Кризис (1-7)

Владимир Датыщев

Кризис

Наш ответ "Лабиринту отражений" Сергея Лукьяненко)))

Краткая аннотация:

Здесь, дорогие читатели, вы сможете найти все! От могущественной магии, до масштабных войн с применением всевозможного огнестрельного, биологического, космического и прочего оружия. От классической боевой фантастики и киберпанка, до легких штрихов фэнтези и любовного авантюрного романа. Человечность и человечество, передовые технологии и бездушная техника против жалкой горстки несогласных с тоталитарным режимом, правящим на Земле в недалеком будущем. Прошли всего лишь десятилетия после войны в Ираке, Первой Китайской Войны и Великого Джихада, но планета изменилась. Почти пропали мировые государства, реальность кошмарна — сплошные радиоактивные свалки и пораженные отравами поля. Привычная реальность посерела, пропала из нашего обычного окружения, зато налилась красками другая — виртуальная, царящая в сознании.

Человечество погибло на планете Земля, но вновь обрело себя во всемирной сети Меморинета, которой управляет консорциум из финансовых корпораций, объединенный обычным названием "Контора 3".

Может ли наступить новое будущее для детей электронов и экранов? Есть ли жизнь после смерти в виртуальной реальности? Сможем ли мы возродиться, задать новый виток для истории, или же предпочтем спокойно умирать во всемирной стагнации?

Все возможно под этой старой Луной! Пусть даже и виртуальной...

Книга Первая

Start Game

Глава 1

"Перед смертью не надышишься!"

Зомби-астматик

Этот тип засел где-то неподалеку. Я чувствовал это своим, даже не знаю, как это можно назвать — в душе внезапно что-то начинает очень сильно ёрзать. И ноет до того времени, пока не поймешь, о чем предупреждает родное чутье. И тогда горячая пуля, визгливо похваставшись своим могуществом, вопьется в другую голову — не мою!

Приклад Винтореза уже давно пропитался потом, а нагретое солнцем дуло, казалось, сейчас накалится докрасна и его распеченный ободок блеснет из тени. А чужому снайперу это ох как на руку будет! От таких мыслей мне вдруг кошмарно захотелось подвигаться, хоть самую малость, и сменить надоевшую позу. Нет, нельзя. А то сейчас на этой детской площадке на одного боевика станет поменьше...

Несмотря на то, что тело почти задеревенело — так затекло, а я покоился в редких зарослях кустарника под старой акацией уже не менее четырех часов, двинуться с места мне не позволяла профессиональная гордость. Ну, и, конечно же, громадное желание выжить и вернуться домой. Вытащить из старенького холодильника "Арагац" бутылочку дешевого "Жигулевского", одним привычным движением опрокинуть пенящуюся влагу в рот. Проглотить, закрыв глаза, и броситься на потрепанный диванчик перед телевизором. А там пусть хоть "Звездные войны", хоть "Амели" показывают — все равно дрыхнуть буду после работы.

Наконец! Святой Дос, легендарный прародитель Вселенной, смилостивился над своим поклонником. Парню надоело ждать! Или же он посчитал мои утренние движения пробежкой дикого кота, а то и просто баловством ветра среди ветвей старенького деревца.

Над пустынным городом солнце медленно входило в зенит, приближаясь к полудню. Среди полуразрушенных остовов лениво шелестели волны пыли, в которых плавно испарялся разогретый жарким зноем асфальт. Несколько уцелевших стекол в окнах соседнего подъезда невдалеке с интересом смотрели на разрытую танковыми гусеницами дорогу. Там же стояло несколько потрепанных автомобилей с развороченными кузовами.

Буквально вчера Инок упал прямо вон за той "Тойотой Короллой" грязновато-зеленого цвета. Его этот поц застрелил — тот самый, на кого ведется охота уже более суток — мной ведется, кем же еще! Я влеку здесь жалкое существование уже более месяца и завтра — последний день. Мне придется либо остаться здесь холодным трупом, который через сутки-другие похоронят также и в моем городе, либо же вернуться на Базу и получить немного денег.

