Прорицатель

Проверка обернулась совсем другой стороной — в отношении врачей возбудили уголовное дело о хищении морфина в особо крупных размерах.

Настя после отъезда Миловановой спросила мужа:

— Ты обманул прокуратуру, зачем? Я понимаю, что тебе не сложно отправить посыл и Кочеткова станет говорить, что надо, как и другие сельчане. Но тебе это зачем?

— Здесь несколько причин, Настенька. Во-первых, врачи должны быть наказаны за свою халатность, за свою черствость и неоказание помощи тяжело больному человеку. Ольга пешком ходила к ним за морфином и чем всё закончилось, ты знаешь. А если бы не я, то Кочеткова так бы и загибалась от сильнейших болей, это справедливо? Во-вторых, расскажи я всё как есть и что было бы? Куча журналистов на каждом столбе и в каждой подворотне. Как же — прорицатель излечивает неизлечимых, профессора и академики в заднице, грубо говоря.

— Так они и так в заднице, тут и рассуждать нечего, — объявила Настя.

— А потом мне бы настойчиво предложили обследоваться, замотали бы экспериментами и разными опытами. Я им кролик что ли подопытный? Уголовное дело наверняка бы возбудили липовое, врачи уже сейчас написали в заявлении, что я Кочеткову подменил. Видимо, убил старую, настоящую и заменил похожей. Мне это надо?

— Я поняла, Андрюша, нет правды на свете. Кто должен лечить — не лечит, а кто лечит — не имеет права, — горестно произнесла Настя. — Всем хочется знать, как ты это делаешь? Расскажешь?

Андрей то ли улыбнулся, то ли усмехнулся, но вздохнул и ответил:

— Я правда не знаю, Настя. Был такой всемирно известный предсказатель Вольф Мессинг. Он не только с народом, он с Гитлером беседовал, со Сталиным, он всегда говорил, что очень хочет знать откуда и как он узнает о предстоящих событиях. Как видит прошлое и будущее? Берия в беседе с ним предложил: "Если вы такой всемогущий, то выйдите из нашего здания и зайдите вновь без каких-либо пропусков". Мессинг вышел и зашел, а охрана утверждала, что никого не было. Это факты, Настя, а как он это делал, Мессинг и сам не знал. Берия хотел его расстрелять, такой человек мог натворить разных дел, но Сталин не позволил, он верил Мессингу. А мне кто поверит? Может быть, кто-то и поверит. Так что я, Настенька, тихим сапом, образно говоря, действовать стану. Люди все равно теперь ко мне поедут и пойдут, им до политики или экономики дела нет, — он вздохнул. — Жил спокойно и дальше бы жил, но отказать в помощи больной Кочетковой я не мог, не имел морального права. Да и мораль сейчас уже не та стала. Ладно, не будем об этом.

* * *

Прокурор области рассматривал жалобу врачей ЦРБ из Сибирска. Они жаловались на Громова и на местную прокуратуру в том числе. Он якобы занимался незаконным врачеванием, а прокуратура возбудила против врачей уголовное дела за хищение наркотиков, которые они выписывали больной Кочетковой.

Проверка заявления врачей проведена местной прокуратурой тщательно, опрошенные жители Сосновки все в один голос утверждают, что Кочеткова никогда не болела и в райцентр не ездила, а это означает, что на приеме у врачей она не была. А у врачей был мотив — наркотики.

Но прокурор области неплохо знал самого Громова ещё по его жительству в областном центре. Он всегда занимался лечением больных и его здесь никто не трогал, проверок не было.

В области понимали, что незаконное врачевание — это надуманная статья. Но есть статья 235 УК РФ, которая гласит: "Осуществление медицинской деятельности или фармацевтической деятельности лицом, не имеющим лицензии на данный вид деятельности, при условии, что такая лицензия обязательна, если это повлекло по неосторожности причинение вреда здоровью человека".

