Тракторы. По моим предварительным подсчетам, один трактор мощностью пятьдесят лошадиных сил заменил бы семьдесят лошадей — не только своей тягой, но и меньшими затратами на заготовку сена. Да еще учитывая, что трактор может пахать круглые сутки ... ну, если не будет ломаться, а лошадям требуется отдых — так и все сто. Хотя, для каких-то работ и не требуется такой мощности, соответственно, на лошадях они смогут выполняться параллельно, тогда как трактор — один. Ну, пусть заменит тридцать лошадей — все-равно выгодно. С соответствующей экономией трудозатрат — они переместятся из деревни на заводы, да и то — не в полном объеме, и чем дальше — тем выше будет экономия. И такое улучшение условий труда крестьяне наверняка воспримут более чем положительно. Ведь с крестьянством Западной Белоруссии все было непросто.

Тут сплелись несколько видов национализма, религий, последствия аграрных реформ, проводившихся чуть ли не с шестнадцатого века — так, еще в ходе реформ Сигизмунда II Августа здесь была ликвидирована община и установилось подворное землепользование. Все больше хозяйств работало не на свой прокорм, а производило товарные количества продуктов для продажи на рынке. Затем, при отмене крепостного права, местные крестьяне получили наделы большего размера и по меньшей цене, чем в центральных областях Российской Империи, а через несколько лет наделы еще увеличили, а выкупные платежи — наоборот — снизили, что тоже положительно сказалось как на относительном благосостоянии, так и на индивидуализме крестьян. В общем, все как обычно — бунт и сопротивление влекут за собой риск гибели, но могут дать и конкретные материальные выгоды — если не самим зачинщикам, которые, как правило, гибнут, то тем, кто их поддержал. Ну и рядом стоящим также перепадает — чтобы не поддерживали бунтовщиков и сидели спокойно. И это справедливо что для равнин, что для гор. Естественно, если не бунтуешь против совсем уж отмороженных лиц — те сотрут в порошок несмотря ни на что.

Но реформы продолжались и дальше. В двадцатом веке их было две — сначала столыпинская подвигала крестьян переселяться на хутора, затем, при польском правительстве, с двадцать третьего года хуторизация деревень снова возобновилась, а с двадцать седьмого выселявшимся на хутора давались кредиты сроком на пятнадцать лет на перенос усадьбы и мелиорацию земли. В целом по региону к тридцать девятому году было расселено около семидесяти процентов крестьянских хозяйств.

Но земли не хватало. При прожиточном минимуме более семи гектаров на душу, почти восемьдесят процентов дворов имело до десяти гектаров на всех домочадцев — деревня страдала от малоземелья, нарастало раскрестьянивание, переход в батраки. При этом слаборазвитая промышленность не могла предоставить работу всем, кто решил перебраться в город. При всем при этом на крупные латифундии приходилось более семидесяти процентов земли. А еще польское правительство проводило политику ополячивания — не только переводом белорусских школ в польские, но и прямой колонизацией — переселявшимся в восточные области полякам, прежде всего отставным или демобилизованным военным, предоставлялись наделы и ссуды, и всего за годы польской власти в Западную Белоруссию переселилось около трехсот тысяч человек — почти шестьдесят тысяч хозяйств, каждому из которых выделяли до сорока пяти гектаров земли, при том что десять процентов крестьянских хозяйств имело не более двух гектаров земли. Причем эти осадники составляли уже семь процентов населения — польское правительство пыталось прочно привязать "Кресы Всходни".

Естественно, большинство крестьянства с радостью встретило Советскую Власть, которая сразу же передала крестьянам один миллион — миллион! — гектаров пашни, ранее принадлежавшей помещикам, церкви и осадникам. А также десятки тысяч коров, свиней, лошадей, семенные ссуды общим объемом в восемь тысяч тонн зерна и ссуду и на покупку скота в сумме восемь с половиной миллионов рублей. При стоимости коровы 300-500 рублей. Про организацию ветеринарной сети, учебных заведений — тут можно бы и не упоминать — 5 областных лабораторий, 101 райветлечебница и 192 ветпункта были организованы только в сороковом, а также было открыто шесть школ механизации сельского хозяйства, пять двухгодичных школ среднего сельхозобразования, что уже в сороковом дало полтысячи агрономов, зоотехников, ветеринаров, да еще Наркомат земледелия БССР направил из восточных районов республики почти четыреста специалистов. Ну и еще тысяча тракторов в организованных МТС, с планами увеличения количества МТС до сотни. Деревню собирались поднимать. Всерьез и надолго.

