Ан - Прода

  11. Биологичка.

  Следующий день, условное 22 мая.

  — Это же издевательство какое-то! — пожаловалась жена адвоката Бланка, — Нам с Лёвой от этого камышового хлеба бывает не очень хорошо, а нашим Изе и Сонечке таки совсем нехорошо! А вы ещё говорите об уменьшении добавок в эту пародию на муку! Как так можно с людьми? Я таки понимаю, что положение трудное, и мы ведь таки не просим никакой кошерной пищи, но ведь вы же перетравите нас всех таким хлебом!

  — Всё понимаю, но что я могу с этим поделать, Раиса Моисеевна? — ответила ей Никифорова, — Да, для имеющих проблемы с желудком камышовый хлеб тяжёл, и об этом я предупреждала с самого начала. А запас круп и даже макарон ограничен, и если добавки не уменьшать, надолго ведь его не хватит. Переход на чисто камышовый хлеб неизбежен в любом случае, но какой для вас же лучше — постепенный или резкий? Да, я понимаю, не всем привыкнуть легко, но тут могу посоветовать только одно — есть меньше камышовых лепёшек и больше всего остального. Благо, уж рыбы-то, спасибо Григорьичу с бригадой, хватает на всех. А корни лопуха — вполне годная замена картошке. В них нет и примесей, как в камышовых корнях — главное, не смотрите на их внешний вид, а просто ешьте.

  — Да уж с "лопухошкой" этой я смирилась, Клавдия Семёновна! Без очков я её ем и разницы не вижу. Хотя могли бы и топинамбур этот сорняковый в дело пустить.

  — Ближе к осени — обязательно. А сейчас он и клубней ещё не дал, и просто его мало. А надо, чтобы рос на каждом пустыре, да побольше. Картошки нам и на следующий год ещё не хватит, и чем больше в этом году вырастет этого сорняка, тем лучше. Поэтому, насколько хватит лопухов, будем пока налегать на них.

  — Ну, "лопухошка", так "лопухошка", она хотя бы съедобна. Но "камышница" — это таки зло! Это же где такое видано? Хлеборобная страна, хлеборобная область, все эти пшеничные поля аж до самого горизонта, как в тех прошлогодних новостях об очередном урожае зерновых, который так красочно описывала Луиза Шубина — и таки где всё это?

  — Не сыпьте мне соль на рану, Раиса Моисеевна. Я и сама от "камышницы" не в восторге и с ностальгией вспоминаю эти передачи, но где эти бескрайние пшеничные поля области, эти зернохранилища города, эта Луиза Шубина, а где мы с вами?

  — Если бы не моё воспитание, Клавдия Семёновна, я бы ответила таки в рифму. А что до этой муки из "камышницы", я на неё таки даже смотреть предпочитаю тоже без очков. В очках она выглядит так, будто мы таки не первыми её кушаем, а первыми её уже покушали мыши, и мы будем кушать её уже вторыми, после них. У нас, конечно, и крупа тоже после них, но в ней таки есть что перебирать, а в этом — оно всё такое. Но ладно вид, очки я таки могу и снять, чтобы не видеть этого ужаса, но как обмануть желудок, когда он у нас таки тоже протестует? И сколько этот ужас будет продолжаться?

  — Ближе к осени мы сможем набрать дубовых желудей, а от дубильных веществ их можно и промыть, и тогда они вполне съедобны. Но сейчас, весной и в начале лета, нам их взять негде. А нормальной пшеницы нам не будет ещё хватать и на следующий год, так что не хочу вас расстраивать, Раиса Моисеевна, но мука из "камышницы" — это надолго. И этот год, и следующий точно. А в этом году ещё и трудный период чистой "камышницы" нам всем придётся пережить, когда уже кончатся все крупы и ещё не подоспеют жёлуди.

  — Ужас! — простонала адвокатша, — Ладно мы с Лёвой, мы таки — люди взрослые, но дети! Им-то за что такое испытание?

