Ан - Прода

  11. Биологичка.

  Следующий день, условное 22 мая.

  — Это же издевательство какое-то! — пожаловалась жена адвоката Бланка, — Нам с Лёвой от этого камышового хлеба бывает не очень хорошо, а нашим Изе и Сонечке таки совсем нехорошо! А вы ещё говорите об уменьшении добавок в эту пародию на муку! Как так можно с людьми? Я таки понимаю, что положение трудное, и мы ведь таки не просим никакой кошерной пищи, но ведь вы же перетравите нас всех таким хлебом!

  — Всё понимаю, но что я могу с этим поделать, Раиса Моисеевна? — ответила ей Никифорова, — Да, для имеющих проблемы с желудком камышовый хлеб тяжёл, и об этом я предупреждала с самого начала. А запас круп и даже макарон ограничен, и если добавки не уменьшать, надолго ведь его не хватит. Переход на чисто камышовый хлеб неизбежен в любом случае, но какой для вас же лучше — постепенный или резкий? Да, я понимаю, не всем привыкнуть легко, но тут могу посоветовать только одно — есть меньше камышовых лепёшек и больше всего остального. Благо, уж рыбы-то, спасибо Григорьичу с бригадой, хватает на всех. А корни лопуха — вполне годная замена картошке. В них нет и примесей, как в камышовых корнях — главное, не смотрите на их внешний вид, а просто ешьте.

  — Да уж с "лопухошкой" этой я смирилась, Клавдия Семёновна! Без очков я её ем и разницы не вижу. Хотя могли бы и топинамбур этот сорняковый в дело пустить.

  — Ближе к осени — обязательно. А сейчас он и клубней ещё не дал, и просто его мало. А надо, чтобы рос на каждом пустыре, да побольше. Картошки нам и на следующий год ещё не хватит, и чем больше в этом году вырастет этого сорняка, тем лучше. Поэтому, насколько хватит лопухов, будем пока налегать на них.

  — Ну, "лопухошка", так "лопухошка", она хотя бы съедобна. Но "камышница" — это таки зло! Это же где такое видано? Хлеборобная страна, хлеборобная область, все эти пшеничные поля аж до самого горизонта, как в тех прошлогодних новостях об очередном урожае зерновых, который так красочно описывала Луиза Шубина — и таки где всё это?

  — Не сыпьте мне соль на рану, Раиса Моисеевна. Я и сама от "камышницы" не в восторге и с ностальгией вспоминаю эти передачи, но где эти бескрайние пшеничные поля области, эти зернохранилища города, эта Луиза Шубина, а где мы с вами?

  — Если бы не моё воспитание, Клавдия Семёновна, я бы ответила таки в рифму. А что до этой муки из "камышницы", я на неё таки даже смотреть предпочитаю тоже без очков. В очках она выглядит так, будто мы таки не первыми её кушаем, а первыми её уже покушали мыши, и мы будем кушать её уже вторыми, после них. У нас, конечно, и крупа тоже после них, но в ней таки есть что перебирать, а в этом — оно всё такое. Но ладно вид, очки я таки могу и снять, чтобы не видеть этого ужаса, но как обмануть желудок, когда он у нас таки тоже протестует? И сколько этот ужас будет продолжаться?

  — Ближе к осени мы сможем набрать дубовых желудей, а от дубильных веществ их можно и промыть, и тогда они вполне съедобны. Но сейчас, весной и в начале лета, нам их взять негде. А нормальной пшеницы нам не будет ещё хватать и на следующий год, так что не хочу вас расстраивать, Раиса Моисеевна, но мука из "камышницы" — это надолго. И этот год, и следующий точно. А в этом году ещё и трудный период чистой "камышницы" нам всем придётся пережить, когда уже кончатся все крупы и ещё не подоспеют жёлуди.

  — Ужас! — простонала адвокатша, — Ладно мы с Лёвой, мы таки — люди взрослые, но дети! Им-то за что такое испытание?

  Как биологичка, Никифорова могла бы объяснить ей, за что. А ты не рождайся со слабым желудком сама, а если угораздило, так и мужа выбирай себе поосмотрительнее. Куда ты его с таким желудком выбирала, когда у самой он такой же? И чего вашим детям было от вас наследовать по обеим вашим линиям? Ладно ещё сами гуманитарии, но разве не из вашего же еврейского кагала и большая часть медицинской профессуры? Не говорят о наследственности всех изученных болезней открыто и для всех, но и биологи это знают, и медики — им это всем полагается знать просто по выбранной ими специальности. Ну так и какого же хрена не просветились вовремя даже у своих специалистов? Не знали, что ли, что не просто так здоровье у большинства детей давно уже доброго слова не стоит? А по чьей милости об этом открыто и всем говорить нельзя? По вашей же! Только заикнись на эту тему перед учениками, которых и надо бы просвещать об этом в первую очередь — тут же от таких, как вы, и обвинение в пропаганде фашизма схлопочешь. Национализм, в том числе и зоологический — это можно, тут правосеки соврать не дадут, а вот евгенику, никак с национализмом не связанную — боже упаси, если неприятностей на свою голову нажить себе не хочешь. Один раз попробовала — спасибо директору, отстоял тогда от увольнения, но сам же потом и предупредил, что во второй раз — уже не отстоит. Так и кто вам виноват теперь в болезненности ваших же собственных детей?

  На медицину эту современную надеялись? А вам по карману асе эти последние достижения этой современной медицины? Да и бесплатная массовая — а она-то за чей счёт финансируется? Те налоги, которые с больных на неё берутся, на них же и тратятся, и ещё со здоровых туда же, на которых тратится мизер. А то, что с каждым поколением больных всё больше, а здоровых всё меньше, ни на какие мысли не наводит? За чей счёт ваши дети и внуки болеть собираются? Рано или поздно рухнула бы вся эта система и в том прежнем мире, а в этом — где она теперь, эта медицина? Там же, где и все эти магазины диетических продуктов, булочные, хлебозаводы и зернохранилища. В том ведь прежнем мире всё это и осталось. В этом — долго ещё те ваши прежние беспечность и безответственность аукаться будут. Для кого-то — и с летальным исходом, а для кого-то — с таким, что и сам летальный предпочёл бы, если бы на выбор кто-то предложил. И детишкам больным каково теперь и брачных партнёров будет себе подыскивать, когда вырастут? А теперь ведь, когда нет и не будет больше той медицины, многие о врождённом и наследственном здоровье подумают при выборе брачного партнёра. И надо бы выяснить как-нибудь поаккуратнее, что об этом думают Семеренко с его полицейской верхушкой. Политкорректность эта западная может ведь большим боком всему анклаву выйти, если продолжать в неё играть.

