Меч и Магия: Сказитель грез

1

Аккуратность вознаграждается

Хич мыл свою обеденную чашу, когда камнедав напал на лагерь...

Прежде чем тайком улизнуть с поляны, он терпеливо выждал, пока предводитель обопрется на мягкую, покрытую мхом корягу и погрузится в свой обычный утренний сон. Вся склонность этого пожилого человека к чистоте ограничивалась небрежным протиранием своей собственной чаши рукавом, и он ожидал, что его носильщик последует такому примеру без жалоб. Хича уже дважды колотили за непослушание во время путешествия, и мальчик подозревал, что придет в Морской Край весь в синяках. Так он и сидел, обхватив руками колени, с грязной чашей рядом и смотрел, как одна из путешественниц чинит прохудившийся заплечный мешок.

Наконец храп предводителя разнесся в свежем осеннем воздухе. Быстрый взгляд вокруг уверил Хича, что остальные заняты своими обычными делами: молчаливая женщина — починкой мешка, пучеглазые близнецы — спором из-за игры в Вырой-канаву, толстяк дразнит собак кусочками сероватого мяса... Хич натянул свои плохо подогнанные сапоги, с гримасой поднялся на ноги и незаметно ускользнул с поляны.

Коричневую траву прошлой ночью прихватило заморозками. Теперь она хрустела под ногами, пока мальчишка с осторожностью пробирался через колючие заросли, росшие на склоне с южной стороны лагеря. Выпутавшись из колючек, он побрел вниз к мелкому ручью, что журчал в пятидесяти ярдах ниже.

Небольшой гарнизон лягушек-плевак обстрелял крошечными струйками зеленоватой воды его лодыжки, прежде чем бросить свои посты с хором булькающих звуков.

Янтарно-золотистые солнечные лучи падали вниз через прорехи в облаках. Хич остановился на краю ручья, чтобы полюбоваться, как над поверхностью воды курится темно-желтый туман. Вряд ли этот день будет особенным, сказал он себе, но вполне похоже на просто хороший денек.

Мальчик опустился на колени, чтобы опустить чашу в воду, когда послышался первый испуганный крик. Полированная поверхность тыквы выскользнула из пальцев, и он бросился за ней с проклятьем, окунув одну ногу в ледяную воду почти по пояс. Он достал чашу и присел на холодном берегу, прислушиваясь. После недолгого молчания, раздался сумбур криков и тяжелые грохочущие звуки.

Хич подбежал по пологому склону к краю колючего кустарника. Земля судорожно дрожала, как будто рядом падали деревья. Сунув чашу в заплечный мешок, он медленно пополз сквозь чащу, остановившись только возле самых крайних ветвей.

По поляне прыгало что-то огромное!

Хич разглядел черные изогнутые рога и бледную, морщинистую кожу... и тут же отпрянул назад в кусты, тяжело дыша, закрыв глаза и плотно прижав мозолистые ладони к ушам. Он все еще мог слышать страшные звуки в промежутках между ударами своего сердца. Через некоторое время шум изменился по характеру и громкости. Наконец, звуки полностью прекратились.

Хич молча сосчитал до пятисот, опустил руки и открыл глаза. Поляна по-прежнему была рядом. Он перевел дух и выполз из чащи. Царапины покрывали лицо и руки, маленькие колючки усеяли его свободные штаны и куртку. На нижней губе появилась капля крови — Хич не обратил внимания, что слишком крепко стиснул зубы.

Дела остальных участников компании оказались куда хуже. Камнедав был самым крупным из горных хобов, а у тех были самые большие ноги. Хич видел похожего только однажды и издалека, когда собирал ягоды с дедушкой недалеко от деревни. Серовато-розовый цвет хоба напоминал покрытый лишайником валун, он был искусен в маскировке, часто преследуя свою жертву в абсолютной тишине в течение нескольких часов, прежде чем прыгал на нее и расплющивал в желе.

Челюсть мальчика отвисла, когда он осмотрел поляну. Существо проделало все за удивительно короткое время. Каменный бугор, расположенный в центре лагеря, теперь оказался на уровне земли, а утоптанная трава покрылась неровными темными пятнами.

Камнедав сожрал своих жертв и их разнообразную амуницию целиком, побрезговав только вещами из металла и стекла, крашенных тканей и жестких шкур животных. Обрывки одежды и остатки полудюжины кожаных мешков были разбросаны неровным полукругом. Ремни и веревки лежали только внутри этого полукруга, словно куча дохлых змей. Перед ними стояли семь пар сапог, носы которых аккуратно смотрели в одну сторону — на Хича.

Мальчик присвистнул, огибая неглубокую яму, оставленную правой ногой хоба в мягкой земле вблизи края поляны.

"Я мог бы принять ванну в ней, — подумал он. — И прополоскать чашу к тому же, если бы дождался дождя".

Подойдя к выставке вещей, мальчик стал примерять сапоги, пока не выбрал пару, примерно подошедшую ему, и со вздохом облегчения отбросил свои собственные изношенные и не подходящие по размеру. Обувшись, он потратил несколько минут, обходя поляну в поисках посоха, украшенного синим камнем, раньше принадлежавшего предводителю. Прищелкнул языком и посмотрел куда-то в лес, пытаясь вспомнить, не говорил ли дедушка о склонности камнедавов есть... драгоценные камни.

Хич собрал заплечные мешки вместе и сел, скрестив ноги, на чистом участке травы. Затем открыл их один за другим, пытаясь сопоставить содержимое с бывшими владельцами и рассматривая вещи в поисках полезного. Один мешок, который он признал собственностью постоянно сквернословящего толстяка из Тенхандерстена, содержал удивительный ассортимент кружевного белья. Хич критически осмотрел его и оставил три лучшие пары. Вещи отличного качества, возможно, ими можно будет заплатить за еду или жилье на его пути к городу.

Коротышка, пестрая раскраска которого выдавала происхождение из Верхней Степи, носил с собой вощеный пакет с соленым угрем и желтый зуб размером с детский кулак в серебряной оправе. Трофей? Талисман? Хич бросил пакет через плечо и добавил зуб к своей стопке. Соленый угорь — это, конечно, пиршество, но удача — то, что всегда понадобится, хотя недавний опыт Степняка намекал, что и талисман не всегда может помочь.

Мешок, принадлежащий тощей, серолицей женщине, которая никогда не разговаривала, как оказалось, скрывал бутыль красного вина и буханку овсяного хлеба в локоть длиной. В кожаном кармане на дне сумки оказалось несколько маленьких твердых предметов, напоминавших гроздь шипов, завернутых в кусок мешковины. Он чуть не бросил их в траву, но затем, пожав плечами, вернул в тайник.

Осмотр остальных сумок принес большое количество провизии, порядком замусоленное трехтомное "Общее руководство по хобам и блуждающим огонькам" и опасно выглядящий нож, который мальчик привязал к своей левой руке.

Заплечный мешок Серолицей был самым большим и самым неповрежденным из партии. Хич переложил туда содержимое собственного небольшого мешка, затем добавил вещи, оставшиеся от его товарищей. Задумчиво взглянул на собранную коллекцию. Будет ли кто-то так же перебирать и его вещи когда-нибудь, выбирая и отвергая его сокровища в соответствии со своими потребностями в тот момент?..

Из "клубка змей" переплетенной кожи, Хич выбрал тонкий узорчатой пояс — серый с инкрустацией из крошечных красных камушков. Он дважды обмотал пояс вокруг талии и поднялся на ноги.

Мальчишка поднял раздутый мешок, поправляя ремни и кольца, которыми тот крепился к спине. Во время возни с упрямыми ремнями, его взгляд уловил блеск в подлеске на дальнем краю поляны. Он бросил сумку и пошел на разведку.

Хич опустил руку в заросли и извлек посох предводителя. Поднял его ввысь с криком восторга, любуясь им в бледном солнечном свете. Посох впервые привлек его внимание две недели назад, в самом начале путешествия. Кривоватый, длиной три фута, напоминающий перевернутый корень с его заостренным основанием и разветвляющимся наконечником. Синий драгоценный камень размером с горный фрукт был установлен в обвивающей его клетке, словно корень когда-то наткнулся на камень под землей и решил схватить его. Хич воткнул заостренный конец посоха в мягкую землю и встал во властную позу, копируя бывшего предводителя, прищурив глаза, взглянул на стену темных деревьев на другой стороне разрушенного лагеря...

Единственная проблема заключалась в том, что он понятия не имел, куда идти.

Большинство хобов любят вкус коры и пергамента, так же как и плоть и кость, а этот камнедав, видимо, случайно проглотил карту предводителя вместе с ее владельцем. Что еще хуже, Хич не видел на опустошенной поляне никаких следов трех собак. Вполне возможно, что камнедав сожрал их несмотря на запах от шкур, но вряд ли. Скорее, проворные существа убежали, пока хоб был занят более крупными жертвами, и до сих пор носятся где-то в лесу.

Хич поднял посох с земли и опустился на часть скалы, уцелевшую под ногами хоба. Сколько еще дней, по словам предводителя, они должны были идти, прежде чем достигнут города — тридцать? Сорок? Мальчик поднял глаза на бледное утреннее солнце, только поднявшееся до вершин деревьев, и попытался вспомнить, где видел его вчера в это же время. Когда он сидел, размышляя, слабый ритмичный шум достиг его ушей из леса справа. Хич затаил дыхание, слушая, как звуки становятся все громче. Что-то довольно большое прокладывало себе путь к поляне, не заботясь о том, чтобы поискать путь между близко растущими деревьями. По плечам забегали мурашки. Он взглянул на посох: возможно, перекусивший здесь недавно вдруг захотел воспользоваться зубочисткой.

Хич поднялся на ноги. Направившись в противоположную от шума сторону, он прошел между двумя ближайшими деревьями и скрылся в лесу.

2

Послание от матери

Долгое ожидание иногда имеет свои преимущества.

Длинные полчаса у двери Большого Кабинета Дилиженс потратила на то, чтобы рассмотреть ее проблему логически и с нескольких сторон, как ее учили. Через тридцать минут она уменьшила число вероятных причин приглашения от отца до двух, со второй явно более вероятной, чем первая.

Вполне возможно, что главная повариха и ее веселые помощники, наконец, смогли разобрать запутанный след, ведущий к виновнику их памятного провала в Юго-западной столовой в прошлом октанте. Возможно, но тогда улики — мешок вредных химикалий — вряд ли бы до сих пор благополучно лежали на глубине шести футов под летними грядками пряностей. Дилиженс позволила себе небольшую улыбку и покачала головой. Гораздо вероятнее, что один из поварят заметил ее прошлой ночью, когда она снова таскала с кухни еду для альтеров. Сумпас часто бродил там по ночам, и, конечно, этот маленький сопливый негодяй тут же пошел к своему начальству с сильно приукрашенным докладом о непослушной Дилиженс.

Девушка забралась с ногами на скамейку из древнего живого дерева и взвесила свои варианты. На данный момент ее судьба зависела от двух связанных друг с другом переменных: степени гнева отца на какое-то из этих двух происшествий и времени, которое он мог посвятить выбору подходящего наказания. Дилиженс погрызла большой палец правой руки. К счастью для нее, так много всего произошло за недавнее время — почти постоянные послания в Ось и оттуда в течение последних двух недель, не говоря уже о засухе и огненных бурях — так что отец вряд ли мог уделить значительное внимание проступкам своенравного ребенка. По крайней мере, хотелось на это надеяться.

Дилиженс втянула голову в плечи и с грустным вздохом обхватила себя руками. У нее не было ни малейшего желания провести одну из нескольких недель, что осталось жить на юге, за чисткой конюшен при помощи маленькой щетки, как случилось в прошлый раз.

Со скрипом петель открылась дверь кабинета. Высокий человек в серой тюбетейке выглянул в приемную. Дилиженс узнала Неека, тощего, неулыбчивого парня, который недавно прибыл из Оси ко двору ее отца.

— Дочь короля Жнецов, — официально объявил тот, склонив голову в низком поклоне. — Он сейчас примет вас.

Дилиженс закатила глаза и прошла мимо Неека в слабо освещенный кабинет, стараясь держать голову низко опущенной и демонстрируя всю ​​кротость, какую смогла в себе найти. Вместе с Нееком у двери стоял молодой писарь, сжимавший дощечку для письма в одной руке и связку шил и разноцветных перьев в другой.

Потупив взгляд, она прошла через круглую комнату и забралась в плетеное кресло, подвешенное к потолку напротив стола отца. Тихое покашливание напомнило ей опустить ноги и поставить босые ступни на пушистый ковер. Когда девушка, наконец, подняла глаза, она была поражена и немного встревожена, увидев, что старый Помпондерант в своих пурпурных одеждах, прямой, как священный дуб, стоит за креслом отца. Присутствие ее наставника стало неожиданностью, однако подтверждало, что ее проступок не приняли всерьез.

Крупный человек, сидящий за столом, походил на свою дочь пшенично-светлыми волосами и цветом лица. Он проследил за ее взглядом.

— А, Помпондерант, — бросил король через плечо, как будто впервые заметил старика. — Прекрасное утро, не правда ли?

Ученый раздраженно пожал плечами.

— Вопрос точки зрения, — ответил он. — Те, кто получает удовольствие от солнечного тепла и свежего ветра, пахнущего яблочными зернами, могут уверенно назвать утро таковым.

— Именно так, — большой человек рассудительно кивнул. — С другой стороны, ползучая грязь, несомненно, сейчас трепещет в своем болоте, проклиная злую судьбу, пославшую ей такое кошмарное начало дня. — Он покосился на серую фигуру, стоящую у двери. — Неек!

— Король? — мужчина тут же шагнул вперед.

— Неек, у тебя отпуск на несколько минут, чтобы осмотреть дверь моего кабинета снаружи.

Гость из Оси неуверенно покачнулся, его брови поднялись.

— Король, я не...

— Выйди из комнаты, — приказал король. — И возьми писаря с собой. Я позову вас обоих, когда ваше присутствие будет необходимым.

Неек коротко поклонился и повернулся, чтобы уйти, розовый румянец наползал на его лицо из-под серого воротника. Молодой писарь безучастно последовал за ним, с перьми и дощечкой в руках.

"Хуже и хуже", — подумала Дилиженс. Личные разговоры отца, как правило, были куда серьезнее, чем официальные.

Король сложил руки на своей широкой талии и взглянул на наследницу, сидящую в висячем кресле, словно пойманная птица в силках.

— А что ты думаешь про утро, дочка?

— Все очень хорошо, отец, — девушка неуверенно улыбнулась. — Поскольку я не ползучая грязь, утро кажется мне очень приятным.

— Хм... Ближе к делу: а как ты находишь сегодняшнюю ночь?

— Тоже очень хорошая, — она старалась не заикаться. — Я спала до и после восхода солнца.

