Режим бога. Зенит Красной Звезды

Режим бога.

Зенит Красной Звезды.

Алексей Вязовский

Дорогие читатели! Если вы не знакомы с "Режимом Бога" СКС, то читать мой фанфик-продолжение смысла нет, т.к. ничего не поймете. Оригинал находится тут http://samlib.ru/s/sks/ Расхождение сюжета оригинала и фанфика начинаются с последних сцен третьей книги СКС (до отлета в Италию). Рекомендую сначала ознакомиться с первоисточником, потом с продолжением — "Восход Красной Звезды", и только после этого приступать к данному роману.

Дорогие недоброжелатели! Если вы считаете мои фанфики графоманью (картоном etc.), то у меня для вас есть отличный совет. Не читайте их. Берегите нервы.

Глава 1

Длинный черный бронированный лимузин — правительственный "ЗиЛ" — мчался ранним утром по осевой линии Кутузовского проспекта. Спереди и сзади машину сопровождали милицейские "Волги" с включенными проблесковыми маячками. Сирены молчали, но в них и не было необходимости. Утренняя, заснеженная Москва была пустынна и безлюдна. Редкие автомобили завидев кортеж испуганно прижимались к обочине.

Начало февраля 1979-го года выдалось теплым. В столице наступила оттепель, на смену сильным морозам пришла сырая и пасмурная погода. Я окончательно расстегнул свое черное кашемировое пальто Burberry Тренч, оттянул пальцем воротник голубого свитера грубой вязки. Последний писк моды в Нью-Йорке. Не от кутюр, конечно, но железное прет-а-порте. Жарко. Печка "ЗиЛа" работала на полную мощь, а попросить убавить отопление в машине я не решался. Напротив меня сидел мрачный Щелоков и быстро просматривал какие-то документы, сквозь очки надетые на самый кончик носа. Выглядел он как заправский бухгалтер, пытающийся свести баланс.

Всесильный министр был раздражен и зол. Уже на взлетном поле, сразу после нашего триумфального (как мне казалось) выхода из ИЛа, Николай Анисимович, никого не стесняясь, обложил меня трехэтажным матом. Я видел, что Щелоков еле сдерживается, чтобы не залепить мне "леща" и уже приготовился уворачиваться. Нет, не такого приема я ожидал по возвращению на Родину. Вокруг стояли люди из свиты министра, а также испуганные "звездочки". Пожалуй, лишь Альдона, судя по ее сжатым до синевы губам, готова была вступиться в мою защиту. Все это здорово напоминало прилет из Италии. Но тогда меня пыталось арестовать КГБ, а спасла — Брежнева. Сейчас дочки Генсека не наблюдалось, зато министр был зол до чертиков.

— Быстро в машину — кивнул Щелоков на "ЗиЛ".

Делать было нечего. Обняв Веру с Ладой и шепнув Альдоне, чтобы забрала мой багаж и везла Леху в больницу, полез в нутро лимузина.

Пока я прокручиваю в уме свое "победное" возвращение в Москву, кортеж сворачивает с Кутузовского проспекта и, сбавив скорость, едет по расчищенной грейдерами лесной дороге. Слева и справа мелькают березовые рощи с вкраплением зеленых елок усыпанных белым снегом. Лепота! Если бы еще не грозный министр рядом...

— Что с Григорием Давыдовичем? — не выдерживаю я

— Жив твой Давыдыч — Щелоков откладывает документы, снимает очки — Уже и вставать пытается. Вчера Веверс был у него в тюремной больнице — врачи говорят, что прогноз хороший.

Молчим. Наконец, я соображаю куда мы едем: в Волынскую больницу. Действительно, попетляв по лесу, кортеж подъезжает к высоким железным воротам. Рядом висит табличка: Больница N1 Министерства здравоохранения СССР. Ворота открываются, несколько человек в штатском обходят машины. Справа глухой лес огороженный зеленным забором скрывает приземистый двухэтажный охотничий домик. Бывшая дача Сталина. Именно тут творилась история страны. Подписывались расстрельные списки, чертились на картах планы ударов по немцам, обсуждались самые важные государственные секреты — от планов по убийству Троцкого до проектов создания атомной бомбы. Здесь, и в Кремле, конечно.

