис Громова и его работниц. Но теперь Андрей решил изменить ситуацию: при открывании дверей "Здравницы" у журналистов непроизвольно опорожнялся кишечник и мочевой пузырь. На морозе в таком виде стоять было совершенно невозможно, и они мгновенно рассосались. Да и в тепле, если честно сказать, находится в испражнениях не совсем комфортно.

Министр Боярский наконец-то соизволил ответить, написал, что готов перечислить требуемую сумму. И получил ответ, что "Здравница" ничего не требует, это он предлагает, а "Здравница соглашается или нет, всё зависит от наплыва людей. Боярский понял, что на вымогательстве Громова не взять и перечислил деньги.

Его приняли практически сразу, уложили в солярий, и он заснул.

Вмазать бы тебе по морде, сукин сын, но ничего не поделать — деньги получены, договор подписан.

Шокированная Евгения впервые видела живое бьющееся сердца, из которого по непонятным причинам не сочилась кровь. Клапан сердца стал выправляться, обвисшие хордальные нити натянулись и сердце закрылось. Боярский встал и благодарно протянул руку.

— Тянешься за пятистами рублями, которые ты предлагал мне за свой патронаж, наглая твоя морда? Так я не брал их, если ты помнишь, и проваливай побыстрее, говнюкам здесь не место.

Журналисты, конечно, боялись за свои задницы, что могут снова опорожниться, но пропустить министра не могли никак. Они накинулись на него, словно стая голодных чаек на всплывшую рыбу, закидывая вопросами. Но министр молча уселся в машину и уехал в аэропорт. Журналисты из этого сделали только один вывод — Громов к их диарее непричастен. И то хорошо.

Андрей сообщил местному телевидению, что интервью не будет, но пресс-релиз он даст. Когда он вошел в помещение, то казалось, что яблоку негде упасть. Он начал:

— Добрый вечер, уважаемы телезрители нашей области. Я Громов Андрей Иванович действительно не имею медицинского образования, но лечу тяжелых больных, для которых медицина уже бессильна. В течение сорока минут в среднем неоперабельный или считавшийся неизлечимым больной становится абсолютно здоровым. Но вы это и так знаете, видите исцеленных людей ежедневно, выходящими из моего офиса, кроме субботы и воскресенья. Да, я не имею медицинского образования, — еще раз повторил он, — но согласно действующего законодательства лицо, не причинившее вреда, уголовной ответственности не подлежит. Работаю с пациентами по договору возмездного оказания услуг и вовремя плачу налоги. Вот совсем недавно вы видели, что ко мне на лечение приезжал министр здравоохранения Российской Федерации господин Боярский. Он перечислил мне на расчетный счет пятьсот миллионов рублей. Вы, естественно, спросите — откуда такая большая сумма? Откуда у него деньги — это не мой вопрос. Но я знаю почему он перечислил эту огромную сумму. Он приезжал ко мне в поселок Сосновку, когда я там жил и наверняка посчитал, что деревенщина ничего не смыслит в договорах и бизнесе. Боярский предложил мне свой патронаж под свои тарифы по пятьсот рублей за пациента, а сам бы брал с них десятки миллионов. Именно так мне кажется, но это не мне утверждать, я лишь высказал свои мысли. Я, конечно, отказался от таковой министерской крыши. Поэтому, на мой взгляд, он и перечислил за лечение огромную сумму, боясь, что я откажусь и не приму его. Но у вас сейчас возникает всего лишь один вопрос, и он в большей степени возникает у врачей. Что я могу вам на это ответить? Современная медицина ещё не доросла до уровня понимания данного вопроса, когда силой внутренней энергии можно расслаивать бескровно ткани и свободно вынимать из организма опухолевые клетки, убивать микробы и вирусы, сращивать кости и другие ткани, не оставляя рубцов и костных мозолей. Это медицина будущего и как в неё попал я — я и сам не знаю. На этом всё, господа, всем удачи и здоровья.

Посыпалась масса вопросов, но Громов заранее предупредил, что это пресс-релиз, а не интервью. Он молча вышел из здания телеканала.