  Но играть в неё или не играть официально — это от верхушки зависит, а вестись на такую игру или сложить фигу хотя бы в кармане — это уже в руках каждого отдельного человека. И кажется, кое-кто уже начал призадумываться в этом направлении. Та молодая полицейская младшая сержантша, Люсей её звать, кажется, слишком уж явного интереса к Олегу Гаврилюку не демонстрирует, но по мелочам — заметно. И место за столиком заняла так, чтобы в поле его зрения находиться, и лепёшек этих "камышничных" взяла побольше других, и ест их спокойно, как и "лопухошку", и на избыток мелких косточек в рыбе даже не думает жаловаться. Или думать-то думает, но вида не подаёт? Напарница-то её заметно кривится, а лепёшку только одну и взяла, Люся же и шутит по поводу такой еды весело, и лепёшку вторую уже доедает, наглядно демонстрируя и свою неприхотливость, и крепкий желудок для понимающих. Олег Гаврилюк и Костя Прохоров — и замечают, и обсуждают что-то между собой. Оба — из того самого класса, который Никифорова пыталась научить думать и о наследственности. И кажется, им обоим — в коня корм пошёл. Света, подружка Кости — одна из самых здоровых в своём классе, да и Олег ещё до мобилизации отказался от болезненной подружки, и похоже, что эта Люся об этом уже в курсе.

  Чем ему не приглянулась эта Галя Кириллина, которая и сейчас поглядывает на них недовольно, Никифорова не знала, поскольку та училась не в этой школе, а в элитной гуманитарной гимназии, но видимо, усмотрел какие-то недостатки. Но видно, что эмоции она сдерживает с трудом, и не только по поводу невнимания к ней Олега. И от косточек в рыбе кривится, то и дело какую-то пропуская и выплёвывая раздражённо, а разок, уколов нёбо, и выругалась вслух. Да и лепёшку "камышничную" только одну взяла и ест её тоже с плохо скрываемым отвращением, бормоча что-то себе под нос, едва ли приличное. И уж за это её Олег забраковал или за что-то ещё, а только и Сергея, своего собственного сына, Никифорова постаралась бы отговорить от выбора такой невесты.

  И вообще-то этим многочисленным мелким косточкам в речной рыбе мало кто рад, конечно. Хоть и крупная, поскольку мелкую выпускают, и кости в ней под стать всей тушке, всё равно утомительно — не столько ешь её, сколько от косточек этих её очищаешь. Утром многие обрадовались, увидев добытого рыбаками здоровеннейшего сома, которого хватило бы на всех, поскольку мясо сома — практически бескостное. Потом разочарованно ворчали, когда Семеренко распорядился в коптильню его направить для заготовки впрок. А чтобы уменьшить недовольство, напомнил старые байки о гигантских сомах-людоедах, которыми самые истеричные из баб сразу же впечатлились, и есть сомятину им сразу же расхотелось, а тема визга сменилась на категоричные требования повылавливать из реки всех этих страшных сомов — там же дети купаются! На мелкого-то ребёнка и вот этот сом уже вполне напасть смог бы, судя по размерам, а кто их знает, до какого размера вообще они могут дорастать? Что, если и в самом деле до всех пяти метров? Это же целая акула!

  Верить этим байкам или нет, Никифорова не знала и сама. Самый крупный сом из пойманных и измеренных достоверно был больше трёх метров, но это в девятнадцатом уже веке с его уже многочисленным населением и соответствующим рыболовством, когда мало какая речная рыба могла уже дожить и дорасти до своих предельных размеров. Этот трёхметровый рекордсмен весил триста с небольшим кило, а вот насколько заслуживают доверия давние сообщения о чуть ли не восьмисоткилограммовых сомах, которые как раз и должны быть по расчётам пятиметровой длины? Современный нильский крокодил тоже при длине в пять с половиной метров уже в числе рекордсменов, но раскопаны и костяки древних — уже исторических, а не динозавровых времён — десятиметровой длины. Так что и пятиметровых сомов отметать с порога, пожалуй, не следует. Местность здешняя сейчас рыбаками не изобилует, а значит, и сомам ничто не мешает расти до предельной длины.

  И в принципе — да, сому длиной от четырёх до пяти метров и взрослый пловец уже пригоден на обед, и не зря Григорьич поддержал майора, хоть и едва ли уверен сам в существовании таких сомов. Во-первых, лучше перебздеть, чем недобздеть. Во-вторых, в запас на зиму лучше такую рыбу коптить, которую и есть потом будет удобнее. А байки про сомов-людоедов сейчас именно этому и способствуют, поскольку и есть этим особо впечатлительным эту сомятину сейчас не хочется, и на скорейшем истреблении крупных сомов взбаламученная общественность будет теперь настаивать. А в-третьих, именно это как раз и нужно. И запас на зиму, и избавление от конкурентов, поедающих промысловую рыбу. Чем меньше её сожрут крупные сомы, тем больше её останется для людей и до тех размеров дорастёт, которые и чистить удобнее, и разделывать, и готовить, и есть. Рыба-то чем крупнее сама, тем крупнее в ней и все её кости. Легче обнаружить, легче и извлечь эту кость вовремя, не уколовшись ей уже при еде. А для костлявой речной рыбы это особенно актуально. Да и самому Григорьичу, хоть и труднее эту крупную рыбу из воды вытащить физически, зато какое моральное удовлетворение для заядлого рыбака! Ведь рыба теперь попадается хоть и знакомых видов, но просто немыслимых ранее размеров, и теперь он в воду обратно отпускает как мелюзгу такую, которой раньше хвастался как рекордной! Уж кто реально счастлив в их нынешнем положении, так это он.

  А чтобы рыба такая подольше не кончалась, замена выловленной нужна, а для этого и новая должна до этих же размеров успевать дорасти. Для того Григорьич мелкую и отпускает, чтобы росла и нагуливала настоящий достойный размер. Но то Григорьич со своей бригадой такой сознательный, а щуки с сомами хищники и ведут себя хищнически, абсолютно не думая своими рыбьими мозгами ни о каком светлом будущем. Жрут любую рыбу, какая попадётся и посильной окажется — и мелкую, и среднюю, и сколько её до того настоящего размера дорастёт, чтобы Григорьич её для их анклава выловил? Бывают ли на свете щуки пятиметровыми, Никифорова сильно сомневалась. Достоверно измеренные до двух метров не дотягивают, хотя и близки к ним. Ну, допустим, на три метра с небольшим старушка какая-нибудь и вымахает, а больше-то — вряд ли, если по аналогии с сомами, для которых допускаем пять, поскольку достоверны превышающие три. Но вылавливать их не только таких надо, конечно, а всех от полуметра и больше, поскольку чем меньше будет в низовьях Днепра крупных щук и сомов, тем больше останется для их анклава нормальной речной рыбы радующих Григорьича размеров. И конечно, уж всяко не будет в обиде на её радующие Григорьича размеры и весь остальной их анклав.