— Обиделся? — Щелоков наконец, приходит в доброе расположение духа, вытирает платком пот со лба

— На обиженных воду возят — не остаюсь в долгу я — Если провинился чем, отвечу.

— Ответишь... — хмыкает министр — Вы откуда аферисты пятьдесят тысяч взяли? Да еще три тысячи долларов?

— Это личные накопления Григория Давыдовича — твердо отвечаю я — Нам нужно было записывать песни к правительственным концертам, а на студию валюту выделили только в октябре. Вот и потратились. А когда фонды были выделены, стали обратно продавать инструменты и технику. Там самый дорогой — студийный магнитофон. Зачем нам два??

— А Давыдыч, говорит, что ты деньги дал! — Щелоков пристально смотрит мне в глаза — Я запросил ВААП, все твои доходы за песни пока не превышают двадцати пяти тысяч рублей. Да и то, основные суммы на счет твоей матери пришли только в декабре и январе.

Наш кортеж остановился у центрального входа больницы, сопровождающие терпеливо ждут, когда мы договорим с Щелоковым.

— Мы так условились — мне терять нечего и я иду ва-банк — Если будут проблемы, то Григорий Давыдович скажет, что это мои музыкальные деньги. Я несовершеннолетний, как обращаться с такими большими суммами — не знаю. Меня сильно не накажут.

— Аферисты! Махинаторы! — не может успокоиться министр — Если бы его взяли только на рублях, я бы его вытащил. Но там были доллары!

— Мы приехали к Брежневу? — я киваю в сторону больницы

— Да — хмурится Щелоков — У Леонида Ильича неделю назад случился приступ, хорошо, что кортеж уже ехал по Минской, сразу привезли сюда. До сих пор не отпускают, обследуют. Если кто и может дать указание Циневу — так это только он. Я уже пытался попасть к нему на прием, но Чазов не пускает.

А со мной, значит, пустит? Хитер Щелоков. В который раз использует меня как таран. Все, что остается — это использовать его в ответ. Так уж мир устроен. Ты мне — я тебе. Майкл Гор и Эндрю Вэбер мне пластинку, концерты, гастроли и всемирную известность. Я им — заработать много-много денег на этих пластинках и гастролях. Специальный агент Макгвайер мне кассеты с записью — я ему триста тысяч долларов и записку с рекомендацией к конгрессмену Магнусу.

Продажные люди нам нужны! На них держится вся американская политическая система. Так бы Макгвайер меня в наручники и в кутузку. Скандал на весь мир, долгие годы в тюрьме. Страшные годы! Ведь придется читать в газетах, как рушится СССР, а ты пытался что-то сделать, но не смог. И это самое тяжелое наказание. Тут уж сам в петлю прыгнешь. Понимая это, я был щедр. Макгвайер сначала полез в бутылку, угрожал самыми страшными карами. Приводил мне цифры жертв в ходе бунта. Я же внешне спокойно попивал кофе (мы сидели в маленькой аэропортовской кофейне) и последовательно поднимал сумму. Раз он негласный обыск в нашем номере делал один, в аэропорт пришел без "команды поддержки" — значит, к торгу готов. Начал со ста тысяч, поднял до двухсот, а на трехсот спецагент сломался. Взял чек на предъявителя, толкнул по столу кассеты. Мне показалось, что последней соломинкой стали даже не деньги, а мое обещание пристроить Магнуса в Вашингтон. Понимал ли спецагент, что взяв деньги он повисает на моем крючке? Думаю, да. Но жадность оказалась сильнее. Ведь я ему сразу заплатил сумму, которую он мог получить за десять лет службы в ФБР. И пообещал еще столько же через год, после того смогу убедиться в его верности. А в качестве гарантий — оставил одну из кассет. Моя первая вербовка. Но явно не последняя.

Мы с Щелоковым выходим из машины, проходим пустой приемный покой больницы, поднимаемся на третий этаж.