* * *

Приближался Новый Год, и Настя ходила с невероятно большим животом. Андрей любил нежно поглаживать его, называя ласково пузиком. Прислонялся щёчкой и получал от детишек пинок. "То они папочку чувствуют и узнают", — всегда говаривал он.

Сегодня после завтрака Андрей сообщил жене:

— Собирайся, пора ехать в роддом.

— Но вроде бы ничего пока... — неуверенно возразила она.

— Собирайся, — повторил он, — после обеда воды отойдут.

— Как в прошлый раз? — спросила Настя.

— Как в прошлый раз, — повторил Андрей, — тебя отвезем, а сами с мамой твоей по магазинам.

— Да, — согласилась Настя, — слава богу есть теперь с кем детей оставить.

Дарья Филипповна хмыкнула и ушла из кухни.

— Скажи, Андрей, почему мама так Люси не любит?

— Понятно почему — она с детям читает, говорит с ними, играет. Дети уже начали понимать английский, а твоя мама только сморит со стороны и не знает о чём идет речь. Если сказать грубо, то у твоей взрослой мамы забрали детские игрушки, внуков забрали. Её тоже можно понять.

В роддоме все незанятые неотложным делом врачи и медсестры сбежались в приёмный покой. Понятно зачем — посмотреть на Громова. Он сразу же попросил врача в приемном покое:

— Необходимо определить жену в отдельную палату и сопроводить в родовую, у ней сейчас начнут отходить воды, пусть рожает, а мы с её мамой чуть позже заедем. Да и помните — у жены тройня, два мальчика и девочка.

По магазинам ходили молча, но тёща не выдержала и спросила в лоб:

— Андрей, ты спишь с этой Люси?

— Я сплю с женой, Дарья Филипповна.

— Но я же чувствую, — возразила она.

— Чувствуете, как сами пытались меня соблазнить? Не стыдно?

— Не стыдно, а обидно, что дочь слепая, — отпарировала она и замолчала.

Не разговаривали, но купили всё необходимое, у Андрея уже был опыт.

Громов по-прежнему принимал только трех больных за день. Очередей больших не было, потому как запись производилась только за неделю вперед. Но русский народ изобретателен, и пациенты начали подключать айтишников, которые пытались взломать сеть Громова, чтобы внести туда данные необходимого пациента. Но у них ничего не получалось и после многократных попыток они оставили эту затею. Один из них сказал как-то, что может взломать компьютер ФБР, а у Громова стоит какая-то непонятная хрень и взлому на данном этапе не подлежит. Да и он сам непонятен, говорят, что без ножа режет. Но чуть позже айтишники взвыли, все, кто пытался взломать сайт "Здравницы", заполучили неизвестный вирус и жесткий диск у каждого сгорел полностью.

Настю выписали на пятый день, решили подержать чуть дольше. Всё-таки тройня. Мальчиков назвали Александром и Олегом, а девочку Ириной.

Настя чувствовала себя вполне прилично, с тоской глядела на мужа, уходящего на работу, и понимала, что еще не скоро выйдет сама, если вообще выйдет.

А время шло... Удивительная штука, это время. Глядя вперед — ползет медленно, еле тащится. А назад — так и нет его вовсе.

На семейном совете решили не разделять детей, Виктора с Ниной отправить в школу на год позже, то есть все пятеро пойдут в один класс. Андрею пришлось покупать микроавтобус Peugeot Traveller I Long, Пежо путешественник, иначе семья в полном составе в легковушку не входила. Вместительный, 16-местный и недорогой для этого класса, стоил немногим более четырех миллионов.

Первый раз в первый класс!

— Ты знаешь, Настя, я помню, как пошел в школу... Теперь наши деточки пойдут учиться.

Он прочитал стихи:

Школьные годы, учебные дни,

Родители смотрят уроки,

А улица манит, сверкают огни,

И мысли мои — не пороки.

Бегу на коньках по залитому льду,

Бреду в подворотню устало,

И снова лечу в залихватском пылу —

Во сне и такое бывало.

А мама твердит: заниматься пора.

Когда же я взрослым-то стану?

И в школу идти мне придется с утра,

Согласно учебному плану.