  Как биологичка, Никифорова могла бы объяснить ей, за что. А ты не рождайся со слабым желудком сама, а если угораздило, так и мужа выбирай себе поосмотрительнее. Куда ты его с таким желудком выбирала, когда у самой он такой же? И чего вашим детям было от вас наследовать по обеим вашим линиям? Ладно ещё сами гуманитарии, но разве не из вашего же еврейского кагала и большая часть медицинской профессуры? Не говорят о наследственности всех изученных болезней открыто и для всех, но и биологи это знают, и медики — им это всем полагается знать просто по выбранной ими специальности. Ну так и какого же хрена не просветились вовремя даже у своих специалистов? Не знали, что ли, что не просто так здоровье у большинства детей давно уже доброго слова не стоит? А по чьей милости об этом открыто и всем говорить нельзя? По вашей же! Только заикнись на эту тему перед учениками, которых и надо бы просвещать об этом в первую очередь — тут же от таких, как вы, и обвинение в пропаганде фашизма схлопочешь. Национализм, в том числе и зоологический — это можно, тут правосеки соврать не дадут, а вот евгенику, никак с национализмом не связанную — боже упаси, если неприятностей на свою голову нажить себе не хочешь. Один раз попробовала — спасибо директору, отстоял тогда от увольнения, но сам же потом и предупредил, что во второй раз — уже не отстоит. Так и кто вам виноват теперь в болезненности ваших же собственных детей?

  На медицину эту современную надеялись? А вам по карману асе эти последние достижения этой современной медицины? Да и бесплатная массовая — а она-то за чей счёт финансируется? Те налоги, которые с больных на неё берутся, на них же и тратятся, и ещё со здоровых туда же, на которых тратится мизер. А то, что с каждым поколением больных всё больше, а здоровых всё меньше, ни на какие мысли не наводит? За чей счёт ваши дети и внуки болеть собираются? Рано или поздно рухнула бы вся эта система и в том прежнем мире, а в этом — где она теперь, эта медицина? Там же, где и все эти магазины диетических продуктов, булочные, хлебозаводы и зернохранилища. В том ведь прежнем мире всё это и осталось. В этом — долго ещё те ваши прежние беспечность и безответственность аукаться будут. Для кого-то — и с летальным исходом, а для кого-то — с таким, что и сам летальный предпочёл бы, если бы на выбор кто-то предложил. И детишкам больным каково теперь и брачных партнёров будет себе подыскивать, когда вырастут? А теперь ведь, когда нет и не будет больше той медицины, многие о врождённом и наследственном здоровье подумают при выборе брачного партнёра. И надо бы выяснить как-нибудь поаккуратнее, что об этом думают Семеренко с его полицейской верхушкой. Политкорректность эта западная может ведь большим боком всему анклаву выйти, если продолжать в неё играть.

  Но играть в неё или не играть официально — это от верхушки зависит, а вестись на такую игру или сложить фигу хотя бы в кармане — это уже в руках каждого отдельного человека. И кажется, кое-кто уже начал призадумываться в этом направлении. Та молодая полицейская младшая сержантша, Люсей её звать, кажется, слишком уж явного интереса к Олегу Гаврилюку не демонстрирует, но по мелочам — заметно. И место за столиком заняла так, чтобы в поле его зрения находиться, и лепёшек этих "камышничных" взяла побольше других, и ест их спокойно, как и "лопухошку", и на избыток мелких косточек в рыбе даже не думает жаловаться. Или думать-то думает, но вида не подаёт? Напарница-то её заметно кривится, а лепёшку только одну и взяла, Люся же и шутит по поводу такой еды весело, и лепёшку вторую уже доедает, наглядно демонстрируя и свою неприхотливость, и крепкий желудок для понимающих. Олег Гаврилюк и Костя Прохоров — и замечают, и обсуждают что-то между собой. Оба — из того самого класса, который Никифорова пыталась научить думать и о наследственности. И кажется, им обоим — в коня корм пошёл. Света, подружка Кости — одна из самых здоровых в своём классе, да и Олег ещё до мобилизации отказался от болезненной подружки, и похоже, что эта Люся об этом уже в курсе.

