Чайка с острова Мираколо

Чайка с острова Мираколо

Annotation

Венетта — город, ревностно хранящий свои секреты. Здесь каждый человек имеет право скрыть под маской свое лицо, а богатые особняки часто прячут за нарядными фасадами грязные семейные тайны.Юная патрицианка возвращается из загадочного островного монастыря в Венетту, чтобы выйти замуж за богатого синьора. Но та ли она, за кого себя выдает? С какой целью явилась в город? И что может прийти в Венетту следом за ней?Темные воды лагуны, колыбели города, тоже много веков хранят свою тайну...

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 1

'В своем доме в Р'льехе мертвый Ктулху спит, ожидая своего часа'

Говард Лавкрафт 'Зов Ктулху'

Хищный узкий нос гондолы летел над бутылочно-зеленой водой. Я сидела, откинувшись на кожаные подушки, а мимо меня проплывали причалы и богатые особняки. Глянцево блестела вода, со всех сторон доносились голоса большого города: перекличка гондольеров, зычный голос продавца воды, нежный напев лютни и смех из соседней лодки. После двух лет тихой, уединенной монастырской жизни я возвращалась домой, в Венетту.

Мимо нас, плеснув волной, проплыла огромная шестивесельная гондола с закрытой кабинкой-фельце, весьма подходящая для кражи слона. В кильватере ее шли две лодки поменьше. Движение на Большом канале всегда было плотным и оживленным, в отличие от боковых канальчиков, уводивших вас в потаенные переулки и маленькие улочки, настолько тесные, что люди, живущие в домах напротив, вынуждены были открывать ставни по очереди. Однако Фабрицио, служивший гондольером еще у нашего отца, был опытным гребцом. Он невозмутимо стоял на маленьком изогнутом мостике на корме и ловко действовал веслом, заставляя наше суденышко проворно лавировать среди множества других лодок. Его шелковый камзол взблескивал на солнце, яркая бархатная шапочка с вышитым гербом рода Граначчи кокетливо сдвинута набок. Фабрицио всегда был немного щеголеват и гордился своим положением.

Перед нами выросла белоснежная громада Серебряной Арки — или попросту Арженто, как его называли венеттийцы. Единственный мост, соединяющий берега Большого канала, слишком широкого, чтобы наводить через него переправы. Каменные опоры круто уходили вверх, изящная арка выгнулась над зеленой водой. Никто не верил, что мост продержится долго. Болтали даже, будто архитектор продал душу дьяволу, чтобы тот обеспечил прочность конструкции. Но если нечистый и поучаствовал в строительстве, после он никак себя не проявлял. Вероятно, боялся каменных грифонов, грозно распустивших крылья на каждой из опор. Так что ювелиры и суконщики, чьи лавки теснились наверху вдоль моста, могли чувствовать себя в безопасности.

Когда гондола зашла под мост, мы ненадолго погрузились в темноту. Водяные блики играли на затянутых зеленью камнях, гул толпы доносился приглушенно, словно эхо. Укоротив весло, Фабрицио осторожно гнал лодку вперед. В двух локтях от борта мне почудился всплеск, и чья-то плотная тень прошла прямо под лодкой. Я напряглась, приподнимаясь на подушках. Если оно добралось сюда с острова... Нет, показалось. В мутной воде мелькнула на миг оскаленная пасть, полная мелких острых зубов, затем протянулось бурое пятнистое тело и, вильнув хвостом, ушло на глубину.

Не оно. Слава Мадонне!

— Это моррена, не бойтесь, — осклабился Фабрицио, не переставая орудовать веслом. Мост остался позади, перед нами снова расстилалась яркая панорама города. — Они трусливые.

Это верно, моррены — падальщики, и их легко спугнуть, но я бы не рискнула сунуть руку в воду, где притаилась стайка этих хищников. Они способны за пять минут обглодать целого теленка до костей. Впрочем, после двух лет обучения на острове Терра-деи-Мираколо я уяснила, что моррены — отнюдь не самые опасные существа в здешних водах.