"Это правда", — мысленно сказала себе Дилиженс. После визита на кухню, во всяком случае. Она осмотрела стол в поисках маленькой щетки. Проклятый сопляк Сумпас!

— Для твоего отца это, к сожалению, недопустимая роскошь, — заметил король. — Я проснулся за час до рассвета, когда прибыло письмо от твоей матери.

Дилиженс резко выпрямилась в висячем кресле, заставив его слегка качаться из стороны в сторону.

— Моей матери? — и почувствовала себя так, словно комната закружилась вокруг нее.

Король поднял со стола маленький кожаный мешочек и взвесил его в руке.

— Посланник был существом наподобие человека, сделанного из стекла. Он терпеливо ждал, пока мы приведем писаря, а затем трижды произнес свое сообщение громким и тонким голосом. После этого он не отвечал ни на какие вопросы, неподвижно стоял у ворот, пока первые лучи солнца не упали на его прозрачный череп, после чего тут же расплавился, превратившись в лужу дымящейся жидкости.

— Я собрал немного этой субстанции, — удовлетворенно сообщил Помпондерант, достав из-под мантии маленький флакон. — После соответствующих анализов я помещу ее в герметичную камеру в моем кабинете и буду наблюдать с помощью нужных устройств. Возможно, при свете луны из нее родится стеклянный младенец.

Дилиженс восхищенно смотрела на стену слева от отца, пытаясь представить удивительное зрелище.

— Что было в послании? — спросила она наконец.

Настала очередь отца смотреть куда-то в сторону.

— Как ты, без сомнения, знаешь, Колесо в последнее время страдает от различных бед с земли и неба: огненные бури здесь на юге, засуха, преследующая Скотоводов, идущих за нами, и землетрясения на больших территориях, ожидающих нас на севере страны. Три месяца назад короли собрались в Оси и гадали с помощью холодного огня и коз. Результаты оказались неубедительными, — король переложил мешочек с одной ладони на другую. — Хранители составили тревожную теорию, что это мы, Кружащие, позволили себе нарушить ход Колеса и, таким образом, виновны в его скором разрушении. Они оправдывали свои страхи ярдами свитков с расчетами. Предложенное ими средство спасения — всем перейти на четверть оборота Колеса вперед, что надо сделать как можно скорее.

— Перейти вперед? — Дилиженс беспомощно прошлась взглядом по комнате. — Ты имеешь в виду, уйти с юга? Так скоро? Сбор урожая здесь еще не окончен.

— А посевы на востоке еще не готовы для наших кос, — отец взмахом руки отверг этот план. — Дурацкие пререкания... Начались горячие споры, и в итоге решили, что дисбаланс оказался глубже, чем можно исправить простым движением вперед. Было решено, что мы должны обратиться к Сказителю грез за ответом на нашу загадку. По воле королей к Незримой стене отправили посланника, чтобы умолять о помощи Амонвелль, которая называет Сказителя грез своей родней. Сегодня утром ее ответ принес стеклянный человек, — король глубоко вздохнул и повернулся к двери. — Неек!

Послышался скрип и шорох. Через мгновение гость из Оси уже стоял перед королем, юный писарь пристроился рядом с ним. Дилиженс заметила усталые глаза юноши, и вспомнила, что его подняли с постели до рассвета.

Король положил кожаный мешочек и приказал писарю:

— Прочти.

Юноше пришлось дважды откашляться, прежде чем он смог начать. Похоже, ему пришлось постараться, чтобы избавить свой голос от дрожи.

— Приветствие, — прочел он, — от Амонвелль из Основателей — народу Земли Кружащих и ее королям. Брат мой Сказитель грез согласен предоставить вам аудиенцию после доставки нескольких даров дружбы. Это меч Эла, называемый Косой Людей, что был захвачен в битве при Краденном Воздухе; девять свежих бутонов остродрева; семь альтеров в хорошем состоянии; а также четырнадцать иофолков с соответствующим кормом.

Юноша сделал паузу на глоток воздуха, и взгляд Дилиженс упал на Неека. Житель Оси не пытался скрыть презрительную усмешку.

— Кроме того, — продолжал писарь, — с сожалением прошу о небольшой милости. Дочь Амонвелль Мэдавин должна сопровождать эти дары при посещении земли своей матери, продолжительность которого определим мы вдвоем, — послание завершалось указанием даты и места аудиенции со Сказителем грез. Наконец, юноша опустил дощечку и замолчал.

— Мэдавин, — вздохнула Дилиженс. — Никто меня так не звал с тех пор, как я была маленькой, — внутри нее возник странный холод при взгляде на обеспокоенное лицо отца. — Я думала, что останусь с Кружащим народом до двадцать первого дня рождения. Еще целых четыре года...

Король вздохнул:

— Это верно, соглашение о рождении предусматривает, что твои первые двадцать лет должны пройти здесь, в Колесе. Однако такая просьба не стала неожиданностью. Твоя мать всегда была непостоянным существом, созданным из равных частей причуды и нетерпения. Без сомнения, она ждет тебя и рада любому случаю, чтобы ускорить твой приезд. Некоторые фракции Хранителей и их сторонники среди других движущихся уже выдвинули идею — послать альтера вместо тебя, — он бросил кислый взгляд на Неека. — По правде говоря, я бы с удовольствием согласился, если бы не был уверен, что твоя мать раскроет эту уловку в одно мгновение — и расторгнет наше соглашение в следующее.

Помпондерант пошевелился в тени за спиной короля:

— Последствия будут такими: Амонвелль воспримет столь грубую ложь как оскорбление и нашлет множество ураганов, чтобы опустошить часть Колеса в отместку, — старик задумался. — Или соберет армию стеклянных людей, чтобы перекрыть северные торговые пути.

Житель Оси фыркнул:

— Вы преувеличиваете ее возможности, — заявил Неек. — Постоянный Народ — люди, при всей их странности. Они смешивают их кровь с нашей в соответствии с древними договорами. Согласиться отправить вашу дочь в это опасное путешествие, только чтобы удовлетворить прихоть женщины — попахивает слабостью.

В кабинете воцарилось молчание, когда король привстал за своим столом. Неек попятился, и даже Дилиженс сжалась при виде выражения лица отца, желая, чтобы ее кресло твердо стояло на полу, а не висело с потолка, как связка перца.

— Осторожнее, ты, серый мальчик, — сказал король тихим, угрожающим голосом.

— Какая короткая память в Оси, — Помпондерант наблюдал со своего места в тени, — если вы забыли о судьбе Сияния во время битвы при Краденном Воздухе, когда два раза по десять сотен огневиков были уничтожены одним лишь желанием Амонвелль.

— Я слышал несколько меньшую цифру, — сухо сказал Неек. — Во всяком случае, никогда не было договоров между огневиками и Незримой стеной, в то время как мы...

— Вон, — сказал король. Дилиженс видела, как пальцы отца вцепились в покрытые парчой подлокотники кресла, когда он медленно сел.

Гость из Оси вызывающе поднял острый подбородок:

— Если мне будет позволено...

— Вон!

Все подскочили, когда мощный кулак короля ударил по рабочему столу.

Как только дверь, скрипнув, закрылась за Нееком и дрожащим писарем, король повернулся к дочери.

— Дилиженс. Дочка. И правда, это путешествие может быть опасным, — его взгляд был серьезен. — Тем не менее, с прошлого года я замечаю в твоем характере некоторую неугомонность и чувствую, что поход за пределы Колеса сейчас не расходится с твоими собственным желаниями, несмотря на все возможные помехи и опасности, — он кивнул. — Помпондерант, по совпадению, тоже объявил о своем намерении отбыть из Земли Кружащих. Если ты решишь сделать это для твоего народа, он готов сопровождать тебя примерно полпути вокруг Колеса и за его пределами, до тех пор, пока ваши дороги не разойдутся.

Дилиженс посмотрела на своего старого наставника с удивлением. Помпондерант уезжает?

— Конечно, я поеду, — сказала она. — Конечно.

Отец склонил голову в знак благодарности.

— Как хорошо знает твоя мать, меч Эла Коса людей лежит в хранилище королей в Оси. Его уже отправили сюда, — король снова поднял маленький кожаный мешочек и раскрыл его. — Может понадобиться некоторое время, чтобы найти необходимое количество бутонов остродрева. Этих деревьев в здешних краях уже не так много, как когда-то. Во всяком случае, мы планируем твой отъезд через четыре недели, чтобы ты приехала на место встречи с караваном в нужный день.

— Да, отец, — Дилиженс спустилась с качающегося кресла, ее голова была переполнена мыслями. То, что началось, как призыв на суд, закончилось открытием двери в совершенно новый мир. Когда она повернулась, чтобы выйти из комнаты, отец откашлялся.

— Еще кое-что, дочка. Повариха, несомненно, захочет устроить большой праздник в честь твоего отъезда. Может быть, ты сможешь потратить одну из оставшихся недель, чтобы помочь ее слугам отсортировать и пометить несколько тысяч бочек с травами, хранящихся в подвале, — он снова слегка кашлянул. — Кажется, таинственная болезнь поразила летние грядки пряностей и сделала их содержимое совершенно несъедобным...

3

Птица на подоконнике

Хич присел за камнями на вершине холма и посмотрел вниз. Под ним простиралась маленькая долина, а в центре долины стоял маленький дом. Он наблюдал за домом постоянно в течение двух дней, уходя только, чтобы найти пищу в лесу рядом или справить нужду в кустах.

Это был аккуратный красивый дом, круглый, как тыква, и построенный из переплетенных толстых прутьев, обмазанных желтой глиной, с ровно уложенной соломенной крышей.

Хич оглядывал его с опаской. Он слышал о брошенных домах, которые потом занимали хобы, не строящие ничего для себя. Существа приходили туда, пока могли, иногда им удавалось заманить ничего не подозревающих путешественников, схватить их и разорвать на куски своими длинными руками и острыми зубами.

В первую ночь, когда он только пришел, маленький дом светился радостным светом, круги его окон были тепло-оранжевых на фоне сине-черных сумерек. При дневном свете, ничто в доме не шелохнулось: никто не выходил из него и никто не входил. На вторую ночь дом остался неосвещенным, и опасения Хича, что он наткнулся на логово хобов, вернулись. Возможно, огонь, горевший в очаге предыдущей ночью, остался с тех пор, как хозяин дома встретил свою смерть, и просто не сразу погас.

Утром третьего дня кое-что изменилось: входная дверь оказалась открыта.

Хич сидел за камнями на вершине холма и смотрел вниз все утро, не заметив никого, кроме небольшой серой птицы, которая некоторое время кружила над долиной, а потом исчезла, скрывшись позади дома.

Время от времени желудок напоминал, сколько времени прошло с тех пор, как он ел нормальную пищу — последние несколько дней приходилось питаться только найденными ягодами и корой сахарного дерева. Мальчишка поежился: с далеких гор тянуло холодом. Если судить по промерзшим костям, уже прошли века с тех пор, как он в последний раз сидел в четырех теплых стенах. Желудок заворчал, и Хич облизал губы. Он уже давно жалел о засоленном угре, выброшенном недели назад на поляне у колючих кустов.

Путешественник взглянул на безоблачное небо. Серая птица вновь взлетела под ярким полуденным солнцем, а ведь всем известно, что разумные хобы избегают прямого солнечного света! Хич прищурился и посмотрел вниз, на долину. Если нужно рискнуть и подойти поближе, сейчас самое время. Подобрав свой заплечный мешок и посох, мальчик вышел из-за камня.

Он быстро спустился по поросшему травой склону, наклонившись, чтобы остаться незаметным. Тихо пробрался вперед, приблизившись к дому с той стороны, где сложенные поленницей дрова загораживали вид из окон. И, наконец, подкрался к открытому дверному проему.

Внутри было темно. Хич хотел постучать в дверь концом посоха, но не решился нарушить тишину. Сердце колотилось, он набрал в грудь воздуха и шагнул через порог, быстро повернув голову из стороны в сторону, чтобы высмотреть, не собирается ли кто-нибудь наброситься из темноты. За дверью оказалась небольшая кухня, увешанная связками сушеных трав, и гостиная с холодным очагом. Хич двигался медленно, щурясь и принюхиваясь, но запаха хобов не чувствовалось.

Еще один дверной проем оказался у дымовой трубы. За ним мальчик обнаружил небольшую спальню, куда выходила внешняя сторона очага. На низкой койке у наружной кривой станы лежала старая женщина. Сначала Хич принял ее за мертвую, но когда он подошел ближе, доска на полу скрипнула, и старушка прерывисто вздохнула, ее бледные пальцы смяли одеяло на груди. В комнате пахло болезнью. Лоб женщины блестел от пота, ее глаза невидяще глядели вверх, пока мальчик стоял и смотрел на нее, дыхание казалось частым и неглубоким.

Ставни были открыты на всю ширину окна над койкой, и, пока Хич наблюдал, с тихим хлопаньем серых крыльев подлетела птица. Женщина, казалось, стала спокойнее при стуке птичьих когтей на деревянном подоконнике. Ее глаза закрылись. Когда же она снова открыла их, то посмотрела прямо на Хича. Он наклонился, увидев, что она приподняла подбородок, губы дрожали, словно старушка хотела что-то сказать.

— Корни и ячмень в шкафу, — наконец, прошептала женщина. — Вода в колодце за домом. Почему бы тебе не сделать нам суп?

Хич нашел черный чугунок, висящий на цепочке внутри очага. Принес дров и немного лучины для растопки и развел небольшой огонь, затем порубил съедобные корни вместе с некоторым количеством сушеного перца из кухни, примешав горсть ягод, что принес из лесу. После дней впроголодь запах супа казался просто великолепным. Мальчик достал свою тыквенную чашу из мешка и разделил пищу, налив хозяйке дома ее часть в маленькую глиняную плошку, которую нашел у очага, белую и разрисованную синими рыбками. Старушка была слишком слаба, чтобы есть самой, так что Хич подложил ей под голову свой заплечный мешок и помог ей пить из плошки. В ту ночь он спал у очага, вместо одеяла укрывшись темно-зеленой шерстяной накидкой, которую взял с вешалки у входной двери.

Утром старушка выглядела значительно лучше, хотя по-прежнему была очень слаба. Хич открыл окно над койкой, чтобы бледно-золотое солнце лучше освещало спальню. Затем он разогрел в очаге немного воды и помог больной умыться.

Казалось, ей больно говорить, но женщина спросила, как его зовут и откуда он, и мальчик рассказал, что блуждает в лесу много дней, потерявшись после гибели своего отряда. Старушка никогда не слышала о Морском Крае, но подробно описала небольшой перевал, лежащий к востоку от ее долины, по которому можно быстро пройти через горы. За пиками гор лежало озеро и узкий участок леса, заканчивающийся у широкой равнины, где иногда проходили караваны торговцев. Рассказ утомил больную, и она задремала, пока гость ее благодарил.

