Ленинградская сага. Бином Ньютона, или Красные и Белые

Белоусов Валерий Иванович.

На правах рукописи.

Бином Ньютона, или Красные и Белые.

Ленинградская сага.

(перевод с иностраннАго)

Название saga вероятно происходит от исландского глагола segja— 'говорить', и обозначает устное, по преимуществу фантастическое, повествование, оформленное в письменном виде. Сага не передаётся слушателю, а 'совершается' сказителем каждый раз заново, во всей полноте её содержания и идеи. Поэтому чтение текста саги не имеет по сути большого смысла. Википедия.

Эпиграф.

'Если бы у СССР в 1939 году были пятьдесят таких гаубиц, вся мировая история пошла бы по другому! Это же так ясно, как бином Ньютона...' А. Широкорад 'Ленинград и Севастополь. Время больших пушек'

Пролог.

— Владимир Иванович, что с вами?!— участливый голос моей любимицы, Наташи Гамовой, был громок и тревожен.

Я с трудом оторвал голову от крашенного синей казенной краской учительского стола. Господи, что это я? Уснул, что ли? Ужас какой! Я почувствовал, как щеки полыхнули стыдом...

Но терять самообладание учителю никак нельзя! И поэтому, скрыв смущение за притворным кашлем, сквозь грязноватый ситцевый синий платочек я только и произнес:

— Ничего, ничего, девочки...не беспокойтесь! Это ничего, это ...я сейчас, извините...

Наташа, низко опустив голову, так, что её соломенного цвета волосы упали мне на плечи почти шепотом тем не менее заботливо переспросила:

— Вам что, плохо? Может, школьного врача позвать?

Вот ведь мочалка настырная, а?

— Нет, девочки, со мной все в порядке, это я на секундочку...

— Ничего себе секундочка!— возмущенно зашипел мой любимый девятый 'Б'— Вы уже четверть часа так сидите!

— Неужели четверть? — ужаснулся я.— Так что же вы...

— А мы вам мешать не хотели!

М-да. Гуманистки вы мои разнузданные...В мужской школе мои лоботрясы уж давно бы на цыпочках прокрались мимо учительского стола в рекреацию и там ходили бы на своих пустых головах. А тут — глядите-ка, смирно себе сидят, как фроси путевые...

— Так, ладно. Шутки в сторону. Задремал так задремал. — сурово резюмировал я.

— Мы понима-а-а-а-ем... у Вас жена молодая! — сочувственно протянул класс.

— Цыть! Понимают они... Наталья, на чем мы остановились-то, до того как я...э-э-э...

— На биноме Ньютона....,— пробормотала барышня в ответ.

— А! Хорошее дело. Продолжай, продолжай...,— подбодрил её я.

— Да. Вот я и говорю. Ньютон, Исаак... был сын бедного, но зажиточного фермера...

— Постой, постой. Что-то я тебя не понял: так бедного или зажиточного?

— Ну-у-у... сначала-то он был зажиточным, а потом вдруг стал бедным!

— Почему?

— Да его раскулачили, наверное?— резонно предположила она.

— Тьфу на тебя! Дальше.

— А потом ему в голову яблоко попало! Когда он под деревом сидел!— радостно продолжила гордая своими познаниями старшеклассница.

— Кому попало?

— Ньютону...

— И что?

— И, собственно, вот и все...,— печально развела руками девица.

— Э...как это все? Он что, помер?— ужаснулся я.

— Вы все шутите, да? — захлопала длиннющими ресницами Наташа. — Нет, вовсе он и не помер, а взял и придумал!

— Что он там ещё придумал?!

— Бино-о-ом...

— Какой еще бином?!

— Ньюто-о-о-она...,— голубые глазки барышни в белом, таком почти старорежимном, почти гимназическом, фартучке стали стремительно заполняться слезами...

— Ладно. Садись.,— смиловался я.

— Что... опять 'неуд'?— проблеяла школьница, нервно комкая край фартучка.

— Да уж видно, что не 'отл'. Ладно, не реви. Давай дневник. В журнал не поставлю...

— Вечно вы Наташку балуете! — гадюками зашипели верные Наташины подружки.