  Сазан, этот дикий предок окультуренного прудового карпа, и современный ещё попадается вполне достойных размеров. Больше метра — редко, но это в том мире редко, а в этом Григорьич уже не одного такого выловил, и мельче полуметра он вообще отпускает в реку обратно — дорастать. И по его мнению вполне реально могут и полутораметровые в Днепре быть, просто пока ещё не попались. Да что сазан! Тут и плотва больше полуметра не так уж и редка, которая в прежнем мире в ладонь величиной уже достойной считалась. А теперь бригада Григорьича её мельче полутора ладоней не берёт, а отпускает дорастать. Но кто совсем уж в шок вгоняет, так это караси почти такого же размера. В прежнем мире такого карпа в пруду поди ещё поймай, живой легендой станешь, а тут — карась, да не тот, который белый и покрупнее жёлтого, тот-то дальневосточный, и не может его быть в этом нынешнем Днепре, а вот именно, что жёлтый, исконно местный. Половинного размера от этого рыбаки не иначе, как "кабаном" называли, и улов, в котором была хотя бы парочка таких "кабанов", бывал предметом особой гордости. А как тогда вот такого называть? Так теперь бригада всех карасей "не кабаньего" размера дорастать отпускает, а гордится — вот такими "сверхкабанами". А уж как радуются им в столовой!

  Так-то карась — одна из самых костлявых речных рыб. Он вкусен, тут уж отдай ему должное и не греши, но косточки эти, мелкие и многочисленные, всё удовольствие от него отравят, если только ты не упёртый фанат речной рыбалки и поедания своего улова. Но вот такой карась-гигант — это же совсем другое дело! У него и косточки эти вытащить легко, не пропустив ни одной. И вкусом его наслаждаешься, и от косточек его особо-то и не страдаешь. Вот бы все они такие были! Так для этого-то и настроен теперь Григорьич всем крупным щукам и сомам беспощадную войну на истребление объявить. И бригада с ним в этом согласна полностью, для чего и подготавливает общественное мнение. Для неё как для биолога хитрость их на поверхности лежит, но и резон ведь понятен.

  Понятно и то, что не может такая лафа продолжаться до бесконечности. Не так уж и много этой крупной рыбы по сравнению с привычной по прежнему миру мелюзгой. А их анклав прожорлив, и хотя Григорьич со своей бригадой старается рыбачить в разных местах, но всё равно ведь далеко они отплыть для очередного лова тоже не могут и ловят вот в этой ближайшей части реки. А растёт рыба медленно, и едва ли за выловом крупняка поспеет рост новой, пока отпускаемой. Постепенно придётся рыбакам снижать размерную планку и брать всё более и более мелкую, обостряя и проблему с её костлявостью. Голод — не тётка, съедят люди и такую, но приятного в этом будет уже мало. Впрочем, на месяц-то рыбьего крупняка уж всяко должно хватить, а в июне должна уже начаться линька серого гуся, в течение которой и взрослые летать не могут, и молодняк их на крыло ещё не встал.

  А у селезней кряквы линька уже начинается, и бригада Григорьича уже берёт с собой на утренний лов и мощные воздушки. Пока ещё не каждое утро им удаётся добыть одного или двух селезней, но говорят, многие уже летают плохо и скоро не смогут летать вообще, и вот тогда их добыча должна пойти намного успешнее. И это хорошо, поскольку рыба людям приедается, и её хотя бы время от времени надо чем-то разнообразить. Не то, чтобы дичи кругом не было, но она ещё не вполне откормилась после зимы. Тех же зайцев или кабанов есть смысл промышлять ближе к осени, когда они и жирок нагуляют на зиму. Да и сезон размножения у живности, в который не просто так в прежнем мире запрещали всякую охоту на неё. Конец лета и осень нормальный охотничий сезон, не раньше.

  Поэтому, например, Никифорова настояла на ограничении промысла сайгаков. Охотники, добывшие первых, говорят, что их в степи полно, и панорама с дрона их слова подтверждает. И это уж всяко весомее, чем пребывание в той современной Красной книге того современного сайгака. А где он, этот современный во всей Украине, если не считать заповедника Аскания-Нова? Сейчас — есть и много. Но сейчас у сайгаков сезон выведения потомства. Самок с молодняком уж точно трогать не следует. Благо, они безрогие, и их не проблема отличить от самцов. Но не следует трогать и матёрых самцов, имеющих целый гарем из самок, без которых туго придётся гаремам, и смертность среди их осиротевшего молодняка резко возрастёт. Промышлять можно только держащихся особняком молодых самцов, да и то, не всех подряд, дабы было кому позднее вырасти в матёрых. Но нелегко было убедить в этом Семеренко, которого интересовал прокорм людей здесь и сейчас, а о том, что будет после — после и подумаем. А без его указания — кто такая Никифорова для отряженных на охоту полицейских? Школьная училка? Ну так учи свою школоту, а у нас под ногами не путайся. Но всё-таки — настояла и убедила майора, после чего охотники от него уже команду получили и промысел сайгаков привели в соответствие с рациональной научной целесообразностью.

  Там, конечно, не одни только сайгаки, а есть дичь и посерьёзнее. И с дрона уже на его видеозаписях разглядели, и охотники в бинокли наблюдали небольшие стада диких лошадей и зубров, а как-то раз попались и обычные с виду быки, только величиной с того же зубра. Не иначе, как туры, дикие предки домашней бурёнки. Только маловато их, и не судьба им стать таким же постоянным и надёжным источником мяса, как многочисленные и быстро растущие сайгаки. Судя по слишком уж малому количеству степной мегафауны, её и кочевники целенаправленно прореживают. И мясо халявное, не нужно лишний раз и свою скотину резать, пусть лучше размножается, и травы своей скотине больше останется, и баламутить её будут меньше её дикие сородичи. Но не только даже и в численности этой мегафауны дело. Тарпанов кочевники ловят для пополнения своих табунов и прибавления их качеств в породе своих лошадей, а любой тур или зубр — это ведь и не одна сотня кило мяса, пасущаяся на их земле, а значит, и принадлежащая им по праву. И с пониманием ли отнесутся степняки к охоте чужаков на их земле и на их дичь, Андрей Чернов как историк не уверен. В этом смысле, строго говоря, и сайгаки — уже браконьерство, но не настолько тяжкое. Мелочность у степных народов не в почёте. Чего их жалеть, этих сайгаков, когда их в степи полно? А вот лошадей и быков — во много раз меньше, и сами они многократно ценнее и значимее считаются. И не рекомендуется браконьерить их без просу, если потом с хозяевами этих пастбищ нормальные отношения желательны.

