Так что до конца сентября, когда немцы начали подвозить из Франции артиллерию крупного калибра, мы чувствовали себя вполне уверенно, а к тому времени и ситуация уже изменилась — мы снова были готовы наступать. Пока же мы устроили с немцами тяни-толкай — ядро вокруг Гродно было прикрыто завесой из ДРГ, в которые ушли самые боеспособные воины, тогда как на позициях вокруг Гродно занимались подготовкой обороны, обучением и слаживанием свежесколоченные, сырые подразделения. И эта завеса постоянно колыхалась — то прижималась немцами почти к самой линии обороны, и тогда в дело вступала наша артиллерия, то мы отодвигали фрицев в стороны, прорывались в их тылы и устраивали короткие рейды с окружениями, а если получалось подтащить гаубицы — то и уничтожением окруженных частей — до роты, в паре случаев — до батальона. Курочка по зернышку клюет. Ходили в немецкий тыл и гаубичники, но только с уже слаженными расчетами и подразделениями прикрытия — они могли протиснуться через леса, нанести удар и выйти из-под облавы. Остальные же гаубицы пока были прикрыты совсем 'зелеными' бойцами, зачастую из недавно освобожденных военнопленных — среди них, конечно, были и старослужащие, но их навыки были заточены еще под тактику РККА — в основном атака, реже — оборона, тогда как мы больше упирали на оборону, рейдовые и засадные действия. А этому им надо было еще научиться. Вот и учились под прикрытием ДРГ, иногда вступая в оборонительные бои. ДРГ же шастали по предполью, растянувшемуся на пятьдесят-сто километров. Иногда они несколькими группами устраивали и наступления, зачастую — с открытыми флангами, и если бы у немцев было больше сил — нам было бы не сдобровать. При этом нам удалось еще пару раз затащить немцев в огневые артиллерийские мешки, когда фрицы, увлеченные наступлением во фланг 'крупной группе советских войск' попадали под раздачу гаубиц и ответный фланговый удар.
А под прикрытием этих боев местного значения мы налаживали производства, тем более что во всех освобожденных городах — не только в Гродно — хватало полезных предприятий и оставалось немало их работников — стремительное продвижение немцев на восток не позволило организовать советскому руководству сколько-то внятную эвакуацию из Западной Белоруссии, да и с Восточной не везде получалось гладко, особенно с Минском. Но нам его промышленный потенциал тоже пока не был доступен, так что мы довольствовались тем, что имели, тем более что и эти объемы мы пристроили к делу далеко не сразу.
ГЛАВА 47.
Например — стеклозаводы. Помимо уже существовавших у нас небольших заводиков мы освободили еще с десяток, причем один — довольно крупный стеклозавод 'Неман', находящийся к северо-западу от Новогрудка — чуть ли не третий по объемам производства стекла во всем СССР, да и в Гродно и его окрестностях было несколько заводиков. Гродненщину вообще называли родиной белорусской гуты (стеклянной мануфактуры) — первые гуты появились тут еще в шестнадцатом веке, а в 1612м году здесь пишутся первые научные труды по стеклоделию.
Именно стеклозавод 'Неман' вскоре дал нам приличные объемы бронестекла — мы ставили на самоходки и танки перископы, а не командирские башенки — те показали себя не с лучшей стороны — и слишком трудоемко, и опасно. Трудоемко — потому что требовалось проделать большой объем работ по гнутию и сварке толстых стальных листов брони для самой башенки, да еще в них проделать прорези, а потом все это приварить, причем требовалось снять люк над командиром, вварить на его место башенку, а уже на нее снова установить люк. Слишком большой объем работ по металлу — механообработке и сварке. К тому же башенка увеличивала высотку танка — он становился более заметным, а прорези, даже с триплексами, не защищали от попадания снарядов. Правда, пока у нас случилось всего два таких попадания, но и это я посчитал слишком большим количеством, если этого можно избежать. Поэтому мы и начали ставить перископические наблюдательные приборы. Для них, конечно, требовалось навертеть в крыше башни с десяток отверстий, зато сверху торчали лишь небольшие крышки — и высота танка практически не увеличивалась, и попасть в них было гораздо труднее. Ну а все остальное было уже спрятано за башенной броней — зеркало сверху, зеркало снизу — поначалу мы даже не закрывали триплексами, так как их не хватало — только на перископы переднего обзора, куда вероятнее всего залет пуль. Зато с десяток приборов отлично увеличивал обзорность из танка — мы даже начали заваривать наблюдательные прорези в стенках башен, чтобы увеличить снарядостойкость.
Но 'Неман' изначально оставался на нашей территории — расчеты показывали, что мы сможем его удержать. А вот то, что к северу от реки или к западу от Беловежской пущи мы планировали лишь взять наскоком на время, по максимуму вывезти оттуда людей и материальных ценностей — и свалить обратно в леса.
