Меч и Магия: Сказитель грез

1

Аккуратность вознаграждается

Хич мыл свою обеденную чашу, когда камнедав напал на лагерь...

Прежде чем тайком улизнуть с поляны, он терпеливо выждал, пока предводитель обопрется на мягкую, покрытую мхом корягу и погрузится в свой обычный утренний сон. Вся склонность этого пожилого человека к чистоте ограничивалась небрежным протиранием своей собственной чаши рукавом, и он ожидал, что его носильщик последует такому примеру без жалоб. Хича уже дважды колотили за непослушание во время путешествия, и мальчик подозревал, что придет в Морской Край весь в синяках. Так он и сидел, обхватив руками колени, с грязной чашей рядом и смотрел, как одна из путешественниц чинит прохудившийся заплечный мешок.

Наконец храп предводителя разнесся в свежем осеннем воздухе. Быстрый взгляд вокруг уверил Хича, что остальные заняты своими обычными делами: молчаливая женщина — починкой мешка, пучеглазые близнецы — спором из-за игры в Вырой-канаву, толстяк дразнит собак кусочками сероватого мяса... Хич натянул свои плохо подогнанные сапоги, с гримасой поднялся на ноги и незаметно ускользнул с поляны.

Коричневую траву прошлой ночью прихватило заморозками. Теперь она хрустела под ногами, пока мальчишка с осторожностью пробирался через колючие заросли, росшие на склоне с южной стороны лагеря. Выпутавшись из колючек, он побрел вниз к мелкому ручью, что журчал в пятидесяти ярдах ниже.

Небольшой гарнизон лягушек-плевак обстрелял крошечными струйками зеленоватой воды его лодыжки, прежде чем бросить свои посты с хором булькающих звуков.

Янтарно-золотистые солнечные лучи падали вниз через прорехи в облаках. Хич остановился на краю ручья, чтобы полюбоваться, как над поверхностью воды курится темно-желтый туман. Вряд ли этот день будет особенным, сказал он себе, но вполне похоже на просто хороший денек.

Мальчик опустился на колени, чтобы опустить чашу в воду, когда послышался первый испуганный крик. Полированная поверхность тыквы выскользнула из пальцев, и он бросился за ней с проклятьем, окунув одну ногу в ледяную воду почти по пояс. Он достал чашу и присел на холодном берегу, прислушиваясь. После недолгого молчания, раздался сумбур криков и тяжелые грохочущие звуки.

Хич подбежал по пологому склону к краю колючего кустарника. Земля судорожно дрожала, как будто рядом падали деревья. Сунув чашу в заплечный мешок, он медленно пополз сквозь чащу, остановившись только возле самых крайних ветвей.

По поляне прыгало что-то огромное!

Хич разглядел черные изогнутые рога и бледную, морщинистую кожу... и тут же отпрянул назад в кусты, тяжело дыша, закрыв глаза и плотно прижав мозолистые ладони к ушам. Он все еще мог слышать страшные звуки в промежутках между ударами своего сердца. Через некоторое время шум изменился по характеру и громкости. Наконец, звуки полностью прекратились.

Хич молча сосчитал до пятисот, опустил руки и открыл глаза. Поляна по-прежнему была рядом. Он перевел дух и выполз из чащи. Царапины покрывали лицо и руки, маленькие колючки усеяли его свободные штаны и куртку. На нижней губе появилась капля крови — Хич не обратил внимания, что слишком крепко стиснул зубы.

Дела остальных участников компании оказались куда хуже. Камнедав был самым крупным из горных хобов, а у тех были самые большие ноги. Хич видел похожего только однажды и издалека, когда собирал ягоды с дедушкой недалеко от деревни. Серовато-розовый цвет хоба напоминал покрытый лишайником валун, он был искусен в маскировке, часто преследуя свою жертву в абсолютной тишине в течение нескольких часов, прежде чем прыгал на нее и расплющивал в желе.

Челюсть мальчика отвисла, когда он осмотрел поляну. Существо проделало все за удивительно короткое время. Каменный бугор, расположенный в центре лагеря, теперь оказался на уровне земли, а утоптанная трава покрылась неровными темными пятнами.

