Нет и ненадо

— Не стоит. Напорешься еще на что-нибудь темное, придется тебя в Мунго волочь. Я ж зачем-то сюда шел... — задумался он вслух. — Что-то такое в голове крутилось,

про школу... А! Вот! Держи, это тебе точно пригодится. — Он вытащил из старого школьного сундука с инициалами "С.Б." толстую книгу в мягкой обложке.

— Хроники Мародеров, написанные господами Сохатым, Бродягой, Лунатиком и Хвостом. — Потом взмахнул палочкой и последнее имя стер. — Тут не только наши шуточки,

тут еще и всякие разработки, и упражнения по анимагии. Учись, наследник, не посрами имени отцов, — и утер поддельную слезу.

Глава десятая

Дома я вытряхнул все вещи из своего старого сундука, чтобы переложить их в рюкзак. Учебники пошли на книжную полку — вдруг пригодятся. Старые вещи Кричер

давно выбросил. В сущности, в рюкзак можно было сложить только мантию-невидимку. Когда я ее встряхнул, из кармана мантии вывалилась палочка. Чужая. У меня

вдруг затряслись ноги и сердце ухнуло куда-то вниз. Это что же... это получается, не сон был? Взрыв в коридоре, трясущийся замок... Лежащие навзничь Квиррел

и Дамблдор... Я как-то не сопоставил зимой рассказы близнецов о несчастном случае с директором и моей болезнью, тогда все казалось логично: простудился,

попал к мадам Помфри, а когда именно директора увезли в Мунго, и совпадало ли это с датой моей болезни, прошло как-то мимо сознания.

Я сел и задумался. Должен ли я сказать кому-то о произошедшем? И что именно говорить? То, что я в припадке лунатизма шлялся ночью по школе, а в это время

что-то произошло между директором и учителем ЗОТИ? Я же не видел ничего конкретного. А что именно я видел? Что после шума в коридоре (кто его, кстати,

устроил?) обоих выбило в бессознательное состояние? И попутно я случайно спер волшебную палочку у одного из них? М-да... хорош я буду с такими признаниями.

Герой Магического Мира — клептоман и лунатик! Хоть в Пророк пиши... Нет, ничего я никому говорить не буду.

Палочка ушла в воровской мешочек, к ней же отправился черный потертый блокнот из кафе Фортескью. Не то, что я что-то там в нем подозрительное увидел, он

ведь был пустой... Просто показалось, что так будет правильно. А интуиции своей я доверял, она у меня на Дурслях заточенная, ни разу меня не подводила.

Эта самая интуиция привела меня в подвал дома Блэков. Там Сириус приказал Кричеру сделать склад и поместить в него всякие темные и подозрительные вещи.

Потом Сириус собирался их то ли уничтожить, то ли еще что-то с ними делать — точно не знаю. В подвал меня тянуло с самого начала каникул. Бывает такое:

знаешь, что нельзя, знаешь, что дело может плохо кончится, а все равно лезешь, потому что просто невозможно мимо пройти. Сириуса как раз дома не было,

а Добби и Кричер отмывали чердак. Так что в подвале мне никто не мешал рассмотреть все темные сокровища Блэков. Я закрыл глаза и представил себя лозоходцем.

Ощутимо тянуло вправо, к витрине с золотыми безделушками. Может, я и правда, клептоман, подумал я, когда золотой медальон с выгравированными змеями на

крышке оказался в моем кармане. В своей комнате я перепрятал его в воровской мешочек к палочке и блокноту.

Что-то странное со мной творится. Вроде, никакие демоны в меня не вселялись, третьим непростительным меня никто не проклинал... Или я просто этого не помню?

Может, я и впрямь чья-то марионетка на ниточках? Но почему такое жуткое предположение вызывает у меня только довольную улыбку? Мне не страшно, не неуютно,

не противно, в конце концов! Может, я просто тихо сошел с ума и сам этого не заметил?