Настолько надолго, что 6 марта 1941 года СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление "Об осушении болот в Белорусской ССР и использовании осушенных земель колхозами для расширения посевных площадей и сенокосов". Планировалось за пятнадцать лет освоить 4 миллиона гектаров земли в бассейнах Западной Двины, Днепра, Сожа, Немана, Припяти. При общей посевной площади в сороковом году чуть более пяти миллионов гектаров и общей площади республики в 227,5 тысяч квадратных километров. Правда, это планировалось сделать в том числе и за счет принудительного привлечения самих крестьян. Согласно закону от 3 марта 1936 года сельское население весной и осенью было обязано шесть дней в году предоставлять живую силу и гужевой транспорт, и государство активно привлекало крестьян к дорожно-мостовому строительству. И не только. На строительстве Днепро-Бугского канала работало около трех тысяч человек. Канал протяженностью в 196 км практически был построен заново за семь месяцев и начал функционировать с 4 августа 1940 года. А был еще оргнабор для торфяной, лесной промышленности, строительства, в те же ФЗО, ремесленные училища. И, хотя все эти работы оплачивались, далеко не все крестьяне были рады этой принудиловке. Но и отказываться было опасно — это было уголовное преступление.

Так, методом кнута и пряника, Советская власть и действовала. Причем кнутом пока старались особо не размахивать. Выслали несколько десятков тысяч осадников, работников лесной охраны, чиновников, ксендзов и зажиточных крестьян — и все. Даже создание колхозов не форсировали — к началу войны тут было чуть больше тысячи сельхозартелей, в которых состояло сорок девять тысяч крестьянских дворов, то есть менее семи процентов от их общего количества, и эти артели владели 467 тысячами гектаров пашни, что менее восьми процентов от общей площади. То есть средний размер колхозов составил сорок шесть дворов и двадцать шесть гектаров. Вообще мизер. Собственно, большинство колхозов было организовано батраками и малоземельными крестьянами — как раз доля хозяйств с землей менее двух гектаров составляло десять процентов от всех дворов в Западной Белоруссии. Казалось бы — таким людям прямая дорога в колхозы. Но и с ними отдельные "ответственные товарищи" умудрялись портачить, лишь бы заработать себе плюсиков за счет быстрой коллективизации. Портачили так, что КП(б)Б приходилось рассматривать эти вопросы на своих заседаниях — "О допущенных искривлениях при организации колхозов в Коссовском районе", "Об ошибках Пинского и других райкомов КП(б)Б и райисполкомов при организации колхозов", "О руководстве Давид-Городокского райкома КП(б)Б политической и хозяйственной жизнью района", "Об антипартийной практике в руководстве колхозным строительством секретаря Коссовского РК КП(б)Б Дворецкого". И так далее. Сначала накрутят организаторов коллективизации, а потом приходится их же осаживать.

Но — постановления-постановлениями, а крестьяне реагировали на перегибы, что называется, "не отходя от кассы" — резали скот, выходили из колхозов, да и кулаки прикладывали свою руку — были случаи, когда они входили в колхоз и потом агитацией разваливали его изнутри. И Советская власть вынужденно относилась к таким случаям пока в общем спокойно — камней преткновения хватало и без этого. Разве что убийства колхозных активистов, явная порча имущества и поджоги наказывались самым строгим образом, и высылка с Сибирь была наилучшим для кулаков выходом — ведь за слова "Как течет вода в речке, будет кровь течь с колхозников" — надо отвечать. Они и отвечали. Да и основной массе кулаков было просто западло идти в колхозы — как они порой говорили — "Лучше все побить, поломать, чем идти с бедняками в колхоз". Но против таких высказываний мер пока не принималось — середняки с землей от двух до десяти гектаров составляли шестьдесят процентов крестьянства, и они не спешили ни вступать в колхозы, ни выступать против них — "крепкие хозяйственники" выжидали. Еще бы — веками тут насаждалась и культивировалась единоличная обработка земли, хутор был мерилом достатка и успешности, и люди не хотели просто так отказываться от своих, пусть порой и скромных, достижений — общинный коллективизм, свойственный населению центральных районов России, здесь не играл значительной роли в деле коллективизации. А Советская власть не хотела настроить против себя эту массу, особенно в преддверии войны — она старалась действовать все-таки пряником — помимо передачи земли и скота прежде всего колхозам, организации МТС, на это была настроена и налоговая система.

В это время преобладали налоги в виде натурального продукта, то есть они большей частью взимались зерном, молоком, мясом, а не деньгами. Уже в тридцать пятом году средняя урожайность ржи и ячменя достигла здесь семи-девяти, в некоторые годы — и десяти центнеров с гектара, причем она поднималась до таких величин прежде всего за счет крупных латифундий, где понемногу внедрялась передовая агротехника. А в малоземельных хозяйствах урожайность могла быть и шесть центнеров. Правда, с учетом переходных процессов последних двух лет и особенностей их климата, урожайность тут просела, составив шесть-семь центнеров. Вот с этой величины колхозники и выплачивали налоги, причем система была довольно замысловатой, подталкивающей крестьян к коллективизации и механизации.

Так, для продвижения услуг МТС нормы для артелей, обслуживаемых МТС, были снижены на пятнадцать процентов. Но за вспашку колхозы тоже платили, только МТСам — 50-70 килограммов зерном или 500-700 килограммов картофеля за вспаханный гектар — в зависимости от типа почвы. За другие работы брали поменьше. При этом для единоличников стоимость была выше на тридцать процентов — еще один стимул вступать в колхозы.