Вдоль берегов потянулись особняки знати, похожие на массивные резные сундуки, наглухо запертые, надежно хранящие свои секреты. На розовых и бледно-зеленых фасадах алыми пятнами выделялась цветущая герань, яркая, как кровь. Стрельчатые окна, поблескивая на солнце, провожали нас насмешливыми взглядами. Длинные террасы, сбегающие прямо к воде, ощетинились причальными столбами, которые создавали подобие маленькой гавани для обитателей дома. Столбы были выкрашены в родовые цвета. Вода слепила глаза, ее блики колыхались на стенах, отчего казалось, что дома тоже колеблются, плавают в прозрачном весеннем воздухе. Это был другой мир — зыбкий, таинственный, ненадежный. Меня вдруг остро потянуло обратно — к безопасной тишине монастыря, размеченной колокольным звоном, монотонной череде занятий и послушаний. Заныло недоброе предчувствие, и словно ниточка тоски протянулась от далекого острова прямо к моему сердцу.

Дзынь! — эта нить оборвалась, когда Фабрицио ловким движением весла направил гондолу к причалу. Оттуда нам махал рукой высокий проворный юноша в нарядном камзоле, с черными волосами до плеч. Облизнув губы, я ладонями старательно расправила платье на коленях, пытаясь справиться с волнением. Это был Рикардо Граначчи, мой старший брат. Встретив мой взгляд, он ослепительно улыбнулся, так что казалось, что грязный фасад старинного дома даже немного посветлел. Я сделала вид, что меня вдруг заинтересовали изъеденные временем каменные ступени с плавающими возле них спутанными клубками водорослей. Рикардо сам помог пришвартовать гондолу, воткнув маленький железный багор на веревке в расселину между плитами. Потом он нетерпеливо шагнул в лодку и в два счета вытащил меня на твердую землю.

— Джулия! Наконец-то!

'Мы не виделись два года, — строго напомнила я себе, еле переводя дыхание. — Все будет в порядке!'

Мне стоило больших усилий просто поднять взгляд. Некоторое время мы молча рассматривали друг друга.

— Ты похудела, — с теплотой в голосе сказал брат. — И выглядишь бледной. Ну, это ничего! Главное, что ты здесь!

И, приобняв за плечи, он повел меня к порогу. Я молчала. Нужно было сказать что-то в ответ, но сокрушительное обаяние Рикардо всегда действовало на меня отупляюще. Наверное, он был самым красивым мужчиной в Венетте. Несмотря на высокий рост, он двигался легко и грациозно, словно танцор, а плечи у него были широкие, как у гондольера. В отличие от других патрициев, которые умели только нежиться на мягких подушках, Рико спокойно мог провести лодку от площади Трех Грифонов до самого Тарчийского подворья, даже не вспотев.

Какая-то тень отделилась от одной из колонн, и я только сейчас заметила, что на террасе мы были не одни. Там, в полосах света и тени, стоял молодой мужчина в простом вельветовом камзоле глухого черного цвета и таком же мрачном плаще, переброшенном через плечо. Когда он шагнул на свет, я вздрогнула: левую половину его лица уродовал толстый шрам, протянувшийся от уголка глаза к подбородку. Серые, как зимнее море, глаза холодно блеснули, отчего меня пробрал озноб. Я отметила, что Рико не стал представлять мне этого господина, только кивнул ему на ходу.

'Вид, как у наемного убийцы!' — подумала я неприязненно. Интересно, кто это? Неужели Рикардо нанял для охраны одного из браво? Такое знакомство до добра не доведет! Одно дело — сговориться с браво тишком, под покровом ночи; этим в Венетте грешили многие, у кого водились лишние цехины. Но совсем другое — открыто приглашать кого-то из этих отщепенцев в свой дом! Хотя Рико, он такой. Ему сам черт не брат. Захочет — возьмет охранником даже Хорро из морских глубин, и никто ему не указ! Всегда таким был.

