Что ты ищешь?

Ночной пролог

В камине уютно потрескивали дрова, заставляя забыть о холоде зимней ночи, которая скреблась в окно мириадами снежинок. Высокий черноволосый мужчина встряхнул свой плащ, оросив дорогой красный ковёр капельками талого снега, и повесил сушиться на спинку кресла. Присев на корточки, поворошил кочергой поленья.

— Вам ещё что-нибудь нужно, господин?

Брюнет вздрогнул, едва не выронив кочергу. — Несмотря на дряхлость, единственный постоянный обитатель этого дома по-прежнему ходил неслышно — как кошка.

— Нет, спасибо, Лалий. Иди спать.

— Вот именно — спать пора. — Проворчал старый слуга, направляясь к выходу из гостиной. — То годами не появляетесь, то среди ночи в этакую метель прискакали. Я вам чай на столик поставил — погрейтесь.

Мужчина проводил старика взглядом, прислушался к скрипу старой, рассохшейся лестницы. Наступила тишина — Лалий отправился к себе в комнату, не собираясь выяснять причин странного поведения хозяина — уж если приехал в такую глушь за много километров от столицы, то уж не просто потому, что ему захотелось прогуляться в бурю.

Господин тем временем, проигнорировав блюдце, взял изящную фарфоровую чашку, наполненную янтарной жидкостью и сжал в ладонях — греясь. Опустившись в кресло, он молча стал наблюдать, как качается маятник больших напольных часов, стрелка которых неумолимо подползала к цифре три.

Ждать пришлось недолго. Снова скрипнуло — на этот раз дверь — и на пороге появился человек в длинной, тяжёлой даже на вид шубе из дорогого куньего меха. И без того светлые волосы были припорошены быстро тающим снегом. Брюнет в знак приветствия отсалютовал ему чашкой чая.

— А теперь объясни, зачем нужно было встречаться именно в моём загородном доме? Я здесь лет пять не был.

Внезапно он заметил в руках новоприбывшего большой свёрток и подался вперёд, чтобы получше разглядеть его содержимое. Лицо мужчины вытянулось от удивления.

— Что это?

— Ребёнок. — Блондин небрежно сунул недовольно вякнувший свёрток в руки друга и, сняв шубу, устало опустился в кресло напротив.

— Я вижу. — Вздохнул брюнет. — И даже понимаю чей...

— А значит должен понимать какую опасность он представляет.

Хозяин дома грустно улыбнулся и осторожно раздвинул пелёнки, чтобы получше разглядеть лицо младенца.

— Какой опасный кроха.

Блондин досадливо поморщился.

— Сейчас нет, но лет через двадцать... Ты же знаешь, что являешься единственным, кому я могу доверять. Поэтому мне нужна твоя помощь — пристрой его.

Ребёнок, до этого мирно спавший в коконе из тёплых тканей, проснулся и требовательно захныкал. Брюнет стал тихонько его укачивать, в его глазах читалось неодобрение, но одновременно и осознание правоты друга.

— Хочешь, чтобы я его усыновил?

— Нет... Это слишком близко. Найди семью в какой-нибудь глуши как можно дальше отсюда.

Хозяин дома задумчиво провёл пальцем по лбу младенца, дотронулся до крохотного носа, заставив ребёнка потешно чихнуть.

— Если ты так хочешь скрыть это — не проще было бы его убить? — Голос был спокойным и даже немного скучающим — будто речь шла о сборе урожая груш.

Его друг ухмыльнулся.

— Многие считают меня мерзавцем, и все они правы. Я тот ещё урод, но убить собственного ребёнка всё же не способен.

Брюнет склонил голову, пытаясь скрыть лёгкую полуулыбку — он ожидал этого ответа.

— Мне нужно возвращаться. — Мужчина нехотя встал. Выходя из комнаты, он бросил последний взгляд на агукающий свёрток и горько скривил губы. — Рассчитываю на тебя... Просто сделай так, чтобы он никогда больше не попался мне на глаза.

