|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Темно-зеленый джип с эмблемой-драконом на крышечке бензобака притормозил у высоких ворот. Замигала лампочка переговорного устройства, и отрывистый, неразборчивый лай из динамика вырвал меня из состояния дремотной задумчивости. Водитель тихо ответил в динамик, кто прибыл, — вернее, кого привезли, — и ворота медленно, бесшумно разъехались, словно открывая мне вход в чарующий мир.
Тихо шуршат колеса о розовый гравий, чуть заметно колышется листва под полуденным солнцем, воздух плавится, дрожа маревом над газонами, выпивая влагу из похожих на облетевшие листья ленивых бабочек. Как давно я не вдыхала этот ни с чем несравнимый аромат, как давно я не чувствовала себя защищенной в этом мирке, оторванном от цивилизации!
Строишь себе укрепления, вдыхаешь эфиры и ароматы, натягиваешь на лицо улыбку и ждешь реакции настроения — все впустую, если вокруг тебя тошнотворные обои клетушки — квартиры, за окном стены заброшенного завода в потеках небесных слез, а по улицам снуют толпы холодных, безразличных или вовсе враждебных тебе существ.
Шофер остановил своего железного коня, выскочил под палящие солнечные лучи и распахнул передо мной дверцу. В охлажденное кондиционером чрево джипа хлынул удушающий жар летнего полудня, пропитанного ароматом трав и цветения, мои мозги тут же зашипели и дали сбой — я возвращаюсь домой после года натянутых отношений, так что помутнение рассудка вполне простительно, даже если не брать в расчет августовский полдень.
Дом, похожий на японское жилище в своей роскошной лаконичности, жуком раскинулся на огромной площади. Второй, мансардный, этаж Сэнсей вообще считал лишним, и только постоянное присутствие в доме сорока душ учеников, десяти родственников и кучи слуг убедили его в необходимости хоть немного возвыситься над землей. "Куда проще копать вглубь, чем пытаться взлететь, и пользы больше", — качал головой Сэнсей, но постройка второго подвального этажа (первый уже был) грозила завалить всю конструкцию, поэтому от гениального плана постройки многоуровневого подземного бункера отказались.
Петляя по дорожке мимо пары маленьких луж, гордо именуемых мастером фэн-шуя "озерами для увеличения благосостояния и привлечения положительной энергетики", я поднялась по двум вычищенным до скрипа ступенькам. На открытой всем ветрам веранде под скатом крыши, в стороне от лестницы, стоял молодой человек. Высокий, стройный, длинноволосый, — раньше я его не видела. Увидев меня, он сложил ладони в приветственном жесте и поклонился, я же, как особа женского пола, на секунду опустилась на одно колено, склонив голову.
Мир замер, словно средневековая гравюра, звенящим сгустком эмоций и напряжения. Тишина стояла гробовая, только гудение насекомых доносилось из густых зарослей. Поскольку молодой человек потерял ко мне интерес, снова устремив взгляд в чашку, стоящую на балюстраде, я открыла дверь, проскользнула внутрь и на минуту застыла, жадно ощупывая взглядом незнакомца. Тот почувствовал мой взгляд, быстро обернулся, но увидел только неплотно прикрытую дверь.
Я торопилась на звук голоса, услышать который вживую и боялась, и жаждала, поскольку последний долгий год все, что мне доставалось — это пара скупых слов в телефонную трубку.
Служанка, сидящая на коленях, почтительно раздвинула передо мной сёдзи, и я вступила в кабинет Сэнсея.
"Здравствуй, Ящерка. Как же долго я ждал тебя!", — яростно прокричали чуть расширившиеся ноздри Сэнсея, его быстрый взгляд. Он сидел за огромным дубовым столом в высоком кожаном кресле, такой маленький и такой значительный на фоне громоздкой староанглийской мебели.
"Этот миг — лучшее, что было в моей жизни", — смущенно заалели кончики моих ушей, когда я низко нагнула голову в приветственном поклоне.
"Ты снова с нами, и в доме поселится бедлам. Я очень рад", — качнулась голова младшего сына Сэнсея. Белка сидел на подлокотнике кресла напротив стола Сэнсея и уничтожал орешки, лежащие на низком квадратном блюде.