Зима была все ближе, и ночи все холоднее. Хич перенес в дом много дров, сложив их у очага, а потом занялся другими делами. Было уже позднее утро, и он резал травы на кухне для обеда, когда вдруг из спальни послышался стук когтей по дереву. Оказалось, серая птица вернулась. Она бесстрашно смотрела на человека своим ярким черным глазом, наклоняя голову, чтобы видеть его, пока он шел к койке старушки.

— Прогнать ее? — спросил Хич.

Женщина с улыбкой покачала головой:

— Скоро улетит сама, — сказала она шелестящим шепотом. Старушка подняла тонкую и пронизанную голубыми жилками руку. — Только останься рядом со мной ненадолго и подержи меня за руку. Я такая маленькая и легкая, что меня может унести ветерок, но я не готова к этому, не сейчас.

Действительно она выглядела хрупкой и бесплотной, но, когда Хич взял ее руку, хватка больной была достаточно твердой. Птица улетела, когда он сел у койки, но не потому что испугалась, а так, словно ей понадобилось куда-то еще. Вскоре женщина начала метаться на своем тонком соломенном тюфяке, ее глаза двигались в глазницах, пока она что-то бормотала, слишком тихо, чтобы можно было расслышать. Ее бледный лоб покрылся потом, и мальчик испугался, что лихорадка вернулась.

Время шло, пока хрупкая фигурка шевелилась и бормотала. Хич уже начал дремать, когда вдруг снова прилетела птица. Стук когтей по подоконнику, казалось, вырвал старушку из сна. Ее дыхание замедлилось, и она со вздохом выпустила руку мальчика. Он вышел, чтобы приготовить для нее мятный чай, а когда вернулся, на окне уже не было никого. Старушка улыбалась, ее длинные волосы лежали на подушке, словно серое облако вокруг лица.

— Земля так красива, — выдохнула она, когда Хич помог ей поднести чашу чая к губам. — Сахарные деревья горят в цвету, и ветер сдерживает свое дыхание, все ждут, ждут зимы...

Мальчик коснулся ее лба, с трудом разбирая произнесенные хриплым шепотом слова о долине и окружавших ее лесах, чистом холодном вкусе воздуха над горными вершинами... Но кожа женщины была прохладной, и не было заметно следов лихорадки.

Она снова пришла в себя к вечеру, и начала рассказывать истории о своей молодости и более поздних годах в стране далеко отсюда.

— А потом, когда мой милый Джова умер, — пробормотала она, — я поняла, что настало время вырвать мои корни и снова следовать за зеленым мотыльком.

Хич перебирал пучок коричневой травы в руках, глядя на пол, пока слушал ее рассказы. Теперь он поднял голову и растерянно оглядел комнату.

— Мотылек? Вы видели мотылька?

Женщина тихо усмехнулась:

— Я имею в виду, что мне стало интересно. Я имею в виду, что пришло время рискнуть и, возможно, узнать что-то новое.

Когда Хич ушел спать к очагу этим вечером, он обнаружил, что с нетерпением ждет утра и новых рассказов о дальних странах.

Казалось, силы его знакомой медленно возвращаются. На следующий день она проснулась рано утром, и они провели час, прежде чем Хич вышел на улицу собрать лучины и выкопать несколько съедобных корней из маленького огорода возле колодца.

Вернувшись в спальню незадолго до полудня, он не был удивлен, обнаружив серую птицу на обычном месте. Черный глаз следил за мальчиком, когда старушка подозвала его:

— Сегодня ты будешь держать меня за руку? — она с ожиданием подняла тонкую руку.

Хич сжал ее костлявые пальцы своими и устроился рядом с койкой. Птица смотрела на них несколько мгновений, а затем расправила крылья и слетела с подоконника.

И снова больная, казалось, впала в бред, и снова все прошло после возвращения птицы через час или чуть позже. Они провели день в тихой беседе, Хич развеселил старушку, показав ей кружевные белье, которое взял из запасов толстого сквернослова на поляне. Женщина научила его грубоватой дорожной песенке, которую узнала в молодости, и мальчик пошел к своему спальному месту у очага с мелодией, все еще звенящей в его голове.

Но на следующее утро старушка выглядела намного слабее. Хич видел, как кости ее лица проступили через плоть, и понимал, что выздоровление оказалось ложным. Он остался рядом в утренние часы, а когда пришел полдень и появилась птица, сам подал ей руку. Женщина посмотрела с тоской и потянулась к нему, но затем прижала пальцы к груди под рваным одеялом и отвернулась.

— Вы что-нибудь хотите? — спросил Хич.

Она сделала небольшое движение головой, словно боль или отчаяние мешали отвечать. Но мгновение спустя старушка заговорила, и ее голос был твердым и спокойным.

— Я хочу положить конец этому огню в моем горле, — сказала она. — Я хочу уйти за моим зеленым мотыльком и увидеть, куда он приведет меня. И я хочу поблагодарить тебе, — больная кинула затуманенный взгляд на гостью, все еще сидящую на окне. — И помни: серая и небольшая, с белой полосой на нижней стороне крыльев... Не так много на юге, я думаю, но на востоке и севере она будет знать, что ты... — голос перешел в сухой хрип. Женщина прерывисто дышала в течение нескольких минут, а затем продолжила:

— Если ты можешь, перенеси мои останки на холм, откуда ты смотрел: на камни, куда животные легко смогут добраться... Зима почти наступила, а это лето было не очень удачным для них.

Хич никогда не говорил старушке о днях, что провел, сидя за камнями на холме. Его собственный народ использовал огонь для погребения умерших, и идея разместить труп на открытом воздухе для падальщиков, что его найдут, казалась отталкивающей. Мальчик помолчал некоторое время, а затем сказал, что сделает так, как она просит.

Когда птица улетела несколько мгновений спустя, глаза больной снова стали двигаться, а затем медленно закрылись. Они уже не открылись снова, и в этот день птица не возвращалась. Во второй половине дня Хич вынес легкое тело на холм и положил там, где она просила.

В тот вечер он принес зеленую накидку в спальню и свернулся на полу рядом с пустой койкой. Заснуть удалось далеко не сразу...

Мальчик лежал там же на следующее утро, когда услышал стук и понял, что птица уже на подоконнике. Он открыл глаза и взглянул на гостью, его разум витал в облаках. Птица склонила маленькую голову, глядя своим ярким черным глазом. Хич был еще в полусне, и когда его глаза закрылись, он снова услышал шум крыльев.

Внезапно холодный ветер подул ему в лицо. Тело, казалось, закружилось, превратившись в невесомый воздух. Взглянув вокруг, Хич с изумлением видел, как внизу, под ним, уменьшается дом. Он взлетел вверх, над землей, и серые крылья на миг заслонили солнце нового дня. Полный восторга, он обогнул долину, снизившись над тем местом, где вчера оставил тело старушки. Завис там всего на несколько быстрых ударов сердца, а затем оседлал ветры и воспарил выше и выше, к далеким горным вершинам. Мир с лесами и лощинами внизу превратился в зеленые, синие и оранжевые узоры, словно разворачивающаяся карта. Время потеряло значение, и он торжествовал в полете. Солнце уже начало опускаться, когда Хич, наконец, повернул обратно к долине и дому.

Что-то привлекло его внимание, когда он лениво спускался вниз к травянистым склонам. Темная извивающаяся нить двигалась от широкой реки, протекающей у леса к западу от долины. Мальчик приблизился к ней в полете, наблюдая, как нить превращается в ленту, состоящую из темных фигур, движущихся ловкой, крадущейся походкой, заставившей его маленькое сердце заколотиться. Он снизился еще, чтобы рассмотреть больше, и увидел, что они носят шлемы, изготовленные из кусков черепов людей или животных, а также странное оружие. В середине отряда четверо черепоголовых несли на плечах сооружение из черного дерева, напоминающее большую коробку. Хич опустился достаточно низко, чтобы заметить одинокую, скрытую тенью фигуру, едущую, покачиваясь, внутри "коробки".

Они двигались к долине. С тревожным покалыванием в своем маленьком теле, мальчик метнулся обратно к дому и открытому окну.

Хич открыл глаза и обнаружил, что по-прежнему лежит, свернувшись на полу. Слышалось постукивание когтей по дереву и хлопанье крыльев... Несколько мгновений он сидел, непонимающе оглядывая мешанину образов в сознании, не зная, чему верить. Потом вспомнил черную колонну кравшихся фигур, костяные шлемы и кривое оружие.

Мальчик набросил зеленый плащ на плечи и собрал свой мешок. Раньше он собирался захватить белую плошку, раскрашенную рыбами, на память о своей новой знакомой. Теперь же достал ее из мешка и аккуратно поставил у очага.

Посох с синим камнем стоял у входной двери, где Хич его оставил. Мальчишка схватил его и выбежал из дома, прошел несколько ярдов вверх по склону холма и обернулся. Поспешив обратно в маленькую спальню, он плотно запер ставни над пустой койкой.

Быстро поднявшись на холм, он вышел из долины, направившись в сторону перевала, о котором слышал от старушки, по извилистому пути, что заметил, летя на ветре в небесах. Когда беглец шел под кронами деревьев с яркой листвой, ему показалось, что выше несколько раз мелькнули серые крылья, но вечернее небо уже темнело, и это, возможно, было лишь игрой света и тени.

Он оглянулся через плечо, добравшись до перевала. Долина уже исчезла в сгущавшейся тьме.

Нет сомнений, что они еще не добрались до дома. Хич поправил мешок и пошел дальше, слегка улыбаясь. Какой бы ни была их цель, они не найдут в маленьком доме ничего — только холодный очаг и спальню с запертыми окнами.

4

Путь огня

Взошла Луна, и поющие волки снова завыли за кольцом фургонов. Дилиженс лежала на мягкой постели и прислушивалась к смене аккордов их устрашающе красивой песни.

Она спала в среднем четыре или пять часов в сутки с момента ухода из Колеса двенадцать дней назад. До сих пор вся жизнь девушки проходила в непрестанном упорядоченном передвижении Кружащего народа, и оказалось трудно приспособиться к новому ритму — или полному отсутствию какого-либо ритма. Как дочь Колеса, она чувствовала себя очень странно, двигаясь по дороге, которая уводила от всего, знакомого ей. Когда этой ночью принцесса подошла к кровати в отведенном ей фургоне, она представила себя привязанной к длинной прямой нити, которая тянула ее все дальше от родины, и уводила все дальше в неизвестность с каждым прошедшим днем.

На самом деле нить была скорее извилистой, чем прямой. Великие Северо-восточные ворота, через которые проехал отряд, вели на землю, покрытую болотами и илистыми ручьями. Из-за недавних подземных толчков, обрушившихся на восточную и северную Части, там, где была твердая почва, зияло множество трещин, заставляя небольшой караван тщательно выбирать свой путь.

Попутчики сформировали странную группу, всего числом сорок три, включая иофолков и альтеров. Помимо Дилиженс, караван состоял из старого Помпондеранта, который должен был ехать с ними некоторое время вне Колеса, пока интересы Общества не призовут его в другое место; молчаливая жительница Оси по имени Нури, представляющая восемь королей; Брейтлинг, картограф из Нижней Степи, бывший заместителем командира; Велек — сам командир; нужные Амонвелль семь альтеров и их Альтерман, заодно с четырнадцатью иофолками и их двумя дрессировщиками; повар; двенадцать солдат, щегольски выглядевших в их черных мундирах со значком серпа — гербом Жнецов; и тот самый сонный писарь, который читал сообщение от Амонвелль в Большом Кабинете ее отца.

Дилиженс повернулась на бок и взбила шелковую подушку в более удобную форму, когда волки начали новую мелодию. Первые несколько ночей солдаты еще пытались заглушить их, распевая дорожные серенады, но, в конце концов, отказались от усилий, как пустой траты времени. При угрозе поющие волки растворялись в дикой местности, словно призраки, появляясь один за другим после короткого перерыва, чтобы объединить их отдельные голоса в звонкий мощный хор. Беруши, которые командир предложил каждому из путешественников, вызывали у Дилиженс чувство отгороженности от мира, что она находила весьма неприятным, отчего отказалась носить их после первой ночи, используя вместо этого одну из ментальных техник своего наставника, предназначенную для фильтрования нежелательного шума.

Девушка обнаружила, что снова задается вопросом о причинах отъезда Помпондеранта из Колеса. Он был ее учителем в течение последних семи лет, и она знала, что при этом он мог собраться и уйти в любое время. Как и всем членам Общества, в цивилизованных странах, придающих большое значение поиску знаний, ему было разрешено приходить и уходить когда угодно. Но почему именно сейчас? Когда она спросила наставника после встречи с отцом, тот ответил только, что у него есть определенные дела на Востоке, и что никому не будет лучше, если он расскажет подробнее. Дилиженс ждала несколько большего. За последние годы Помпондерант, став Жнецом на службе ее отца, сумел привить своей нетерпеливой ученице любовь к знаниям, в то же время не раскрыв почти ничего о своих мотивах и убеждениях.

Ее голова приподнялась на подушке, когда на лагерь, словно удар грома, вдруг опустилась тишина. Прекращение всех шумов произошло так внезапно после постоянного разнотонового пения, что Дилиженс попыталась припомнить, не было ли и в самом деле грома или другого заметного звука перед резким окончанием песни волков. Тишина сохранялась. Девушка осторожно спустилась с кровати и подошла к раздельной двери в конце длинного фургона. Она открыла верхнюю половину двери и выглянула наружу.

Воздух стал очень холодным. Ничто не шевелилось внутри круга фургонов, хотя Дилиженс заметила черные силуэты двух охранников, стоящих в дозоре на противоположных сторонах лагеря. Она уже собралась спрятаться обратно в фургон, когда неожиданное движение в темноте привлекло внимание. Принцесса подняла голову.

Яркий золотистый огонь медленно двигался в вышине, словно далекий факел в небесах... В первый момент Дилиженс решила, что это блуждающий огонек, прилетевший исследовать фургоны, и ее руки машинально взметнулись вверх, чтобы защитить макушку. Как и большинство людей, она ​​с раннего детства слышала истории о том, что блуждающие огоньки будто бы любят делать гнезда в человеческих волосах, и страшные рассказы о неосторожных девочках и мальчиках, чьи волосы сгорели до голой кожи. Девушка смущенно опустила руки. Это были только глупые сказки... И в любом случае, золотой огонь слишком высоко в воздухе, чтобы быть одним из этих маленьких существ. Следя за ним, она постепенно услышала далекий воющий звук, словно кто-то из волков еще не настроил свой голос, чтобы соответствовать стае. Дилиженс с удивлением смотрела, как пятно света продолжило неспешный полет над лагерем и исчезло за стеной деревьев. Вой растворился в тишине.

Принцесса оглянулась вокруг. Охранники, казалось, не обращали внимания на странное событие, их высокие фигуры неподвижно стояли на своих постах в промежутках между фургонами.

