Ветер и свобода

О чем ты воешь, ветр ночной?

О чем так сетуешь безумно?..

Что значит странный голос твой,

То глухо жалобный, то шумно?

Понятным сердцу языком

Твердишь о непонятной муке -

И роешь и взрываешь в нем

Порой неистовые звуки!..

Ф. И. Тютчев, "О чём ты воешь, ветр ночной?"

Пролог

Ветер. Я всегда боялся его. Боюсь и сейчас. Он словно напоминает о чём-то. О чём-то, что уже свершилось. Свершилось давным-давно, но должно повториться вновь.

Он напоминает о пути. Том, что предначертан мне.

Жаль, что я его не вижу. Эта тайна всегда была для меня недосягаемой. Мой путь. Я иду по нему, но не смотрю под ноги. Я иду по нему, не задумываясь. Иду, не видя конца.

Наверное, так жить нельзя — не зная своего места в мире. Но я живу. Нельзя жить, не задумываясь. Но я живу.

Нельзя идти, не разбирая дороги...

Ветер что-то шепчет, но я не слышу слова. Только настрой, передаваемый еле уловимой интонацией его голоса. Чувствую лёгкое, холодное прикосновение. Словно нежные пальцы, осторожно проводящие по волосам...

Ледяные пальцы...

Ветер доносит запах. Я глубоко вдыхаю окутавший меня мрак, морозный ночной воздух, и понимаю, что запах этот мне знаком.

Со временем его чувствует каждый. Каждый, кто прошёл свой путь до конца...

Я говорил, что боюсь ветра?..

Глава 1

— Бред! — повысил голос я. — Слепой вампир? Вы понимаете, что говорите?

— Я очень даже понимаю, — внимательно разглядывая пуговицу на рукаве, спокойно отвечал сапожник, — у него нет зрачков — я сам видел. А разве может кто-то без зрачков видеть?

Он вызывающе посмотрел на меня. Я пожал плечами.

— Понятное дело, что никто не может. Тем более, если человек. Но людей с такими глазами вообще не существует. Кроме того, вампир — по определению зрячий. Если слепой человек становится вампиром, то он становится зрячим вампиром.

Я поднялся с табурета и сделал несколько шагов поперёк комнаты — туда и обратно. Старик цепко за мной следил, затем, словно бы решившись, спросил:

— А как же летучие мыши?

— Какие ещё мыши? — скривился я.

— Ну, мыши — вампиры тоже которые...

Старик хитро прищурился. Я громко вздохнул, искренне надеясь, что сапожник заметит моё раздражение. Достал, хрен старый. Час с ним треплюсь, а он ничего толком не сказал. А в двух кварталах отсюда, в одном из домов до сих пор лежит полностью обескровленный труп молодого мужчины, некогда носившего имя Жан Ведо. Третий труп, между прочим, за эту неделю, если верить городским властям. И второй — после моего прибытия.

Эх, как жаль, что я рыцарь, а следовательно — человек порядочный. Нужно держать марку.

— Объясните, пожалуйста, — вежливо попросил я старца.

На этот раз глубоко вздохнул старик — так, как если бы я был его непутёвым внуком. И соизволил-таки пояснить:

— Летучие мыши тоже слепые, а живут1.

— Летучие мыши видят ушами, — грустно улыбнувшись, успокоил я его, — тем более, что наш вампир — не летучая мышь. Уверяю вас — поверьте мне, как специалисту.

— А если он всё-таки летучая мышь? — не унимался старый. — Я слышал, были такие...

— Господин сапожник, — всё же потеряв терпение, процедил я, — вы сапожник. Это значит, что вы разбираетесь в обуви. А я — Охотник. Понимаете? Охотник за нечистью. Это значит, что я разбираюсь во всякого рода нечисти, а в вампирах — тем более. И со всей уверенностью вам говорю, что слепых вампиров не бывает.

— Но я же сказал... — попытался возразить старик.

Но меня уже было не остановить — человеком я был не в меру упрямым, и, если меня как следует задеть, распалялся очень быстро. В любом споре мой оппонент рано или поздно начинал жалеть о том, что начал этот самый спор.