"Хорошо, что ты перешагнула свою гордость. Мы ждали тебя", — Ворон, средний сын Сэнсея, вскинул голову, чтобы отбросить с глаз длинную челку.
"Твои умения очень пригодятся нам в этом противостоянии, но даже без них ты навсегда член нашей стаи, почему же ты отвернулась от нас?", — Богомол, бесстрастно-холодный старший ученик Сэнсея, опустил голову, закуривая от массивной настольной зажигалки ароматную сигарету.
"Мы будем относиться к тебе так, как скажет Сэнсей, молодая госпожа. Но ненависти к тебе у нас нет", — хрустнули пальцами Паук и Кабан, двое старших учеников и телохранителей Сэнсея. Они стояли у большого окна, заслоняя обзор возможному снайперу-убийце.
"Я нуждалась в вас, как корни нуждаются в воде. Я люблю вас, как солнечные лучи любят землю. Я скучала без вас, как осенняя листва без грустной мелодии дождя. Но я скорее сдохну, чем признаюсь вам в этом", — трепетали мои ресницы, пока я сворачивалась клубком в своем любимом кресле, мягком и глубоком, обнимающим тело как ил на дне озера.
"Мы знаем это, и ни жестом, ни намеком не смутим тебя", — успокаивали меня устремленные на Сэнсея взгляды, окаменевшие маски лиц, напряженные как струны тела.
— Банда Крысы запугала уже несколько районов, владельцы бутиков уже сложили лапки, кинотеатров — трепыхаются, но недолго им осталось... На днях головы нанятых ими убийц были поднесены к столу Торгаша и Лондона в ресторане "Юдифь"... Знаково, не так ли? Официант сдох, но ни слова не сказал, сколько ребята не бились... Наши школы уже несколько раз атаковали, мы обязаны принять меры. Готовьтесь к бойне.
Я презрительно фыркнула в диванную подушку, но Сэнсей обостренным слухом уловил этот звук, больше похожий на чих котенка, и в мягкий блин подлокотника, легко задев прядь волос на виске, впился дротик с алыми шелковыми нитями на конце. Я открыла один глаз, внимательно изучила укоризненно покачивающийся дротик, пробормотала:
— Да ладно, поняла я, поняла... — и снова погрузилась в себя, прикрыв глаза. Все-таки мать моя была кошкой, а отец — душным майским вечером, иначе как бы я получилась? Осталось только отрастить хвост, усы и по ночам не только охотиться, а еще иногда смотреть на звезды, калачиком сворачиваться у чьих-то ног и зевать во всю ширь розового цветка пасти... пардон, рта.
— До конца недели Бешеный будет следить за Крысой. А потом, учитывая привычки и обычаи Крысы, мы загоним его в ловушку...
Я перестала слышать Сэнсея. Имя Бешеного отразилось в памяти запахом пота, мелькнуло молнией-"розочкой" из бутылки шампанского, оглушило оргазмом, от которого подкашивались и мелко дрожали ноги.
Под струями дождя на заправке для дальнобойщиков мы вылезли размяться из прицепа, в котором благополучно проехали пару городов и не счесть километров, и разминка наша закончилась в грязной луже, под раскаты грома, на глазах обалдевшей дворняги...
И сейчас, вспомнив, дрожь прошла по телу. Представилось, как я впиваюсь ногтями в его персиковые половинки, заставляя двигаться в моем ритме, а в ответ меня испепеляет его взгляд, взгляд Бешеного... Я завозилась в кресле, засучила ногами, представила на себе его горячее, жестокое тело и медленно, с усилием, выдохнула, послала в небо мой воздушный поцелуй.
Белка догрыз орехи и разочарованно шуршал шелухой, выискивая на блюде еще добычу, Богомол курил пятую сигарету, Ворон нарочито вальяжно раскинулся на низком диване, производя впечатление абсолютно ко всему безразличного тюфяка.
