Доледниковый период. Магия

Александр Уралов (Хуснуллин), Светлана Рыжкова

МАГИЯ. НАЧАЛО

"...и семижды-семь народов по всей земле! Помнить всегда надо — первейшие из них атэлы — аяков, звездных странников дети.".

(из Учений)

ПРОЛОГ

Я часто смотрю в прошлое. Оно течет и колышется в волнах такого переменчивого, извилистого и беспорядочного потока времени, — меняясь, дробясь, распадаясь на мимолетные отблески... закручиваясь в спирали и вновь извергая из своих глубин наружу целые миры бытия...

Я очень стар.

Я хожу среди людей, — это так просто! — то мальчиком с задумчивыми синими глазами, то старцем с морщинистым, исполосованным шрамами лицом. Жизнь... её величество Жизнь кипит и переливается через край, как это было всегда. Матери поднимают своих детей к солнцу, нежно лепечет дождь, вспышка молнии раздирает небеса... я видел это миллионы раз.

Я вижу, как вы рождаетесь и умираете, как вы воюете и примиряетесь...

И как среди грязи и трупов расцветают мимолётные цветы любви, прощения. Как создаются и уничтожаются те прекрасные вещи, которыми только и можно оправдать человеческий род.

Я думаю, что только это и оправдывает вас... нас... перед богами.

Иногда мне кажется, что я вечен...

Мы... мы — люди — вечны.

В своих книгах, — о, я помню, как вы учились наносить охру на влажные стены пещер! — в своих книгах вы теперь много пишете о магии. В вашем представлении мы существовали и будем существовать всегда... но забываете, что вечны лишь боги. Вечны и неизменны.

В этом их природа — быть всегда.

А мы... мы начинали, как и вы — с первых неуверенных шажков, широко растопырив ручонки, ещё не умея говорить, но уже смехом и лепетом узнавая маму... и отца...

Эта книга о том, как начиналась МАГИЯ.

Ведь всё на свете имеет Начало.

Двенадцать тысяч лет назад огромные пласты льда покрывали большую часть вашего мира. Но прежде — они уничтожили нашу жизнь. И если вы сейчас смеетесь и плачете, дышите и любите, плодитесь и размножаетесь на просторах огромных материков, то наша родина, наши земли, всё ещё спят под многокилометровой страшной тяжестью льда. Льда, пропахавшего ваши страны, уничтожившего почти все следы нашего мира.

"Почти" — потому что всё ещё живы Мы.

Мы — первые маги Земли.

* * *

Имена и названия, а также социальные и иные понятия, я изменил. Однако в какой-то степени они соответствуют ныне принятым терминам.

Там, где это было возможно, я сохранил естественное звучание слов.

Я сделал это, чтобы хоть немного приблизить вас и ваш мир к тому миру, что давно исчез.

Впрочем, быть может, мне просто приятно услышать эти имена вновь.

Глава 1

ВОРОН

— И не проси, — отрезал отец.

Отложив в сторону меч и точильный брусок, он хмуро взял в руки флягу. Сделав глоток, отец утёр усы и, глядя куда-то вдаль, где уже начало теплиться зимнее солнце, похожее на бледную полную луну, твёрдо сказал:

— Воином быть хорошо, конечно, но нам, атэлам, жить не в небесных угодьях приходится, а здесь, на земле. Князьям каждый охотник, каждая работящая душа нужна. Он и сам-то из рода бортников.

— Аяки... — начал, было, Ворон.

— Много ты, я погляжу, аяков знаешь, в свои-то шесть лет! — оборвал его отец. — Аяк в двух мирах живёт, аяку звёзды небесные — братья родные. Мы для них, как комары-подёнки. Короток для аяков людской век, понял?

— Оте-е-ец, — уныло протянул Ворон, — но я же с аяком Тха дружу-у-у. Он говорит, что я волен сам выбирать...

— Тха смеётся над тобой.

— Да нет же! — рассердился Ворон и даже топнул ногой. — Он хороший, он мне всякие премудрости рассказывает!

Летнее солнце подкатывалось к лесистой вершине горы, краснея всё больше и больше. Мамонты вздыхали, мерно жуя свою жвачку. От башни Великой Матери тень подобралась ещё ближе к загону. Совсем прозрачная слабая тень от зимнего солнца робко жалась к подножию камня.

— Пора домой собираться, — вздохнул отец. — Расстроил ты меня.

Аяк возник, как всегда, из ничего. Вспухали в воздухе какие-то огромные горбы и суставы, плавно ужимались в точку, а рядом из таких же точек возникали и раздувались другие части. Внезапно всё замысловато поменялось местами и прямо перед ними возникло "лицо" Тха, как обычно, выбравшего голову чёрного ворона, но телом уподобившись переливающейся цветами и формами змее.