Парочка усталых птиц — настоящие, либо жалкие отпечатки былой природы, кружились над взорванным уже на моей памяти куполом цирка. Бетонная крошка, под ней покоился труп Богомола — моего первого и, наверное, единственного ученика. Бедняга, его подстрелили на первые же сутки Выхода. Так не бывает — не должно! Ведь по легендам, всем новичкам везет! Мне, по крайней мере, в первый ход здешней судьбы повезло — отделался легким ранением в ягодицу, да и то по неосторожности шедшего за мной Пулеметчика. Воспоминания... Они скрывают от меня реальность происходящего.

На третьем этаже хрущевки шевельнулась занавеска. Занятно! Ветра-то нету, а значит, мой чудный дружок сейчас рассматривает окрестности, отодвинув легкую ткань какой-то палкой, либо же, если дурак, дулом своего автоматического ружья.

Вчера мне так и не удалось выяснить модель его винтовки. Судя по звуку, он пользовался СВД, или же каким-то дальнобойным Штайром, ведь Иноку пустили короткую очередь — прямо в потный лобешник. И это почти с километровой дальности! Не иначе игрушечка американская, или же наша разработка из тех, что во время девяностых вошли в серьезный тираж.

Еще полчаса. Солнце уже выкатилось из-за крыши обваленной высотки, у основания которой сладко прикорнул подбитый самолет. Беспощадные лучи дневного светила до боли опекали мне затылок, казалось, проходили даже сквозь кевларовый шлем и толстый воротник ветровки. Жутко хотелось потянуться к лежащей рядом фляге и жадно глотнуть подсахаренной воды, но жизнь важнее. Я неслышно ругнулся растрескавшимися от обезвоживания губами, но взгляда не оторвал от этого проклятого окна с занавеской.

Усыпанная битым кирпичом и цементной крошкой детская площадка, посреди которой покоилось мое усталое тело, исходила паром. Вверх поднималась влага, собравшаяся за ночь. Кажется, в ней растворилась какая-то химия, или же остатки той биологической атаки, которой, как в сводках говорилось, подвергался Город за год до моего появления. Глаза слезились от ядов и сухого ветра. Стихия постоянно бросала мне под окуляр прицела пылевые облачка. В легких першило, а поперек так вообще скрутило в затерпшей судороге.

Я тебя достану, падла, во что бы то ни стало, убью! И не столько от мести, сколько за то, что, воспользовавшись моим забытьем сегодняшней ночью, ты обобрал моего мертвого друга, украл, проклятый мародер, все наши припасы. Даже заплесневелого крекера не оставил, урод!

Сам, небось, потчуешь себя сейчас нашей бужениной из армейского пайка. Возле тебя работает кондиционер, а ты без устали меняешь позу, крутишься на мягком диванчике, или кресле, чего я сделать никак не могу. Да ты не жилец в этом мертвом Городе хотя бы за то, что научился убивать людей, не покидая своего комфортного жилища. Ведь ты живешь там, да? Ну, ничего! Сегодня я переночую в твоей уютной квартирке. А завтра... Если оно наступит, где-то неподалеку опустится здоровенный МИГ и заберет меня отсюда. Ведь прохладная и безопасная База ждет очередного своего сынка, не правда ли?

Наконец! Он вылез из своей конуры. Форточка на его этаже — совсем рядом с тем занавешенным окном, резко захлопнулась от сквозняка. Это мой враг выходит из квартиры. Не сомневаюсь, что движение оконной ставни заставит его затихнуть еще не менее, чем на час — анализируя его действия, сразу же можно понять, что передо мной не обычный солдат. Нет! Он явно проходил спецподготовку. Много же их стало в последнее время, спецов этих самых. Любой желторотый юнец из передового пушечного мяса теперь обладает более высокими характеристиками, чем у меня. А дело все в этих новомодных программах-тренерах. Залез в кабинку нейростимулятора — и вот ты уже суперсолдат, почти, что полубог с винтовкой наперевес.