Камнедав сожрал своих жертв и их разнообразную амуницию целиком, побрезговав только вещами из металла и стекла, крашенных тканей и жестких шкур животных. Обрывки одежды и остатки полудюжины кожаных мешков были разбросаны неровным полукругом. Ремни и веревки лежали только внутри этого полукруга, словно куча дохлых змей. Перед ними стояли семь пар сапог, носы которых аккуратно смотрели в одну сторону — на Хича.

Мальчик присвистнул, огибая неглубокую яму, оставленную правой ногой хоба в мягкой земле вблизи края поляны.

"Я мог бы принять ванну в ней, — подумал он. — И прополоскать чашу к тому же, если бы дождался дождя".

Подойдя к выставке вещей, мальчик стал примерять сапоги, пока не выбрал пару, примерно подошедшую ему, и со вздохом облегчения отбросил свои собственные изношенные и не подходящие по размеру. Обувшись, он потратил несколько минут, обходя поляну в поисках посоха, украшенного синим камнем, раньше принадлежавшего предводителю. Прищелкнул языком и посмотрел куда-то в лес, пытаясь вспомнить, не говорил ли дедушка о склонности камнедавов есть... драгоценные камни.

Хич собрал заплечные мешки вместе и сел, скрестив ноги, на чистом участке травы. Затем открыл их один за другим, пытаясь сопоставить содержимое с бывшими владельцами и рассматривая вещи в поисках полезного. Один мешок, который он признал собственностью постоянно сквернословящего толстяка из Тенхандерстена, содержал удивительный ассортимент кружевного белья. Хич критически осмотрел его и оставил три лучшие пары. Вещи отличного качества, возможно, ими можно будет заплатить за еду или жилье на его пути к городу.

Коротышка, пестрая раскраска которого выдавала происхождение из Верхней Степи, носил с собой вощеный пакет с соленым угрем и желтый зуб размером с детский кулак в серебряной оправе. Трофей? Талисман? Хич бросил пакет через плечо и добавил зуб к своей стопке. Соленый угорь — это, конечно, пиршество, но удача — то, что всегда понадобится, хотя недавний опыт Степняка намекал, что и талисман не всегда может помочь.

Мешок, принадлежащий тощей, серолицей женщине, которая никогда не разговаривала, как оказалось, скрывал бутыль красного вина и буханку овсяного хлеба в локоть длиной. В кожаном кармане на дне сумки оказалось несколько маленьких твердых предметов, напоминавших гроздь шипов, завернутых в кусок мешковины. Он чуть не бросил их в траву, но затем, пожав плечами, вернул в тайник.

Осмотр остальных сумок принес большое количество провизии, порядком замусоленное трехтомное "Общее руководство по хобам и блуждающим огонькам" и опасно выглядящий нож, который мальчик привязал к своей левой руке.

Заплечный мешок Серолицей был самым большим и самым неповрежденным из партии. Хич переложил туда содержимое собственного небольшого мешка, затем добавил вещи, оставшиеся от его товарищей. Задумчиво взглянул на собранную коллекцию. Будет ли кто-то так же перебирать и его вещи когда-нибудь, выбирая и отвергая его сокровища в соответствии со своими потребностями в тот момент?..

Из "клубка змей" переплетенной кожи, Хич выбрал тонкий узорчатой пояс — серый с инкрустацией из крошечных красных камушков. Он дважды обмотал пояс вокруг талии и поднялся на ноги.

Мальчишка поднял раздутый мешок, поправляя ремни и кольца, которыми тот крепился к спине. Во время возни с упрямыми ремнями, его взгляд уловил блеск в подлеске на дальнем краю поляны. Он бросил сумку и пошел на разведку.