  Поэтому, если зайцев с дрофами не считать, у которых тоже, кстати говоря, их сезон размножения сейчас, так сайгаки остаются основным источником мяса для анклава. Скажи кто-нибудь Никифоровой раньше, что придёт время, и ей самой с окружающими её людьми придётся питаться мясом сайгаков, этих давно уже краснокнижных антилоп, так в зависимости от настроения или отругала бы такого шутника, или посмеялась бы. Где они, те сайгаки? Не считая заповедниковых с зоопарковыми — пара маленьких ареалов в России возле Каспия, да пара побольше в Казахстане, да пара совсем мизерных дальше на восток, уже не этого, а монгольского подвида. Допустим даже, и размножились бы сайгаки в той же Аскании-Нова, но куда им из неё расселяться и где пастись, где размножаться дальше, когда вся Украина давно уж распахана и плотно заселена? Собственно, и восточнее то же самое, но Украина — раньше. Подняли и освоили предки целину, называется. Брежневу так и не оставили места на его малой родине для уже своих целинных трудовых подвигов, ну так тому аж в Казахстан пришлось за этими подвигами подаваться, предопределив ими и будущую краснокнижность сайгаков даже там. Не он их истреблял, конечно, но он лишил их большей части ареала обитания. Но это — в том современном мире, а здесь, судя по вот этим ближайшим окрестностям, сайгаки всё ещё занимают весь свой исторический ареал и вовсе не редки в нём, хотя и могут, конечно где-то отсутствовать временно в ходе своих сезонных миграций. Может, и отсюда уйдут осенью, но пока их здесь — полно.

  А ближе к осени и молодняк у живности подрастёт, перейдя к самостоятельной жизни, и сама она нагуляет массу перед зимой. Тех же сайгаков можно будет уже больше набить, не дожидаясь начала их миграции и не боясь подорвать их поголовье. А кроме них и кабаны в промысловое состояние придут, и гуси начнут в стаи сбиваться для перелёта на юг. В период линьки они поодиночке среди растительности прячутся. Добыть легче, если нашёл, но найти — труднее. С дрона придётся места их убежищ засекать и охотников туда целенаправленно посылать. Но когда они отлиняют, а их подросший молодняк встанет на крыло, начнут и скапливаться, и тогда придёт время большой охоты на них. А главное, не одна только охота будет тогда источником мяса. Давно уже к тому времени так или иначе установится и контакт с туземцами. Если с кочевниками нормальные отношения будут, то и они скот на продажу пригонят, а если и с земледельцами — будет нормальный хлеб, хоть и намного меньше, чем хотелось бы. У тех у самих урожаи небогатые, и много продать не смогут. Но хотя бы собранную осеню на зиму "камышницу" нормальной зерновой мукой разбавить, а не одними только желудями — уже немалое подспорье. Главная ведь проблема — не найти, что съесть, а суметь это найденное переварить и с пользой усвоить.

  А с этим проблемы будут у многих. Вот у этих Бланков, например, вся семейка — дристуны. А как их ещё назвать прикажете, если начистоту, а не для официоза, если они всей семейкой дрищут даже от разбавленной крупяной мукой "камышницы"? А что тогда с ними будет, когда закончится крупа, но не подоспеют ещё жёлуди, и придётся из чистой "камышницы" лепёшки печь? Эти — вряд ли успеют адаптироваться. И жаль их, конечно, по-человечески, люди-то неплохие, но кто им виноват в том, что вместо желудков у них у всех пародии на желудок? Китайский контрафакт, как шутят некоторые. Может, и повезёт им ещё, и не помрут, если удастся ещё что-нибудь найти на этот тяжёлый период, это как судьба сложится, но знать о дефекте их породы будут все. Вот вырастут ихние мелкие Изя и Соня, и кому они такие будут нужны? А какая девчонка в здравом уме за этого дристуна замуж выйти захочет? И какой парень в здравом уме эту дристунью замуж возьмёт? Семья этих Бланков — тяжёлый случай, но не одни только они такие, а случаев полегче — намного больше. Кто-то и адаптируется к разбавленной "камышнице", но снова начнёт дристать от чистой, когда разбавить её будет нечем. Ладно старпёры, которым уже не актуально, но и молодым ведь с таким желудком — тоже "просьба не беспокоиться".

  И ладно бы только желудок! Без интереса глядят на детей и внуков померших в момент провала сердечников или тех, которые не померли только благодаря подоспевшим вовремя полицейским медикам. Но и у них запас медикаментов не бездонный, и "скорую помощь" из поликлиники тоже теперь не вызовешь. Ну и кому теперь нужны сердечники? И таким теперь тоже "просьба не беспокоиться". Им могут и не сказать об этом прямо, но всё равно не выбрать их в брачные партнёры, найдя для этого какой-нибудь другой резон, поблаговиднее в глазах общественности. Кто ищет, тот ведь всегда найдёт. А диабетики те же самые, которые могут и окочуриться без инсулина? И где они его теперь возьмут? Это раньше не было проблемой, и таких браковали далеко не все, но теперь и диабетикам тоже "просьба не беспокоиться". А зрение? Семеренко очень надеется избежать этой ненужной войны с кочевниками, но сама опасность войны с теми или иными туземцами будет всегда и потребует постоянной готовности к ней, а какой из тебя стрелок, если ты даже мушку не видишь? И кому теперь нужен такой брачный партнёр, от которого и дети будут такие же?

  Нет, ну есть ещё, конечно, и застывшие в стереотипах девятнадцатого века, для которых очки — всё ещё признак ума. Типа, на чтении многих умных книг зрение посадил. А что, при чтении бульварного сорта журналов зрение не сажается? И что, все его сажают на умных книгах? А откуда тогда берутся умные с нормальным зрением? А кто вообще не читает ничего, даже бульварных журналов, на чём его посадить умудряются? А с тех пор, как очки стали дешёвым массовым ширпотребом, полно стало и таких. И для любого, кто не зашорен старинными стереотипами, очки — давно уже признак не ума, а просто никуда не годного зрения. Как-то давно не хвастаются ими, если это не модные солнцезащитные, а корректирующие зрение обычные, и те же девки скрыть своё плохое зрение норовят, или контактные линзы нося, или обходясь без очков везде, где только могут. Ну так до сих пор и спалиться на этом не так страшно было, поскольку браковали за это не все, а теперь всё становится намного серьёзнее. Для подслеповатых детей где теперь очки брать? А то, что склонность к близорукости по наследству передаётся, известно уже сотню лет. Не всем, но кто не в курсе, того просветят те, кто в курсе, а призадумаются на эту тему теперь многие. Так что и на плохом зрении спалившимся теперь тоже "просьба не беспокоиться".