Вот только странно мне видеть подготовленного бойца, засевшего на одном и том же месте, очень странно... Я бы за ближайшие сутки не менее трех точек бы оставил позади. Это первое правило, если хочешь выжить в Городе, или же любом другом мире — постоянно двигайся! Второе — стреляй первым и без разговоров! И много правил этих, очень немало. И все они написаны кровью погибших, десятками лет и тоннами потемневших после использования гильз.

Я даже не попытался двигаться — вполне возможно, что форточка являлась отвлекающим маневром. Вдруг, этот тип просто палкой дверь комнаты пошевелил и сейчас продолжает наблюдать за площадкой? Не дамся, тварь! Мы — воробьи стрелянные да напалмом жаренные.

Где же ты?

Солнце медленно продвигалось к большому полуразрушенному куполу городской ратуши. Еще полчаса, и лучи остывающего светила над почти что мертвой планетой пройдут сквозь толстую крышу магистрата, словно сквозь громадное увеличительное стекло. Я даже поморщился от представления того, что сейчас может случиться. Песок на площадке был покрыт белесой стекольной массой, как и земля вблизи, и оплавленные тротуары вокруг.

Температура здесь поднимется настолько высоко, как в пекле не видали. И, хотя, жаркий круг задержится здесь не более чем на десять минут, все живое просто расплавится от невыносимого зноя. Что уже говорить о молодом человеке, облаченном в милитаристические штаны, толстую шерстяную рубаху, тяжелые кожаные ботинки и ветровку немалого размера. Да от меня даже места мокрого не останется, детонируют двести грамм взрывчатки С4, вынося первые ряды ближайших домов. Надеюсь, тому типу, на которого я жду, тоже не поздоровится. Возможно, если выживет, конечно, калекой останется на всю свою мерзкую жизнь.

Мне даже посчастливилось криво улыбнуться — мимический жест, какого от меня не часто дождешься даже в обычном мирском существовании. Еще бы, ведь мое армейское величество на службе Конторы 3, не первый день находится в Городе, чтобы пропало всякое желание смеяться. Атомные взрывы вдалеке, жужжащие трассы зажигательных снарядов над головой, грохотание колес тяжелых бронетранспортеров — все это отбивает самое дерзкое чувство юмора.

Одинокий росток сорняка возле бордюра, окружавшего площадку, вспыхнул и поник. Линия смерти неумолимо приближалась и уже грозила накрыть сапоги. Пальцы непроизвольно сжались, отросшие за долгое время антисанитарии ногти порвали носки, заставив меня поморщиться. В реальной жизни я большой чистюля, но здесь, где идет вечная война... Попробуй найти время даже постричься, когда в небе так и норовит появиться звено биологических истребителей.

Есть! Появился, тварь!

Из двери подъезда очень быстро, молниеносно, бросилось одетая в маскировочный комбинезон фигура. Да так споро, что я даже не успел навести на него мушку. Ничего, ждал от утра, подожду и несколько секунд.

Невероятная боль нахлынула внезапно. Подошвы ботинок задымились, металлические набойки разогрелись докрасна, а в пятки ударил невыносимый жар. Великий Бог, дай мне выдержать еще хоть миг!

Да!

Мой враг поднялся — под плексигласовым забралом на белый свет смотрело почти детское лицо. Ненавижу сопляков! Тонкие черты, длинные ресницы и узенькие брови над голубыми глазами-щелочками, кажется, он — молоденькая женщина, или девушка, отсюда не разобрать. Но принадлежность ее к прекрасной половине человечества вона — как выпирает под вздувшейся тканью бронежилета на груди, да и личико нежное, накрашенное.

Первый выстрел снес противнику верхнюю часть головы — при таком ударе тяжелой пули никакой шлем не спасет. С километровой дистанции, или же с десяти метров — без разницы. Вторая гильза упала на раскаленную землю, в то время как пуля уже проходила насквозь грудь вместе с титановым бронежилетом.