Хлопнула дверь, затем ещё одна — входная — громко, будто её шваркнуло о косяк порывом ураганного ветра или кто-то пытался заглушить клокочущую в горле злость и досаду, не смевшую выплеснуться словами. Оставшийся, ещё некоторое время внимательно, с улыбкой рассматривал своего нового подопечного, который, наконец, замолчав, отвечал ему тем же. Младенец сонно щурил голубые, как у многих новорожденных глаза — с возрастом у большинства цвет меняется.

— Не плачешь? — Хмыкнул мужчина, задумчиво постукивая длинными тонкими пальцами по кокону из пелёнок. — И правильно делаешь. — Назидательно заявил он. — Сейчас тебе скорее повезло, чем нет. Хотя, если унаследуешь упрямство отца, то вряд ли когда-нибудь это оценишь. Но не будем загадывать — просто подождём и посмотрим что же выйдет. А уж я о тебе позабочусь...

Глава первая — туманная

Эля поправила сползающие на нос очки и выглянула в окно. Стрелки Больших часов показывали на пять. Девушка повернулась лицом к классу и объявила:

— На сегодня всё. Идите домой осторожно и не забывайте про домашнее задание.

Послышался скрип отодвигаемых стульев, дети стали не спеша укладывать в сумки небольшие грифельные доски для письма — бумагу они использовали только при выполнении домашних заданий, и так же, не торопясь, потянулись к выходу из классной комнаты. Учительница опустила взгляд на проход между двумя рядами парт, так, что ей была видна лишь вереница детских ног. Осень в этом году пришла рано и холода уже начинали качать права, ненавязчиво намекая о своём присутствии тонкой корочкой льда, покрывавшей по утрам лужи на улице. Но, несмотря на это, многие ещё были обуты в летнюю обувь — плетёные туфли или сандалии с деревянной подошвой. Только несколько счастливцев щеголяло в разношенных ботинках — наследство от старших братьев или сестёр. Родители остальных либо пока не могли позволить себе такую роскошь, либо берегли обувь до прихода настоящих морозов. Эля опустила взгляд ещё ниже — на собственные ноги и тихонько вздохнула — простенькие и неудобные сапожки стоили ей почти всей зарплаты — точнее той её части, которая не ушла на оплату съемной комнаты. Оставшихся денег было катастрофически мало, и вот уже неделю девушка питалась хлебом и чаем — точнее отваром из разных травок, собранных летом за городом и заботливо высушенных — настоящий чай, людям её круга был не по карману.

— Зато я теперь не простужусь. — Пробормотала она. — Правда теперь есть вероятность, что я умру от голода...

— Мисс Элиан.

Учительница вздрогнула и подняла голову. Перед ней стояла худенькая большеглазая девочка восьми лет в сером, застиранном платье. Больше никого в классе не было.

— Что такое, Мила?

Девочка заложила руки за спину и застенчиво шаркнула ножкой.

— А можно я вам помогу с уборкой?

Эля улыбнулась.

— Я буду очень признательна тебе. А потом выпьем чаю.

Мила просияла и, схватив тряпку, стала вытирать с большой доски, висящей на стене, меловые записи. Девушка тем временем взялась за веник.

— А тебя дома не хватятся? — Осторожно спросила она ученицу.

Та внезапно сникла и стала водить тряпкой по доске в два раза медленнее.

— Сегодня годовщина папиной смерти — мама утром его вещи доставала и плакала, значит опять будет пить и говорить, что у меня папины глаза. Не хочу домой. — Девчушка передёрнула худеньким плечиком.

Отец Милы погиб в последней войне — глупой, жестокой, скоротечной. Отгремев девять лет назад, она унесла множество жизней — в том числе и обоих родителей Эли — тогда ещё двенадцатилетней девочки. Самое смешное, что сейчас уже никто не мог достоверно сказать, из-за чего всё началось. Кто-то утверждал, что первыми напали люди, после того, как император оборотней откусил королю Сиксту Третьему голову, другие говорили, что оборотням понадобились рудники, на которых стояла столица государства людей, а кто-то отмахивался и бормотал сквозь зубы, что мир просто соскучился по мордобою, но, так или иначе, государство людей — Гардмир попало под протекторат Великой Двуипостасной Империи, которая, к слову сказать, и иперией-то стала только после захвата Гардмира.