  Тут и с возрастом, конечно, никто здоровее не становится, если иммунитета от кучи детских болячек, в детстве же и приобретённого, не считать. И многие, конечно, уже в том возрасте, от которого несправедливо было бы требовать железного здоровья. Только и среди них ведь кто-то здоровее, кто-то болезненнее, а кого-то и нет уже среди живых. А весь их анклав теперь маленький, большая деревня, и даже если кто-то кого-то покуда ещё не знает, то теперь это ненадолго. Скоро все будут знать всё и обо всех, и чего человек не расскажет о себе сам, расскажут о нём другие. Иногда даже без намерения сдать со всеми потрохами, а просто неосторожно проговорившись. Да и не скроешь ведь многого, как ни старайся. Если твой старший родственник проблемный — под подозрением в этом же и ты.

  Раньше от предрасположенных к раку так шарахались, кто знал, поскольку рак и в той прежней жизни был практически неизлечим, а кому нужен такой брачный партнёр и такие дети от него? По незнанию только и вляпывались в такой брак, поскольку сами-то предрасположенные старательно это скрывали, а спалившиеся прямо или косвенно — сразу же однозначно попадали в категорию "просьба не беспокоиться". И много ли радости для них бывало от того, что официальный отказ мотивировался не этим, а чем-нибудь другим? Слушок-то ведь всё равно прошёл, и все как знакомые, так и знакомые знакомых в курсе и за спиной всё равно шушукаются. Так в той прежней жизни это только к раку относилось и редко к какой ещё из серьёзных и неизлечимых современной медициной болячек, но та прежняя жизнь ушла, а в этой многое теперь станет почти настолько же существенным из пустякового прежде. Не все ещё это поняли и осознали, но осознают, деваться-то от этого теперь некуда. Будут болезни и мучительные смерти, будут слёзы и сопли отвергнутых за болезненность, в том числе пустяковую по прежним меркам, будут и возмущения этим, а судя по законникам Бланкам — ещё и попытки судиться с обвинением противной стороны в фашизме. И уж всяко в антисемитизме, учитывая, что семейка — еврейская, а детишки в ней с сильно подкачавшей генетикой. И не за то их забракуют, что евреи, но Бланк ведь на то и адвокат, чтобы любой полезный фактор к делу приплести. А молодёжь за тем столом, хоть и не додумалась ещё до этого, но судя по обрывкам разговоров, уже полным ходом и генетический фактор обсуждает применительно к выбору брачного партнёра.

  — Алька эта, которая Лещук — да, фигура шикарная, — признал Гендос, — Второй сорт, бэушная без довеска, но млять, подслеповатая — в очках несколько раз палилась.

  — Это и по её родокам понятно — оба очкарики, — заметил Костян, — Как ей быть нормально зрячей при таких родоках? И ещё мерзлячка — когда потеплело, все и в летнем уже ходили, а она — всё ещё в куртке.

  — Да и вчера на речке даже до воды не дошла, — добавила Света, — Обрызгали её случайно, так с визгом убежала и больше к воде даже не подходила. А ещё же сердечница, судя по мамаше, которую как раз тогда откачивали, да и раньше пару раз "скорую" к ней вызывали. Сама-то Алька вряд ли настолько, отец-то здоровее, но что с возрастом будет?

  — Ейный бывший говорил ещё, что она панически боится и мышей, и тараканов, — сообщил Юрец, — Разошлись-то они не из-за этого, но и это тоже раздражало здорово. Ни газетой свёрнутой таракана прибить, ни мышь дохлую из мышеловки сама выбросить не в состоянии. А куда ты от них денешься? И что, терпеть такое каждый раз? На хрен надо!

  — Приятного аппетита, кстати! — хмыкнула Света, напоминая, что вообще-то все сейчас едят, и вся компания, включая и её, рассмеялась.

  — Смазливая, и кто-то один хрен возьмёт, но и намается с ней, — заключил Олег, — А этой Любе, которая Фурсяк, теперь стирать себе свои намордники придётся. Новые-то где теперь возьмёт? Как начала в девятнадцатом в тот грёбаный барановирус, так и сейчас всё ещё таскает. Вот, снова нацепила, когда через стол кашлянули.

  — Тебе не один ли хрен? — удивился Витёк, — И третий сорт, и стара для тебя.

  — Я по ней о ейной Нинке сужу, — пояснил Олег, — Как вспомню ейные истерики всякий раз, когда кто-то рядом без намордника или со сдвинутым на подбородок, как и все нормальные люди носили, когда всех заставляли — это же клиника! Бздишь заразиться, так сама и таскай, твои проблемы, а при чём тут я, если меня эта зараза и не цепляет? Меня-то за что коронавирусным до кучи с такими сделали?

  — Точно! — поддержал Гендос, — Я им, правда, переболел даже дважды, ну так и с ума-то при этом нахрена сходить? Если я подвержен, так это мои проблемы, намордник мне нужен, а не другим, и с хрена ли другие его из-за таких, как я, таскать обязаны? Если не боишься, а на иммунитет свой рассчитываешь, то и не таскай, я разве в претензии? А у Любы этой с тех пор уже хронический коронавирус головного мозга, — все рассмеялись, — Как очередная эпидемия какого угодно простудифилиса, так у неё очередное обострение.

  — И один же хрен заражается и болеет, — добавил Юрец, — И на работе загребала всех своими бесконечными больничными, и ещё судилась, когда её сократить хотели. Как простудифилис очередной — к бабке не ходи, и эта тоже на больничный уйдёт. Ну и Нинка ейная — таки да, тоже вся в мамашу. И простудифилисностью, и мнительностью.

  — Ходячий простудифилис, короче, — резюмировал Олег, — Иммунитета ни хрена нет. Человек с нормальной иммунной системой должен всеми этими простудифилисами в детстве ещё переболеть и иммунитет от всех их выработать. Ну, и в молодости последние уже добрать, какие в детстве не успел. Ну, тяжёлые случаи вроде этого коронавируса — это уже в порядке исключения. А если так не получается, то хрен ли это за иммунная система и хрен ли это за порода тогда с такой иммунной системой?

  — Вот пожалуй, Надька Биденко хороша, — заметил Витёк, — И первый сорт ещё, и здоровая, и спортивная. Худышка, правда, ну так зато и не разопрёт её, как квашню. Это порода такая, у неё и мамаша стройная. Ну и так в целом и симпатичная, и не капризная.

  — Всё это, конечно, хорошо, — согласился Олег, — Но срака могла бы у неё быть и пошире. Как она с такой узкой сракой рожать собирается? Лопнет же на хрен по швам!

  — Да, такой безопасно рожать только через кесарево сечение, — поддержала его Света, — Как и её мать её саму рожала. Видели же у неё шрам на пляже? Только теперь-то кто его ей сделает? А без него — как сказала бы Наира, вероятен летательный выход, — вся компания невесело рассмеялась, — А видели у некоторых бэушных с довесками татуировки как раз на этом месте? Маскируют шрамы от кесарева сечения. А теперь какая из них ещё рожать захочет? Вот сюрприз для аленей будет, которые и на своё потомство надеются!