— Да, — продолжал я на повышенных тонах, — я слышал, что вы сказали про летучих мышей. И такие вампиры действительно были. Они обладали способностью обращаться в летучих мышей. Такие вампиры назывались Высшими. Но, смею вас уверить, они окончательно перевелись на белом свете. Нет их — всё. Мелюзга одна осталась. Но и эта мелюзга, к сожалению, очень много вреда может натворить... уже натворила. А потому с ней нужно бороться, в чём вы, многоуважаемый господин сапожник, должны мне всячески помогать. И я прошу вас всего лишь рассказать, что и когда вы видели. Плевать — зрячий он, этот вампир, или слепой! Расскажите, что вы видели?

Старик долго и зло на меня смотрел. Затем выражение его лица смягчилось, и он, хмыкнув, махнул рукой.

— Ладно уж, не верите — и не надо... А дело было вот как. Возвращался я давеча от дружка своего военного — тут, недалече живёт. Булошная у него — на углу Солнечной и Книжной. Отменные, я вам скажу, булки там — нигде таких не ел, я ведь в годы войны где только ни бывал...

И старика в очередной раз понесло — ударился в воспоминания, с поразительной подробностью описывая военные будни: многодневные переходы, форсирование рек, жаркое солнце и снежные бури; он вспоминал друзей и кровопролитные битвы, горящие сёла и обуглившиеся трупы женщин и детей.

Да, это всё печально, но бесполезно. Я слушал старика, а пальцы то сжимались в кулаки, то разжимались. Вот бы, думал я, как дать ему по лысой башке, чтоб понял, о чём говорить надо. Вместо этого я тронул его за плечо и сказал:

— Сэр, прошу вас, говорите только то, что непосредственно относится к делу. Где и когда вы воевали — мне абсолютно безразлично...

И запоздало пожалел о своих словах. Старик сначала побелел, как мел, а затем покраснел, как свекла. Вероятно, я нанёс ему сильнейшее оскорбление: как же так — ведь он заслуженный ветеран, боролся за нашу свободу, а я, юнец неблагодарный, говорю, что мне это безразлично.

Я поспешил загладить вину:

— Простите меня великодушно, сэр, я лишь хочу найти убийцу, иначе могут быть ещё жертвы. Поэтому я вас вновь убедительно прошу — помогите мне.

Старик вновь смягчился и, даже одобряюще на меня посмотрев, вздохнул.

— Что конкретно вы хотите знать? — спросил наконец он.

— Всё, — тут же откликнулся я, — когда вы были у вашего друга, во сколько ушли от него, где видели вампира? Всё, что может помочь Охоте. Вы — единственный свидетель.

— Да, это так, — почесал затылок старик, — только я его видел... — Он на мгновение задумался, затем прокашлялся и начал заново: — Итак, вчера я закончил работу несколько раньше — часа в три пополудни, потому как собрался навестить своего боевого товарища: пропустить рюмку-другую, вспомнить былые времена, поговорить о нынешних...

— Ваш друг ждал вашего прихода?

— Да, конечно, — кивнул старик, — на днях мы столкнулись с ним на рынке и договорились о встрече.

— Ясно, — кивнул я, — продолжайте.

— Так вот, — прищурив глаза, продолжал сапожник, — просидел я у него часов эдак пять — пять с половиной...

— Сколько было времени, когда вы уходили, помните?

— Как не помнить? Помню. Точно, конечно, не скажу, но приблизительно... — старик сощурился ещё сильнее, пощипал бороду и торжественно изрёк: — что-то около девяти.

— Что было дальше?

— А дальше я шёл домой — шёл, ничего не подозревая. Да и что подозревать — народу на улицах ещё было полно, фонари горели почти все... Да, — старик задумался, — всё верно — ничего такого подозрительного. Разве что туман...

Я насторожился:

— Туман? Какой туман?

Сапожник почесал затылок, затем бороду и сказал:

— Не знаю — туман как туман. Обыкновенный. Непонятно только, откуда он взялся — ведь ни дождя, ничего, а днём жарень какая стояла...