Я закрыл глаза, и как учил Сириус, попытался разложить впечатления по полкам в своей умственной библиотеке. Впечатления были... странными. С одной стороны,

я понимал, что действую нелогично и почти безумно. С другой было полное ощущение правильности происходящего, словно хорошо выполненная программа, которую

кто-то (кто?) заложил в меня. И чувство хорошо сделанного дела, будто кто-то (кто же?) меня при этом похвалил. Я рассеянно обратил свой взгляд к полкам:

открылся второй ряд книг с картинками, тех самых, что так веселили меня в прошлом году. Ну-ка, посмотрим, что там...

Там был полный бедлам. Ну, во-первых, я все еще жил у Дурслей, никаким Сириусом и не пахло. Зато был Добби, который сначала воровал у меня почту, а потом

и вовсе уронил пирог на клиентов дяди Вернона. В ответ дядя Вернон вполне предсказуемо запер меня в комнате на семь замков, а на окна пришпилил решетку.

Потом меня спасли братья Уизли, прилетев на летающем автомобиле. Что-то такое Рон рассказывал, помнится, про этот автомобиль. Вроде его отец, который,

по идее, должен бороться с заколдованными маггловскими вещами, сам себе позволил небольшое послабление. Ну, понятно, кто работает на кухне, тот и пробует

еду...

На этом автомобиле мы с Роном почему-то летим в школу. А в школе начинается еще больший дурдом: надписи кровавые на стенах, окаменевшие ученики, увольнение

Дамблдора. Но, позвольте, директором уже назначили Макгонагалл! Какой Дамблдор, к Мордреду? Похоже, эти книжки — такие своеобразные страшилки, вот так

могли бы развиваться события, если я был бы... Тут мысль ускользает и я выпадаю из транса.

Есть еще одна вещь, которую мне срочно требуется проверить. Я вызываю Добби и прошу его принести мне садового ужа. В той книжке было описано, как от меня

шарахались, потому что я говорил на парселтанге. Оказывается, волшебники считают это Темным умением. Добби приносит мне маленькую серую змейку и исчезает.

— Прости его, — прошу я змею, — мне надо было поговорить с кем-то из твоего рода, потом он унесет тебя обратно, если хочешь.

— Говорящий, — удивленно шипит змея. — Чем я могу тебе помочь?

— Видишь ли, мне сказали, что говорить со змеями могут только Темные Маги. Я не думаю, что я Темный, но почему-то умею говорить по-вашему.

— Глупые двуногие просто забыли, что говорить с нами могут лишь те, у кого нет предубеждений против змеиного племени! — сердится змея. — Разве ты станешь

говорить с тем, кого боишься?

Ну да, в природе человеческой — либо убежать от страха, либо убить его. Вряд ли кто-то будет разговаривать со своим страхом... Но я все равно не понимаю:

получается, все волшебники могут говорить со змеями? Или нужно что-то еще, кроме отсутствия предубеждений? А если парселтанг считается Темным даром, значит

ли это, что я стану Темным магом? Даже если сейчас я... а какой я сейчас — Светлый? Или уже нет?  Есть о чем подумать...

Добби уносит змею, а я иду в библиотеку и ищу книги о змееустах. Над ними меня застает Сириус. Ему я и вываливаю все свои вопросы, о Темных и Светлых магах,

о парселтанге и о том, стоит ли мне уже сейчас готовиться к Азкабану, куда непременно попадают все Темные... Сириус хохочет.

— Посмотри на меня, — говорит он. — Я Блэк из Блэков, Темный маг из Темного Рода. Тебе страшно?

Я мотаю головой. В Сириусе нет ничего страшного. В нем и темного-то только волосы...

— Темный — не значит, злой. Темный — это как... группа крови. Есть положительный резус, а есть отрицательный. Только у магов есть еще третий "резус" — нейтральный.

Блэки всегда были Темными. Лонгботтомы — всегда Светлыми. А вот Поттеры, например — всегда были нейтральными. По крови, не по убеждениям. То есть, они

могли принимать в Род и Темных, и Светлых, без особого напряжения для магии Рода. Видно чей-то дар тебе и достался.  Если хочешь остаться нейтральным —

попробуй параллельно развивать в себе какой-нибудь светлый дар, например, исцеление. Но один парселтанг не делает тебя Темным, и уж подавно, не делает

тебя злым! Хотя я не стал бы кричать об этом умении с Астрономической башни. Дураков хватает всегда, найдутся такие, что тут же обвинят тебя Мерлин знает,

в чем...