  — Млять, точно! — помрачнел Витёк, — Таким теперь рожать противопоказано. И вот на ком жениться? Вроде бы, и до хрена баб, а невест-то нормальных — с гулькин хрен. И эта Надька, выходит, тоже отпадает. Жаль, реально жаль! Алька Лещук при всех ейных недостатках хотя бы уж родить нормально сможет. Кого — это уже другой вопрос. Надька лучше её почти во всём, и от неё дети были бы намного лучшие, да только хрен она родит. Хреново всё это, млять!

  — А кесарили в эти последние десятилетия, говорят, чуть ли не каждую вторую, — задумчиво добавила Света, — Не только из-за узкого таза, почти при любых осложнениях, но с узким тазом — всех без разговоров. Так что — да, при равных прочих выбирайте девок потолстожопее. Не гарантия, что не будет других осложнений, но шансов на нормальные роды — на порядок больше.

  — При равных прочих? — хмыкнул Юрец, — А где они, эти равные прочие? Куда ни ткнись, везде не понос, так золотуха, млять!

  От их матерщины Никифорову, конечно, несколько коробило, но для рабочего микрорайона странно было бы иное. Коробило и от циничных формулировок, но по делу, если бы они не обсуждали между собой, а дискутировали с ней, как биологу ей возразить было бы практически нечего. Да, что-то абсолютизируют, не учитывая тонкости, которых не знают, но для своего школьного уровня знаний рассуждают на редкость здраво. И если бы весь народ хотя бы на таком уровне рассуждал, да ещё этими рассуждениями реально руководствовался, так и доброй половины нынешних вырожденцев банально не родилось бы, и насколько здоровее были бы живущие! Да, малочисленнее, но намного здоровее, и толку от них было бы намного больше. И не тосковали бы сейчас вот эти грубоватые, но очень неглупые ребята из-за катастрофической нехватки полноценных невест. На них-то хватит, может быть, а вот кто останется для других, не из их компании и хуже учивших и усвоивших биологию? Не без стыда Никифорова отметила и то, что сама-то и додуматься до следствий из невозможности в их условиях кесарева сечения не успела, зато они и без неё сходу и сообразили сами, и обсудили суть. Да, манеры у ребят подкачали, но зато как усвоившими её предмет учениками у неё все основания гордиться ими. Не зря их учила!

  Если без предвзятости разобраться, да без приукрашиваний для официоза, то и в самом деле народ генетически весьма неблагополучен. Больной, если коротко. Они ещё рак не упомянули, но видимо, по причине самоочевидности для них, поскольку не знать о нём не могут. Полно ведь в Соцгороде и металлургов, и металлообработчиков. Среди тех, кто на кокс уголь пережигает, многие раком болеют, среди гальваников, наносящих хром в виде покрытия на готовые детали — ещё больший процент. Не все — кто-то настолько не предрасположен, что даже такая предрасполагающая к этому работа его не берёт, но таких мало, а большинство так или иначе зарабатывает себе ту или иную степень онкологии. И все на их заводах об этом знают, и болевших знают, и померших, и лечащихся. Случайно ли то, что среди обсуждаемых ребятами потенциальных невест не прозвучало ни одной из таких семей? Едва ли. Раз не могут не знать — не могут и не учитывать. Скорее всего, это у них идёт как само собой разумеющееся. И так же наверняка со всеми прочими болячками, не считавшимися пустяковыми и в прежнем мире с прежней медициной. Эти для них тоже самоочевидны, а обсуждали — то, что стало серьёзной и важной проблемой только теперь, в этих новых и намного худших жизненных условиях.

  И с учётом всего этого перспективы анклава представлялись Никифоровой не в радужных тонах, а в мрачных. Можно и отбиться от одних дикарей, и установить дружбу с другими. Можно и водопровод восстановить, и с электроснабжением что-то придумать. Но что можно поделать с унаследованным от прежнего мира генетическим вырождением? Ну допустим, найдутся генетически благополучные невесты вот для этих ребят, допустим, если очень повезёт, найдутся и ещё для нескольких. Допустим, и детей они между своими переженят, но с кем заводить семьи их внукам? Так у них хотя бы на одно поколение фора есть, а точнее — возможность создать её, а у других и такой возможности уже нет. Уже не имеют благополучной породы, и для таких задача хотя бы не ухудшить её дальше в детях и внуках уже едва ли выполнима. А кому из более благополучных они такие нужны? Вон и Раиса Бланк сидит нахмуренная. Тоже ведь обрывки разговоров ребят услыхала, кое-что поняла, да к своим Изе с Соней примерила. Хоть и не говорили ребята о слабожелудочных дристунах, но это же и так для всех при этом питании "камышницей" самоочевидно. Зато зрение упомянули, а она ведь и сама подслеповата, и Лев ейный, и каким быть их детям? Кому нужны слепые дристуны?

  Нравится это кому-нибудь или нет, но без притока свежих людей извне, диких и малокультурных, но зато намного более здоровых туземцев, их анклаву не выжить, если о дальней перспективе говорить. И лучше бы всего — славян. В принципе, есть у них даже такая возможность. Вчера вечером просматривали дневную видеозапись с дрона из зоны Порогов, которую удалось снять достаточно крупным планом. Торгаши, сойдясь в цене за безопасный проход с кочевниками, как раз уже перетаскивали свои ладьи волоком, обходя не просто так получивший своё название Ненасытец, а среди их товаров чётко был виден и перемещающийся собственным ходом живой, то бишь рабы. Сплошь молодые парни, да девки, отборные, высококачественный контингент.

  Никифорову, и саму воспитанную на прилизанной версии школьного учебника истории, неприятно удивил этот сюрприз, но Андрей Чернов как историк подтвердил, что к сожалению, такова и есть реальная история древней Руси. И кем бы ни были основавшие государство предков русы, покорённые местные племена для них — не свои соплеменники, а чужаки, которых не жалко и в рабство продать, если покупатель достойную цену за них предложит. А в Константинополе хорошие рабы стоят достаточно дорого, чтобы их вывоз туда имел смысл. К счастью, челядь — не единственный экспортный товар у древней Руси, даже не самый основной, но — тоже в числе важных. Как можно торговать на экспорт этой лучшей частью народного генофонда, у Никифоровой в голове не укладывалось, и Андрей только разводил руками — типа, других предков, Клавдия Семёновна, у меня для вас нет.