Прошло уже несколько минут, как она стояла в дверях, холод воздуха проник сквозь тонкую ночную сорочку. Трудно было судить о течении времени в тишине и темноте. Девушка начала задаваться вопросом, как долго она тут стоит, и действительно ли видела золотой свет в небе. Иногда, особенно при выздоровлении после болезни, или долго не засыпая, она обнаруживала, что скользит в сон и из сна так быстро, что события реального мира перепутываются с фантазиями...

Независимо от характера этого события, оно уже осталось позади, и ее уши начинали мерзнуть. Дилиженс нырнула было обратно в фургон, когда где-то за деревьями послышался низкий раскатистый грохот. Раскат грома, который она ожидала раньше? Когда принцесса снова глянула на небо, дрожащий вой прозвучал из-за круга фургонов, заставив ее подскочить. Гармоничные голоса быстро присоединились со всех сторон вокруг лагеря, и хор волков возобновил свою прерванную песню. Дилиженс вздохнула. Возвращение к нормальной жизни...

Она продолжала ждать у двери, не желая возвращаться в постель при возобновившемся волчьем пении. Ее взгляд упал на ближайшего из охранников, все еще стоящего прямо и неподвижно между двумя фургонами на северо-западной стороне лагеря. Судя по широким плечам и характерной для Сеятелей стрижке это был Хабен — молодой человек, с которым она несколько раз обменялась улыбками с начала поездки. Девушка потянулась за своим плащом и домашними туфлями — по крайней мере, можно насладиться парой слов дружеского разговора, прежде чем снова пытаться уснуть...

Она отперла нижнюю половину двери, сбросила лестницу и спустилась на землю, а затем осторожно пошла по кругу вдоль фургонов, стараясь не наступить на кого-нибудь из иофолков. Туфли захрустели по инею, когда Дилиженс подошла к юноше. Тот продолжал стоять странно прямо, лицо его было обращено к заболоченным диким землям за пределами лагеря.

— Хабен? — принцесса коснулась его плеча. Рука под черным мундиром казалась твердой как камень.

— Ты...? — прошептала она, чувствуя, как в животе завязывается холодный узел, и слегка отступила в сторону, откуда могла ясно видеть его лицо в лунном свете.

Юноша неподвижно смотрел на что-то за пределами кольца фургонов. Его глаза были широко раскрыты, а губы раздвинуты в застывшем тревожном крике.

— Хабен? — Дилиженс сглотнула и протянула руку. Его щека была холодной, как полированный камень, под кончиками пальцев; она отдернула их обратно с испуганным вздохом. Движение заставило молодого солдата слегка покачнуться, и девушка отпрянула в ужасе, боясь, что он упадет на нее.

Она повернулась и бросилась через лагерь, спотыкаясь в своих домашних туфлях. Она задыхалась, когда подбежала ко второму охраннику.

— Помогите, — выдохнула принцесса. — Хабен. Он... Кажется, его заморозили...

Второй солдат не отреагировал. Как и Хабен, он стоял в неподвижной позе.

Дилиженс не стала смотреть на второе замороженное лицо. С криком она кинулась к центру лагеря, спеша по запутанному кругу в обход округлых спин иофолков — к фургону, что делили ее наставник и командир — и принялась неистово стучать в деревянную дверь, пока не услышала внутри тихие голоса. Верхняя дверь распахнулась, и Помпондерант высунулся наружу с небольшим фонарем, пульсирующем холодным огнем, в руке. Старик нахмурился, увидев свою ученицу.

За плечом ученого появилось длинное, покрытое веснушками лицо командира.

— Что такое, хобы? — Он вытащил берушу из правого уха. — Они напали на лагерь?!

— Я не знаю, не знаю! — Дилиженс нетерпеливо ждала, пока эти двое вылезут из фургона. Затем она схватила Помпондеранта за рукав ночной рубашки и потащила его к первому охраннику. — Я нашла его замерзшим, их обоих! Их обоих заморозили!

— Скорее всего, нет, — старик сжал ее руку и поднес фонарь к искаженному лицу Хабена. Розоватый свет освещал пустые глаза и открытый рот. — Здесь недостаточно холодно, даже чтобы заморозить болотную мышь. Хм-м, — он на мгновение обхватил подбородок молодого солдата ладонью, задумчиво хмурясь. — Хотя он мертв. Мертв довольно давно.

— Что за шум? — Нури из Оси присоединилась к ним, вокруг ее худого тела было обернуто серое одеяло.

— Это работа хобов! — голос командира сорвался в истерику. — Они убили охранников!

— Помолчи, глупый человек, — Помпондерант все еще рассматривал замороженного солдата, тыкая его твердую кожу тут и там кривым указательным пальцем. — Ни один хоб никогда не знал такого трюка, чтобы заполнить вены человека льдом, пока тот стоит и смотрит.

— Может быть, это... Амонвелль? — Нури нервно вглядывалась в тени. — Что если это ее рук дело?

— Зачем моей матери превращать в лед наших охранников? — недоверчиво спросила Дилиженс. — Это же по ее просьбе мы поехали сюда.

— Тс-с! — Помпондерант, прищурившись, смотрел в темноту за пределами лагеря. — Кажется, я видел какое-то движение за теми деревьями — едва уловимый глазом блеск металла... но теперь его нет, из-за всей вашей болтовни, — он обратил внимание на Дилиженс. — Ты подняла тревогу. Значит ты была первой, кто их увидел такими? Почему ты не в постели?

— Я не могла заснуть. Потом волки перестали петь. И в небе появился золотой свет...

Запинаясь, она рассказала им о событиях, приведших к жуткому открытию. Еще больше путешественников вышло из фургонов, пока она рассказывала свою историю, остальные солдаты с криками изумления бегали взад и вперед между своими замороженными товарищами.

— Как обычно, непослушание, — прокомментировал Помпондерант, когда принцесса закончила. Он помахал пальцем в направлении неба. — В каком направлении улетел этот летающий факел?

Дилиженс подняла голову и хмуро посмотрела на звездное небо.

— Я... я не совсем уверена. Я была в моем фургоне... — она повернулась направо и неуверенно указала на север.

— Ты сказала, что охранники не шевелились с того момента, как ты впервые выглянула, — проницательно заметила жительница Оси. — Значит, они уже были превращены в лед, когда твой небесный факел пролетел над лагерем. Вряд ли есть связь между этими двумя событиями. Возможно, ты видела блуждающий огонек, спешащий домой в свое гнездо.

— Нет, это был не блуждающий огонек! Он был высоко в небе, очень яркий и очень большой — я уверена в этом, — Дилиженс осматривала небо на северо-востоке, желая суметь определить точный путь следования света. Она почувствовала словно мурашки на коже головы, когда вспомнила медленную светящуюся дугу над лагерем. — Я думаю, что это что-то значит, — сказала девушка, с тревогой взглянув на Помпондеранта. — Я... у меня предчувствие.

Наставник внимательно посмотрел на нее.

— Предчувствие? — спросил он. — Видение?

Дилиженс почувствовала как краска заливает ее лицо.

— Просто чувство, — тихо сказала она.

Нури щелкнула языком:

— Заменить охранников, — приказала она. — Прикажите новым охранникам убивать все, что приблизится к лагерю. Так мы положим конец этому "предчувствию".

Помпондерант теребил большим и указательным пальцами заплетенные в косу пряди его бороды.

— Думаю, что нет, — сказал он. — Ибо я сам начинаю его разделять, — наставник решительно кивнул и повернулся к одному из солдат. — Разбудите Альтермана. И попросите его поторопиться, мы теряем драгоценное время!

Альтерман был приземистым коротышкой с тщательно уложенными выкрашенными в темно-красный цвет локонами, выглядывающими из-под его ночного колпака. Он выслушал требование Помпондеранта и махнул пухлой рукой ближайшему солдату:

— Приведи ко мне высокого светловолосого самца с пятном на щеке. И не обращай внимания на его бурчание о своей ноге. Он ленив и упрям.

Загон для альтеров находился на дальней стороне кольца фургонов. Солдат вернулся через три минуты с хмурым человеком на веревке. Светлые волосы альтера торчали из его черепа остроконечными пучками; длинное обнаженное тело было поджарым, но казалось состоящим скорее из сухожилий, чем из мышц. У него было пурпурное родимое пятно на правой, а на шее — кожаный ошейник. Альтер шел с заметной хромотой, пока пересекал лагерь. Увидев Альтермана, он уперся в холодную землю и начал бормотать себе под нос.

— Ну, ну, не упрямься. Ты не единственный, кого вырвали из крепкого сна, — коротышка порылся в кармане и достал маленький серый бисквит, который протянул человеку на открытой ладони. Альтер вырвал еду, подозрительно взглянув на зрителей, и начал грызть крепкими зубами.

— Стимулятор в момент наполнит его тело, — сказал Альтерман. Он размотал длинный кожаный шнур со своей широкой талии и привязал один его конец к маленькому металлическому кольцу на ошейнике альтера. Затем повернулся к Помпондеранту. — Действительно ли мы вполне готовы начать? — поинтересовался он, глядя на ночную рубашку старика и его тапочки с кисточками.

— Пятьсот ударов сердца, — пообещал Помпондерант. Толпа тут же рассеялась по фургонам — переодеваться. Когда через несколько минут они вновь собрались в центре лагеря, Альтерман начал свою работу.

К работе с альтерами Дилиженс испытывала неприязнь, граничившую с отвращением. Она поморщилась, когда коротышка схватил своего жилистого подопечного за руку и, наклонившись, начал шептать ему на ухо. Лицо альтера стало вялым, глаза потускнели. Он извивался в железной хватке Альтермана и начал жалобно хныкать по мере того, как тот все настойчивее бормотал команды.

Дилиженс отвернулась, когда хныканье перешло в мучительный стон. Она прижала руки к ушам, когда послышался приглушенный хруст, зная, что кости лица и головы бедного создания сейчас скользят друг по другу и меняются, чтобы создать нужную форму черепа. Стон не ослабевал до тех пор, пока хруст не перешел во влажный скрип. К тому времени, когда Дилиженс заставила себя повернуться к светловолосому, его глазницы стали в три раза больше нормального размера, вытеснив плоть в морщины на лбу и щеках. Сами глаза раздулись до размеров яйца древесной курицы; они выпирали из лица, покрытые блестящей пленкой серого цвета.

Альтерман отодвинулся от уха существа.

— Покажи нам путь огня в небесах! — скомандовал он, поворачивая голову альтера к небу. — Покажи нам!

— Там! — в муке крикнул альтер, указывая дрожащим пальцем в сторону верхушек деревьев на севере. — Слишком яркий! Он горит! Он горит!

Он вскинул руки вверх, чтобы защитить свои выпученные глаза. Альтерман набросил на руку существа конец кожаного шнура. Светловолосый мучительно взвизгнул, глядя на небо через растопыренные пальцы.

— Веди нас! — звонко крикнул Альтерман. — Веди нас к концу пути огня!

Воя, обнаженный мужчина ринулся вперед в лес.

5

Птенец

Хич задержался на несколько дней в лесу за горным перевалом, собирая запас провизии, которую можно будет приготовить в походе по равнине. Из того, что рассказала ему старушка, становилось ясно, что до встречи с каким-нибудь караваном на пути вряд ли попадется много пищи. Наконец он почувствовал, что готов.

Инструкции старушки привели его к краю широкого озера, на противоположном берегу которого лес постепенно сменялся болотистой местностью, а затем открытым пространством большой равнины, известной как Сиккатива.

Большую часть своей короткой жизни Хич провел далеко на западе и севере среди скалистых пиков, окружающих Тихие Водопады, и никогда прежде не видел так много воды в одном месте. Он решил, что будет интересно провести свою последнюю ночь в этих краях на самом берегу озера, где мягкий плеск волн может навеять неожиданные сны. Место казалось вполне безопасным: он не встретил поблизости никаких существ размером больше, чем маленькие зеленые рыбки.

Таким образом, мальчишка воткнул посох с драгоценным камнем в песок, устроив здесь лагерь на ночь. Затем он использовал свои искрящие камни, чтобы разжечь из пары небольших коряг костер, на котором согрел мятный чай и сварил прекрасный обед из овощей, завернутых в листья водяных цветов. Вымыл на отмели свою чашу, напевая дорожную песенку, что узнал от старушки, и глядя, как рыбки блестят серебристыми вспышками в свете заходящего солнца. Позже Хич вырыл небольшую ямку в песке, подходящую по размеру его телу. Снял сапоги и поставил их у посоха. Потом завернулся в свой длинный зеленый плащ и лег на левый бок возле угасающего костра, со своим заплечным мешком под головой.

Ему снилась большая лодка, похожая на раковину, которую несло в бурном море через бушующие ветер и волны. Люди бегали по палубе и кричали, но он сам стоял бесстрашный, лицом к шторму, в предчувствии прекрасного. Прежде чем сон дошел до правильного конца, мальчик вдруг проснулся, дрожа под звездным небом в своем плаще.

Сон и явь еще путались в разуме, Хич лежал в замешательстве и задавался вопросом, как смог добраться до берега, не попав в кораблекрушение. Ветра не было, но воздух вокруг него наполнился свистящим воем, как будто кто-то дул в большую трубу. Откуда-то шел холодный свет, хотя до рассвета было еще далеко. Мальчик протер глаза, но сияние осталось, теперь пульсируя, словно бьющееся сердце.

Хич перевернулся на спину, а затем на правый бок и уставился на посох предводителя. Кристалл, вложенный в корни навершия, светился ярким, неземным синим светом, усиливавшимся и слабевшим в почти гипнотическом ритме. Хич приподнялся на локтях и присмотрелся.

Звук, похожий на приглушенный гром, разрушил очарование, а затем яркая вспышка сверкнула, казалось, прямо над головой. Он откинул голову назад и увидел большую золотую звезду, быстро падающую из центра неба. Хич и раньше видел звезды, упавшие со своих мест на небесах, так что сейчас наблюдал за ней, ожидая, что она исчезнет, как солнечный луч, пойманный рукой Ночи.

Но звезда продолжала падать, а пронзительный гул становился все громче. Хич накинул плащ на плечи и медленно поднялся на ноги, его суставы еще плохо слушались после сна. Он замер в изумлении при виде того, как звезда становилась все больше и ярче, пока не стало возможным различить языки оранжевого пламени вокруг нее, стремительно приближающейся к земле. В последний момент путешественник понял, насколько велико на самом деле было "это", и что оно падает в озеро.

— О... — пробормотал Хич, подняв руку, чтобы защитить глаза от яркого света.

Из под руки он успел хорошо рассмотреть "это", прежде чем оно коснулось поверхности воды. Это оказалась вовсе не звезда, а гигантское золотое яйцо, скорлупа которого горела всеми цветами радуги. Оно погрузилось в озеро с оглушительным грохотом, вызвав огромный фонтан воды и облако шипящего пара.

