Нет и ненадо

Название: Нет и не надо

Автор: buttonly(Пуговка)

Бета И Гамма: Лимбо

Персонажи(пейринг): Гарри Поттер

Рейтинг: PG

Тип(категория): джен

Жанр: AU, дамбигад

Размер: миди

Статус: закончен

Дисклаймер: Все Ей, все Ей!

Аннотация: Санта Клауса не существует. Ну, нет его — и не надо?

Необходимое предупреждение Автора: Этот фик был написан под влиянием рекламного баннера на Фанфикшен.нет, в котором на протяжении недели мерцали следующие

слова:"Иисус любит тебя. Бог любит тебя. Бог даст тебе новую жизнь". Через неделю надпись трансформировалась в призыв покупать "неавторизированную версию

библии". Если упомянутая надпись, а так же выводы из нее могут задеть ваши религиозные чувства — не читайте фик!

Кроме того, на упомянутом ресурсе появилась масса фиков на вызов "Хогвартс читает книги о Гарри Поттере". Автор посчитал, что исполнение уже написанных

фиков его не устраивает, и написал свой.

Пролог

Не помню, сколько мне было лет, когда я понял, что Санта Клауса не существует. Пять?  Шесть? Нет никакого доброго волшебника с длинной бородой, что приходит

через камин раскладывать подарки по носкам. Не бывает и эльфов, что помогают ему упаковывать игрушки для детей в сверкающий  целлофан. Потому что вся эта

упаковка делается уставшими продавщицами в битком набитых перед Рождеством магазинах. И как бы хорошо я не вел себя весь год, все подарки достанутся Дадли.

Потому что у Дадли есть родители, а у меня их нет. Ведь подарки приносит не Санта Клаус, а дядя Вернон. А с чего бы дяде Вернону заботиться обо мне — я

ему никто, лишний рот в семье, бремя, подброшенное на порог, напоминание, что у разумной и чопорной тети Петунии была сестра-алкоголичка и наркоманка.

Скелет в шкафу. Помню, я страшно удивился, что "скелет в шкафу" — это общее выражение, а не мое собственное обозначение: ведь я был ужасно тощий и жил

в шкафу под лестницей. Впрочем, когда я узнал точное значение этих слов, обозначать они меня не перестали. Я и в самом деле был неприятным семейным секретом.

Ненормальным уродом, который мог вырастить волосы за ночь, попасть неведомым способом на крышу школы, спасаясь от Дадли с компанией или уменьшить свитер,

который ужасно не хотел надевать. А главное, все эти мои ненормальности от меня не зависели, поэтому я никак не мог их "искоренить", что бы там ни думали

дядя с теткой.

Примерно тогда же я понял, что меня не любят. И я ничего с этим не могу сделать. Если Дадли разбивал коленку, тетка устраивала целый ритуал: всплескивала

руками, мазала его йодом, дула, чтобы быстрее прошла боль, целовала и обнимала, утирала ему слезы... Ко мне она старалась не прикасаться вообще. Если с

ободранной коленкой приходил я, то тетка молча тыкала пальцем в направлении аптечки, мол, возьми, что нужно. Я научился не плакать по пустякам. Не задавать

вопросы — на них все равно не отвечали. Не попадаться на глаза лишний раз: мало приятного, видеть, как и без того кислую физиономию тетки пересекает брезгливая

гримаса при виде меня.

Когда дядя Вернон закатил истерику из-за моего табеля с оценками, я понял еще одну вещь: я не просто не нужен Дурслям, я им не нужен лучшим, чем их сын.

И неважно, что быть лучше, чем Дадли мог любой из наших одноклассников — Дадли был ужасно ленив, несобран и вообще, туп, как пробка. Меня же терпели только

если я оттенял Дадлика в "лучшем свете".