С Кобрином и Гайнувкой вообще ничего не получилось — не смогли занять их даже на время, с Лидой и Белостоком все вышло по планам — зашли, обчистили, ушли, а с Гродно не успели — далековато находился, поэтому зайти-то мы туда зашли, а потом нас отрезали, а потом оказалось, что все не так уж и плохо, и город мы можем удержать — так он у нас и остался. Временами я подумывал, что могли бы удержать и Белосток с Лидой, но — нет, сил бы уже не хватило — и так слишком широко распластались. Ладно хоть из Слуцка не ушли и он не оказался отрезанным, как Гродно — все-таки на востоке фланги были прикрыты лесами и болотами, да и неудобно немцам было заходить с двух сторон — не то что на западе, вокруг Гродно. С Пинском случилась та же ситуация, что и со Слуцком — взяли наскоком, немного огляделись и решили подзадержаться, пока не 'попросят'.
С Гродно же получилась уникальная ситуация. Сам город издавна был довольно крупным промышленным центром. В 1890 году только в Гродно насчитывалось более 70 фабрик и заводов, на которых работало более двух тысяч рабочих. После первой мировой войны и до воссоединения с Советской Белоруссией тут работало только несколько небольших предприятий — польские власти всячески зажимали развитие промышленности на восточных землях, рассматривая их только как поставщика дешевых сырья и рабочей силы. Сильный толчок промышленность города получила после воссоединения — здесь были реконструировано или построено с нуля более двадцати предприятий — новая электростанция, обувная, швейная и мебельная фабрики, хлебокомбинат, табачная фабрика, фанерный завод, завод металлических конструкций, велосипедный завод, типография, лесопильный завод, пивоваренный и мыловаренный заводы, суконный комбинат, учительский институт, польский театр, основаны исторический и областной архивы. В результате производство промышленной продукции в сороковом возросло в два раза по сравнению с тридцать восьмым. Кое-что было разрушено за первые дни войны, что-то сожгли немцы — как, например, богатую для того времени библиотеку Гродненского учительского института, насчитывавшую 50 тысяч томов книг. Уроды.
И все это запитывалось достаточным количеством электроэнергии. Развитие электрогенерации и электросетей началось здесь еще до революции — в 1899 году на шелкопрядильной фабрике введена в эксплуатацию динамомашина постоянного тока напряжением 110 вольт с паровым приводом для электрического освещения нагрузкой 73 ампера. В 1912 году в Гродно введена в эксплуатацию городская дизельная электростанция с двумя генераторами постоянного тока суммарной мощностью 94 кВт, а на улицах города были построены первые воздушные и кабельные линии электропередачи. Через два года мощность Гродненской городской электростанции увеличилась до 285 кВт. Польское правительство тоже развивало энергетику — к концу 1927 года в Гродно построены несколько отходящих от городской электростанции линий 6 кВ и первые низковольтные трехфазные воздушные линии электропередачи, а в январе 1928 года на Гродненской электростанции введен в эксплуатацию котлоагрегат паропроизводительностью 7 тонн/час и турбогенератор трехфазного переменного тока мощностью 1400 кВт с генераторным напряжением 6,6 кВ. В 1933 году вводится в эксплуатацию второй котлоагрегат и второй турбогенератор. Мощность электростанции возрастает до 2800 кВт. Вполне неплохо.
По территории Западной Белоруссии энергетика также развивалась уже длительное время, пусть и со взлетами и падениями. Так, в 1915 году в Гродненской Губернии работает 99 электрических станций суммарной мощностью более 6360 кВт. Протяженность воздушных линий электропередачи составила более 220 км, а кабельных — более 40 км. В течение 1915-1919 годов вводятся в работу электростанции в Слониме, Щучине, Лиде, Волковыске. В 1920 году в Гродно к электросетям от городской электростанции уже был подключен 541 жилой дом и 461 светильник наружного освещения. В период 1925-1936 годов на Гродненщине вводится целый ряд новых электростанций: в Скиделе, Ошмянах, Слониме, поселке Альбертин под Волковыском (на картонно-бумажной фабрике), Лиде, Волковыске. В 1922 пущена первая электростанция в Пинске. В Восточной Белоруссии также шло развитие — так, во второй пятилетке была пущена электростанция в Слуцке (я упоминаю только те города, которые мы освободили к этому моменту или которые оказались временно освобожденными, в остальных городах, пока находившихся в оккупации, энергетика также развивалась приличными темпами).
С приходом Советской Власти на запад все электростанции начали проходить процедуру модернизации и увеличения мощностей — в Гродно, Лиде, Слониме, Волковыске и других городах, а также выполнялся монтаж новых дизельных и гидроэлектростанций в ряде населенных пунктов. (В РИ за период оккупации немцы демонтировали и вывезли из БССР в Германию 1400 паровых и гидравлических турбин, такое же количество паровых котлов, 11 300 различных генераторов, большое количество трансформаторов и электромоторов).
В общем — хорошо что нас быстро отрезали в Гродно. Но что Лиду, что Белосток мы вывезли почти полностью.