Я тут же обещаю сам себе никому больше не рассказывать про свою змееустость.

Глава одиннадцатая

Лето заканчивается. И опять-таки — впервые! -  меня провожают в школу. Сириус стоит на перроне рядом со мной, обнимает меня за плечи и я — впервые! — чувствую,

что кому-то нужен. В прошлом году я завидовал Рону, потому что его мама махала ему с перрона. Теперь мне тоже помашут. В горле стоит горячий ком, на глаза

наворачиваются слезы. Я не плакал... да я уже не помню, когда я плакал-то! И сейчас не буду.

— Ну, малыш, давай прощаться, — говорит Сириус, и я все-таки шмыгаю носом.

В поезде мое сопливое настроение развеивается. Налетают Дин и Симус, тащат меня в купе к Невиллу, рассказывают в оба уха о своем лете — в общем, все хорошо.

Проходящий мимо Малфой склоняет подбородок в приветствии, я киваю в ответ. Друзьями мы с ним вряд ли станем, а вот врагами стать уже не сможем, ну, по

крайней мере, я на это надеюсь. Не могу видеть врага в человеке, которого мне было жалко. Интересно, наказал ли его отец за то мороженое...

Невилл в этом году везет Тревора в школу в аквариуме с сетчатой крышкой. Хедвиг я отправил в школьную совятню еще вчера, а ее клетка прекрасно уместилась

в моем новом рюкзаке. Дин, едва усевшись, достает свой знаменитый альбом и показывает последние рисунки. Они с Симусом провели последнюю неделю каникул

в Ирландии, на ферме дедушки Финнигана, который выращивает пегасов для Национальных скачек. Крылатые кони в различных ракурсах надолго поглощают наше внимание.

Симус тыкает пальцами в альбом, называет имена коней и их возможности на Гран-При. Дин спорит, похоже, он всерьез увлекся новым для себя спортом. Поэтому

появление на перроне семейства Уизли проходит мимо нас. Только когда поезд трогается, а в купе вваливается раздраженный Рон, до нас доходит, что Уизли

почти опоздали.

— Иди отсюда! — вопит кому-то в коридоре наш сокурсник, — вот же достала, липучка приставучая! — и от души хлопает дверью купе. — Сестра наша, — объясняет

он нам. — Первокурсница. Все лето нудела про школу и про героя Гарри Поттера, за которого выйдет замуж, дайте ей только с ним познакомиться.

— Опа, — ржет Симус, — Гарри, ты осторожнее теперь, а то тебя женят, ты и очухаться не успеешь!

— Что, вот так прямо  и замуж, — спрашивает Дин, — а ей не рановато про замужество думать?

— Да Мордред их разберет, этих девчонок, — фыркает Рон, — они, кажется, с рождения замуж хотят!

На этой ослепительной фразе в купе заходит Гермиона и все моментально превращается в базар. Наша подруга — упертая феминистка, для нее слова Рона, как красная

тряпка для быка. Полчаса они вдохновенно орут друг на друга, а мы с пацанами тихо стекаем под стол: Рон не понимает и половины умных слов, которыми в него

швыряется разъяренная Грейнджер, но искупает это своей святой убежденностью чистокровного волшебника, в том, что место женщины на кухне, в окружении выводка

детей. Наконец, после вопля Гермионы "А Макгонагалл!" — мы наконец видим, за что можно зацепиться в погашении конфликта.

— Кстати, о Макгонагалл, — говорит Невилл. — Кто-нибудь слышал, кого она приняла на место учителя трансфигурации? И кто будет нашим деканом теперь?

Гермиона захлебывается следующей фразой.

— Почему у нас должен быть другой декан?

— Потому что Макгонагалл — теперь директор, — объясняет ей Нев.

— Вот видишь, Рон, я же говорила...