Вообще-то мне тогда повезло. Я попытался понизить свою успеваемость, но был сразу же пойман нашей учительницей мисс Хантер. Не знаю, как у нее это получилось,

но она сумела меня разговорить. А когда она узнала, почему я не делаю домашнее задание и плохо отвечаю на уроках, она предложила мне другой выход из ситуации.

Она пообещала, что в следующем табеле поставит мне оценки ниже дадлиных, но только если я буду стараться изо всех сил и учиться лучше.

— Подумай сам, Гарри, кому нужна твоя учеба? Разве твоим родственникам? — спросила она меня. — Ты сирота. Чтобы выбиться в люди тебе нужно прилагать вдвое

больше усилий, чем Дадли, ведь за тебя никто не будет платить. А если ты закончишь школу с хорошим аттестатом, у тебя есть шанс на стипендию в колледже.

Через десять лет дядя и тетя могут выставить тебя из дома, ведь ты будешь взрослым. И что ты будешь делать — без образования, без знаний? Пойдешь в мусорщики?

В мусорщики я не хотел. Каждое утро по Прайвет Драйв проезжала громыхающая машина-мусоровоз, а сзади, прицепившись за поручни, на ней держались мужчины

в ярко-оранжевых жилетах. Машина останавливалась возле мусорного бака, мусорщики его цепляли за подъемник и с грохотом опрокидывали в нутро мусоровозки.

Воняло от машины просто ужасно. А ведь мусорщики в этой вони работали целый день... Нет, я определенно не хотел быть мусорщиком.

После разговора с мисс Хантер я задумался о будущем. Она была права: кроме меня самого никто не мог это будущее построить. Дурслям я не был нужен, но ведь

и Дурсли-то мне были не нужны, разве только ради крыши над головой... Значит, решил я, к восемнадцати годам я должен найти себе другой дом. И работу. На

большее я не замахивался, просто потому, что слабо себе представлял, что еще нужно человеку для самостоятельной жизни. Что же касается родственных чувств

— нет и не надо, подумал я. Это был мой собственный ритуал, который я придумал, когда убедился в отсутствии Санта Клауса: отбирал ли Дадли у меня игрушку,

поджимала ли губы тетка, рычал ли дядя Вернон из-за плохо отмытой машины. Нет — и не надо.

Глава первая

Лето моего одиннадцатого дня рождения было богато на события.

Я поговорил с удавом в зоопарке — и не просто поговорил: он меня понял и ответил! Если бы не дядюшкина оплеуха, я бы не обратил на это внимания, мало ли

что причудилось. Оказалось — не причудилось. Раз уж дядя Вернон отреагировал, значит, это было в самом деле.

Потом налетели стаи сов с письмами. Письма мне родственники прочитать не дали, хоть и были они адресованы мне, в чулан под лестницей. Зато из чулана меня

переселили во вторую спальню Дадли. Дадли ныл, но впервые не получил желаемого: из его второй спальни меня так и не выселили.

Мои "странности и ненормальности" объяснялись тем, что я, оказывается, волшебник! Так сказал мне человек-гора по имени Хагрид. Он поведал мне о мире магии

и о том, что я в этом мире — знаменитость. Потому что тот тип, который убил моих родителей, почему-то не смог прикончить меня, что-то у него на мне переклинило

и он развоплотился сам. Что ж, это многое объясняло. Неприязнь Дурслей к "странностям и ненормальностям", их отношение к моим родителям — ну, а как они

могли еще объяснить себе непохожесть моих родителей на себя-нормальных? И в ту же корзинку — мои выхлопы неконтролируемой магии: перелет на крышу школы,

отросшие волосы, разговор с удавом... Я понял, почему не вписывался в благополучную и порядочную семью Дурслей. Я бы и не вписался туда никогда. Но, может

быть, я смогу вписаться в мир магии и волшебства? "Помни, Гарри, твое будущее — в твоих собственных руках". Я помню, мисс Хантер. Спасибо.

Будущее  оказалось намного светлее, когда я выяснил, что родители оставили мне счет в банке гоблинов. Все-таки не с нуля придется начинать, это радовало.