— Но пообещай мне, что ты не будешь делать глупостей и вернёшься домой до наступления комендантского часа.

Девочка слабо улыбнулась и аккуратно сложила тряпку.

— Да, мисс Элиан.

Закончив подметать, учительница набрала воды в чайник из колонки, расположенной в коридоре школы и повесила его над огнём в камине. В классной комнате сразу стало уютно. Будто почуяв предстоящее чаепитие, в дверях тут же появилась Рина — приятельница Эли и по совместительству учительница арифметики в этой же школе.

— Ветер переменился — чувствую скоро будет Шаровая гроза... Здравствуй Мила.

— Здравствуйте, мисс Ринабел.

— Ты говоришь это каждый раз, когда ветер дует с севера. — Заметила Эля, расставляя чашки на ближайшей к камину парте. Рина опустилась на стул и выудила из кармана мешочек с ароматными травами — тем, что в народе называли травяным чаем.

— Прошлая гроза была полгода назад, значит и следующая не за горами.

Мила аж подпрыгнула на стуле.

— Последний раз меня мама налупила, когда я окошко приоткрыла, чтобы посмотреть.

— И правильно сделала, что налупила. — Категорично заявила Рина. — Ты маленькая была — не помнишь, какой четыре года назад был пожар в западной части города.

— Год назад два дома сгорели. — Добавила Эля, разворачивая свёрток с половинкой белой булки — остатком её сегодняшнего завтрака. Внимательно посмотрев на булку, она перевела взгляд на Милу, потом снова на булку. В животе заурчало. Вздохнув, девушка отдала выпечку ученице. Та радостно зачавкала, периодически дуя на горячую жидкость в кружке.

— Уже слишком холодно, чтобы ходить в такой обуви. — Эля указала в сторону разношенных летних сандалий, явно большеватых для детских ступней.

Девочка смущённо спрятала ноги под стул.

— У меня ничего больше нет — я из прошлых ботинок выросла.

Пробившись сквозь серые тучи, в комнату заглянул луч вечернего солнца, заставив учительницу письма прижмуриться, словно сонную кошку.

— Скоро начнёт темнеть. — Мягко сказала девушка. — Беги домой.

Мила послушно тряхнула русыми косичками и, быстро допив чай, с явным сожалением поднялась из-за парты.

— До свидания мисс Элиан, мисс Ринабел.

Девушки проводили взглядами её до дверей.

— Нужно поговорить с её матерью. — Эля шумно вздохнула, как только ученица скрылась из виду.

— По-моему, это бесполезно. — Рина взглянула на подругу поверх чашки. — Она немного не в себе. Кстати... Моя семья подумывает о том, чтобы переехать в деревню к родственникам — там легче прокормиться. — Прозвучало это как бы между прочим, будто естественное продолжение предыдущей фразы, но Эля почувствовала, что её сердце тревожно сжалось, а в горле встал тугой ком. Луч солнца снова исчез, спрятанный серым покрывалом облаков. Медленно отпив травяной отвар, девушка сжала кружку в ладонях и, наконец, подняла взгляд.

— Если ты уедешь, то у меня никого не останется.

— Ага, и некому больше будет подкармливать тебя выпечкой — ты и так худющая — одни глаза и видны. — Рина немного вымученно улыбнулась. — Ещё ничего не известно — просто отец рассматривал такой вариант.

— Нет, это хорошая идея. — Обычно бледные щёки Эли запунцовели. — И для малышни это будет полезно — свежий воздух, простор.

Две младшие сестрички учительницы математики ходили в школу, где преподавала их сестра и были настоящими бесенятами. Чего стоил хотя бы тот случай, когда мистер Триплет — директор школы и по совместительству учитель географии и истории, обнаружил в своём сапоге осиное гнездо. Поскольку виновников не нашли, мистер Триплет так и не осознал, что ставить двойки сёстрам Лировым чревато последствиями.

Допив чай, девушки стали собираться по домам. Распрощавшись у выхода с Риной, Эля поправила дешёвую соломенную шляпку, украшенную серой лентой, и шагнула в промозглую сырость улицы.