— Нет, стоп, не начинай по новой, — неожиданно сдувается Рон, — давайте лучше про нового  декана!

Иногда я думаю, что у Рона все-таки неплохой потенциал. Научится вовремя промолчать  — будет потенциал просто громадный...

На лодках в школу перевозят только первокурсников. Мы же идем к каретам, в которых запряжены странные костлявые лошади с кожистыми крыльями.

— Что это за звери, — спрашиваю я у Рона.

Тот пожимает плечами:

— Какие звери?

Невилл сумрачно смотрит на него, потом с жалостью — на меня.

— Гарри, он их не видит. Это тестралы. Их могут видеть только те, кто встречал смерть. Ну, если кто-то умирал при тебе...

Настроение стремительно ползет вниз. Я не помню этого, но знаю, кто при мне умирал. Мама и папа.

Глава двенадцатая

Макгонагалл в кресле директора выглядит маленькой и сухой. Первокурсников в Большой Зал заводит Флитвик, он едва ли не ниже всех детей, поэтому кажется,

что толпа первогодков вваливается в Зал самостоятельно. Легко угадать, кто из них магглорожденный: к нам за стол влетает белобрысый мальчишка и тут же

начинает трещать, как сорока. В прошлом году так болтала Гермиона — прятала свое смущение и нервозность. Мальчишку зовут Колин Криви и он страстно мечтает

познакомиться с гриффиндорским героем — Гарри Поттером. Я прячусь за широкой спиной Невилла: похоже, отработанные навыки борьбы с оруженосцами мне пригодятся

и в этом году. Сестра Рона, Джинни — ярко рыжая, веснушчатая, садится к Перси, что-то ему шепчет, и получив ответ, смотрит в мою сторону и заливается алым

цветом от смущения. Не зря меня, похоже, близнецы предупреждали, Колин, да Джинни — буду от них бегать, как от банды Дадли. Рон хотя бы был один, а теперь

их двое...

Директриса представляет нам новых учителей. Квиррел вернулся к маггловеденью, профессором ЗОТИ назначен Стивен Джонсон, старший брат нашей Анжелины. Он

аврор, вообще-то, но сейчас в отпуске по ранению. Трансфигурацию Макгонагалл пока собирается вести сама, а нашим новым деканом становится мадам Хуч, учитель

полетов. Вуд радостно потирает руки: теперь у нас не будет проблем с тренировками. Соседние столы разочарованно гудят, кажется, эта мысль посетила одновременно

всех квиддичных игроков.

На выходе из Зала меня ослепляет вспышка фотоаппарата: Колин нашел-таки своего героя и теперь стремится его увековечить для потомков. Рычу. Белобрысого

папарацци подхватывают под локотки близнецы и уносят куда-то в сторону, видно для прочистки мозгов. Хорошо, что им можно это доверить, надеюсь, колиново

"обострение оруженосца" все-таки явление временное, он ведь из магглов. Невилл хлопает меня по плечу и бормочет что-то утешительное. Как здорово, что у

меня есть такие друзья, что бы я без них делал...

Ночью перелистываю книжку с несбывшимися картинками и понимаю, что мог бы сейчас жить гораздо хуже. Почти как у Дурслей: без друзей, зато с кучей обвинений,

и в том, что вечно в чем-то виноват и в том, что просто существую. Книжка кончается эпической борьбой со здоровенной змеюкой, я машу мечом, который вытащил

из сортировочной Шляпы, невдалеке лежит зеленоватая с лица сестра Рона. Ох, как были правы близнецы: мне действительно с ней мечом махать пришлось бы!

Нафиг-нафиг, обойдемся без крайностей, постановляю сам себе, Джинни надо обходить за пару миль. Я вам не Годрик, с чудовищами бороться. А вот блокнот,

который я протыкаю клыком василиска меня порядком напугал. Потому что это тот самый блокнот, из кафе Фортескью. Что же, интересно, это за книжки-то такие?

Моя больная фантазия? Компенсация героизма, который наяву мне даром не нужен? Вот, кстати, а очень любопытно, почему я с таким остервенением отказываюсь