В тридцать восьмом город Лида насчитывал 26257 жителей. К моменту воссоединения в Лиде было около 50 промышленных предприятий — фабрика резиновой обуви "Ардаль", фабрика резиновых изделий "Унигум", две фабрики сельскохозяйственных машин и приспособлений "Бэнланд" и "Поланд", фабрика по производству проволоки и гвоздей "Дротиндустрия", фабрика по производству пружин "Звуй" , фабрика по производству химических изделий "Корона", две пивоварни, три фабрики конфет, три фабрики по изготовлению кафеля — "Танур", "Рааф", "Нэшер", две фабрики переработки шерсти, две по производству масла, шесть лесопилок, восемь мельниц, восемь пекарен, четыре типографии. А еще электростанция, железнодорожная электростанция, железнодорожное депо со своим станочным парком. Причем все это немцы уже активно начали вовлекать в свою деятельность, тем более что оборудование позволяло производить довольно сложные работы. Так, на обувной (!) фабрике 'Ардаль' немцы устроили мастерские по ремонту авиамоторов (!!!).
И все это надо было демонтировать и вывезти. Работали всем миром — город не собирался оставаться под немцами — те уже показали себя массовыми расстрелами. Так, 3 июля 1941 года был арестован и расстрелян 151 представитель интеллигенции, в основном — еврейской, а 8 июля 1941 года — 120 человек больных и медицинского персонала психиатрической больницы. Поэтому жители паковали узлы и чемоданы, грузили телеги, машины и вагоны, а заодно под нашим руководством создавали бригады по демонтажу и вывозу оборудования и ценностей. Колоннам и составам мы назначали ответственных с небольшой командой в подчинении — они отвечали за доставку груза от и до. И по транспортным путям тоже были ремонтные бригады и контролеры — первые восстанавливали пути, если их повреждали налеты авиации, а вторые отслеживали и докладывали в штаб о прохождении конкретных колонн и поездов. Бардака и косяков, конечно, хватало, но в общем и целом все срослось — так, несколько вагонов с оборудованием нашли только к ноябрю, да сгноили сто тонн муки, загнав состав в тупик и забыв про него — при тех объемах, что мы вывозили к себе, я считаю это просто отличным результатом.
То же было и в Белостоке — крупном центре текстильной промышленности, существовавшей тут еще до воссоединения и даже до революции. Из ста тысяч населения половина была евреями, и немцы сразу же стали решать их вопрос. 27 июня был прозван "Красной пятницей" — в этот день эйнзацгруппы убили 2000 белостокских евреев. За следующие две недели еще 4000 евреев были убиты в открытом поле около Петрашек. 29 июня нацисты приказали евреям организовать юденрат — гетто, которое всего за два месяца стало промышленным центром, где производились вооружение и текстиль для немцев. Юденрат также создал в гетто публичные кухни, две больницы, поликлинику, аптеки, гинекологическую клинику, скорую помощь, две школы и суд. Кроме того, была создана еврейская полиция.
Конечно, в городе находились не одни только евреи — было много и белорусов, и русских, и особенно поляков — многие из них тоже уже не горели желанием оставаться под немцами, а те, кто был всеми руками 'за', мы либо зачищали либо увозили к себе — оставлять их точно нельзя, так пусть будут со своими родными на нашей территории — родные-то не виноваты в их стремлениях служить немцам. Конечно, те, кто замарали себя в преступлениях, на снисхождение рассчитывать не могли. Так, мы прихватили городок Едвабно под Белостоком, где местные поляки через два дня после прихода немцев устроили натуральный еврейский погром — убивали своих соседей вилами, топорами, мотыгами. Ж-ж-жуть. Немногих оставшихся из 1600 евреев добили немцы 10го июля. И вот — до этих поляков добрались наши евреи. Жуть снова повторилась, разве что в меньших масштабах — мы успели вовремя вмешаться, некоторых зачинщиков и злостных участников успели судить, хотя приводить приговор в исполнение снова отдали евреям. Так что евреи были одной из наших серьезных опор — ну, из тех, кто был настроен просоветски, а это подавляющее число молодежи, получившей после воссоединения хоть какие-то перспективы, да и из более старших поколений таких было немало. Да еще я как-то мимоходом ляпнул про необходимость создания Израиля — и неожиданно получил поддержку не только евреев, но и местных жителей, кто евреев недолюбливал — если недолго, то можно пока и потерпеть. Хотя, что совсем странно, тут часто использовался русский язык. Так, еще в тридцать восьмом представители польского МИД и министерства национальностей и вероисповеданий отмечали: 'Хотя политика полонизации длится уже двадцать лет, во многих государственных учреждениях многие чиновники не только общаются между собой по-русски, но и с посетителями говорят только на русском языке'. Причем это отмечалось не только по Белоруссии, но и по Украине — в общем, по всем землям бывшей Российской Империи.
Так что народ спешно паковал чемоданы — как свои, так и те, что мы укажем — текстильное, энергетическое оборудование, котлы, турбины, станки, запасы сырья — эшелоны день и ночь сновали туда-сюда, пока мы удерживали фрицев на дальних подступах.