Кабинет главврача, который занял Чазов — просторный, с мягкой импортной мебелью и техникой. Сам персональный врач Брежнева — поджарый мужчина лет пятидесяти, среднего роста, кареглазый, с умным интеллигентным лицом. Ранние залысины роднят его со Щелоковым. Чазов демократично выходит из-за стола, пожимает нам руки.

— Виктор! Селезнев! Очень, очень рад. Смотрели всей семьей твой нью-йоркский концерт. Замечательная песня Мы — мир. У меня дочка сейчас английский учит — переводила нам с женой. Как вы замечательно пели с этой чернокожей девочкой! А Джон Леннон! Я преклоняюсь перед ним. У нас под Битлов вся молодость прошла. Это, правда, что Стиви Вандер совсем слепой? Мы тут всем коллективом больницы хотим деньги пожертвовать на спасение голодающих. По телевизору зарубежные реквизиты шли, а нам бы в Сберкассе. Поможете? Отлично. Рей Чарльз тоже ведь слепой? И как с ними было работать? С незрячими. Замечательно?

И все в таком духе. Обаятельный мужик. Моментально налил Щелокову рюмку французского коньяка, достал блюдце с лимоном. Мне выставил несколько разных пакетов с соком. В Москве только-только запустили первую линию пакетированного сока и было любопытно попробовать разные вкусы: яблоко, апельсин, томат, персик, виноград...

Слушая Чазова, я понимал, что хороший врач — это в первую очередь хороший психолог. Влезть в душу пациента, понять чем он живет, чем дышит. А если у тебя каждый год в палатах лежат высшие чиновники страны, большая часть которых уже дряхлые старцы — то получаешь в руки большую власть.

— Даже не упрашивайте!

Чазов тем временем спорил со Щелоковым.

— Я вижу вы пришли с папкой. Леониду Ильичу сейчас крайне противопоказана любая работа с документами.

— Хорошо, а без бумаг пустите? — министр отложил папку — Мне надо всего десять минут!

— Николай Анисимович, после того как вы в прошлый раз получили санкцию на задержание Шеварднадзе, у Генерального случился гипертонический криз! Нет и еще раз нет.

Вот это новость! Шеварднадзе взяли?? А кто же теперь "подарит" Госсекретарю США Бейкеру в 1990-м году 47 тысяч квадратных километров акватории Берингова моря? А заодно 200 тысяч тонн ежегодного улова рыбы ценой в 2 млрд. долларов. Кто даст право объединенной Германии вступить в НАТО? И совершит невообразимый для дипломата поступок, отказавшись фиксировать на бумаге обещание министра иностранных дел ФРГ Ганса Геншера о том, что расширения НАТО на Восток не будет и государства бывшего соц. лагеря никогда не станут членами альянса. Наконец, кто подпишет уничтожение (включая чертежи, разработки и технологии) ракеты СС-23? Ее пустили в расход по чистой прихоти Горбачева и Шеварднадзе — СС-23 ведь даже не попадала под соглашение о ракетах малой дальности (свыше 500 км), поскольку обладало дальностью 400 км. Американцы и не заикались о ракете, но щедрый подарок с радостью приняли.

— А мне можно увидится с Леонидом Ильичом?

Чазов задумчиво посмотрел на меня, что-то взвешивая.

— Только недолго. Категорически нельзя волновать Леонида Ильича. Исключительно хорошие новости. Расскажи, как съездил в США, какие-нибудь смешные истории из жизни музыкантов.

Ага, у меня директор студии с инфарктом в тюрьме. История — обхохочешься.

— Конечно, Евгений Иванович! Только хорошие новости.

Чазов махнул мне рукой и мы, оставив мрачного Щелокова в кабинете, вышли в коридор. Симпатичная медсестра принесла белый халат, после чего всей компанией мы двинулись к лифтам. Палата Брежнева находилась на пятом этаже и нам пришлось миновать аж два поста охраны. Тут меня внимательно досмотрели, пролистали служебный паспорт. Офицер девятки, заметив американскую визу, понимающе хмыкнул.