  Чем ему не приглянулась эта Галя Кириллина, которая и сейчас поглядывает на них недовольно, Никифорова не знала, поскольку та училась не в этой школе, а в элитной гуманитарной гимназии, но видимо, усмотрел какие-то недостатки. Но видно, что эмоции она сдерживает с трудом, и не только по поводу невнимания к ней Олега. И от косточек в рыбе кривится, то и дело какую-то пропуская и выплёвывая раздражённо, а разок, уколов нёбо, и выругалась вслух. Да и лепёшку "камышничную" только одну взяла и ест её тоже с плохо скрываемым отвращением, бормоча что-то себе под нос, едва ли приличное. И уж за это её Олег забраковал или за что-то ещё, а только и Сергея, своего собственного сына, Никифорова постаралась бы отговорить от выбора такой невесты.

  И вообще-то этим многочисленным мелким косточкам в речной рыбе мало кто рад, конечно. Хоть и крупная, поскольку мелкую выпускают, и кости в ней под стать всей тушке, всё равно утомительно — не столько ешь её, сколько от косточек этих её очищаешь. Утром многие обрадовались, увидев добытого рыбаками здоровеннейшего сома, которого хватило бы на всех, поскольку мясо сома — практически бескостное. Потом разочарованно ворчали, когда Семеренко распорядился в коптильню его направить для заготовки впрок. А чтобы уменьшить недовольство, напомнил старые байки о гигантских сомах-людоедах, которыми самые истеричные из баб сразу же впечатлились, и есть сомятину им сразу же расхотелось, а тема визга сменилась на категоричные требования повылавливать из реки всех этих страшных сомов — там же дети купаются! На мелкого-то ребёнка и вот этот сом уже вполне напасть смог бы, судя по размерам, а кто их знает, до какого размера вообще они могут дорастать? Что, если и в самом деле до всех пяти метров? Это же целая акула!

  Верить этим байкам или нет, Никифорова не знала и сама. Самый крупный сом из пойманных и измеренных достоверно был больше трёх метров, но это в девятнадцатом уже веке с его уже многочисленным населением и соответствующим рыболовством, когда мало какая речная рыба могла уже дожить и дорасти до своих предельных размеров. Этот трёхметровый рекордсмен весил триста с небольшим кило, а вот насколько заслуживают доверия давние сообщения о чуть ли не восьмисоткилограммовых сомах, которые как раз и должны быть по расчётам пятиметровой длины? Современный нильский крокодил тоже при длине в пять с половиной метров уже в числе рекордсменов, но раскопаны и костяки древних — уже исторических, а не динозавровых времён — десятиметровой длины. Так что и пятиметровых сомов отметать с порога, пожалуй, не следует. Местность здешняя сейчас рыбаками не изобилует, а значит, и сомам ничто не мешает расти до предельной длины.

  И в принципе — да, сому длиной от четырёх до пяти метров и взрослый пловец уже пригоден на обед, и не зря Григорьич поддержал майора, хоть и едва ли уверен сам в существовании таких сомов. Во-первых, лучше перебздеть, чем недобздеть. Во-вторых, в запас на зиму лучше такую рыбу коптить, которую и есть потом будет удобнее. А байки про сомов-людоедов сейчас именно этому и способствуют, поскольку и есть этим особо впечатлительным эту сомятину сейчас не хочется, и на скорейшем истреблении крупных сомов взбаламученная общественность будет теперь настаивать. А в-третьих, именно это как раз и нужно. И запас на зиму, и избавление от конкурентов, поедающих промысловую рыбу. Чем меньше её сожрут крупные сомы, тем больше её останется для людей и до тех размеров дорастёт, которые и чистить удобнее, и разделывать, и готовить, и есть. Рыба-то чем крупнее сама, тем крупнее в ней и все её кости. Легче обнаружить, легче и извлечь эту кость вовремя, не уколовшись ей уже при еде. А для костлявой речной рыбы это особенно актуально. Да и самому Григорьичу, хоть и труднее эту крупную рыбу из воды вытащить физически, зато какое моральное удовлетворение для заядлого рыбака! Ведь рыба теперь попадается хоть и знакомых видов, но просто немыслимых ранее размеров, и теперь он в воду обратно отпускает как мелюзгу такую, которой раньше хвастался как рекордной! Уж кто реально счастлив в их нынешнем положении, так это он.