Обязательные поставки по мясу для единоличников зависели от земельного надела и были от двадцати килограммов мяса для хозяйств с пашней до двух гектаров и до трехсот килограммов при пашне более двадцати пяти гектаров. Для дворов, вступивших в колхоз, устанавливалась единая норма в пятнадцать килограммов. То же и по молоку — единоличники сдавали по сто литров молока в год с одной коровы, колхозники — по пятьдесят пять.

Обязательные поставки государству по зерну для колхозов, обслуживающихся в МТС, составляли сто килограммов с гектара пашни, не обслуживающихся — сто пятнадцать, а для единоличников — все сто семьдесят пять килограммов с гектара. После выполнения обязательных поставок надо было еще расплатиться за услуги МТС, засыпать семенной фонд, фуражный, раздать зерно на заработанные колхозниками трудодни — ну а оставшееся можно продать на рынке, выручив живые деньги. Хотя порой даже на трудодень выходило менее килограмма, так что до продажи на рынке дело и вовсе не доходило.

Но это по колхозам. С кулаками же продолжали "воевать". Так, на начало сорок первого года в Западной Белоруссии было тридцать семь тысяч кулацких хозяйств, которые владели почти двадцатью процентами пашни. С сорок первого их начали прижимать уже усиленно. Во-первых, предполагалось резко увеличить нормы поставок зерна — до 240 килограммов, картофеля — 200 килограммов с гектара, мяса — 200 килограммов, тоже с гектара (а это вилы). Во-вторых, были введены предельные нормы землепользования в 10, 12 или 15 гектаров, в зависимости от местных условий. В итоге у 28 тысяч дворов обрезали 240 тысяч гектаров, которые переходили в государственный земельный фонд, а уже из него — малоземельным крестьянам или колхозам. В общем, тут нам подложили хорошую такую свинью — недовольных хватало.

Но по сравнению с немцами даже советские налоги на кулаков и перераспределения земель выглядели привлекательно. Уж про расстрелы активистов и евреев я молчу. Немцы стали восстанавливать поместья, возвращая туда в том числе польских помещиков, сбежавших или выехавших в тридцать девятом на запад. Более того — они начали завозить туда и немецких, и даже голландских колонистов. Когда мы сделали бросок на запад и затем на север, нам попалось несколько десятков таких, и когда я узнал про голландцев, я даже не сразу понял:

— Голландцы ... ?

— Голландцы.

— WTF ? То есть — ЧЗХ ?

— Что ?

— Что за хрень ? какие нафиг голландцы ?

— Из Голландии ...

— лядь ... они-то тут откуда ?

— Ну, тоже арийцы, да эти еще из голландских фашистов.

— Все ?

— Не все, но есть, как Вы говорите, и отмороженные, с десяток.

— А всего сколько ?

— Да с полсотни семей будет ... Что с ними делать ?

— Ну, отморозков — на карьеры, остальных ... да пусть хоть голландскому наших обучают ... О! Направим их в совхозы ! Поднимать наше сельское хозяйство. Точно ! Обмен передовым опытом ! Только обставьте это как обмен между трудовым крестьянством ... и этим настрого скажите, чтобы выдавали себя за насильно перемещенных лиц ... а то еще наши порвут. А разговаривать-то с ними как ?

— Почти все знают немецкий.

— А ну вот. Тогда — для обмена опытом, обучения наших немецкому и изучению русского языка. Приставьте к ним владеющих языком, хотя бы на бытовом уровне, ну и словари подыщите — хотя бы по сельскохозяйственной тематике ... а то как они будут опыт-то передавать ?

— Сделаем.

— Да, и в комсомол кого-нибудь потолковее примите — человек десять. Ну и в партию — если кто-то себя зарекомендует.

— Сделаем.

В общем, немцы собирались обживаться на нашей земле всерьез и надолго, для чего начали организовывать крупноземельные хозяйства, естественно, отрезая землю у наших крестьян. Нашим крестьянам такое, конечно же, не нравилось. Не нравились им и немецкие налоги. Так, немцы установили натуральный налог в 3 — 4 центнера зерна с гектара, 350 литров молока с каждой коровы, 100 килограммов свинины с одного двора, 35 яиц от каждой курицы, 6 килограммов птицы со двора, 1,5 килограмма шерсти с каждой овцы. Кроме основных взимался подушный налог — в среднем 100 рублей на человека. И это помимо реквизиций. Например, к началу сентября 1941 года оккупанты забрали у крестьян Брестского гебита около 4,5 тысяч тонн зерна, 3 тысячи голов крупного рогатого скота, 4,6 тысяч голов свиней и овец.

На этом фоне налоги, установленные советской властью, выглядели уже не такими уж и большими, тем более что немецкие фактически обрекали на голод малоземельных крестьян, которых будет становиться все больше — рабочий скот ведь тоже конфисковывали со свистом, соответственно, землю обрабатывать будет нечем, и крестьянам будет оставаться еще меньше продуктов. Но это прочувствуется только со временем — сейчас все еще только пытались свыкнуться с новой властью. Ну, из тех, кто сразу же не ушел в партизаны.

123 ... 495051

↓ Содержание ↓