Пустынный холл с низким потолком, комната медперсонала и вот я в большой светлой палате. Здесь стоит громоздкая и явно импортная медицинская аппаратура, а также высокая больничная кровать. Рядом с ней сидит на стуле доктор, изучает кардиограмму. Сам Брежнев расположился в соседнем кресле. Генсек был почему-то обряжен в мундир маршала с большими звездами на погонах и что-то увлеченно рассматривает в черной коробочке. Чазов заводит тихую беседу с дежурным врачом, а я делаю шаг вперед. Вытянув шею, присматриваюсь. Брежнев разглядывает ордена и медали. Перебирает их дрожащей рукой. Какие-то откладывает на приставной столик, какие-то бросает обратно в коробку. Я поразился тому, как плохо он выглядит. Абсолютно седые волосы, лицо-маска, на которой живут лишь две гусеницы густых черных бровей.

— А... Ви-итя — увидев меня прошамкал Брежнев — Ишь как вымахал. Совсем большой.

Когда-то я уже это слышал. Врачи деликатно вышли и я остался один на один с Генеральным. В некотором оцепенении, я смотрел на этого полупокойника с еле двигающейся челюстью, тягой к сверкающим медалькам и мой наступательный порыв постепенно испарялся. Брежнев и до этого был плох, но чтоб на столько!

— Леонид Ильич — я присел на кровать и с состраданием посмотрел на Генсека — Пока я в Нью-Йорке был, КГБ арестовало директора моей студии. Клаймича. Не могли бы вы...

— Не мог бы! — Брежнев в раздражении ударил рукой по подлокотнику кресла — Я вам не балерина, чтобы гхм вертеть мной туда-сюда. По Нью-Йоркам гхм он разъездился... Никитка тоже любил по заграницам разъезжать. Знаешь, чем это для него кончилось?

Ильич по-стариковски подрагивая нижней челюстью, захихикал. Выглядело это ужасно.

— Вы устроили за его спиной заговор, после чего свергли. А затем убрали Шелепина с Семичастным. А потом Подгорного. И еще ряд товарищей, что вам мешали.

Брежнев крякнул, отбросил на колени коробку с медалями. Те жалобно звякнули. Лицо Генерального ожило, порозовело.

— Если бы ты не спас мне жизнь, Витька... — погрозил мне пальцем Брежнев — Никому никогда не говори об этом. Никита со своими авантюрами сам себе яму вырыл. Вся партия меня поддержала. А Шелепин с Семичастным хотели возвращения в сталинские времена. Расстрелы, лагеря...

— И опять вас вся партия поддержала. Ведь первым секретарям так удобно бесконтрольно воровать государственные деньги.

— Ну ты... б...дь... даешь! — почти прорычал Ильич — Не смей, слышишь, не смей так говорить! Нахватался у Юры с Колей. Давай как ты мой друг-певец в Московскую филармонию. Хватит тебе под крылом МВД ходить.

— Хватит покрывать своих дружков-воров — меня несло — Только у одного Шеварднадзе при обыске нашли двадцать килограмм золотых слитков. Швейцарских! А если порыться дома у Алиева или Рашидова??

Тут уже либо пан, либо пропал. Ни про какие швейцарские слитки, я конечно, не знал, но и проверять мои слова сейчас никто не будет. Тем более идет брильянтовое дело, только что вытащили камушков на два миллиона у второго лица Грузии — Гилашвили. Все я рассчитал. Кроме одного. Лицо Брежнева налилось кровью, он привстал, чтобы мне что-то сказать (медали со звоном покатились по полу), страшно захрипел, схватился сначала за горло, потом за голову. У меня сердце в пятки ухнуло. Я попытался сам закричать, но тело сковал какой-то ступор. Брежнев рухнул обратно в кресло, лицо передернулось в спазме. Тут я, наконец, очнулся, закричал...

Первым в палату забежал Чазов, за ним целая толпа медсестер и врачей, наконец, охрана. Брежнева переложили на кровать, принялись реанимировать.

— Лицевой парез. Это может быть инсульт — Чазов начал в быстром темпе цеплять на тело Генсека датчики ЭКГ. В руку Ильича вставили катетер капельницы, нацепили кислородную маску. Один из охранников потянул меня за рукав из палаты. Я механически переставляя ноги, вышел прочь. В мозгу билась лишь одна мысль. "Инсульт он не переживет. Я убил Брежнева".