Девочка слабо вскрикнула, падая вниз, и мгновенно затихла, несколько раз дернув ногами в конвульсиях. В тот же момент я вскочил, невзирая ни на какие предостережения и кинулся к приоткрытой двери подъезда.

Так и знал! СВД со снайперским прицелом, отлично ухоженное, смазанное и прокопченное — на более новую модель с противобликовым покрытием, этой красавице не хватило финансов. Что за времена такие?

Я выругался сквозь зубы, схватил винтовку и со злости пнул окровавленную девочку ногой.

— Что за времена такие скотские? — спросил я у стенки подъезда. Она не ответила, только насмешливо прислушивалась к моим шагам на лестничной площадке.

Обычная стена, как в Советском Союзе — два цвета, разделенные тусклой бежевой полоской. Белый — сверху, как символ чистоты, что ждет нас там наверху, светло-коричневый снизу — это наша жизнь, все то дерьмо, где мы плаваем с самого рождения.

Вот приоткрытая дверь квартирки, откуда эта проклятая снайперша гатила по всем, кто еще дышал. Небольшой уютный коридорчик, здесь еще сохранились ободранные обои, старый шкаф для одежды и протертый до сквозных дыр половик.

Кажется, мне попалась однокомнатная кавалерка — за коридором начинался ряд из дверей в туалет и ванную в одном лице, а дальше шли два поворота. Первый, что вел налево, видимо, кухня, второй — несомненно, жилая комната. Куда сперва? Ясное дело!

Ударом ноги я ворвался в освещенную знойным дневным светилом комнату. Стрельнул несколько раз глазами по углам и перешел на кухню.

Здесь меня ждал небольшой праздник — на столе правильными рядами стояли жестяные банки со всякими солениями, громадный пакет сухарей, термос, на пробу оказавшийся наполненным сладким ледяным чаем с лимоном и почти все снятые запасы с трупа Инока.

Я по привычке, даже зная, что не услышу ничего, включил знакомое с детства радио-кукурузник, и откинулся на хлипком табурете. Пища больно ударилась в желудок, казалось, прислушайся к животу, и услышишь глухой стук. Сколько же это мы с Иноком не ели? Трое суток, больше? Господи, совсем забыл, что мой друг уже почти сутки отдыхает в совсем другом мире.

Тихий всхлип заставил меня дернуться и ухватиться за приклад Винтореза. Почудилось?

Нет, из комнаты, где я раньше осматривался, доносился слабый плач. Ну что за везение такое? Ведь могли и банальной вилкой зарезать, пока усталый воин отдавал должное нехитрой пище!

Уже готовясь выстрелить, я ворвался в помещение, чертыхнулся через диван, и упал на холодный дощатый пол. Возле небольшого закопченного трюмо — чтобы отблески не давали врагу ориентироваться на его блики ночью, около откинутого паласа сидел маленький мальчик. Он, видимо, еще минуту смотрел с подоконника вниз, где покоилась убитая девушка.

— Мама! — заревел он, едва увидев меня.

Странно, мне показалось, что на вид той девочке не было и шестнадцати, но кто его знает... Ведь в Городе даже несмышленый малолетка может оказаться девяностолетним дедом.

— Не плач, — я попытался успокоить паренька, — уже ничего не изменишь, малыш.

— Мама! — не унимался напуганный и злой ребенок.

Да он же сейчас всю округу сюда нагонит, сопляк этот! Впервые вижу, чтобы в Город брали с собой настолько маленьких детей, да ему еще пяти нету. Или он уже здесь родился?

— Тихо, — я прижал палец к губам, не бросая, впрочем, оружие. Кто ж его знает, что там внизу, под люком, откуда мальчик вылез, может находиться. Вдруг, у него еще и отец, какой имеется? И сейчас сидит там длиннобородый парень, дубинку увесистую сжимая в дрожащих от предвкушения руках, или Калаш... — Не надо реветь. Жить надо продолжать, малыш.