Хич опустил руку в заросли и извлек посох предводителя. Поднял его ввысь с криком восторга, любуясь им в бледном солнечном свете. Посох впервые привлек его внимание две недели назад, в самом начале путешествия. Кривоватый, длиной три фута, напоминающий перевернутый корень с его заостренным основанием и разветвляющимся наконечником. Синий драгоценный камень размером с горный фрукт был установлен в обвивающей его клетке, словно корень когда-то наткнулся на камень под землей и решил схватить его. Хич воткнул заостренный конец посоха в мягкую землю и встал во властную позу, копируя бывшего предводителя, прищурив глаза, взглянул на стену темных деревьев на другой стороне разрушенного лагеря...

Единственная проблема заключалась в том, что он понятия не имел, куда идти.

Большинство хобов любят вкус коры и пергамента, так же как и плоть и кость, а этот камнедав, видимо, случайно проглотил карту предводителя вместе с ее владельцем. Что еще хуже, Хич не видел на опустошенной поляне никаких следов трех собак. Вполне возможно, что камнедав сожрал их несмотря на запах от шкур, но вряд ли. Скорее, проворные существа убежали, пока хоб был занят более крупными жертвами, и до сих пор носятся где-то в лесу.

Хич поднял посох с земли и опустился на часть скалы, уцелевшую под ногами хоба. Сколько еще дней, по словам предводителя, они должны были идти, прежде чем достигнут города — тридцать? Сорок? Мальчик поднял глаза на бледное утреннее солнце, только поднявшееся до вершин деревьев, и попытался вспомнить, где видел его вчера в это же время. Когда он сидел, размышляя, слабый ритмичный шум достиг его ушей из леса справа. Хич затаил дыхание, слушая, как звуки становятся все громче. Что-то довольно большое прокладывало себе путь к поляне, не заботясь о том, чтобы поискать путь между близко растущими деревьями. По плечам забегали мурашки. Он взглянул на посох: возможно, перекусивший здесь недавно вдруг захотел воспользоваться зубочисткой.

Хич поднялся на ноги. Направившись в противоположную от шума сторону, он прошел между двумя ближайшими деревьями и скрылся в лесу.

2

Послание от матери

Долгое ожидание иногда имеет свои преимущества.

Длинные полчаса у двери Большого Кабинета Дилиженс потратила на то, чтобы рассмотреть ее проблему логически и с нескольких сторон, как ее учили. Через тридцать минут она уменьшила число вероятных причин приглашения от отца до двух, со второй явно более вероятной, чем первая.

Вполне возможно, что главная повариха и ее веселые помощники, наконец, смогли разобрать запутанный след, ведущий к виновнику их памятного провала в Юго-западной столовой в прошлом октанте. Возможно, но тогда улики — мешок вредных химикалий — вряд ли бы до сих пор благополучно лежали на глубине шести футов под летними грядками пряностей. Дилиженс позволила себе небольшую улыбку и покачала головой. Гораздо вероятнее, что один из поварят заметил ее прошлой ночью, когда она снова таскала с кухни еду для альтеров. Сумпас часто бродил там по ночам, и, конечно, этот маленький сопливый негодяй тут же пошел к своему начальству с сильно приукрашенным докладом о непослушной Дилиженс.

Девушка забралась с ногами на скамейку из древнего живого дерева и взвесила свои варианты. На данный момент ее судьба зависела от двух связанных друг с другом переменных: степени гнева отца на какое-то из этих двух происшествий и времени, которое он мог посвятить выбору подходящего наказания. Дилиженс погрызла большой палец правой руки. К счастью для нее, так много всего произошло за недавнее время — почти постоянные послания в Ось и оттуда в течение последних двух недель, не говоря уже о засухе и огненных бурях — так что отец вряд ли мог уделить значительное внимание проступкам своенравного ребенка. По крайней мере, хотелось на это надеяться.

Дилиженс втянула голову в плечи и с грустным вздохом обхватила себя руками. У нее не было ни малейшего желания провести одну из нескольких недель, что осталось жить на юге, за чисткой конюшен при помощи маленькой щетки, как случилось в прошлый раз.

Со скрипом петель открылась дверь кабинета. Высокий человек в серой тюбетейке выглянул в приемную. Дилиженс узнала Неека, тощего, неулыбчивого парня, который недавно прибыл из Оси ко двору ее отца.