— Цыть мне! Так , товарищи шкрабины (школьные работницы Прим. Переводчика), кто еще не понял бином Ньютона?

Вверх вырос целый лес нежных девичьих ручонок, местами испачканных синими анилиновыми чернилами... пообломать бы их, шаловливых. Почему? А кто в моем кабинете доску измазал? То есть нарисовал цветными мелками розовую жопу с ушами (сердечко) на фоне двух целующихся голубков, держащих голубенькую ленточку, и в этой мещанской картинке приписал: 'Поздравляем с днем свадьбы!'

— Зер гут. Берем ручки, открываем тетрадки и пишем. Сегодня, кто запамятовал, 28 ноября. А год у нас по прежнему, все ещё 1939-тый. Классная работа. Тема: Бином Ньютона (это выделить) — формула для разложения на отдельные слагаемые целой неотрицательной степени суммы двух переменных, имеющая вид ...

В этот момент в дробный перестук стальных перьев о края фарфоровых непроливаек вмешалось робкое царапание когтей по дереву ...

— Кто там? А, это ты, Авдей Силыч? Что тебе?— резко обернулся я в полу-оборот к двери. Не терплю, знаете, когда меня прерывают посередь урока.

— Так, енто... Вас тама Корней Петрович просют...,— в полуоткрытую дверь осторожно просунулась сначала клочковатая борода, а потом и потертая золотая фуражка нашего школьного сторожа.

— Что, подождать...сколько?

— Так что шышнадцать минут сорок секунд!— четко отрапортовал наш хранитель времени, подававший своим валдайским звонким, яро-бронзовым колокольцем звонки на перемену.

— Да! Четверть часа (тьфу ты, Господи! опять эта четверть часа...) что— никак нельзя?

— Дык... Корней Петрович немедля пожаловать просют, уж извиняйте...

Хорошо хоть, что не добавил : '...извиняйте, баринЪ'!

Господи, как меня утомил наш Силыч, причем именно своим псевдо-народным говорком. Ведь он же коренной питерец, и гимназию успел закончить, и в Университет уже поступил... Как же его запугали! ... когда? — в семнадцатом? Или в двадцатом? Или в двадцать втором? Или во время Кировского Потока? Или...Хватит. Даже и в мыслях — хватит.

— Авдей Силович! — доверительно взял я его за локоть потертой тужурки. — У меня к тебе просьба... Ты ведь помнишь бином Ньютона?

— Ась?— в ответ мне почти достоверно изобразил свое полнейшее невежество Авдеюшка.

— Значит, помнишь. Объясни тогда этим тюхам, сделай ты божескую милость, что сие такое. Доходчиво! Вот, девочки! Смотрите! Простой наш советский человек, можно сказать, прямо от сохи! И то — знает. А вы, комсомолки, нет ...стыдитесь. Ну, я быстро...

Когда я осторожно прикрывал высокую, тяжеленную дверь класса, из него доносился пропитой голос школьного Цербера:

— А плюс Бе в степени Эн равняется Суммариум от Ка равного нулю до Эн...

Справится, поди...

1.

За окном школьного коридора быстро разливались синие питерские сумерки. Сквозь заметаемое мокрым снежком стекло в дробном переплете было видно, как на набережной Обводного канала уже загорались первые золотистые огоньки...

Тем не менее, из-за высокой, филенчатой двери приемной директора по-утреннему радостно разносился веселый стальной стук и орудийное лязганье 'Рейнметалла'.

Я аккуратно, по армейски, поправил чуть сбившийся на сторону свой узкий, вязанный галстук под пристегивающимся целлуилоидным воротничком москвошвеевской сорочки (все-таки, не умеют они там, в новой столице,шить! То ли дело наша родная 'Ленгосгоргалантерея'! Да где ж её купить? В ЦУМе за сорочками такие ломовые очереди стоят...настоящие, классические питерские 'хвосты!'), потом тщательно вытер платочком испачканные мелом руки. Ботинки у нас как? Норма.

Ну, Господи благослови! Заходим...

— Здравствуйте, Сарра Исааковна!— на всякий случай уже заранее виноватым голоском произнес я примирительную мантру.