Бурления и пара стало еще больше, когда яйцо почти сразу начало тонуть. На мгновение на верхней части его светящейся скорлупы возникло темное пятно, и что-то стремительно вылетело оттуда вверх и в сторону по дуге. Хич услышал всплеск, когда меньший предмет упал в воду. Сквозь шипение стали слышны другие звуки: плеск и неразборчивые крики. Что бы ни вылупилось из большого яйца, рождение посреди озера оказалось для него не самым лучшим.

Хич прикусил нижнюю губу, слыша плеск, и сорвал плащ с шеи. После недолгого полета существо из яйца приземлилось неподалеку от его берега, а край озера был покрыт льдом. Мальчику не приходилось плавать последние несколько лет, и был немалый шанс, что он сам утонет на полпути, если холодная вода не убьет его в первое же мгновение.

Яйцо, тем временем, почти полностью скрылось под водой. Крики постепенно становились слабее. Утром все чудеса окажутся на дне озера, незаметные для всех, да безжизненное тело будет плавать в камышах... Хич обнаружил, что думает о старушке из маленького дома в долине. "Настало время рискнуть и узнать что-то новое". Он скинул плащ и побежал вниз к ледяному берегу.

Он бросился в холодную воду и неуклюже оттолкнулся от песчаной отмели. Страх подпитывал его быстрые движения, когда мальчишка плыл туда, где слабо боролась с водой темная фигура.

У существа была белая голова с гладкими черными волосами и, по крайней мере, две сильные конечности, которые вцепились в Хича, когда он попытался схватить утопающего под мышки. Мальчик уже счел, что они оба обречены, но "птенец" вдруг отказался от сопротивления и безвольно повис в его руках. Хич ухватился за тонкую шкуру на шее существа и повернул назад к берегу, изо всех сил гребя свободной рукой и ногами. Мир сжался до небольшой темной вселенной бешеного движения и ледяной воды, пока мальчик не вытащил, наконец, тяжелое тело на покрытый галькой берег и не рухнул рядом с ним. Его легкие сжимались и расширялись, словно меха, с каждым выдохом выжимая из горла тихие стоны.

Хич преодолел желание свернуться калачиком прямо на холодном песке, с трудом поднялся на подгибающиеся ноги и добрался до места своей ночевки. Он встал на колени возле кострища и пошарил в мешке, ища искрящие камни. Но руки слишком онемели, чтобы двигаться как надо, и, в конце концов, мальчик плотно завернулся в зеленый плащ и пошел обратно — туда, где на песке неподвижно лежал Птенец.

Вода в середине озера все еще клокотала, но золотое сияние в глубине ослабело по сравнению с прежним. Хич взглянул туда на мгновение, прежде чем встал на колени рядом с неподвижным телом.

Вылетевший из золотого яйца был человеком, с короткими черными волосами и белым лицом. Остальная часть его тела скрывалась за странной гладкой голубой кожей, казалось, не имевшей швов или разрывов даже там, где она охватывала сжатые пальцы. Это явно не была собственная кожа Птенца: Хич смог просунуть два пальца под материал, там, где тот окружал шею человека. Мальчик задался вопросом, как человек может есть или пить, будучи зашитым в такую одежду: ведь наверняка невозможно облегчиться, не разрезав нижнюю часть костюма?

На бледной коже выше левого глаза спасенного был большой синяк, и он, кажется, не дышал. Хич схватил его за плечи и потряс. Никакого ответа. Он приложил ухо к блестящей синей поверхности груди, пытаясь услышать сердцебиение, но не мог уловить никаких звуков через стук своих собственных зубов.

— Давай, — пробормотал мальчик. — Я, наверное, сам умру после этого купания, так что один из нас должен выжить.

Он принялся нажимать основаниями рук на грудь Птенца, скорее чтобы согреться самому, чем действительно веря, что сможет оживить утонувшего. Хич однажды видел яйцо древесной курицы, выпавшее из гнезда на землю и запомнил короткие, судорожные движения цыпленка, слишком рано вылезшего из разбитой скорлупы. Возможно, это существо тоже еще не было готов жить вне своего утонувшего яйца...

— А-а-а-очнись! — Хич последний раз толкнул неподвижную грудь и с отвращением выпрямился, потерев замерзшие ладони. Если не развести костер в ближайшее время, он действительно умрет ранней смертью следом за Птенцом.

Повернувшись обратно к кострищу, он услышал щелчок. Бледная шея шевельнулась, и голова человека слегка приподнялась над песком. Вяло приоткрылся рот, и оттуда полилась вода.

Фиолетовые губы медленно шевелились, и мальчик, вернувшись назад, наклонился над спасенным.

— Он будет с вами через небольшое время, — голос был ясным, но со странным акцентом. — На данный момент его внимание необходимо в другом месте. Дальнейшие удары в грудь принесут только новые травмы кожи. Важным в этом вопросе является ваше терпение.

Глаза Птенца оставались закрытыми во время этой речи, мышцы лица — расслабленными. Затем его рот закрылся, а голова откинулась на песок, грудь начала ритмично подниматься и опускаться.

Несколько мгновений Хич с отвисшей челюстью смотрел на спасенного. Затем мальчик покачал головой и вскарабкался на берег к своему мешку. После долгих поисков и многих потраченных искр ему удалось развести небольшой костер.

Он снял мокрую одежду и развесил ее сушиться на воткнутых в песок ветках, а сам скрючился у огня под зеленым шерстяным плащом. Периодические взгляды через плечо сообщали, что человек в синем остается неподвижным, лежа на спине на берегу в нескольких ярдах ниже. Наконец, зубы Хича прекратили стучать, и постоянная тряска тела перешла в короткие приступы дрожи. Именно тогда он услышал хруст песка под тяжелыми сапогами позади и понял, что уже не один.

6

Мальчик на берегу

Дилиженс присоединилась к отряду преследователей, когда альтер с воем побежал сквозь лес, ведя их по огненным следам, видимым только его измененным глазам.

Нури, Брейтлинг и командир по очереди приказывали ей вернуться к безопасности фургонов, но Дилиженс делала вид, что не слышит их, шагая шире каждый раз, когда ее окликали. Она заметила золотую звезду, за которой они следовали, а значит должна стать одной из первых, кто увидит, что лежит в конце следа. Да и после того, как двое охранников превратились на своих постах в замороженные трупы, кольцо фургонов уже казалось сомнительным убежищем.

Шестеро солдат из оставшихся десяти остались в лагере вместе с командиром, поваром и заспанным писарем, который наконец-то выполз из своей койки, лишь когда охотники за звездой уже ушли. Женщина и мужчина, отвечающие за иофолков, также остались позади, с приказом разбудить троих из своих неуклюжих подопечных в качестве дополнительной охраны.

От Альтермана требовались все силы, чтобы удержать их бешеного проводника, который прыгал, как древесный попрыгун, через упавшие стволы деревьев и лужи, полные холодной грязи, должно быть, забыв о своей больной ноге. Дилиженс с солдатами бежали прямо за спиной альтера, в то время как другие члены отряда отставали, не поспевая за ними. Хрипящий Помпондерант тревожил принцессу больше всех — она начала бояться, что легкие старика лопнут во время погони.

Брейтлинг, казалось, разделял ее беспокойство. По его приказу одна из самых быстроногих солдат — худая женщина по имени Шевосс — присоединилась к Альтерману, ухватившись за кожаный шнур, и замедлила неистового альтера до быстрой ходьбы. Из-за задумчивых взглядов, которыми обменивались другие солдаты, у Дилиженс появилось ощущение, что они использовали дикую погоню как способ успокоить нервы после жуткой гибели своих товарищей.

Искатели бродили по лесу в течение получаса, дыхание альтера перешло в протяжные вздохи, так как ошейник продолжал плотно сжимать его горло. Наконец, лес стал заметно реже. Лунный свет замерцал на большом водном пространстве. Альтер рванулся вперед, а затем отпрянул от открытой местности с мучительным криком, его подбородок опустился к его покрытой потом груди, а ладони закрыли огромные глаза.

— Яркий! — услышала Дилиженс протестующий вопль. — Горит в воде... — проводник обернул тонкие руки вокруг ствола дерева и упал на колени.

Альтерман схватил конец кожаного шнура и поднял его над головой в угрожающем жесте. Девушка поспешила к нему.

— Оставьте его, — попросила она. — Он уже показал нам то, что вы хотели. След ведет вниз, к озеру.

— Ба! Он отказывается от охоты, — пробормотал запыхавшийся Альтерман, — когда длительные упражнения — как раз то, что ему нужно.

Однако под мрачным взглядом Дилиженс он покраснел, взялся за ошейник альтера, откинул пучок желтых волос от уха подопечного и начал бормотать нараспев. Едва услышав тошнотворные звуки трансформации, Дилиженс поспешила к стоящим солдатам.

Помпондерант, наконец, догнал остальных на краю леса. Он тяжело дышал, его глаза были навыкате под белыми кустистыми бровями.

— Разделиться на две команды, — выдохнул он. — Одна пойдет по движению Колеса... другая — против. Ищите упавшую звезду. Обратите внимание на обожженный песок... и ищите... запах сгоревших коряг.

Старый ученый сел на поваленное дерево на границе песчаного пляжа и попытался успокоить свое дыхание.

Дилиженс сделала шаг назад, к лесу, и рассматривала озеро, припоминая, куда лицом стоял альтер, когда он прикрыл глаза в мучении, в конце погони. В то время как Нури и Брейтлинг суетились вокруг ее хрипящего наставника, она побежала влево с "противо-Колесной" поисковой партией, состоящей из Шевосс и небольшого, полного человека по имени Варв.

Двое солдат методично прочесывали пляж, наклоняясь, чтобы заглянуть в ямки, и осторожно переворачивая ракушки кончиками черных сапог. Дилиженс же, видевшая падающую звезду своими глазами, рассудила, что предмет, достаточно большой, чтобы светиться, как золотой маяк в небе, не спрятать под раковиной или за корягой. Она ушла вперед, разглядывая береговую линию.

Приближалась буря: облака сбились в кучу и стремительно двигались под безмятежной Луной, а неяркие зарницы выдавали появление далеких молний. Дилиженс следила за приближением шторма, пока шла, отметив, насколько быстро он пересекает ночное небо.

Она обогнала солдат на сотню ярдов, когда различила впереди крошечную струйку дыма, тянущуюся вверх от пылающего костра. Две темные фигуры выделялись как пятна на фоне бледного песка: одна совсем недалеко от огня, а другая ближе к кромке воды. Дилиженс оглянулась через плечо туда, где Шевосс и ее товарищ по-прежнему блуждали с опущенными глазами. С трудом сглотнув, она двинулась к темным фигурам.

Белолицый человек, от подбородка до подошв покрытый чем-то синим и мокрым, лежал на спине, неподалеку от воды. Сперва Дилиженс решила, что он мертв, пока его грудь не поднялась и не опустилась в одном коротком дыхании. Почти мертв, во всяком случае, исправилась она, когда второе короткое дыхание произошло примерно через пятьдесят ударов сердца. Неподалеку сидела сутулая фигура, держа руки над небольшим костерком и закутавшись в плащ из зеленой шерсти, должно быть, чтобы согреться. Дилиженс медленно подкралась к существу и остановилась, глядя на него со смесью любопытства и страха. Казалось, ее сердце билось, словно тихий колокольчик, где-то в нижней части ее горла.

Волшебство было нарушено хрустом песка, когда из темноты выбежали Шевосс и Варв.

Неизвестный под зеленым плащом вскочил на ноги и повернулся к ним лицом. Дилиженс замерла в изумлении. Это был темноволосый мальчик на год или два моложе нее, дрожащий от холода и нагой, как альтер. Она осмотрелась: то, что сначала казалось кучей маленьких тушек, предназначенных для приготовления пищи, оказалось мокрой одеждой, висящей на воткнутых в песок ветках.

Шевосс шагнула вперед, сняв с предохранителя свою ломтерезку, и встала между Дилиженс и мальчиком. Круглое лезвие завертелось как маленькое колесо на конце ручки из слоновой кости.

— Проверь тело у воды, — велела она Варву. Ее рука в черной перчатке быстро, как змея, метнулась вперед, сжав запястье мальчика. — Где ты упал? — рявкнула она. — Что за злодейство ты тут творишь?! — словно подчеркивая второй вопрос, женщина внезапно вывернула руку мальчишки. Тот вскрикнул от боли.

— Это просто мальчик, который нуждается в сухой одежде, — запротестовала Дилиженс. — Посмотрите, как он дрожит, он замерз, как Ночь.

— Это именно то, что я имею в виду, Дочь, — ответила охранница. Она посмотрела вниз на пляж. — Варв?

— Мертв как выпотрошенная рыбешка, — ответил второй солдат. — Хотя у него странная обертка.

— Хо! И это третий мертвец в эту ночь, — произнесла Шевосс. — Держу пари, его кости полны льда, так же, как у бедных Хабена и Тарлера в лагере. Ты не знаешь, на что способен Постоянный Народ, Дочь. Это маленькое существо, вероятно, сделано изо льда, с колючками чертополоха для волос и хобьим навозом для цвета. — Она снова вывернула руку пленного. — Говори, сын хоба!

Мальчик неловко поддерживал плащ на плечах левой рукой, пока извивался в руках охранницы. Теперь одежда свалилась на землю, когда рука сделала быстрое резкое движение к правому удерживаемому запястью.

— Великая Темная Ночь! — Шевосс выпустила запястье пленника, отдернув руку, словно ужаленная. Кожа на тыльной стороне ее перчатки была разрезана; алая струя крови текла по ее суставам. Женщина с опаской отступила, раскручивая ломтерезку. — У маленькой дряни пальцы,

как клинки! — ее взгляд метнулся вниз к кромке воды. — Варв! Оставь труп и тащи твою ломтерезку сюда.

Юноша проследил за ее взглядом.

— Птенец не мертв, — сказал он негодующе. — Просто занят, так он мне сказал. Понимаете, он иногда забывает дышать.

Речь мальчика была с сильным западным говором. Дилиженс потребовалось немного времени, чтобы разобраться в его акценте.

— Он прав, — сказала девушка. — Когда я подошла, я видела, что этот человек дышит, но очень медленно, — она повернулась к Шевосс, пока Варв поднимался на берег, раскручивая свое оружие. — Он никого не заморозил. Сами подумайте. Разве он дрожал бы от холода, если бы сам был изо льда и не мог мерзнуть? — принцесса наклонилась и подобрала край упавшего плаща, сунув его в дрожащие пальцы мальчика. — Возьми, укройся.

Мальчик, обернул зеленый плащ вокруг своего худого тела. Затем он снял узкий кожаный пояс с одной из веток у костра и дважды обмотал его вокруг талии. Выглядело немного смешно, когда он вытянулся, босой и дрожащий, в одежде в два раза больше его размера.

— Спасибо, леди, — произнес мальчик официальным тоном, поклонившись Дилиженс.

Она поклонилась в ответ и сердито взглянула на двоих солдат, до сих пор стоящих с оружием наготове.