Никому Громов вреда не причинял, а уехал из города потому, что больные его достали. Массово шли к нему и даже угрожали, если он не брался лечить кого-либо. Но как вылечить сотни и тысячи людей, идущих ежедневно? Вот он и уехал в деревню, понимая, что и там достанут. Но позже и не в таком количестве. А в Сибирском районе вот какая петрушка оказалась...

Генерал Яковлев Петр Андреевич раздумывал и решился на звонок в Сибирск.

— Коротков Юрий Сергеевич?

— Да, товарищ генерал, узнаю вас по голосу. Здравия желаю.

— Здравствуй, Юрий Сергеевич, что там у вас за петрушка с врачами и Громовым?

— Нами проведена доследственная проверка по заявлению врачей ЦРБ (центральная районная больница), в ходе проверки установлено...

— Я в курсе, — перебил полковника генерал, — ты мне вот что скажи: веришь, что Громов лечит, а врачи похитили морфин?

— О врачевании Громова данных нет, а хищение наркотиков уже доказано, — ответил прокурор района.

— Вам на месте виднее, — не стал спорить генерал, — но кое-что подскажу по секрету. По секрету, — подчеркнул он. — Громов давно занимается исцелением неизлечимых больных. Никто не знает как и каким способом, но занимается. И у нас в городе его никто не трогал и не проверял. Он вроде бы формально подпадает под статью 235 УК РФ, но вреда здоровью ещё никому не причинил. К нему министры ездили и люди из аппарата Президента. Хочешь с ними пободаться — рискни. Громов правильный гражданин и лучше взять его под защиту от врачей клеветников. Это тебе совет, а не приказ, Коротков.

В трубке раздались короткие гудки, а обалдевший прокурор района всё ещё держал её возле уха. Вот так Громов...

А в Сосновке развивались свои события. Сельчане повалили к Громову со своими проблемами. Кто-то действительно был немного болен, кто-то решил просто провериться, а кто-то элементарно пообщаться с прорицателем. Но калитка ворот всегда заперта, на стук никто не реагировал, а Емельяновы отвечали просто: "Громов оказывает помощь только неизлечимым, то есть тем, кого врачи вылечить не в состоянии. А если ничего серьёзного нет, то и время отнимать у прорицателя нечего, обращайтесь в районную больничку".

Вряд ли такой ответ устраивал сельчан, но делать нечего, потоптались у ворот, погутарили и расходились по своим домам. Но каждый для себя решил, что прорицатель правильно поступает — нечего тратить силы по пустякам.

Андрей присел в плетёную кресло-качалку на веранде. Прелестное летнее время, тень, легкий ветерок, уносящий духоту. Рядом присела Настя.

— Ты что-то хмурый сегодня, Андрей? Это из-за сельчан? Конечно, они обнаглели со своими прихотями. Помог Кочетковой и теперь должен каждого осмотреть?

— Нет, Настенька, будет тяжелый случай — помогу, естественно, а пока не о чем разговаривать. Нет, — повторил он, — я задумался не об этом. Ты помнишь, к нам приезжал Конюхов, этот владелец нефтебизнеса и других пароходов, — усмехнулся Громов.

— Был такой и что?

— Его потом арестовали, посадили и опустили.

— Куда опустили? — не поняла Настя.

— Есть определенные категории людей, которых на зоне не уважают зэки, таких опускают, называют потом опущенными, дырявыми или петухами. Это низшая каста, их используют вместо женщин.

— Это... ничего себе, — удивилась Настя, — и что ты его вспомнил?

— Да просто так, жил человек, богател и сел потом, просто вспомнилось.

Вспомнилось Андрею, конечно, не просто так. Конь, как все теперь звали Конюхова, вынашивал внутри злобную месть. Ранее властный человек оказался совершенно бесправным, любой мог его пнуть без какой-либо ответки.

Конь вызвал адвоката и, естественно, не сообщил ему, что остался совершенно нищим. Пока адвокат оставался в неведении, Конь мог общаться с ним свысока. Опущенного это очень вдохновляло.