В ответ наш школьный секретарь, со звоном перебросив направо тяжеленную каретку порожденной сумрачным германским гением пишмашинки, сквозь свои желтые от никотина лошадиные зубы, в которых привычно дымилась смятая 'Беломорина', производства фабрики имени Урицкого, только буркнула:

— Рот фронт, товарищ учитель! Давай, проходи, там тебя уже давно ждет...,— и мотнула своей шестимесячной завивкой в сторону директорской, обитой черным дермантином двери.

— Кто меня ждет-то?

— Конь в пальто!

— В каком еще пальто?— несказанно удивился я.

— В кожаном!

И вправду.

В кабинете Петровича, на стоящем у стены диване с высокой деревянной спинкой, на котором обычно закатывали глаза в ужасе от предстоящей порки (увы! к сожалению, только моральной! А так хотелось бы иной раз...Ну хоть линейкой по ладошкам! ещё хорошо коленками на горох поставить, под образа, на часочек...) прогульщицы, двоечницы и прочие отпетые хулиганки, теперь расселся мордатый тип в действительно, хромовом черном пальто ...

Его мокрая, разумеется, тоже черная же широкополая касторовая шляпа лежала на краю двухтумбового, крытого зеленым бархатом дубового директорского стола, по слухам, притащенного в гимназию революционными матросами с самого Певческого моста (там до Октябрьского Переворота размещалось Министерство Иностранных Дел Империи. прим. переводчика).

— А! Здравствуйте, Валерий Иванович...Вот, с Вами хочет поговорить товарищ...

— Лацис.— угрюмо представился незваный гость.

— Товарищ Лацис... из Органов.

— Из каких органов?— тупо переспросил я своего директора.

— Из Внутренних. — 'Вот уж действительно, хуже татарина!'— невольно подумалось мне.

— Ну, я пойду?— как-то робко, не похоже на себя, спросил гостя наш всегда грозный директор. В ответ гость чуть кивнул своей до синевы бритой наголо головой, от чего по ней скользнул электрический блик.

Когда директор, осторожненько прикрыв за собой двойные двери, оставил на наедине, товарищ Лацис с неуловимой змеиной грацией перетек за директорский стол, уверенно, по-хозяйски открыл роскошный кожаный бювар, подаренный вскладчину Петровичу на пятидесятилетний юбилей, достал из него лист писчей бумаги номер два, взял из высокого малахитового стакана химический карандаш и пододвинул все это на мой край стола:

— Присаживайтесь по удобнее, Владимир Иванович. И давайте, не торопясь, подробненько, опишите ваши контрреволюционные действия.

— Никаких контрреволюционных действий я не вел.,— К счастью, мой голос почти и не дрогнул.— И ничего я писать не буду! И вообще, вы сами-то кто будете?

— Вам же сказали— я из Органов. Внутренних!— внушительно произнес Лацис, слегка удивившись моей тупости. Два раза ему представляться пришлось!

— Внутренние органы, они ведь разные бывают... Печенка там, селезенка, прямая кишка опять же ...,— плоско пошутил я, испуганный собственной наглостью.

— Ты что же, вражина, наши славные Органы задницей считаешь?! А работники Органов тогда — кто?! — как Лацис оказался рядом со мной, я так и не понял. Вот, ведь только секунду сидел напротив меня за столом— и вот его желтые тигриные глаза смотрят мне прямо в душу...

— Какой я тебе вражина?!— еще больше, до цыганского пота, испугался я.— Я советский человек! И НЕ СМЕТЬ со мной разговаривать в таком тоне!

— А то что будет?— с интересом спросил меня мигом отстранившийся чекист.

— Уебу стулом.,— доверительно сообщил ему я, сам при этом замирая от смертного ужаса.

— Ишь ты какой... Смелый, да?

— Какой уж есть.— пробурчал в ответ я.

— Н-ну ладно... смелый. У Колчака служил?— резко спросил мой визави, точно нож под ребро воткнул.

— Да.— глухо и стыдливо буркнул я в ответ, будто был на приеме в кабинете венеролога.

— Где, сколько времени? ('Будто сами не знают!'— пронеслось в голове)

— В технической приемочной комиссии...