— Перевяжи чем-нибудь руку, — сказала принцесса Шевосс. — И перестаньте смотреть на него так, будто он сын короля зла. Он ранил тебя только потому, что ты сделала ему больно.

— Это правда, — кивнул мальчишка.

— Ага, и полагаю, он носит с собой нож, только чтобы чистить фрукты за завтраком, — пробормотала охранница, оторвав белую полосу от подола рубахи и обмотав ею раненую руку.

Дилиженс указал на человека в синем:

— Почему твой друг лежит так далеко от огня? Разве ему не холодно?

— Я не смог подтащить его ближе, — ответил мальчик. — И, в любом случае, он не мой друг.

Негромкий шум голосов ознаменовал приход первой поисковой группы. Нури шла впереди двух других солдат с кислым выражением на усталом лице. Дилиженс встала рядом с мальчиком, когда пришедшие окружили их.

— Что у нас тут? — спросила жительница Оси, разглядывая группу, собравшуюся вокруг человека в синем. — Пара ночных рыболовов? И они видели твою упавшую звезду? — она покосилась в сторону неподвижного тела. — Твой отец необыкновенно крепко спит, мальчик, или он поскользнулся на рыбе и утонул в лунном свете?

— Мой отец? — мальчик крепче обернул плащ вокруг горла и насмешливо фыркнул. — Он не может быть чьим-то отцом!

— Отвечай гостье из Оси ясно, — прорычал один из вновь прибывших солдат. — Она задает вопросы не затем, чтобы ты смеялся над ними.

— Ну, ей придется придумать что-нибудь получше, — ответил мальчик. — Как он может быть моим отцом, когда он только что родился?

Дилиженс взглянула на неподвижную фигуру с сомнением. — Только что родился? — повторила она. — Прямо сейчас?

Мальчик кивнул как ни в чем ни бывало:

— Вылупился, во всяком случае. Он выскочил из золотого яйца посреди этого озера, — мальчишка хрустнул суставами, разглядывая свои переплетенные пальцы. — Он был бы на дне сейчас, если бы я не был переполнен доброжелательностью.

Две пары солдат переглянулись, одна — с сомнением, другая — с откровенным презрением.

— Вот что его милая доброта сделала со мной, — сказала Шевосс Нури, показывая перевязанную руку. — А что касается другого, то он мертв или уже стучится в дверь смерти.

Пока Варв и Шевосс рассказывали свою собственную версию последних событий, Дилиженс отвела мальчика в сторону.

— Расскажи мне, что случилось, если тебе нужна моя помощь, — тихо произнесла она. — На наш лагерь недавно напали, и они не в том настроении, чтобы слушать глупые истории.

— Тогда послушайте вы, — он одернул широкий рукав и указал на небольшую ямку, вырытую в песке возле кострища. — Не так давно я спал здесь, в моем плаще, сухой, как лист, и мечтающий о приключениях, когда шум, похожий на кипящий чайник, вернул меня обратно в холодную ночь. — Дилиженс заметила, что его взгляд на мгновение метнулся в сторону. Впервые она обратила внимание на корявый посох, торчащий в песке возле ямки. К его навершию был прикреплен кристалл, в свете огня приобретший синий оттенок. Мальчик прочистил горло, и девушка снова взглянула ему в лицо. — В любом случае, леди, проснувшись, я взглянул вверх и увидел, что оттуда падает золотое яйцо размером с амбар, без птицы, что снесла его, хотя ее крик был слышен ясно и долго. Потом был треск и плеск, и весь мир осветился на миг или два.

Дилиженс изумленно покачала головой:

— Это действительно было яйцо? — выдохнула она.

Мальчик сделал широкий жест перевернутой ладонью по направлению к середине озера.

— Вычерпайте воду и вы увидите его, — сказал он. — Большое, золотое и пустое, а его цыпленок лежит на холодном песке, зашитый в синее, и дышит, когда находит время для этого.

— И ты вытащил его из воды, — принцесса взглянула на влажную одежду и склонила голову набок. — Ты спас ему жизнь. Почему, если ты не знал его?

Мальчишка сделал глубокий вдох, словно хотел сказать что-то другое, но передумал:

— Потому что я хотел увидеть, что может вылупиться из такой чудесной вещи, — сказал он честно. — Я не сразу кинулся за ним, пока он бултыхался — потому что вода была ледяной, а я почти не плавал последние годы. Но, в конце концов, мое любопытство стало сильнее, чем мой здравый смысл — как бывает слишком часто. И я сказал себе: что ж, пора идти за зеленым мотыльком и посмотреть, куда он приведет на этот раз.

— Идти за... — начала Дилиженс. Из темноты с шумом вышла еще одна фигура. Негодующий Брейтлинг посмотрел на них нетерпеливо и неодобрительно.

— Никакой звезды, не так ли? — он оглядел темный берег. — Так. Пришло время закончить эту глупую охоту и вернуться к нашим обязанностям.

— Где Помпондерант? — спросила Дилиженс. — Вы оставили его?

— С ним Альтерман, — фыркнув, ответил Брейтлинг. — Нам нужно возвращаться обратно, хотя не сомневаюсь, старик заставил бы нас ночевать под открытым небом до восхода солнца в этом мокром месте. Лес дразнит нас: насмешливым свистом и обрывками тоскливых песен... Как командир, я решил завершить поиск, — он указал веснушчатым пальцем на мальчика, который стоял за Дилиженс. — Кто это?

— Сын рыболова, — ответила Нури. — Его утонувший отец лежит у края воды.

Брейтлинг кивнул:

— Я вижу. Страшная трагедия, — он хлопнул Шевосс по плечу и отвернулся от костра. — Ну-ка, все вы — обратно к фургонам.

— Подождите! — Дилиженс схватила мальчишку за рукав и потянула вперед. — Быстрее, — сказала она. — Как тебя зовут и откуда ты?

— Я Хич, — ответил тот. — Я иду к Сиккативе, а оттуда к Аулмаду, чтобы присоединиться к первому каравану, который встречу.

— Мы и есть караван. Ты хочешь поехать с нами?

— Не торопись, — вставил Брейтлинг. — У нас свое дело и нет нужды кормить еще один рот в дороге.

— Пусть Помпондерант решит это, — настаивала Дилиженс. — У этого мальчика есть сведения о моей золотой звезде.

— Золотом яйце, — уточнил Хич. Дилиженс толкнула его локтем.

Нури наклонилась к уху Брейтлинга. Несколько мгновений они перешептывались. Наконец, командир коротко кивнул:

— Хорошо. Ради записей в журнале старика. Но сейчас мы оставим эту убогую водяную дыру, — он повернулся и двинулся вниз по берегу, остальные пошли следом.

— Дайте нам одно мгновение, чтобы собрать вещи, — крикнула Дилиженс им вслед. Она повернулась, чтобы увидеть, как Хич засовывает все еще влажную одежду в большой мешок, лежащий у коряги. Пока он одевал сапоги, девушка огляделась, ища деревянный посох, но не нашла его. Зато в походке мальчика появилась незаметная раньше скованность, когда он поднял свой мешок и обошел костер мгновение спустя. Дилиженс заподозрила, что он спрятал посох под своим большим плащом.

— Нам лучше поторопиться, — сказала она. — Или заблудимся. Ты готов?

Хич неподвижно стоял на песке, страдальческое выражение скривило тонкие черты его лица.

— Что случилось?

— Я должен забрать его с собой, ты же видишь, — сказал мальчик, пожав плечами. Он повернулся к темно-синему телу у воды. — Я не могу так много сделать для него, а теперь просто оставить на песке, как кучу водорослей.

— Ох... Нет, я думаю, нет, — Дилиженс повернулась и приложила руки ко рту воронкой. — Брейтлинг! — позвала она. — Верни солдат. Нам нужна помощь, чтобы нести еще одного человека.

— Вы не сделаете ничего подобного! — проревел командир. — Мальчишка может идти с нами — по крайней мере, пока не расскажет все Помпондеранту — но труп останется тут. Я не изменю своего мнения, — он повернулся и пробормотал что-то вполголоса Варву и Шевосс, потом посмотрел на Дилиженс и Хича. — Идите с нами сейчас же, или я прикажу нести вас остаток пути!

Позади девушки Хич щелкнул языком:

— У меня никогда не было хороших отношений с командирами, — заметил он.

Оба солдата пошли обратно к ним через песок. Дилиженс стояла задумчиво, оглядываясь через плечо на несчастное лицо Хича. Налетевший порыв ветра вдруг взметнул ее одежды. Пинцесса подняла глаза к вихрящимся облакам над темной линией деревьев, окаймляющих берег. Буря была почти над ними.

Когда Варв подошел, девушка внезапно упала на колени, подняв руки к небу, словно в мольбе.

— Да-а-а! — крикнула она, пока ветер развевал ее светлые волосы. — Да-а-а, я слышу тебя!

Двое солдат посмотрели вокруг, а потом друг на друга.

— Слышишь кого, Дочь? — спросила Шевосс. — С кем ты говоришь?

— Привести мужчину, а также мальчика? — крикнула Дилиженс, ее глаза закатились, она покачнулась на ветру, словно деревце. — Да-а-а!

— Что-то случилось с принцессой, — услышала она крик Варва. С хрустом песка подошли остальные члены команды. Легкий дождь начал стучать по песку.

— Что это за бред? — спросила Нури, ее голос звучал раздраженно.

Дилиженс испустила пронзительный визг, прищурила глаза, превратив их в узкие щелки, и глянула поверх голов остальных на приближающуюся бурю. Зарницы раскрашивали лица жуткими тенями от черных облаков, закрывающих Луну.

— Да-а-а-а, мама! — крикнула девушка. — Я понимаю. Мальчик и мужчина должны пойти, хорошо!

— Мама? — плечи жительницы Оси дернулись в тревоге. — Неужели она говорит...

— О, мама, они не желают прислушаться к тебе, — вопила Дилиженс. Над деревьями она увидела вспышку белого света. — Пожалуйста, сдержи свой гнев!

— Я не верю... — начал Брейтлинг. Но треск грома разнесся сквозь ночь, его отголоски перекатывались вверх и вниз по берегу. Нури издала пронзительный крик ужаса.

— Захватите мертвеца! — приказала она. — Поторопитесь, пока Амонвелль не развеяла нас по ветру!

Солдаты спустились на пляж к одетому в синее человеку.

Луна вновь засияла, когда облака пронеслись над головой, унося маленькую бурю на другой берег озера. Неподалеку от костра командир и жительница Оси спорили приглушенным тоном. Хич помог Дилиженс подняться на ноги, лицо его было задумчивым.

— Очень прочувствованное выступление, — сказал он спокойно. — Могу я спросить, кто твоя мать?

— Амонвелль из земли Незримой стены, — ответила Дилиженс. Она слегка склонила голову, когда четверка солдат прошла мимо со своей неудобной ношей. — Мы отправились в путь, чтобы нанести ей визит.

Они вдвоем шли позади остальных, когда команда вновь двинулась вдоль берега. Брейтлинг и Нури обеспокоенно оглядывали небо...

— Очевидно, эта женщина заслуживает большого уважения, — вслух подумал Хич.

Дилиженс с натянутой улыбкой стряхнула песок с подола своей ночной рубашки.

— Очевидно, — согласилась она.

7

Изменение сути

Хич старался, чтобы его походка ничем не выделялась, насколько это возможно с посохом, привязанным к поясу под плащом. Он сразу решил не рассказывать незнакомцам о том, что камень в посохе засиял как раз перед тем, как гигантское яйцо рухнуло в озеро. Отсюда был один шаг до того, чтобы скрыть само существование посоха. Как часто слышал мальчик, лучший способ сохранить свое сокровище — держать его при себе. Он молча шел за высокой светловолосой девушкой, когда отряд, покинув берег, направился к опушке леса.

Небольшие сосуды с холодным огнем стояли на песке вокруг поваленного дерева, покрытого алым мхом; они освещали небольшой круг холодным розово-синим светом. Пожилой человек в фиолетовых одеждах и заплетенной в косу седой бородой дремал на одном конце ствола, его плечи сгорбились, а локти опирались на костлявые колени. На другом конце дерева маленький человек с округлым брюшком смотрелся в зеркальце размером с ладонь и крошечным гребешком причесывал свои локоны. Но изумление Хича вызвал третий участник небольшой группы.

— Что с ним произошло? — спросил мальчик, глядя на человека, который спал на земле в нескольких метрах от остальных — все его четыре жилистые конечности крепко обнимали ствол дерева.

— Ах. Бедняга, — губы девушки жалостливо сжались. — Он вел нас через лес. Теперь Альтерман изменил его обратно, и, думаю, ему нужно несколько минут, чтобы восстановить свои силы.

Хич решил, что упустил несколько деталей:

— Но почему он голый?

— Потому что он альтер, конечно, — девушка бросила на него странный взгляд. — Ты бы одел штаны на рыбу?

Хич пожал плечами:

— Не думаю... Теперь, когда вы сказали об этом... — он смотрел, как солдаты кладут их ношу в высокую траву на краю леса. Еще одна мысль пришла ему в голову:

— У вас есть другое имя, кроме "Дочь", леди? Слишком многие зовут вас так, вряд ли вы — дочь их всех, и я не хотел бы присоединяться к этой путанице, не говоря уже о том, чтобы вводить в заблуждение Амонвелль.

Девушка с улыбкой покачала головой:

— "Дочь" — не мое имя, — ее волосы стали цвета чистого эля в лавандовом свете холодных огней. — Это скорее титул, — сказала она, по восточному растягивая слова. — Меня зовут Дилиженс.

— Дилиженс, — Хич фыркнул. — "Усердие"? Это не имя, а качество.

— Нет, это детское имя, — ответила девушка, ведя его за рукав к упавшему дереву. — Когда я родилась, мама назвала меня Мэдавин, но вскоре, когда меня привезли в Колесо, Жнецы решили назвать меня Дилиженс. Через несколько месяцев после того, как мне исполнится семнадцать лет и начнется мой собственный круг, я смогу выбрать из Бесконечного Свитка имя, которое действительно мне подходит. Тогда я буду стоять в поле с остальными на ежегодном наименовании, под небом, полным воздушных змеев, и получу мой собственный поворот в каком-нибудь древнем и почетном кружении.

Ее голос стал тише, когда они приблизились к спящему старику. Девушка наклонилась и осторожно потрясла того за плечо:

— Помпондерант.

— К каким колесам вас привезли и почему? — спросил Хич, нашедший большую часть объяснения странной и непонятной.

Но прежде, чем Дилиженс успела ответить, старик сел, выпрямившись, на упавшем дереве. Взглянув на Хича, прищурившись, он протянул руку и ухватил подбородок мальчика большим и указательным пальцами.

— Хмф, — сказал Помпондерант. — Узкие челюсти, угловатые щеки, долговязое телосложение, — он отпустил испуганного мальчишку. — Скажи что-нибудь.