Не радовала моя известность и популярность. Я просто не умел быть на виду и совершенно не представлял себе, как я должен себя вести. Я привык держаться

в тени — в школе из-за Дадли, дома — из-за тетки. А за день в Косом переулке я пожал, наверное, сотни рук, а сколько получил хлопков по спине и щипков

за щеки! К концу дня я уже мечтал о своем чулане, и чтоб непременно с замком и на внешней, и на внутренней стороне двери!

Глава вторая

Вписываться в новый мир было очень тяжело. Особенно учитывая странное свойство волшебников озвучивать свои ожидания, невзирая на объект этих ожиданий. И

я даже не говорю о себе — если бы я попытался соответствовать общим ожиданиям, меня бы просто порвало на сотню маленьких Поттеров, такие они были разные.

Герой, прибивший сильнейшего черного мага, гений, красавец,  сильномогучий маг — и тут я. Тощий, маленький, в очках, склеенных скотчем... Очки мне, правда,

починили еще в поезде. Очень возбужденная, и оттого очень говорливая лохматая девочка с бобриными зубами. Она мне понравилась тем, что быстро пересмотрела

свои представления о герое, столкнувшись с реальностью — мной. Правда, потом я понял, почему: она была из маггловской семьи, ей не читали сказок на ночь

о великом Гарри Поттере, как остальным. С волшебниками было хуже. Они говорили со мной, а видели кого-то другого, сам по себе я не соответствовал образу,

установившемуся в их представлении. Сначала я дергался, а потом привык. Нет — и не надо, повторял я себе, пусть их, смотрят и не видят. Все равно, мое

будущее зависит только от меня.

Невилл Лонгботтом тоже не соответствовал ожиданиям своей родни. Его бабушка хотела, чтобы он походил на отца, дядя Элджи хотел, чтобы Невилл был сильным

волшебником, а самому Невиллу нравилось возиться с растениями. Но, в отличие от меня, Нев пытался соответствовать ожиданиям и очень расстраивался, когда

у него не получалось. На мой вопрос, а зачем ему так старательно ломать себя под чьи-то ожидания, он неожиданно четко ответил:

— Чтобы семья мной гордилась.

И я крепко задумался. Семьи у меня не было — ну не Дурслей же считать семьей. Тем более, что я все равно не сумел бы им соответствовать. Картине Великого

Героя магического мира я тоже не соответствовал, и прекрасно это понимал. Рвать жилы и пытаться вылепить из себя этого самого героя... было в этом что-то

очень неправильное и мерзкое, как истерика Дадли. С другой стороны существовало и напутствие мисс Хантер: стараться и учиться изо всех сил, чтобы построить

себе будущее, жизнь с домом и работой, самостоятельную и достойную. Я не хотел думать о себе, как Рон Уизли, который махнул на себя рукой — в сравнении

с братьями он изначально считал себя проигравшим. Меня же подстегивало то, что я проиграл заведомо больше, чем Рон, и не мог положиться на других в поисках

запасного аэродрома.

Первый урок Зельеварения показал мне, что у волшебников существует не только образ Великого Героя Гарри Поттера.  На лице профессора Снейпа змеилась брезгливая

усмешка тети Петунии.

— Ну что же, Поттер, известность — это еще не все! — припечатал он мои потуги ответов на вопросы, которых не было в учебнике Зельеварения. Гермиона показала

мне вечером книжку, в которой они были: это оказался томина, купленный ею "для легкого чтения", под названием "Секреты зельеварения" под авторством Дамоклуса

Белби. Пришлось книжку одолжить, она не входила в списки учебников. Рону мое рвение к учебе не понравилось, о чем он не преминул громко высказаться, в

духе "героям это не нужно!" Правда, на Роновы ожидания мне сразу было плевать: он не знал, что с собой-то делать. А его попытки стать моим оруженосцем