— Передай начальнику моей охраны, чтобы он немедленно уничтожил Громова из Сосновки. В деревню не надо ехать, лучше встретить его по дороге в Сибирск, он раза два на неделе точно в райцентр ездит. За его голову плачу миллион, пусть сфотают труп, а ты мне покажешь потом. Зарежут, застрелят, удавят — мне всё равно, лишь бы сдох побыстрее. Всё, ступай, если завалят в течение недели, до даю два миллиона сразу, как только фотки покажешь.

Андрей всё это знал и настроение его не улучшалось, естественно. Люди сами выбирают свою судьбу, подумал он, не всегда, но выбирают.

Двое охранников с автоматами мчались на машине к развилке дорог. Решили поджидать там, где отворот на Сосновку. Внезапно лопнуло переднее колесо и автомобиль слетел в кювет на полной скорости, уткнувшись в сосну. От сильнейшего удара верхушка её отломилась и упала на крышу машины, вмяв её в салон, а двигатель оказался у задних сидений. Машина вспыхнула и чуть позднее взорвалась. Когда прибыла пожарная машина, тушить уже было практически нечего, догорал лишь обломок сосны на крыше покорёженного автомобиля. Два обгоревших трупа и автоматы доставали после разрезов металла гидравлическими ножницами.

Адвоката в колонию не пропустили. Объяснили кратко: "Осужденный Конюхов скоропостижно скончался от сердечного приступа и будет похоронен в безымянной могиле. Родственники могут получить справку о смерти".

В безымянной могиле, подумал адвокат, видимо, не от сердечного приступа скончался покойный, потому и прячут тюремщики концы в воду, вернее в землю. Таких не эксгумируют и повторного вскрытия не проводят без серьёзных оснований. Всё шито-крыто.

Через третьих лиц узнал адвокат, что Конюхов сидел в положении петуха и более своим бывшим подзащитным не интересовался. Даже сыну в Англию сообщать о смерти отца не стал: его об этом никто не уполномочивал.

Коротков, прокурор Сибирского района, никак не мог забыть звонок из области. Он долго размышлял и пришел к выводу, что всё-таки Громов вылечил Кочеткову. Нет фактов, но он вылечил её.

Уехал из города, чтобы забыли о нем пациенты, но как такого забыть?! Умирающая соседка и он решился на лечение. Значит, у него доброе сердце.

А врачи? Что врачи? Они оказались профессионально импотентными и кляузниками. Не захотели признать факт излечения и заявили о подмене. Но в городе же врачи не лезли к Громову. А может быть, и лезли, да власти не давали разрастись скандалу.

Данную ситуацию необходимо использовать в благих целях и взять всё под личный контроль. Пусть Громов занимается лечением, а врачей приструнить. Но он ведь станет брать деньги и как быть с этим? С этим пусть сам разбирается. Коротков решил посетить Громова и на месте определиться.

Автомобиль въехал в Сосновку. Ничего необычного: умирающее село зияло оконными проёмами в брошенных домах, которых оказывалось большинство.

Деревня, милая деревня,

Забытый край земли родной,

Твои иссохшие коренья

Позвали путника домой.

И он пришел, надежды полон,

Построить новые дома,

Но быт деревни слишком солон,

В глуши находится она.

Течет река в свою обитель,

Пустым окном глядит изба,

Давно покинул ее житель,

Такая ей дана судьба.

Присел наш путник на крылечке,

Окинул взором старый двор,

Деревня в брошенном местечке

Фортуне шлет немой укор.

Когда-то трактор и комбайны,

Машин урчащих хоровод,

Такие снились ей дизайны

Среди заброшенных дорог.

Пустым окном изба тоскует,

А старый флюгер все звенит,

И с ветром радостно воркует,

Что перемены всем сулит.