Силуэты людей и домов скрадывались опускающимся на землю туманом. Школа, состоящая из трёх классных комнат и кабинета директора, занимала весь первый этаж старого каменного здания, расположенного в довольно бедной, но приличной части города. К слову сказать — приличность районов выражалась количеством найденных за год в подворотне трупов. Девушка оглянулась на Часовую башню — колоссальных размеров сооружение, возвышающееся в самом центре города, будто палка, воткнутая в муравейник. На каждой из четырёх сторон башни на огромной высоте располагались не менее колоссальные часы, по которым и жил город. Сейчас стрелки было сложно разглядеть из-за тумана. Эля ускорила шаг — до наступления темноты ещё нужно было зайти в хлебную лавку — единственное, что она могла себе позволить на остатки зарплаты. Требовательным урчанием живот подгонял свою хозяйку, намекая, что с раннего утра в нём ничего не было, кроме чашки травяного чая, голова слегка кружилась от голода.

"Главное, опять в обморок не упасть. Ладно ещё когда дома, а если прямо перед детьми — напугаю их".

В лавке пекаря стоял умопомрачительный сдобный дух, от которого желудок начал протестовать ещё активнее. Чтобы не захлебнуться слюной, девушка поспешно расплатилась и, запихнув хлеб в чистый полотняный мешочек, ретировалась на улицу. Проходя по узкому деревянному мосту, перекинутому через грязную мелкую речку, она не заметила, как натолкнулась на спешащего прохожего.

— Пшла прочь, плебейка. — Презрительно бросил тот, отпихнув девушку локтем. Локоть у незнакомца оказался довольно мощным и Эля отлетела к перилам моста, больно ударившись о них попой. Почувствовав, как старое дерево скрипнуло и стало прогибаться под её весом, она пискнула и, качнувшись вперёд, уцепилась за одежду толкнувшего её хама. Раздался треск ткани.

— Отвали, девка, ты не в моём вкусе. — Сообщил мужчина, брезгливо стряхивая с себя руки Эли. Прижимая к груди оторванный карман из дорогой чёрной материи, учительница письма, приоткрыв рот от удивления, смотрела вслед незнакомцу, принявшему её за девицу лёгкого поведения. Поджав дрожащие губы, она опустила взгляд на своё скромное серое платье, застёгнутое под горло, поправила сползшие на кончик носа очки, отчаянно не понимая, что в её облике могло напоминать о ночных бабочках. Внезапно девушка спохватилась и, опасно перегнувшись через перила, стала наблюдать, как уплывает её ужин и кошелёк с последними несколькими монетами. Ситуация была очень неприятная, так как предполагалось, что на эти деньги как-то нужно было прожить до зарплаты, которую выдадут только через несколько дней.

— Интересно, а сколько можно протянуть на одном чае? — Задумчиво протянула она. — Хм... Ну вот и проверим.

Собравшись уже было покинуть место неприятного инцидента, Эля вдруг осознала, что не только она потеряла кошелёк — на грязных досках моста валялся мешочек из синего бархата с серебряной вышивкой. Поспешно схватив находку, она стала шарить глазами в поисках его владельца, но того уже давно поглотил туман.

— Как неудобно. — Пробормотала девушка. — Нужно как-то вернуть. — К чужим вещам у неё было крайне принципиальное отношение.

* * *

Мансарда, которую снимала Эля, была довольно маленькой и имела всего одно окно — зато с видом на Часовую башню. Летом здесь было душно, а зимой холодно, поэтому лучше всего тут жилось весной и осенью, когда не приходилось укутываться во всю имеющуюся одежду, и не надо было распахивать настежь окно, благоговейно ловя любое дуновение ветерка. В мансарде имелась печка, соединённая общей печной трубой с камином на первом этаже. Много места у окна занимал письменный стол, вечно заставленный книгами и стопками бумаги — неизменными атрибутами жизни учителей. Имелась маленькая кладовка — по совместительству шкаф. Но предметом особой гордости девушки являлось зеркало в резной деревянной раме, висевшее здесь ещё до её заселения. Не то чтобы она часто любила в него смотреться — просто оно прекрасно расширяло пространство.