— Чего же ты там принимал, белячок? Водочку или коньячок?

— Гаубицы, системы 'Виккерса', калибра 234-мм. Месяц всего и пробыл.

— А потом?

— А потом всю дорогу уже у наших...у красных, то есть.

— Почему же ты к нашим перешел?

— Да так. Личное...('Конечно, личное. Там, в Читинской пробке, девицы из Императорского Воспитательного общества эвакуировались да застряли, в том эшелоне...девицы, да. Двенадцать, тринадцать лет, может, больше? Да господам офицерам, освиневшим от ректификата, сие было все равно, сколько тем лет от роду. Пришлось вмешаться. Семь пуль в нагане, минус три благородных золотопогонных господ офицеров... Перейдешь тут. Зато девки уцелели.')

— Личное, значит... — прищурился недоверчиво Лацис...— В РККА ты где служил?

— В ТАОНе. (тяжелая артиллерия особого назначения. прим. переводчика)

— Уволен почему? ('Ну чего он мне душу мотает? Возьми моё личное дело, да почитай!')

— С маршалом Тухачевским покойным я поспорил...

— И о чем же?

— Да он ху... всякую ерунду на трибуне нести начал. Про пушки безоткатные, про пушки универсальные, про полигональные снаряды...

— А ты?

— Да что я...встал и сказал— что с полигональными снарядами на Волковом поле (русский артиллерийский полигон. Прим. Переводчика) игрались тридцать лет еще при старом режиме и все без толку, а универсальная пушка— это смесь ужа и ежа, а ...короче, навалились гурьбой, сорвали с меня петлицы и определили сначала на кичу, а потом уж в лазарет. Нашли у меня какую-то эпилиптоидную психопатию (наш консультант, врач-психиатр проф. Яалло Суурманенн, исследовавший представленную нами рукопись, этот диагноз полностью подтвердил. Прим. Редактора).. а потом в запас уволили.

— О как! А как вы себя сейчас чувствуете?— с видимым интересом спросил меня Лацис.

— Хорошо. Жалею только, что Тухачевского, разбившегося на аэровагоне (автомотриса с авиационным двигателем и толкающим воздушным винтом. Разработана в Германии проф. Юнкерсом, испытывалась в Советском Союзе. При известной катастрофе аэровагона вместе с Тухачевским погибли несколько высокопоставленных советских политических деятелей, включая Артема (Сергеева), Павлуновского, конструкторов Яковлева и Бекаури. прим. переводчика), кремировали да в кремлевской стене погребли...— сварливо отвечал ему я.

— Почто так?— искренне удивился чекист.

— Да если бы он в могиле лежал, я бы ему на могилу бы насрал. А так очень высоко, не достать!— с сожалением покачал головой я.

— Нет, ну ты точно псих... Органы ты не боишься, могилы обсираешь...,— непонятно чем восхитился Лацис и решительно встал из-за стола — Ну, собирайся.

— Мне... с вещами? — мой голос предательски дрогнул. Чуть-чуть..

— Ага. С вещами и на выход.

Когда я, с руками, привычно скрещенными позади, выходил на покрытый летящим косо снежком школьный двор, Наташа подбежала ко мне и отчаянно схватила за рукав моего 'семисезонного' пальтишка на рыбьем меху:

— Владимир Иванович! Куда это Вы?

— Бог его знает, девочка! Может, в Большой Дом на Литейный, а может, прямо в Кресты...

-Я Вас буду ждать!! Я Вас обязательно буду ждать...

2.

Легко обогнав зазвеневший на повороте краснобокий трамвай с двумя прицепными вагонами, черная как ночь 'эмка' взвыла мотором и еще наддала... Господи, куда мы так торопимся, прямо как на пожар? Как голый в баню... Добро бы, а то ведь в тюрьму!

Эх, эх...дурак я, дурак! Расслабился, рассопливился. Классовая борьба, меж тем, как видно опять обострилась, на манер застарелого люмбаго ...

Ни чему меня жизнь не учит!

Вот в прошлый раз, когда я под 'Весну' попал... в смысле, не под время года, а под операцию по очистке нашего Города от бывших офицеров...