— Что...

— Этого достаточно. Вырос высоко в горах к северу от Степи. Перевал Джогджау, Пик Панамбер, возможно, дальше к западу, в районе Тихих Водопадов.

— Как...

— Что ты делаешь в здешних местах, хм? Прогнали скупые родственники? Решил самостоятельно бродить по миру? Ты видел нашу упавшую звезду? — старик пошевелил густыми бровями, повернувшись к Дилиженс. — Он видел звезду?

— Он говорит, что это было яйцо, золотое яйцо, большое, как амбар, — ответила та.

— Я так сказал, и это правда, — подтвердил Хич, когда острый взгляд старика вернулся к нему. — Хотя я не знаю, насколько велики амбары в ваших краях. Оно упало в озеро, и Птенец вылупился на моих глазах.

— Вылупился? — повторил Помпондерант, оглядываясь назад и вперед. — Вылупился?

— Человек... или что-то похожее, — ответила Дилиженс почти благоговейным тоном, как будто дарила старику большой подарок. — Солдаты с ним там.

— О, тогда мы должны посмотреть на него, — Помпондерант уперся тонкими руками в ствол дерева и с помощью Дилиженс поднялся на ноги. — Отведи меня к этому человеку-из-яйца.

Птенец лежал, как и прежде, на спине с закрытыми глазами и руками, вытянутыми по швам. Синяк на лбу потемнел с тех пор, как Хич вытащил человека из воды, налившись над левым глазом, словно грозовая туча. Помпондерант присел на корточки, чтобы рассмотреть лицо Птенца в холодном свете, а затем с очевидным интересом провел рукой по гладкой синей ткани. — Что это, что это? — бормотал он себе под нос. Старик оглянулся через плечо на Хича. — Яйцо, ты говоришь?

Мальчик кивнул:

— Я думаю, этот темный материал может быть желтком, — добавил он. — В яйце полохвоста темный желток. Я думаю, что он может питаться им, как положено, пока не станет достаточно взрослым, чтобы ловить свою пищу.

— Что, как головастик лягушки-плеваки, рождается с оболочкой из желе? — старик просунул костлявый палец под плотный воротник костюма. Ткань упруго растянулась, а затем восстановила первоначальную форму. Помпондерант поднес палец к носу и осторожно коснулся его кончиком языка. — Не похоже, — пробормотал он. — Тем не менее, сойдет, как первая гипотеза, — он откинулся назад и еще полминуты наблюдал за фигурой в тишине. — Он не слишком беспокоится о дыхании?

— Хич думает, что он занят, — сказала Дилиженс.

— Занят чем? Кто такой Хич? Что привело вас к такой идее?

— Он сам, — Хич решил не отвечать на первые два вопроса. — Он сказал мне, правда, тогда я думал, что он утонул и мертв. Не бейте его в грудь — так он сказал — он будет с вами, когда придет время, — нахмурившись, мальчик почесал кончик носа. — Правда, было трудно разобрать его речь. У него некоторые слова звучали неправильно, даже хуже, чем у вашего народа.

— Но это были его точные слова — "он будет с вами"?

Хич кивнул головой:

— Забавно, не правда ли? Как будто он говорил о ком-то другом, а не о себе. У меня был дядя, который говорил так же иногда.

Дальнейшее обсуждение было прервано приходом веснушчатого мужчины и узколицей женщины с берега. Эти двое, казалось, достигли шаткого перемирия и теперь оба с негодованием взирали на сидящего старика.

— Идем скорее, — бодро сказал командир. Он нетерпеливо постукивал кончиком сапога по песку. — До фургонов еще далеко, и лучше двинуться прямо сейчас. Солдаты думают, что ночной крик ищет добычу в этих местах, и мы не хотим сидеть здесь на корточках, как древесные куры, когда он решит, что пришло время пира.

— Позором для нас будет, если король Жнецов узнает, что мы подвергли угрозе его маленькое сокровище, — добавила женщина в сером. Она протянула руку к поясу Дилиженс, которая тут же ловко увернулась. — Дочь должна вернуться в фургон, заперев дверь на засов и спрятав голову под одеяло.

— Ха. Вы можете окружить ее фургон отрядом замороженных солдат, и ей все равно будет безопаснее здесь, со мной, — ответил Помпондерант, поднимая одну из рук Птенца, чтобы осмотреть его покрытые синим пальцы. Хич наклонился вперед, в дрожащем свете бледного огня впервые заметив неясные линии на теле Птенца. Словно рубцы вдоль его конечностей и туловища, как будто он носил что-то на своей коже под гладким покрытием. И покрытие само по себе выглядело странно: мелкие узоры из тончайших линий испускали свет, погасший мгновение спустя, когда покрытая синим рука вернулась на место.

— Что ты думаешь? — пробормотал Помпондерант в сторону Хича. — Его погрузили в смоляную ванну, прежде чем он упал в озеро?

— Оставьте труп, оставьте мальчишку, — потребовал командир, заработав от Хича сердитый взгляд.

— Мальчик? — старик поднял голову и бесстрастно взглянул на Хича. — Ммм... Он выдвинул несколько интригующих теорий относительно нашего спящего гостя, но, возможно, набор его прозрений исчерпал себя. Что касается тела, то оно включает в себя настоящую россыпь вопросов, на которые мы не можем ни ответить, ни игнорировать их.

Командир и женщина в серой тюбетейке ответили на это утверждение одновременно. Завязался трехсторонний спор по поводу возможности тащить бессознательного человека через темный лес...

С приходом женщины в сером и командира Дилиженс оказалась вытеснена из маленького круга света.

— Скажи Помпондеранту то, что ты сказал, когда я спросила тебя, почему ты вытащил Птенца из воды, — прошептала она, толкнув Хича локтем.

Мальчик нахмурился. Он до сих пор пытался — без особого успеха — разобраться, кто именно здесь главный. Как правило, в отрядах командир был верховной властью, однако женщина, которую называли Нури, до сих пор казалась равной ему по влиянию. Светловолосая девушка командовала раньше, на берегу, но здесь старик-ученый явно превосходил ее. Если все так, то это не сулило ничего хорошего для Хича, так как Помпондерант, казалось, не выказывал к нему интереса вне его роли первооткрывателя человека в синем. И в самом деле, если в караван можно будет взять только одного из новичков, то Хич был уверен, что старик отдаст свой голос за Птенца.

Дилиженс зашипела и ткнула его в плечо кулаком:

— Скажи ему!

— Сказать что? — раздраженно ответил Хич. — Я сказал, что мне было интересно, вот и все.

— Помпондерант, послушай это, — Дилиженс протянула руку, чтобы дернуть старика за фиолетовый капюшон. — Хич, скажи ему ту интересную фразу, — потребовала она. — Ты помнишь — прежде чем нырнуть, ты сказал себе: следовать за...

— Зеленым мотыльком, — закончил Хич. — Это просто поговорка. Она означает...

Помпондерант повернулся так быстро, что чуть не упал на землю.

— Откуда ты узнал эту фразу? — спросил он. — Явно не на перевале Джогджау.

— В долине, — Хич был удивлен внезапным интересом старика. Мальчик сделал неопределенный жест назад. — В доме. Я слышал это от старой женщины. Она была больна, потом она умерла, — Хич должен был завоевать внимание старика наверняка, поэтому сделал паузу, отчаянно стараясь вспомнить любую дополнительную информацию, которая помогла бы ему получить место в караване. — Она дала мне этот плащ.

— Хмф, — Помпондерант с отсутствующим видом коснулся зеленой шерсти. — Умерла, ты говоришь? Как долго ты был с ней? Ты виноват в ее смерти?

— Конечно, нет! — Хич возмущенно отодвинулся, вырвав ткань из рук старика. — Я оставался с ней две ночи. Я сделал ей немного супа и держал ее за руку. У нее была лихорадка, и что-то случилось с ее горлом.

— Мм-хм-хм... Командир, представитель Оси! — Помпондерант обратился к обоим, не сводя взгляда с лица Хича. — Синий человек и мальчик с гор — оба пойдут с нами, — он поднял палец, едва командир открыл рот. — Чем дольше вы будете с нами спорить — тем ближе мы будем к животу ночного крика.

Словно подтверждение, из темного леса прозвучал трубный звук, а затем странный, быстрый стук. Командир побледнел под своими веснушками и приказал солдатам вновь взвалить на себя их груз.

— Благодарю вас, сэр, — сказал Хич, когда он и Дилиженс помогли Помпондеранту встать на ноги.

Старик крякнул:

— Пусть твои идеи останутся интересными, — посоветовал он.

Поход через лес занял не так много времени, как ожидал Хич. Помпондерант разделил холодный огонь между командиром и солдатами, которые подняли маленькие сосуды вверх, держа их за узкие петли из кожи, прикрепленные к их верхушкам. Тем не менее, уже близился рассвет, когда они достигли лагеря из фургонов, силуэты которых возвышались широким кольцом. Хич, привыкший к двухколесным телегам, используемым для перевозок в горах, не был готов к размерам и великолепию транспорта: каждый из них был, как большой дом, установленный на высоких колесах, с остроконечной крышей, выложенной коричневой плиткой, и четырьмя круглыми окнами по бокам. Четверо одетых в черное охранников приветствовали вернувшихся в лагерь, а затем бросились вперед, с явным облегчением увидев своих товарищей. Хич осматривался, зевая. Не было никаких признаков тягловых пони или любых других животных, чтобы тянуть тяжелые фургоны. Мальчик заметил в дальнем конце круга сборный загон из прутьев и сеток и предположил, что животные находятся там, хотя беспокойные фигуры, видимые в полумраке, казались слишком маленькими и малочисленными, чтобы выполнять такую работу.

В центре лагеря были насыпаны больше кучи земли. Когда Дилиженс вела мальчика вокруг кольца, ему показалось, что среди куч что-то движется, и дважды он услышал звук, похожий на скрежет металла по камню.

Высокая девушка оставила Хича на несколько минут, чтобы поговорить с группой людей, собравшихся вокруг одного из фургонов, а вернувшись, выглядела довольной. Она провела его к фургону на полпути к другому краю кольца. Черноволосый юноша в помятой ночной рубашке сидел у дверей, сонно болтая ногами над землей.

— Ты поселишься в фургоне с поваром и писарем, — пояснила Дилиженс. — Они положили для тебя тюфяк на полу. Постарайся немного отдохнуть. Солдаты собираются похоронить Тарлера и Хабена на рассвете. Без сомнения, после этого мы тут же двинемся дальше.

Лестница, изготовленная ​​из реек и веревок, болталась рядом с дверью. Внутри фургона было тепло; пахло вареным мясом и пряностями.

Тонкие лучи рассветного солнца проникли через узкие жалюзи, закрывающие восточное окно. Сонный юноша запер за ними дверь, потом боком прошел мимо Хича, в койку на правой стороне. У противоположной стены храпела массивная фигура повара. Под любопытным взором соседа Хич достал влажные вещи из мешка и аккуратно развесил их на рукоятках, выступающих из левой стены. Потом он опустился на пол, завернулся в зеленый плащ до подбородка и подложил под голову мешок. Мысли и вопросы жужжали в его мозгу, как пчелы вокруг разрушенного улья, пока он, наконец, не перестал чувствовать их укусы и не погрузился в прерывистый сон.

8

Изменение цвета

Дилиженс показалось, что едва ее голова коснулась шелковой подушки, как она тут же почувствовала движение. Девушка открыла глаза, когда фургон начал мягко покачиваться из стороны в сторону. Дневной свет лился в окна, раскрашивая деревянные стены в золотой оттенок. Она перевернулась на спину и всмотрелась в знакомое изображение, вырезанное на потолке в виде барельефа: большой круг, разделенный на восемь сегментов, раскрашенных яркими красками, с причудливыми рисунками, изображающими достижения и обычаи народов, оснащенный незаметным, но сложным часовым механизмом, точно сообщающем о происходящем на ее Родине. Жнецы сейчас находились в третьем оттенке Восточной Части — местах, известных своими обильными реками; без сомнения, отец в этот самый момент завтракал пирогами с икрой и маринованными угрями...

В животе шевельнулся голод. Принцесса села на край кровати и со стоном потянулась, а затем прошла к задней части фургона и сняла декоративную панель, скрывавшую кладовку.

Им повезло с поваром, который с самого начала экспедиции показал склонность к изобретательству, стремясь объединить экзотические местные ингредиенты с более привычной пищей, захваченной из Колеса. Этим утром Дилиженс остановила выбор на вареных в сиропе стеблях богтовера, хрустящих сладких вафлях и трех маленьких чашках пастилы из корней, каждая из которых была приправлена своим фруктовым экстрактом. Девушка взяла простую пастилу и несколько вафель, налила себе кружку темного чая из горячего серебряного чайника и перешла со своей едой в крошечный салон в передней части фургона. Там она сделала глоток острого напитка и стала смотреть, как за окном проплывает тоскливый ландшафт болотных земель.

День был прекрасным, небо ясным, сияющим светом зари. Фургоны в ровном темпе ехали вперед под лучами солнца.

Взяв с тарелки последний кусочек пастилы, Дилиженс перешла в дальний конец фургона и взглянула назад, на остальные фургоны, за которыми неуклюже шагали темные фигуры иофолков, выстроившиеся в V-образную линию. Мелькание розового цвета привлекло ее внимание к полудюжине обнаженных фигур, которые бегали друг за другом вдоль восточной части каравана, их бессловесные крики слабо доносились через оконное стекло. Дилиженс попыталась разглядеть того альтера, который вел отряд к озеру прошлой ночью, но светлые волосы были не у одного самца, а толпа их передвигалась так быстро, при этом постоянно перемешиваясь, что это было похоже на попытку отследить отдельную птицу в стае перелетных чернокрылов. На расстоянии они были похожи на группу взбесившихся и безумно резвящихся мужчин и женщин; лишь когда они проходили рядом с фургоном, были видны гротескно широкие бедра и вытянутые ноги с жесткими подошвами.

Вернувшись в салон, Дилиженс выпила еще чашку чая и выдвинула маленький письменный столик, встроенный в стену под окном. С полки под столом она вытащила свой дневник, достала чернильницу и новый стилус и принялась записывать события предыдущих дня и ночи. Местность снаружи почти незаметно менялась по мере того, как продолжался путь, почва постепенно становилась более сухой и твердой, сухой табак и островки печной травы пришли на смену болотным растениям. Ветер поднимался и стихал совершенно непредсказуемо, крошечные вихри пыли на несколько секунд закручивались рядом с фургонами, а затем исчезали. К полудню караван достиг огромной равнины цвета сепии, покрытой растрескавшейся почвой.

Облака, видневшиеся на горизонте последний час, теперь стали медленным парадом проходить под солнцем, разрисовывая пыльную землю золотисто-серыми тенями.