  И как бы от этого ни коробило, но поразмыслив непредвзято как биолог, она не могла не признать, что именно в этом и заключается спасительный шанс для их анклава. А он — и ближе, и роднее, и важнее того несчастного народа на севере. Воспрепятствовать-то этой работорговле они всё равно не в силах, поскольку со слов Андрея днепровский путь — не единственный маршрут их вывоза, зато перекупив у работорговцев часть их товара, им удастся пополнить анклав молодыми здоровыми людьми, которые и породу запорожцам улучшат существенно, и научиться их образу жизни ещё вполне способны. Если малыми порциями их в социум вводить, а больших ведь и не продадут, так ассимилируются они в их анклаве, никуда не денутся.

  Не то, чтобы эти туземцы были идеально здоровы — так не бывает. И в верхнем палеолите тогдашние кроманьонцы идеально здоровыми не были, а уж эти — тем более. Но и настолько больных, как слишком многие из современных людей, среди них нет. Дожить до детородного возраста ущербному задохлику в архаичном мире не судьба, а если кто-то каким-то чудом и доживёт, то едва ли найдёт себе пару. А кому нужен такой зять, и кому нужна такая сноха? А скрыть ущербность невозможно, поскольку и на виду у общества, и медицины современной нет, способной и задохлика в приличный внешний вид привести. Проще и примитивнее живут туземцы, и кому с породой не повезло, тому и в жизни тоже не повезло. Не оставляют такие после себя потомства, и нет у такой породы возможности размножиться. И работорговец на экспорт ущербного не повезёт, поскольку за хорошую цену такого не продашь, а если сдохнет в дороге — и вовсе в накладе окажешься. Те, кого везут, могут оказаться не лучше самых лучших представителей анклава, могут оказаться даже немного хуже их, но уж всяко получше среднего по анклаву уровня. Каков будет их интеллектуальный уровень — вопрос уже другой, но патологические тупицы, опять же, в архаичных социумах едва ли за экспортный сорт сойдут. Дворовый холоп в лучшем для него случае — подай-принеси, пошёл вон. А из этих, вывозимых на экспорт, по идее, толк выйти должен бы. Иначе кто повёз бы их в такую даль, рассчитывая выгодно продать?

  Андрей, правда, опасается, что купчины эти, если посчитают, что достаточно у них бойцов, могут и попытаться напасть. Весь-то городок им с реки не будет виден, виден будет только Дворец, а выглядит он издали роскошно, намекая на богатое содержимое, и вполне могут эти барышники поддаться на соблазн. И отбиться-то нетрудно, но потом-то какие с ними будут отношения? Вряд ли располагающие к торговле. А главное, как ещё к их анклаву отнесётся и само государство этих купчин, если оно у них уже есть? Захватить городок и подчинить его себе после ограбления — первое, чего должно захотеться ихнему князю, поскольку и ему глаза мозолит, и подданных на вредные мысли о бегстве от горячо любимой власти самим своим существованием наводит. А какой же правитель подобное потерпит? И значит, через год или два самое большее неизбежна война с этим предковым государством, как только там поймут, что анклав невелик. И не так это страшно, если мир и добрососедство с кочевниками установятся, но пополняться здоровыми, смышлёными и работящими туземцами станет тогда намного труднее. Разве только беглецами оттуда, но они семьями будут прибывать, а их анклаву молодёжь неженатая нужна, а лучше и вовсе подростки, которых легче будет и научить новому и непривычному для них образу жизни. А для этого желателен мир с их государством, чтобы ходили и эти торговые караваны, да продавали им каждый раз, допустим, по десятку такой перспективной молодёжи.

  Но если не судьба, как опасается историк, остаются степняки, с которыми тем более тогда нужны хорошие отношения. Во-первых, чтобы они не помогали завоевателям, а в идеале — помогли их анклаву отбиться. Во-вторых, и у них можно немножко молодёжи в анклав для его пополнения завербовать. Не такой хороший вариант, как славяне, но если выбора нет, то и чуркобесам этим будешь рад. Главное — тоже не задохлики современные, только медицине своей жизнью и обязанные, а крепкая здоровая туземная порода. И если повезёт, то и славянок ведь через них тоже заполучить можно. Ведь ходят же и в набеги за добычей? Наверняка и полон захватывают для продажи на юг. Кочевники — они все такие, с удовольствием и ловлей рабов промышляют, если есть на них спрос. И хотя не нравится, откровенно говоря, идея заказывать людоловам живой товар, стимулируя тем самым и их набеги на каких-никаких, а всё-таки предков, в крайнем случае при отсутствии вариантов получше придётся задействовать и этот. Своя рубашка ближе к телу, и спасти свой анклав от генетического вырождения — уж всяко важнее и приоритетнее. Тем более, что не столь неприглядный вариант тоже вполне возможен. На записи с дрона было заметно, как часть своего живого товара, в основном молодых девок, купцы передали кочевникам, а те их к своему стойбищу повели. Вот их бы перекупить у степняков. Всех, конечно, не продадут, не для того брали, но даже пару-тройку хороших — и то хлеб для анклава. Курочка ведь по зёрнышку клюёт. Тут пара-тройка, там пара-тройка — в целом не так уж и мало выйдет.

  Сейчас ведь главное — готовых жениться практически здоровых парней анклава здоровыми по современным меркам невестами обеспечить. Ну да, табуретки табуретками, которых всему придётся учить почти с нуля, но хотя бы уж здоровые, да сами рождённые уж точно не через кесарево сечение. Не выживают в этом архаичном мире горе-роженицы, без кесарева сечения родить неспособные, а яблоко от яблони далеко не падает. И пускай лучше такие естественный прирост анклава обеспечивают, чем эти генетически ущербные и едва ли намного превосходящие туземок природным умом. Главное — сообразительность врождённую иметь, а знания — дело наживное. Хоть и жаль по-человечески тех горожанок, которых теперь при наличии выбора наверняка отвергнут, предпочтя здоровую туземку, а только интересы всего анклава в целом — важнее. И разведёнки с детьми мужей новых для себя не заполучат, которые на это рассчитывали в силу нехватки лучших, и болезненные, и капризные невостребованными остаться рискуют. Разве только девки-подростки будут в лучшем положении, поскольку не стары ещё для принимаемых в анклав туземных парней. Но тут уж — у кого как судьба сложится. Благо анклава не для всех его членов обернётся и его индивидуальным благом. Кому-то придётся и пострадать.