— ... Ящерка, молодая госпожа. Пока будет жить с нами, а там посмотрим, — слова Сэнсея прорвались в мое сознание, вернув на грешную землю. Я села в кресле, чинно сложила на коленях красивые (как мне нравится думать) руки, и внимательно посмотрела на личность, которой меня представляли.
— Все для Вас, — проговорил мой полуденный незнакомец, опуская голову на пару сантиметров ниже, чем днем. Я тоже поприветствовала его, переведя спрашивающий взгляд на Сэнсея. Тот укоризненно качнул головой, встал и склонился надо мной, словно защищая:
— Мангуст, мой преемник, будущий глава нашей семьи, — Сэнсей обвел глазами кабинет, на секунду задержался взглядом на статуэтке Будды, увитой цветочными венками и окуренной благовониями.
"Когда меня не станет, когда я уйду, как дым...", — говорил его взгляд, — "Ты обязана будешь любить и уважать этого человека, иначе конец всему."
Я закусила губу, но призрак смерти Сэнсея показался мне на фоне преемника достаточно условным. Во всяком случае, кругленький Будда — Сэнсей, сидящий на облачке и с матом палящий в демонов из автомата был куда менее привлекательным, чем густо-синяя глубина глаз Мангуста и нарочито небрежный эротизм, так и сквозивший в его облике. От желания обладать этим редкостным экземпляром у меня задергался живот.
"Я хочу быть твоей госпожой, твоей хозяйкой, твоим проклятием и наградой", — презрительно поджала я губы, смерив взглядом нового любимца Сэнсея.
"Твоим рабом или господином, твоим плащом или дождем, неважно. Ты будешь нуждаться во мне, как в кислороде, — и тогда посмотрим, кто тут господин!" — скептически дернулись уголки губ Мангуста, не торопившегося спускать флаг.
"Под этой крышей, ребята, вам придется поладить. Борьба здесь приветствуется только под покровом ночи, за газовыми занавесями, на мягких перинах. Иначе окажетесь в самом центре водоворота, в который будет вовлечен мало-помалу весь наш мир, и в конце концов захлебнетесь...", — мерил шагами комнату Сэнсей, говорил что-то о стратегии нападения, тут же сам себя перебивал и изрыгал на башку Крысы всевозможные проклятия, замолкал и испытующе всматривался в лица сыновей и учеников, преданно следивших за ним.
Утомившись, Сэнсей опустился в кресло, покачал маленькой фарфоровой пиалой. Волшебная гурия с ярко накрашенной нижней губой и высокой прической, путаясь в рукавах кимоно и наступая кроссовкой на подол, налила в пиалу водки на глоток, пододвинула блюдце с половинкой соленого огурца, вздетого на палочки для еды.
— Думаю, на сегодня разговор окончен, — устало махнул рукой Сэнсей и опрокинул в себя наполненную пиалу. Сонно завозился Ворон, принимая вертикальное положение, Белка запрыгал к дверям, тщетно пытаясь заглушить в себе бьющую через край энергию. Я успела только встать с кресла, задевая плечом Мангуста, когда пронзительный женский вопль, набирая обороты, разнесся над имением Сэнсея.
Следующие несколько минут растянулись для меня на годы. Кадр за кадром застывали перед моими глазами страшные картины:
распахнутая дверь, заплаканное лицо служанки с потеками краски, искаженное в судорожной гримасе боли и страха;
бегущие молодые садовники, несущие к распахнутым во внутренний сад сёдзи одеяло с чем-то тяжелым и влажным;
Ворон, в мгновение ока перемахнувший кресло и подбежавший к ноше;
лицо Сэнсея, в момент превратившееся в маску;
тяжелый вздох Мангуста у меня за плечом.
Бешеного убивали долго и мучительно, железом и огнем, а напоследок вырвали из его груди сердце. Открытая кровавая пустота чуть не засосала меня, как пресловутая черная дыра. Я почувствовала, как из желудка к моему сердцу потянулись ледяные щупальца, как оно затрепыхалось и затихло. Ритм стал ровным, спокойным и размеренным.
— Где нашли? — глухо спросил Сэнсей, не отводя глаз от своего бывшего старшего ученика.