Командирский колокол на ведущей машине прозвонил сигнал. Через несколько мгновений, караван съехался в широкий круг и остановился.

Дилиженс закрыла дневник и встала на колени, чтобы достать свои сандалии из под кровати. Она спрыгнула с фургона, не задерживаясь, чтобы спуститься по лестнице, сложила руки за спиной, и со стоном повернулась, крутя шеей в разные стороны, пока не услышала хруст. Двери стоящих кольцом машин распахнулись — остальные тоже выбирались на землю, чтобы размять затекшие мышцы на свежем воздухе.

Дилиженс оглядела бесплодную равнину. Иофолки столпились неподалеку от фургонов, с гулким стуком сталкиваясь панцирями и наползая друг на друга, пока их темная куча не начала походить на миниатюрную горную цепь. Дилиженс повернулась внутрь кольца и направилась к фургону повара. Когда она подошла к его задней двери, внезапный свист привлек ее внимание к другому концу машины. Хич высунул голову из-за синей деревянной лакированной стенки и махал ей. Он как раз натянул тонкую веревку между двумя декоративными выступами фургона и теперь развешивал на ней последние предметы своей одежды.

— Она, в основном, сухая, но серьезно нуждается в проветривании, — пояснил мальчик, намекающе поморщив нос, и принялся теребить большую красную мантию, которая покрывала его от плеч до голеней. — Повар одолжил мне одну из своих рабочих рубах.

— Теперь ты действительно похож на сына короля Зла, — усмехнулась Дилиженс. — Мастер теней всегда носит красное. Ты хорошо спал?

— Несколько мгновений. Я проснулся, когда повар вышел разносить завтрак и наступил на меня. После того, как я убедил его, что ничего не разбито, он пригласил меня присоединиться к нему в его обходе. Ловко придумано — открывать кладовки фургонов снаружи...

Хич замолчал, его глаза расширились при виде прискакавшей в кольцо фургонов стаи альтеров, их пронзительные крики перешли в радостные визги, когда Альтерман появился среди них, как добрый бог, показывая целый мешок зеленого печенья. Мальчик повернулся к Дилиженс и покачал головой:

— Караван чудес... И фургоны! Один такой может стать домом для десяти человек на Водопадах. Пока мы не остановились, я не понимал, что они все связаны вместе, — он указал на толстый черный трос, который связывал заднюю часть его машины с передней частью следующей. — Но кто тянет их? Я заметил больших существ, которые следовали за нами, но мы были слишком далеко позади в цепочке, чтобы видеть, что происходит впереди. Есть еще одна их стая? — Хич оглядел кольцо фургонов и присвистнул, недоверчиво покачав головой. — Они должны быть действительно могучими зверями, чтобы тащить весь этот вес дерева и пассажиров.

Дилиженс взглянула на него, словно оценивая заново.

— Помпондерант был прав, — произнесла она. — Ты действительно слез с какой-то далекой горной вершины. А вот я бы сочла все это очень скучным и приземленным, — принцесса улыбнулась выражению лица мальчика, а потом указала в небеса над их головами. — Это солнце делает все: тянет или толкает фургоны. Солнце толкает все, как говорит Помпондерант, приводя мир в непрестанное движение, — она провела руками по своим обнаженным предплечьям — те покрылись мурашками из-за внезапного порыва ветра. — Но солнце находится очень далеко, и его воздействие — слабое. Лишь очень чувствительные ощущают эти толчки и немногие из них отзываются в ответ.

— Поэтому мы, как правило, отдыхаем ночью или в темных местах? — подумал вслух Хич. — Потому что, когда солнце появляется в небе, мы должны прийти в движение?

— Может быть, — задумчиво кивнула Дилиженс. — Я знаю, что мы, жители Колеса, меньше подвержены воздействию этих толчков, потому что мы счастливы находиться в движении. Вы, Постоянный Народ, не так послушны, и я слышала, что ваши жизненные показатели страдают из-за этого, — принцесса машинально заговорила лекторским тоном, уперев правый кулак в бедро, когда другой рукой указала на крышу фургона повара. — Как вы можете увидеть, каждую машину украшает мозаика из красно-коричневых плиток. Изготовители в процессе создания плиток использовали специальное вещество, которое повышает их чувствительность к присутствию солнца и делает их гораздо более восприимчивыми к его воздействию, чем те, что состоят из обычной глины.

— Солнце приводит плитки в движение, а плитки прикреплены к фургонам... — Хич переваривал информацию, прикрыв глаза рукой, так как янтарный солнечный свет проникал через увеличивающийся разрыв в облаках. Он осмотрел кольцо раскрашенных машин. — Почему же тогда фургоны сейчас стоят неподвижно, хотя солнце по-прежнему ярко светит на них? Оно не обидится на их упрямство?

— Ага, — Дилиженс покачала в воздухе пальцем. — Здравый вопрос от юноши в красной рубахе. Под плитками скрыты крошечные корни, которые идут от них вниз между внутренними и внешними стенками машины. Корни под полом соединяются с крепкими металлическими руками, соединенными с осями колес. Вы могли бы разглядеть их, если бы легли на спину под машиной, — наслаждаясь своей ролью наставника, Дилиженс начала расхаживать взад-вперед. Она остановилась, чтобы указать носком сандалии на небольшой дрок с фиолетово-черными листьями. — Как вы знаете, вода обычно поднимается вверх из земли по корням растений, чтобы утолить жажду листьев. Ну, а в случае фургонов, импульс плитки, запускающий движение, должен пройти по корням вниз к системе металлических рук, руки поворачивают ось, а ось крутит колеса, — она сжала пальцы вокруг воображаемой оси и покрутила ими. — Когда командир хочет остановить караван, он нажимает на рычаг в ведущем фургоне, тем самым вызывая временное разделение между плитками и их корнями. Импульс перестает поступать из плиток в корни, а металлические руки бездействуют. Как очевидное следствие, машины останавливаются, — принцесса широко развела руки. — Вот так. Простое объяснение для простого подвига.

Хич поклонился со скептической усмешкой:

— Ваш простой ученик благодарит вас, — он с сомнением поднял глаза к ближайшей красно-коричневой крыше. — Однако ведущий фургон ведет за собой восемь других машин... Как же рычаг командир заставляет разделиться с корнями плитку фургона повара? А если остановить только ведущую машину, следующие не въедут ей в спину?

Дилиженс отступила, подняв руки:

— Слишком много вопросов! — она указала внутрь кольца. — Зелено-золотой фургон делят друг с другом Помпондерант и командир; фургонщик находится в ультрамариновой машине рядом. Будь любезен адресовать твои дальнейшие вопросы к одному из них, а то я наелась ими досыта сегодня.

— Значит, и ты не знаешь точного ответа, — сказал Хич с самодовольной ухмылкой.

— Хмф... — что-то привлекло внимание Дилиженс. Она повернулась, чтобы заглянуть за угол машины. — Там, кажется, какой-то переполох у второго фургона. Это не тот, где держат синего человека?

Они поспешили к ало-серебристой машине.

Помпондерант грелся на солнышке, сидя на складном стуле у лестницы фургона. Другие участники каравана столпились вокруг него, шумно что-то обсуждая. Дилиженс протиснулась к старику, который сидел с полузакрытыми глазами, не обращая внимания на гвалт вокруг, и дернула его за фиолетовый рукав.

— Это из-за синего человека? — спросила она. — С ним все в порядке?

Помпондерант открыл один глаз.

— Произошли изменения, — сказал он глубокомысленно.

— А ну сейчас же спускайся отсюда!

Обернувшись, Дилиженс увидела двоих солдат в форме Оси, отталкивающих Хича от дверей алого фургона. Мальчик неловко упал на землю, но вскочил на ноги с таким достоинством, какое только позволяла его длинная красная рубаха, и протиснулся через толпу к Дилиженс.

— Он изменил цвет! — заявил мальчик одновременно и вопросительным, и обвинительным тоном.

— Действительно, — подтвердил Помпондерант. — Это интригующе.

— О чем вы говорите? Позвольте мне взглянуть, — Дилиженс направилась к лестнице. Брейтлинг неуверенно попытался перехватить ее, но затем передумал и отступил.

— Не подпускайте ее слишком близко, — велел он солдатам, когда принцесса нырнула в дверной проем.

Прошло несколько секунд, пока ее глаза не приспособились к полумраку в машине. Птенец лежал на нижней койке, по подбородок завернутый в ярко-зеленое покрывало. Дилиженс подошла и окинула его хмурым взглядом, не замечая никаких изменений в бледном оттенке лица спящего. Тогда девушка наклонилась к нему — и испуганно вскрикнула. Неподвижное тело не было покрыто покрывалом. Это темно-синий материал странной одежды Птенца сменился ярко-зеленым. Она осмотрела его внимательнее, замечая почти невидимые линии, которые покрывали одежду в одних местах редко, в других — гораздо чаще. Была ли это та же одежда, что он носил, когда Дилиженс увидела его на пляже прошлой ночью?..

Принцесса вернулась на свет с задумчивым выражением на лице. Помпондерант внимательно посмотрел на нее, когда она спрыгнула с фургона.

— Так! Теория, основанная на данных наблюдения? Предположение, связанное с причудой?

— Есть ли еще информация вдобавок к тому, что мы сейчас видели? — осторожно поинтересовалась Дилиженс.

Помпондерант отмерил руками небольшое количество воздуха:

— Немного. Солдаты утверждают, что его состояние не менялось и цвет его одежды оставался прежним, пока не настал день. Они возились с чаепитием и игрой в Диг-на-ров в переднем салоне до полудня, пока один из них, направляясь в туалетную комнату, случайно не прошел мимо койки. И — ого! — старик резко развел пальцы. — В течение этих нескольких часов темный оттенок одежды полностью исчез, оставив светлую зелень, которую ты только что видела. После краткого обсуждения солдаты сообщили новости об изменении командиру, который воспользовался облачностью, чтобы устроить остановку.

— Может быть, это чернила? — Хич пожевал нижнюю губу, глядя на точку между двумя фургонами. — Если пролить чернила из черных фруктов на руки, в конце концов они сотрутся. Возможно, он шевелился и ворочался на своей койке, пока солдаты делали свои ставки, и так оттер с себя цвет.

Дилиженс смотрела на своего наставника:

— Цвет постельного белья изменился? — спросила она.

— Нет.

— Тогда гипотеза неверна, поскольку для нее требуется большое пятно на простыне под телом, тогда как на самом деле она осталась безупречно белой.

— Хорошо, — одобрил Помпондерант и ткнул Хича в бок своим костлявым указательным пальцем. — Другие идеи?

— Многие ткани становятся темнее, когда подвергаются воздействию сырости, — предложил мальчик. — Возможно, его одежда необычайно восприимчива к этому и сохраняла влагу из озера до недавнего времени.

Помпондерант посмотрел на Дилиженс, которая пожала плечами.

— Представляется возможным, — рискнула она.

Обсуждение не дало никаких дополнительных теорий. Наконец остальные пассажиры отошли от фургона и вернулись к своим делам. Были выполнены ежедневные работы: ведра для отходов опорожнили в небольшую канаву на некотором расстоянии от кольца; колесные оси смазали и проверили; предназначенные для легких закусок быстро сохнущие фрукты распределили в кладовке фургона повара и Хича. Через полчаса колокол Брейтлинга подал знак, что караван готов продолжить свое путешествие.

Помпондерант и Хич присоединились к Дилиженс в ее фургоне для продолжения поездки. Все трое были возбуждены внезапной метаморфозой одежды Птенца, поэтому Дилиженс и ее наставник обсуждали таинственное нападение на лагерь, унесшее жизни двух охранников прошлой ночью. В связи с каждым событием было выдвинуто несколько теорий, но никаких выводов сделать не удалось.

Хич расспросил насчет дисков круговорота, украшавших потолок каждого фургона. Он внимательно слушал, глядя вверх, а двое его хозяев по очереди описывали назначение устройства и необычную землю, которую отражала его работа. Когда его спросили о его собственном происхождении, мальчик дал туманные ответы, что привело Дилиженс к мысли, что он не слишком тепло относился к горам, где родился. Слушая его, она решила, что Хич теперь может считаться представителем Постоянного Народа не более, чем она сама, и что на самом деле он Странствующий Человек — один из тех непостижимых существ, которые решили провести свою жизнь, уйдя от места рождения, и не испытывая большого желания вернуться.

Яркие цвета оранжевого, сливового и лавандового оттенков в западной части неба возвестили приход заката примерно через четыре часа.

Девять фургонов встали на ночь в круг на участке сухой земли, которая мало отличалась от того места, где они останавливались днем. Альтерман устроил своих подопечных, а повар начал готовить ужин. Когда Дилиженс и Хич пошли взглянуть на Птенца, они увидели, что его физическое состояние не изменилось, за исключением синяка на лбу, который почти исчез. Его одежда — насколько можно было судить в свете ламп — стала еще зеленее.

Как только солнце исчезло, стало быстро холодать. Ужин, поданный на складных столах, расположенных вокруг огненного кольца в центре, состоял из тушеного лука-порея и салата, после которого были куски розового тушеного мяса, завернутые в листья водяных цветов. Жевательные палочки и кружки вечнозеленого пива ходили по кругу.

Хич снова надел свою высохшую и освеженную одежду незадолго до еды. Он отказался от предложенного Дилиженс одеяла с меховой подкладкой и завернулся в свой зеленый шерстяной плащ, сев рядом с дрожащим огненным кольцом. Помпондерант дремал в своем кресле час после обеда, после чего с громким фырканьем встряхнулся и пошел искать свой фургон. Дилиженс в тишине наблюдала за Хичем, обдумывая столь различные аспекты его натуры; казалось, свойства его личности меняются в течение секунд: если сперва он выглядел как простой житель деревни с ограниченным опытом жизни в мире, то сейчас стал сообразительным учеником, усилия которого порадовали даже Помпондеранта.

Утекало время. Звезды начали подмигивать через драный плащ Ночи над лагерем. Наконец огненное кольцо постепенно распалось на части, а остальные пассажиры сложили свои стулья и приготовились уйти на отдых. Два дрессировщика, ответственных за иофолков, привели своих подопечных в центр круга, чтобы те вырыли норы для сна. Дилиженс заметила, с каким пристальным вниманием Хич наблюдал, как существа влезают в норы с обычным скрипом и стуком частей тела. Она вспомнила его удивление при встрече с альтерами в этот же день. Учитывая две эти реакции, она решила, что можно с уверенностью предположить: мальчик никогда раньше не сталкивались с представителями любой расы, кроме своей собственной. Тихие водопады должны были находиться на действительно отдаленном краю мира — решила она, подобрав свое одеяло и уйдя в фургон.

Дилиженс спала на удивление хорошо; поющие волки решили уйти подальше, к болотам, и ночь на обширной равнине была тихой. А утром она проснулась от криков снаружи фургона — ночью, незамеченный командиром или охранниками, Помпондерант исчез из лагеря.