  А чтобы рыба такая подольше не кончалась, замена выловленной нужна, а для этого и новая должна до этих же размеров успевать дорасти. Для того Григорьич мелкую и отпускает, чтобы росла и нагуливала настоящий достойный размер. Но то Григорьич со своей бригадой такой сознательный, а щуки с сомами хищники и ведут себя хищнически, абсолютно не думая своими рыбьими мозгами ни о каком светлом будущем. Жрут любую рыбу, какая попадётся и посильной окажется — и мелкую, и среднюю, и сколько её до того настоящего размера дорастёт, чтобы Григорьич её для их анклава выловил? Бывают ли на свете щуки пятиметровыми, Никифорова сильно сомневалась. Достоверно измеренные до двух метров не дотягивают, хотя и близки к ним. Ну, допустим, на три метра с небольшим старушка какая-нибудь и вымахает, а больше-то — вряд ли, если по аналогии с сомами, для которых допускаем пять, поскольку достоверны превышающие три. Но вылавливать их не только таких надо, конечно, а всех от полуметра и больше, поскольку чем меньше будет в низовьях Днепра крупных щук и сомов, тем больше останется для их анклава нормальной речной рыбы радующих Григорьича размеров. И конечно, уж всяко не будет в обиде на её радующие Григорьича размеры и весь остальной их анклав.

  Сазан, этот дикий предок окультуренного прудового карпа, и современный ещё попадается вполне достойных размеров. Больше метра — редко, но это в том мире редко, а в этом Григорьич уже не одного такого выловил, и мельче полуметра он вообще отпускает в реку обратно — дорастать. И по его мнению вполне реально могут и полутораметровые в Днепре быть, просто пока ещё не попались. Да что сазан! Тут и плотва больше полуметра не так уж и редка, которая в прежнем мире в ладонь величиной уже достойной считалась. А теперь бригада Григорьича её мельче полутора ладоней не берёт, а отпускает дорастать. Но кто совсем уж в шок вгоняет, так это караси почти такого же размера. В прежнем мире такого карпа в пруду поди ещё поймай, живой легендой станешь, а тут — карась, да не тот, который белый и покрупнее жёлтого, тот-то дальневосточный, и не может его быть в этом нынешнем Днепре, а вот именно, что жёлтый, исконно местный. Половинного размера от этого рыбаки не иначе, как "кабаном" называли, и улов, в котором была хотя бы парочка таких "кабанов", бывал предметом особой гордости. А как тогда вот такого называть? Так теперь бригада всех карасей "не кабаньего" размера дорастать отпускает, а гордится — вот такими "сверхкабанами". А уж как радуются им в столовой!

  Так-то карась — одна из самых костлявых речных рыб. Он вкусен, тут уж отдай ему должное и не греши, но косточки эти, мелкие и многочисленные, всё удовольствие от него отравят, если только ты не упёртый фанат речной рыбалки и поедания своего улова. Но вот такой карась-гигант — это же совсем другое дело! У него и косточки эти вытащить легко, не пропустив ни одной. И вкусом его наслаждаешься, и от косточек его особо-то и не страдаешь. Вот бы все они такие были! Так для этого-то и настроен теперь Григорьич всем крупным щукам и сомам беспощадную войну на истребление объявить. И бригада с ним в этом согласна полностью, для чего и подготавливает общественное мнение. Для неё как для биолога хитрость их на поверхности лежит, но и резон ведь понятен.