— Погодите-погодите, — нетерпеливо перебил я старика. — А был какой-то запах? В воздухе...

— Запах? Как не быть? Был. Его я хорошо запомнил. Только уж не знаю, показалось мне, наверное...

— Что за запах? — с нетерпением воскликнул я.

— Запах крови.

Я улыбнулся — то, что надо. Точно вампир. И явно шёл на охоту. Старик подозрительно на меня покосился. Я тут же преобразился, придав своему облику самый серьёзный вид.

— Ну, а что дальше было? — Я нетерпеливо затеребил мочку левого уха — глупая привычка, никак не могу от неё избавиться.

— Э-э, — закряхтел старик, — дальше, когда мне всего квартал пройти оставалось, надо мной пролетела летучая мышь, — он сделал ударение на последнем словосочетании. Мне оставалось только мысленно выругаться и вновь вцепиться в несчастное ухо. Старик продолжал: — Проклятая тварь пронеслась у меня прямо над головой. Я ещё тогда забоялся, как бы... кхе-кхе... как бы, извините, не нагадила, а то мне на такие вещи везёт... Вот, помнится, по молодости вёз я кожу из Тавери — это портовый городок в Зании, на Варде стоит, там рынок очень хороший, много торговых кораблей по реке ходят... Так вот, еду я, на равнину уже выбрался, и — что вы думаете?! — в чистом поле на меня голубь нагадил. Представляете? Почтовый, наверное... Что ему делать там, в поле-то?

Да уж, подумал я, никогда терпение не входило в число моих добродетелей. Я поборол дикое желание стукнуть старика в темечко и промолчал.

— А, ну так вот, — опомнился тем временем сапожник. — Пролетела эта мышь надо мной и скрылась в переулке...

— Каком? — тут же вмешался я.

— Не перебивай, — махнул на меня рукой сапожник, — скажу сейчас. Э-э-э... а, тьфу ты! Это ж и было возле дома бедолаги Жана, царствие ему небесное.

— Дальше что?

— Дальше я как раз подходил к переулку, этому самому, как из него вышел человек. Парень. Неожиданно так вышел, я аж ойкнул... Странный такой... Одет вроде нормально, как любой горожанин: сорочка там, жилетка, штаны, туфли... только чёрное всё это. Вышел он и остановился. Только как-то странно стал... поза такая... задумчивая, что ли: голову опустил, руки за спину заложил... Это я потом понял, что он принюхивается, а тогда только смотрел на него с любопытством. А парень вдруг повернул голову в мою сторону... — Старик сделал многозначительную паузу. — Я вам вот что скажу: всякого я повидал — и на войне, и так, просто в жизни, но душа моя тогда в пятки ушла. Сердце тоже недолго на месте задержалось, да и следом юркнуло. Безумное выражение лица у него было, глаза широко раскрыты, а там, вместо глаз, белизна одна...

— А с чего вы взяли, что он слеп, что принюхивается?.. — не унимался я. — И неужели никто кроме вас его не видел?

— Слишком много вопросов, молодой человек, — старик посмотрел на меня если не испепеляющим взглядом, то очень к таковому близким. Я тут же заткнулся. Сапожник продолжал: — Просил я вас, не перебивайте, всё расскажу... — Он вздохнул. — Не было там никого кроме меня — не главная ведь улица, чтобы гулять-то... Сами ж видели, в каком захолустье покойный жил. Там и ходить-то противно, не то что жить — помойка на помойке...

Я развёл руками.

— Чего ж вы там ходили?

— Так к моему дому ближе пройти. Время было позднее, домой хотелось поскорее...

— Так, — вздохнул я, — убедили. А про слепоту как поняли?

— Легко. Говорю же — принюхивался он. Повернулся в мою сторону и давай ноздрями работать. А потом вдруг скривился, брезгливо так, рявкнул что-то ругательное, сплюнул и снова в переулке том исчез... И знаете что?.. Никогда я ещё не видел, чтобы люди двигались с такой быстротой: вот он здесь стоит, а вот его уже нету... Вот так. А вы говорите "не бывает". — Сапожник усмехнулся. — Не понравился я, видать, ему. Старый слишком, наверное. Решил, что отравится — моей-то кровью...