Будут ли здесь перемены, сложно сказать... Старший советник юстиции, а по-простому полковник, не знал где находится дом Громова, но определился сразу же верно. Кто-то скажет, что теремок выглядел белой вороной на фоне серых домишек, а кто-то подумает о настоящей красоте древнего зодчества. Коротков посчитал просто: супер!

Он позвонил в домофон и почти сразу прозвучал ответ: "Входите". Громов встретил его на веранде, познакомились, присели.

— Начну без прелюдий, Андрей Иванович, я ознакомился с некоторыми материалами, поговорил с людьми и однозначно понял, что вы можете лечить сложные случаи разных заболеваний. Если вы пожелаете этим заниматься, то никто вам мешать не станет. Врачей мы одёрнем в случаях возникновения вопросов, правоохранителям разъясним тему, так что можете жить и работать спокойно.

— Может быть, квасу, чайный гриб имеется или просто чай? Спиртное не предлагаю — вы за рулём.

— Благодарю, — отказался прокурор.

— В городе меня ежедневно осаждали многие сотни больных людей. Как объяснить страждущему, что один человек не может вылечить всех? Как объяснить умирающему, что ты не в силах его принять? Я уехал из города, но не смог отказать в жизни односельчанке. Врачи развели пасквили... что делать?

— Что делать? — повторил прокурор, — можно созвать совещание с руководством мэрии, полиции, Следственного комитета, больницы.

— И что, доказывать, что я не верблюд? — усмехнулся Громов. — Нет уж, спасибо, вы сами там разбирайтесь между собой, а меня увольте. Работы у меня и без медицины много: садить, полоть, копать, собирать ягоды, грибы, охотиться, детей растить и так далее. Врачи специально обучались. Вот и пусть теперь отдают свои знания людям, а меня увольте, — повторил он.

— Но как же так, — огорчился прокурор, — вы же можете помочь многим людям! Разве есть что-то дороже здоровья!?

— Нет уж, увольте, — ещё раз высказался Громов и встал, давая понять, что аудиенция закончена.

Это ничего, подумал Коротков, всё равно Громов кого-нибудь вылечит, а врачи снова наедут. Эти себя унизить не дадут. Вот тут и я вмешаюсь.

После ухода прокурора Андрей задумался. Не так прост оказывается этот фрукт. Он не сказал главного, зачем приходил: о желании патронажа моей практики исцеления. Хитрец...

* * *

Лето! Лучшая пора на всём белом свете, не смотря на жару, духоту или ливни.

Лето изумрудится в деревьях,

На березах, соснах, тополях,

На лучисто-солнечных сплетеньях

Зависает жаром на полях.

Расстелилось светом над отчизной,

Под высоким небом голубым,

Тучкою брыкается капризной,

Дождиком балуется грибным.

Утро, напоенное росою,

Засверкает в капельках воды,

И природа радостной слезою

Заблестит от сказочной мечты.

Отклубится вечером закатом,

Отпылит дорогой на ветру,

Ночью освежится ароматом,

Бодростью вспорхнувши поутру.

Лето воплотилось жаждой жизни

В травах и кустарниках, лесах,

Муравьи, козявки, даже слизни

В собственных блуждают чудесах.

Лето — непременно царь природы

Среди прочих жизненных времен,

Теплотою веет от погоды

Когда мир грозою озарен.

Емельянов уже скосил траву, в этот раз ему помощь не требовалась, не литовкой махать. Нацепил навесную косилку на трактор и скосил поле зараз. А вот собирать высохшую траву в копны и перевозить её в собственный огород он попросил помочь родственников. Жена и зять сгребали сено, укладывали на прицепную тележку, Емельянов отвозил, оставляя сено в огороде. Цеплял к копне на тележке фиксированный трос и отъезжал. Трос сбрасывал всю копну на землю сразу. За день перевезли в огород всё сено с лугов. Теперь оставалось переместить его под навес на хлеву.

Так специально строили крестьяне типа сарая, открытого с одной стороны над хлевом. Помещенное в него сено не давало промерзать потолочному перекрытию, и корова находилась в тепле.