— Мы, Сэнсей, нашли, — двое молодых бойцов клана, нервно переступая с ноги на ногу, мялись в углу веранды.
— Где?
— Мы приехали ему на смену, как договаривались, — затараторил один, — а там машины нет. Старший нам не звонил, указаний никаких не давал — вот мы и забеспокоились...
— Верно, — подхватил второй, — бомжа местного разыскали, тот нам на гаражи и указал... А за ними там развалины какие-то были, пес его разберет. Вот там и нашли, под щебнем.
— Идите, — кивнул Сэнсей, — и заберите тело. Приготовьте его для погребения.
Садовники бодро, в ногу, побежали к подсобным помещениям, женщины устремились за ними, подвывая. Сэнсей проводил взглядом эту процессию, самолично задвинул седзи и опустился в кресло.
— Мы найдем ублюдка Крысу, и очистим Город от его гнилья.
— Он не проживет и недели, — мрачно пообещала я не то себе, не то Сэнсею.
— Нет! — вскинулся тот. — Ты останешься здесь, под защитой имения. Я не могу рисковать... таким редким умением, как у тебя.
"Я боюсь за тебя! Ты дорога мне, твоей потери я не перенесу!", — в отчаянии кричали его нервные пальцы, перебирающие бумаги на столе.
"Ты не знаешь, что значил для меня Бешеный, не можешь знать...", — упрямо отвечали мои сжатые до боли челюсти.
— Бешеный ничего не сказал им, иначе эти гады подбросили бы его тело нам под ворота, — задумчиво проговорил Мангуст, и Ворон согласно кивнул.
— Так чего мы ждем? — беспокойно сверкнул глазами Белка. Он свернулся на низком столике, подтянув колени к подбородку, и машинально шарил по блюду. — Мы же можем сейчас отомстить за это оскорбление.
— Как? — Ворон решительным жестом взъерошил волосы. — Да через пять минут после нашего вступления в Город Крыса затаится в такой норе, что придется взрывать кварталы, чтобы до него добраться. Никто не знает, скольких мелких шавок он прикормил, ни в ком нельзя быть уверенным. Крыса оплел Город прямо-таки паучьими сетями.
Мангуст откинул с плеча прядь волос, и рельеф его челюсти вырисовался особенно четко, — твердая линия, мощная и волевая, между ухом и мускулистой шеей:
— Нам нужно переждать пару дней, а лучше недель, пока все не успокоится. Если мы зашевелимся сейчас, Крыса поймет, из какого клана был Бешеный. А предъявить Крысе нам нечего, доказательств нет.
— И его жертва окажется напрасной, — медленно продолжил слова Мангуста Сэнсей. — Погребение проведем через три часа, за выгоном на холме.
Сэнсей опустил голову, и мы гуськом покинули кабинет, оставив его в окружении призраков прошлого, среди которых сегодня он ждал только одного.
Солнце почти исчезло за горизонтом, последними лучами цепляясь за потемневшие деревья. Сад нахмурился, съежился, как филин, исподлобья глядя на освещенный фонарями дом Сэнсея.
Я сидела без света, довольствуясь несколькими маленькими свечками, плавающими в блюде, и слушала вечер. В открытое окно, слегка колыша газовые занавеси, влетал легкий прохладный ветерок, нес на своих невесомых крыльях стрекот, шорохи и вздохи, шелест листьев и журчание родничков-фонтанчиков.
Передо мной стояла бутылка с белым вином, стакан и до половины полная окурков пепельница. Низкая тахта, застеленная покрывалом, масса расшитых подушек и неверная пляска язычков пламени давали комфорт телу, но душа успокоения не находила, — перед глазами пылал костер. Высокий и ненасытный, он яростно грыз помост, плевался брызгами искр, завывал и рычал, словно это был не костер, а сама душа Бешеного, в бессильной злобе и жажде мести вздымающая руки к небу.
В полном молчании ученики положили последнее пристанище Бешеного на помост. Сэнсей долго-долго вглядывался в белое лицо своего старшего ученика, а затем, швырнув факел в хворост, громко прокричал куда-то за горизонт:
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