  И пусть уж лучше пострадают те, от которых всё равно не будет нормального и здорового потомства. Может, с их точки зрения это и несправедливо, да и просто жестоко, как биолог Никифорова руководствовалась дальней перспективой. Не будет у их анклава никакого будущего без здорового и полноценного следующего поколения. У всех равные права, и каждый имеет право на счастье, но иметь право — мало, надо ещё и возможность на его реализацию иметь, а возможности у всех — разные. Разве благополучные виноваты в том, что других природа всем этим обделила? Каждый вправе жить, как он сам хочет, но реально живёт — в тех пределах, в которых может. И что в этом несправедливого? А скоро некоторые и вовсе никак жить не смогут, но кто им в этом виноват? Порода есть порода, и гены есть гены. Что у кого в них заложено, таковы и пределы его индивидуальных шансов на счастье в жизни, выше которых не прыгнешь. Вот намного ниже его прыгнуть — можно запросто, если не повезёт, как это и бывает со многими. Ну так и чем благополучнее будет их анклав в целом, тем лучшими будут шансы и его менее благополучных членов — ближе к их индивидуальному генетическому пределу.

  Андрей считает, что даже и некоторые из разведёнок с детьми могут оказаться в выигрыше. Те, которые помоложе и с одним ребёнком. Туземные-то мужики смотрят на это дело проще. У них смертность рожениц высока из-за антисанитарии и несовершенного родовспоможения, и вдовцов больше, чем вдов, а бобылем жить плохо, поскольку социум — традиционный до мозга костей, есть в доме мужская работа, а есть женская, и её мужику выполнять позорно, но и обходиться без неё тоже тяжело. Поэтому и с детьми вдов берут, а если и сама вдова ещё не старовата, и ребёнок у неё только один, то и за счастье сочтут. Даже неженатые парни — и те некоторые вынуждены брать таких из-за нехватки девок. И в христианские времена элита Киевской Руси в наложницах себе не отказывала, а в прежние языческие с их узаконенным многожёнством — и подавно. И что оставалось делать парням из простых смердов? Что было, то и брали. Другое дело, что менталитет патриархальный, и если какая из таких горожанок захочет туземного мужика или парня на себе женить, так включать стерву — лучше забыть раз и навсегда, поскольку за "руки в боки" на автопилоте прилетит по шее, а то и в торец. И боже упаси не понять сразу всей серьёзности момента.

  Девки-то подрастающие, конечно, ни о чём подобном не думают. Они в первом сорте числятся сами и на первосортных женихов рассчитывают. Здоровые, не стервозные, не капризные и не дурнушки, пожалуй, и не обманутся в своих расчётах. Вот только каков их процент таких, Никифорова могла только гадать. Половина или только треть? Больше половины — едва ли. Это в прежней жизни для пацанвы альтернативы им не было, и любой не стерве и не дурнушке радовались, а теперь-то они их с туземными девками сравнивать будут — здоровыми, не капризными, рукодельными и со шмакодявок приученными знать своё место. Капризы-то с истериками и свои поуймут, кто не совсем дура или неадекватка, но как со здоровьем быть, если его нет? Это раньше о нём мало кто думал, когда выбирал невесту, а теперь — определяющий фактор, в котором у туземок немалое преимущество. И многие, сравнив, наверняка предпочтут их современницам. И уж ей-то как биологу понять их будет нетрудно. Андрею с его колокольни историка — тем более. Одёжка же у всех рано или поздно сносится, и чем её заменить? А эти — все умеют и прясть, и ткать, и шить.

  Из взрослых Люся эта полицейская — одна из лучших, и правильно Олег на неё внимание обратил. Выглядит здоровой, и не берут в полицию без строгой медкомиссии, а работа нижнего звена уж точно не из тех, на которую по блату или за взятку болезненная стала бы претендовать. Не узкобёдрая, так что и рожать должна без особых проблем. Вряд ли станет прясть или ткать и неизвестно, как готовит, но и на совсем уж белоручку она не похожа. И стреляет, говорят, хорошо, а это в глазах участника боевых действий тоже ведь далеко не пустяк. Да ещё, кажется, армяночка эта, студентка, тоже глаз на него положила. И тоже не выглядит ни болезненной, ни капризной. Правда, среди южан этих много к раку предрасположенных, и надо будет подсказать ему, чтобы аккуратно выяснил, нет ли этого безобразия и у неё в роду. А в остальном, вроде бы, очень даже неплоха.

  Такие вряд ли пострадают от появления в анклаве конкуренток-туземок. И свой социум, и свой менталитет при равных прочих всегда предпочтительнее. Конечно, прочие условия в реальной жизни тоже не равны, но проигрыш лучших по здоровью и внешности горожанок не настолько велик, чтобы перевесить и их преимущество своих перед любыми чужачками. Чего не умеют — научатся, было бы желание. От тех же туземок и переймут их навыки, как и мужикам придётся перенимать некоторые навыки туземцев. А кто не сумеет или гонор цивилизационный преодолеть в себе не захочет — сами же себя и отсеют в ходе дарвиновского отбора. А кому такие нужны в этих новых условиях, требующих и других качеств для жизни в них? И к прежней жизни приспособились не все после предыдущей, а кто-то и поспивался от неприятия перемен, ну так зато здесь сейчас таких и не осталось, а остались те, кто через тот фильтр прошёл. Не все пройдут и через этот фильтр, но это уж у кого какие гены от родителей унаследованы, такая и судьба их ожидает.

  А ребята за тем столиком, доедая свой завтрак, уже и сами плавно перетекли на перспективу выбора невест из туземок. Начали с возмущения деятельностью людоловов и работорговцев, но коснувшись девок-невольниц, переключились на их обсуждение и тоже пришли к выводу, что кому своих полноценных не хватит, лучше уж из числа тех выбрать себе невесту, чем из этих вырожденок, которые и сами ни на что не годны, и потомство от них такое же будет. И это ведь ещё в лучшем случае, если они вообще хоть какое-то будут в состоянии родить, а это ведь тоже смогут не все. А кому нужен даже такой с позволения сказать лучший случай, когда здоровая туземка нормально родит здоровое потомство?

  — Фашизм какой-то! — цедит сквозь зубы адвокатша, которой тоже слышно, — До такого даже настоящие бандеровцы не докатывались! Но как же гуманные принципы всей нашей европейской цивилизации? Их что, тоже теперь в топку? Мы что теперь, пещерные люди? Мы — цивилизованная Европа, а не какие-то там дикари!

  — Были, Раиса Моисеевна, неделю назад — ещё были, — ответила ей Никифорова, — Но теперь у нас нет больше ресурсов для поддержания этой европейской цивилизации. А по большому счёту, и самой Европе этот её современный гуманизм выходит боком. Вовсе не он сделал её цивилизацию передовой. Он её теперь — наоборот, разлагает. Просто запас прочности в неё был заложен такой, что его остатков пока ещё хватает. А мы — маленький кусочек этой Европы, и у нас такого запаса прочности нет. И поэтому мы не сможем себе позволить оставаться современными европейцами, а должны стать такими, какими были их предки, как раз и поднявшие европейскую цивилизацию. Именно этого и хотят ребята, и как биолог, я не могу их за это осуждать. И если это и есть фашизм в вашем понимании, то зачисляйте тогда в фашисты и меня.