Но время несется вперед и вперед,

Взрослеют все дети на свете,

Другие ребята твердят напролет

Об играх, катках и о лете.

А школьные годы, прекрасные дни,

Мы вспоминаем, вздыхая,

Как вешние воды промчались они,

В памяти след оставляя.

— Да-а, как вешние воды промчались они, — со вздохом произнес Андрей.

— Как вешние воды, — повторила Настя, — у меня нет приятных школьных воспоминаний. В райцентр увезли в первый класс, там и оставили в интернате. Какие уж тут воспоминания, кроме слез.

Первый раз в первый класс. Громовы всей семьёй приехали в лицей. Их микроавтобус запустили прямо на территорию. На территорию не впустили на автомобиле даже спонсора, папу одного из учеников. Директор элементарно хотел прогнуться и попасть на прием к Громову. Позже объяснил свои действия тому же спонсору... пришлось: "У вас один сын, а у него пятеро детей одновременно в школу пошли".

Директор не знал и даже не предполагал, что сынок этого местного олигарха затаил злобу на Громовых. Он держал в лицее "шишку", а тут пришлось идти пешком по всей территории, тем более, что отец хотел подвезти его на новеньком Бентли, это не какой-то там микроавтобус.

Петя Казимиров учился в четвертом классе. Младшие школьники обучались в отдельном корпусе, и он сумел подмять под себя таких же богатеньких сыночков. На переменах они всегда "травили" кого-нибудь из учеников и всё им сходило с рук. Папа спонсировал школу, и директор всегда заминал возникающие скандалы.

Петя Казимиров решил заманить или отделить кого-нибудь из Громовых и там уже оторваться на нём. Лучше всего это сделать после обеда. Перед столовкой есть небольшой закуток, куда можно втолкнуть любого школьника и разобраться там с ним.

Его вообще взбесило, когда Громовым выделили в столовой отдельный стол. Петя с трудом дождался окончания обеда. Нина Громова как раз выходила из столовой последней и её легко втолкнули в подсобку. Парни окружили её.

— Ну что, овца, как прописываться в школе будешь? — с издевкой спросил Петя.

— Так если овца, то пусть встает на четвереньки и блеет, — предложил его приятель.

Нина оглядела ребят. Старше её, конечно, но это совсем ничего не значило для неё.

— Языком каждый болтать горазд, — бросила она, — может быть, на кулаках поговорим, поспорим?

Такого ответа Петя явно не ожидал, девочка сама нарывалась, и он довольно произнес сквозь зубы:

— Ну держись, овца...

Нина сжала кулачки и заметила, как Петины друзья напряглись с интересом. Она прокричала резко: "И-й-я-я-я!" и несколько раз махнула ногой выше головы с поворотом, никого не задев.

Оторопевший Петя опустил руки и послышался продолжительный "гудок" его попы, сразу противно запахло.

— О-о-о! — усмехнулась Нина, — да ты никак обосрался со страху, Петенька. Теперь ты не Петенька, а настоящий говнюк! Фу-у-у, — она сморщила носик и ушла из подсобки.

Ребята выскочили вслед за ней, кто-то бросил язвительно: "Говвнююк!".

Петя, естественно, стал звонить отцу и тот сразу примчался.

— Папа, — заверещал Петя, — Нинка Громова мне руку вывернула, и я от боли обкакался.

Его приятели слышали разговор и один, не выдержав, крикнул:

— Врет всё ваш Петька, врет, никто ему руку не выворачивал, мы все видели. Он хотел Громову на четвереньки перед собой поставить, чтобы она блеяла, как овца. А она предложила ему подраться на кулаках, пальцем даже не тронула, он сам обгадился со страху, не привык, чтобы ему перечили. Врун и срун ваш Петька!

— Это правда, Петр? — спросил отец.

— Па-а-па-а, — заревел Петька и более ничего не сказал.

Больше Громовых в школе никто не трогал.

* * *

Время шло, бежало галопом, если оглянуться назад, тащилось кое-как, если смотреть вперед. Но одиннадцать лет пролетели птицей, оставляя в памяти определенные воспоминания.