Глава 2

После яркой солнечной улицы, брызжущей красками, внутренние покои дома показались мне удивительно темными и тихими. На круглом инкрустированном столике до сих пор стоял букет траурно-белых лилий. Пышные цветы поникли, отражаясь в черном лакированном омуте. Я осторожно прикоснулась к гладким восковым лепесткам. Рикардо подошел сзади, положив мне руку на плечо:

— Отчасти поэтому я и просил тебя приехать, Джули. В тяжелую минуту лучше находиться вместе с семьей...

— Да, я помню твое письмо. Я не знала, что тебя тоже... так опечалила ее смерть.

— Она ведь была и моей матерью тоже, — мягко ответил брат.

Большую часть времени наши родители жили отдельно друг от друга. Я родилась слабой и болезненной, так что семейный врач советовал увезти меня подальше от дурного воздуха и сырых туманов Венетты. В конце концов мы с матерью обосновались в долине Бренты, недалеко от Патавы, где у нашей семьи было поместье, а отец с Рикардо остались в городе. Мне кажется, мать была только рада оказаться подальше от жесткого, деспотичного дона Граначчи. Они с отцом не очень-то ладили. Даже когда он умер десять лет назад (погиб во время очередного заговора), мать в Венетту не вернулась.

— Ты сказал — 'отчасти'. Какова же вторая причина, по которой ты меня вызвал? — спросила я, резко обернувшись. На красивом лице брата промелькнуло смущенное выражение, но тут же исчезло.

— Ты приехала очень вовремя. Граф Арсаго будет здесь через несколько часов.

Вот оно что. Я так и знала. Гнев и обида поднялись во мне мутной волной.

— Рикардо, я просто не могу сейчас... Ты что, забыл наш последний разговор? Я еще не готова выйти замуж! Побойся бога, ведь мама умерла всего два месяца назад!

— О, мадонна! — выдохнул он раздраженно. — Да половина девушек Венетты были бы счастливы оказаться на твоем месте!

Съежившись, я следила за ним напряженным взглядом. Как всегда, когда на его пути вырастало неожиданное препятствие, Рико мгновенно вспыхивал, словно факел.

— Кроме того, — добавил он, — эта свадьба одобрена Советом Десяти, а я не в том положении, чтобы с ними спорить!

— Совет Десяти не может продать меня графу, будто вещь, — возразила я из чистого упрямства.

На самом деле — еще как может. Патрицианские семьи Венетты обладают многими привилегиями, это верно, но вместе с тем мы постоянно живем под жестким контролем Совета. Рикардо хотел унаследовать место в Сенате, когда-то принадлежащее отцу. Поэтому мы не имели права, например, купить угодья в землях, куда не дотягивалась лапа священного Золотого грифона — только в пределах Венеттийской республики. И супругов нам со временем тоже должны были подобрать почтенные мужи из Совета. Все давно привыкли к такому положению вещей. Это все из-за того, что больше любой напасти — больше чумы, больше кровожадных тарчей, подстерегающих наши корабли за мысом Рока — Сенат боялся заговоров. Боялся внезапного усиления одной из своих партий. Несмотря на внешнее единство, внутри него постоянно шла ожесточенная, невидимая постороннему глазу война.

Тем временем к Рикардо подоспела неожиданная помощь. Сначала я услышала мерное постукиванье трости по мраморным плитам. Затем перед плавным изгибом широкой лестницы, ведущей в жилые покои, возникла сухощавая фигура, с ног до головы одетая в черное. Жесткое глухое платье этой дамы было словно нарочно создано для того, чтобы исключить всякие мысли о женской привлекательности, а белоснежное кружево у ворота только подчеркивало нездоровый цвет морщинистого сварливого лица. Это была синьора Ассунта, сестра отца. Мы с ней никогда не ладили.