И старик от души захохотал. Я тоже не удержался — усмехнулся слегка. Хотя, что ж тут смешного? Прав сапожник — вампирам нужна кровь молодая, здоровая, сил полная. От стариковской он действительно мог бы загнуться... Ну, положим, не загнулся, но чувствовал бы себя прескверно.

Нечего мне было здесь делать. Более нечего. Всё старик рассказал. Для приличия я, однако, спросил:

— И что ж, вы его больше не видели? Ну, когда мимо переулка того проходили. Хотя там темно наверное было?

— Не знаю, темно или нет, — раздражённо ответил старик, — не такой я дурак, чтобы после такого мимо переулков всяких ходить. Обошёл я его третьей стороной и выбрался на более людное место. Да так и дошёл — без приключений уже...

* * *

Из лавки обувной я вышел в настроении более чем мрачном. Охота к цели не приблизилась ни на дюйм. Осторожен гад. Аккуратно всё делает, следов не оставляет. Окромя двух дырок на шее жертвы. Единственный свидетель, и тот двинутый чуток — на мышах... Угу, слепой вампир это сделал. Глупость какая. Стоит только вслушаться: "Слепой вампир". Нужно добавить ещё "летучий". Абсурд полный.

Так, отягощённый нелёгкими думами, добрёл я до угла Солнечной и Книжной. "Булошная", как говорил старик, тут действительно была. С большой резной дверью и красиво расписанной вывеской "Булочная".

Кстати, булки действительно там оказались на редкость вкусными. Две я быстренько приговорил, так как с самого утра во рту и единой крошки не было, а одну, завёрнутую в милостиво предоставленную продавцом бумагу, положил в сумку на боку.

Небо затянули плотные, но не несущие дождя, тучи. Весьма приятно, так как ещё один, насыщенный печной жарой день, из каковых состояла прошедшая неделя, я не вынес бы. Помер бы, причём смертью мучительной и незавидной.

Хотя, участь моя и так может быть незавидной. Как и горожан, коих я вызвался защитить. Если за три дня, включая сегодняшний, не найду и не прикончу этого зубатого кровопийцу, Охота заметно осложнится. Через три дня полнолуние — вампиры в эту пору совсем звереют. Обычно они убивают двух-трёх человек за месяц — в зависимости от их пище-, а точнее кровеварения, если так можно выразиться. Иногда жертв больше — это редкие исключения, но, к сожалению, прожорливые попадаются и среди этих бестий (и как назло — именно мне). А в полнолуние эти сволочи могут выполнить месячную норму за раз.

Кроме того, в полнолуние вампиры становятся чрезвычайно сильными и живучими. Так что неизвестно ещё будет — кто за кем будет охотиться?.. Тем более, что в это же самое полнолуние вампир может "сотворить" себе подобного. Только не тем путём, каким порядочные граждане себе подобных "творят". Нет. Всего-то ему надо укусить человека, попить из него крови — немного, чтоб не помер. А после — ждать.

Всё — человек обращён.

Всплыли вдруг слова старика о летучих мышах. Я ему не верил ни на йоту, но странную тревогу почему-то ощущал. Высшие вампиры — для меня полная загадка. Нет, безусловно, я слышал о них и читал. И могу приблизительно представить, с чем мне предстоит столкнуться, если такой вдруг окажется на пути. Но вот их происхождение — тайна. Одно было достоверно известно — в отличие от вампиров низшего ранга, эти были полностью обескровленными существами.

Я нахмурился, на миг представив, что старик оказался прав. Стыдно признаться, но стало страшновато.

Ещё и мэр сего премилого городка угрожает, настроение портит. Видите ли, если эти злополучные три дня не увенчаются успехом, то он начнёт охоту на меня. А горожане, мол, с радостью примут в ней участие. И плевать мэру, что я рыцарь опоясанный, плевать, что во двор императорский вхож. Редко, правда, но вхож.