— Дочь короля Жнецов, — официально объявил тот, склонив голову в низком поклоне. — Он сейчас примет вас.

Дилиженс закатила глаза и прошла мимо Неека в слабо освещенный кабинет, стараясь держать голову низко опущенной и демонстрируя всю ​​кротость, какую смогла в себе найти. Вместе с Нееком у двери стоял молодой писарь, сжимавший дощечку для письма в одной руке и связку шил и разноцветных перьев в другой.

Потупив взгляд, она прошла через круглую комнату и забралась в плетеное кресло, подвешенное к потолку напротив стола отца. Тихое покашливание напомнило ей опустить ноги и поставить босые ступни на пушистый ковер. Когда девушка, наконец, подняла глаза, она была поражена и немного встревожена, увидев, что старый Помпондерант в своих пурпурных одеждах, прямой, как священный дуб, стоит за креслом отца. Присутствие ее наставника стало неожиданностью, однако подтверждало, что ее проступок не приняли всерьез.

Крупный человек, сидящий за столом, походил на свою дочь пшенично-светлыми волосами и цветом лица. Он проследил за ее взглядом.

— А, Помпондерант, — бросил король через плечо, как будто впервые заметил старика. — Прекрасное утро, не правда ли?

Ученый раздраженно пожал плечами.

— Вопрос точки зрения, — ответил он. — Те, кто получает удовольствие от солнечного тепла и свежего ветра, пахнущего яблочными зернами, могут уверенно назвать утро таковым.

— Именно так, — большой человек рассудительно кивнул. — С другой стороны, ползучая грязь, несомненно, сейчас трепещет в своем болоте, проклиная злую судьбу, пославшую ей такое кошмарное начало дня. — Он покосился на серую фигуру, стоящую у двери. — Неек!

— Король? — мужчина тут же шагнул вперед.

— Неек, у тебя отпуск на несколько минут, чтобы осмотреть дверь моего кабинета снаружи.

Гость из Оси неуверенно покачнулся, его брови поднялись.

— Король, я не...

— Выйди из комнаты, — приказал король. — И возьми писаря с собой. Я позову вас обоих, когда ваше присутствие будет необходимым.

Неек коротко поклонился и повернулся, чтобы уйти, розовый румянец наползал на его лицо из-под серого воротника. Молодой писарь безучастно последовал за ним, с перьми и дощечкой в руках.

"Хуже и хуже", — подумала Дилиженс. Личные разговоры отца, как правило, были куда серьезнее, чем официальные.

Король сложил руки на своей широкой талии и взглянул на наследницу, сидящую в висячем кресле, словно пойманная птица в силках.

— А что ты думаешь про утро, дочка?

— Все очень хорошо, отец, — девушка неуверенно улыбнулась. — Поскольку я не ползучая грязь, утро кажется мне очень приятным.

— Хм... Ближе к делу: а как ты находишь сегодняшнюю ночь?

— Тоже очень хорошая, — она старалась не заикаться. — Я спала до и после восхода солнца.

"Это правда", — мысленно сказала себе Дилиженс. После визита на кухню, во всяком случае. Она осмотрела стол в поисках маленькой щетки. Проклятый сопляк Сумпас!

— Для твоего отца это, к сожалению, недопустимая роскошь, — заметил король. — Я проснулся за час до рассвета, когда прибыло письмо от твоей матери.

Дилиженс резко выпрямилась в висячем кресле, заставив его слегка качаться из стороны в сторону.

— Моей матери? — и почувствовала себя так, словно комната закружилась вокруг нее.

Король поднял со стола маленький кожаный мешочек и взвесил его в руке.

— Посланник был существом наподобие человека, сделанного из стекла. Он терпеливо ждал, пока мы приведем писаря, а затем трижды произнес свое сообщение громким и тонким голосом. После этого он не отвечал ни на какие вопросы, неподвижно стоял у ворот, пока первые лучи солнца не упали на его прозрачный череп, после чего тут же расплавился, превратившись в лужу дымящейся жидкости.