— Похоже, монастырский воздух не пошел тебе на пользу, — заявила она вместо приветствия. Я вся подобралась под ее колючим взглядом. — Ты бледна как смерть, девочка. Рикардо, прикажи ей идти со мной. — Скептически оглядев мои измятые юбки и сбившиеся от ветра волосы, старая ворона усмехнулась: — Придется потрудиться, чтобы привести это в порядок к приезду гостей.

— Я никуда не пойду!

Рикардо, похоже, решил сменить тактику. Подойдя ближе, он бережно взял мои ладони в свои:

— Джулия, клянусь, я буду оттягивать свадьбу насколько возможно. Я понимаю, каково тебе сейчас. Но должен признаться, дела наши не очень хороши...

— Ты хочешь сказать, что мы разорены? — спросила я хладнокровно.

— Я делаю все, что в моих силах, однако морские экспедиции сейчас приносят больше беспокойства, чем барышей. Тарчи теснят нас с юга, на севере язычники отбирают рынки один за другим, в море подстерегают пираты...

Горестно махнув рукой, он взъерошил волосы, снова превратившись на миг из блестящего аристократа в неуверенного семнадцатилетнего мальчишку, на плечи которого после смерти отца легло целое семейное дело: три корабля, организация торговых экспедиций, переговоры с капитанами и с купцами-мошенниками, каждый из которых норовил урвать кусок пожирнее. Рико работал как проклятый. Все ради того, чтобы его мать с сестрой могли жить припеваючи в безмятежной деревенской глуши. Совесть требовала хоть чем-то ему помочь!

— Даже известие о твоей помолвке может серьезно поправить дело, — продолжал Рикардо, не подозревая о терзавших меня колебаниях. — 'Прекрасная ферроньера' задерживается уже на две недели. Если она не прибудет в ближайшее время, здешние ростовщики сожрут меня заживо! Только страх перед доном Арсаго держит этих акул на коротком поводке. Я никому не позволю обидеть тебя, Джули...

Я отвела взгляд, чтобы не видеть этих умоляющих глаз. Он был кругом прав, конечно. Когда на одной чаше весов — благополучие семьи, а на другой — какие-то девичьи капризы, о чем тут вообще спорить?

Интересно, что бы он сказал, если бы на кону вдруг оказалась моя жизнь.

* * *

Донна Ассунта отвела меня в маленькую комнату, находившуюся в самом конце жилой анфилады. Насколько я успела заметить, парадные покои, богато отделанные резьбой и драпировками, были очень хороши, зато здесь, в глубине дома, было гораздо уютнее. Из окна, прикрытого ставнями, падали косые лучи, освещая статуэтку мадонны на стене. Перед ней стояла низенькая скамеечка. Один угол занимал внушительный ларь для одежды, над которым висело шестиугольное зеркало. Посреди комнаты слуги водрузили огромную бадью, из которой поднимался пар.

Я заметила, что старуха продолжала исподволь следить за мной цепким сорочьим взглядом. Без церемоний избавив меня от блеклых монастырских одежек, она приказала мне выкупаться как следует и сама растерла мое тело жесткой губкой. Затем с помощью двух служанок помогла облачиться в тонкую рубашку, невесомую, как облако. Поверх нее тяжелыми складками легло роскошное платье. Голубой цвет — символ верности, которой я сейчас ни капли не ощущала. Богатейшая вышивка золотом, причудливая пена кружев и ни одной жемчужины на лифе и застежках. Оно и понятно: жемчуг — это слезы морских дев, обманутых женихами, невестам такое украшение не подобает. На сердце мне снова легла тяжесть. А куда деваться? Сама ведь согласилась! Оставалось надеяться, что Рикардо сдержит слово и постарается оттянуть свадьбу хоть ненадолго...

— Ты так разглядываешь комнату, будто впервые ее видишь, — вдруг сказала донна Ассунта.

— Конечно, ведь я не была здесь уже много лет, — ответила я очень спокойно. — Мы с матерью редко приезжали сюда.