были смешны и нелепы. Становиться Дон Кихотом магического мира я не хотел. Через "Секреты зельеварения" я продирался с трудом еще пару месяцев, очень сложно

было  запоминать реакции компонентов друг с другом, а системы Менделеева,  как в маггловской химии, у волшебников не было. Да и не очень-то мне помогло,

если честно — Снейп уже поставил меня на нужную полку в своем мозгу, а доказывать ему, что я не верблюд мне было не интересно: с Дурслями я к такому отношению

привык, было бы для чего рыпаться. Нет — и не надо. Знания же о зельеварении нужны были лично мне, не Снейпу. Старшие ребята рассказывали об экзаменах

на Сов и Тритонов, их принимала отдельная комиссия из Министерства. Значит, можно было к ним подготовиться, даже невзирая на профессора и его заниженные

оценки.

Вообще Рон служил мне неплохим ориентиром, как не надо поступать. Его зверский застольный этикет с чавканьем и брызгами во все стороны, его отношение к

учебе, к окружающим людям — все в Роне было таким ярким плакатом: "Посмотри на него и сделай наоборот!" При этом он не был похож на Дадли, который греб

все под себя и истерики устраивал очень расчетливо. Нет, Рон был совершенно искренним, простым и туповатым даже, без единой задней мысли. У него все было

проще некуда — только черное или только белое, как в его любимых шахматах. Мне иногда казалось, что и шахматы он любит именно за их цвета, с которыми не

надо напрягать воображение: здесь ты, а вон там — противник. Драко Малфоя Рон зачислил в противники еще в поезде, и любое действие или слово только укрепляло

его в правильности первого выбора. Гермиона тоже Рону не нравилась с самого начала, что и привело нас по цепочке совпадений в туалет девочек и борьбе с

троллем. То, что Гермиона предпочла соврать учителям, выгораживая Роново поведение, потрясло его до глубины души. Было видно, как в голове у него скрежещут

шестеренки, меняя черный цвет "невыносимой заучки" на белый "девчонка, что надо". А я подумал тогда, как немного надо Рону, чтобы вот так поменять мнение.

И поскольку делать надо было наоборот, я и решил для себя, что мнение буду составлять тщательно, не бросаясь, как Рон, из крайности в крайность.

Поэтому после первого своего квиддичного матча я не поверил, что угробить меня хотел Снейп. Уж очень в этом был уверен мой рыжий приятель. Да, я прекрасно

знал, что Снейп меня на дух не переносит. Но — проклинать мою метлу? Чушь какая! Зачем ему так утруждаться, если он может запросто меня отравить, он ведь

зельевар! И потом, тетя Петуния, например, меня тоже не переваривает, это еще не значит, что она хочет меня убить...

А вот кто хотел бы меня убить, было не очень понятно. Зачем меня убивать? Что я сделал такого, чтобы кому-то захотелось меня убить? Роновы рассказы о Волдеморте

и его Пожирателях Смерти вызывали у меня сомнения — не то в адекватности Пожирателей, не то в здравомыслии самого Рона. Представить себе, что вот, есть

взрослые люди, которые гоняются с палочками за магглами, чтобы их замучить и убить, я не мог, и дело было не в злобности Пожирателей, а в количестве магглов.

Специально уточнил у Гермионы число волшебного населения Британии. И понял, что я совсем ничего не понимаю. Спрашивать у взрослых было бесполезно: задавать

вопросы меня еще Дурсли отучили, а официальную точку зрения, пусть и в очень примитивном изложении, я уже слышал от Хагрида. Пришлось закопаться в библиотеку,

в подшивки Пророка за последние двадцать лет. Правда, что именно я ищу, я представлял довольно смутно. Поэтому читал все подряд, впитывая историю магического

мира через передовицы и объявления о свадьбах, помолвках, крестинах и похоронах.  Потому что никаких описаний военных действий в Пророке не было.

За этим безусловно полезным, но довольно бесперспективным занятием, я и не заметил, как наступила зима, а с ней и рождественские каникулы.