— Тха! — обрадовано завопил Ворон. — Забыв поздороваться, он, торопясь, чтобы не прервал отец, выпалил. — Меня отец воином делать не хочет!

В клюве у Тха что-то смешно пискнуло, клюв приоткрылся и, как обычно, застыл в этом положении. Голос у Тха твердый, все слова просто по каждому звуку отчетливо выщёлкивающий, но слушать его всегда приятно. Во всяком случае, маленькому Ворону.

— И тебе отец Ворона, и сыну твоему Ворону здравствовать желаю!

Ворон уловил легкую насмешку в черных глазах. Ах, да! Опять поздороваться забыл! Ну что же ты будешь делать — забыл от радости! Вот сейчас отец-то и скажет, что таким растяпам в дружине не место!

— И тебе вечного здравия, аяк Тха! — довольно холодно, как огорчением уловил Ворон, ответил отец. — Никак, важное дело привело тебя ко мне и к моему невоспитанному сыну на закате летнего светила!

Аяк перелился в странное существо с туловищем не то человека, не то йети, торчащим на теле лося, там, где у сохатого шея и голова растут. Смешно-то как! Ворон хихикнул, но отец кашлянул и Ворон, сделав серьёзное лицо, прижал руку к сердцу.

— Тысячу тысяч лет странствий! — звонко прокричал он аякское приветствие и отмахнул рукой так, как если бы в ней был короткий воинский меч. Как на грех, именно в этот момент, кто-то из мамонтов вывел своей огромной задницей звучную руладу, — точь-в-точь Главный Рог загремел, — и теперь уже отец с трудом сдержал смех. Ворон покраснел и надулся, мысленно пожелав мамонту колючку в хобот. Зовите тогда Ворона, зовите! Вот фигушки он вам всем придёт, да! Пусть тогда Великую Мать просят или Нину из-за такого пустяка — мамонту хобот "замораживать", да сон-дрёму на лохматую мамонтову башку наводить!

— Воином, говоришь? — не моргнув, промолвил Тха. Глаза его затянулись белёсой пленкой, голова застыла, — лишь под верхним слоем почти призрачной плоти продолжали плясать тугие клубки не то мышц, не то внутренностей. Вот хвост отделился от туловища и свернулся сам в себя, мгновенно стянувшись в точку... а вот и она пропала... зато у аяка появились три хвоста, еще красивее первого. Теперь надо затаить дыхание и ждать...

— Воин, князь, охотник, врачеватель, маг, — непонятно протянул, почти прокаркал Тха и снова замолчал.

— Вот-вот, — сказал отец. — По мне, так у нас каждый, кто и с людьми, и со зверями ладит, тому прямая дорога к врачевателям. У нас в роду только я и есть воин.

Тха молчал. Эх, пробило его в молчанку играть... в самый неподходящий момент! Ворон нетерпеливо переминался с ноги на ногу, но вставить слово побоялся. Кто его знает, вот так вякнешь не вовремя, и аяк не тот совет даст. Пусть из Великих он и не самый главный, но всё же...

— Как только зимнее солнце, — благодарение аякам! — разгорится на второй урожай, Великая Мать, княжья жена, молодняк благословлять будет, — упрямо гнул своё отец. — Вот пусть и укажет Ворону его жизни дорогу, как и положено!

Аяк наконец-то открыл глаза и по-птичьи повернул голову вбок, глядя поверх спин мамонтов:

— Близится время нового ледника, — сказал он. — Время оскудения народа атэлов, время их исхода в земли южные.

Ворон, затаив дыхание, слушал.

— Всё им понадобится... новые земли, новые навыки, новые обычаи... — он повернул голову к отцу. — Новые знания. Учи сына всему, что знаешь. Голова у него светлая, тело сильное.

— Сильное, сильное! — не в силах больше сдерживаться, отчаянно закивал головой Ворон. — Смотри, как я могу теперь!

Он мгновенно перевалился через бок, сделав обманное движение, отвлекшее суровый взгляд отца, и торжествующе оказался за его спиной. Отец огляделся. Ворон ловко уворачивался, оставаясь за его спиной, пока отец, вдруг сам не обманул его, внезапно оказавшись сбоку и схватив сына за ухо. Ах, как обидно! Прямо на глазах у Тха!

— Неплохо, — вдруг сказал Тха, перелившись в цепочку неправильной формы мохнатых не то бурдюков, не то огромных мшистых камней, висящих в воздухе, не касаясь друг друга. Ну, точь-в-точь мамонты в тихое озеро залезли — горбы, да головы над гладью торчат, а всё остальное от взора скрыто!

— Неплохо для шестилетки, — буркнул отец. Он совсем не больно, а, скорее, ласково крутанул ухо, и отпустил раскрасневшегося Ворона.

— А там, на юге, у людей тоже будут два солнца? — спросил Ворон, но Тха не ответил, причудливо свивая и развивая кольца, неустанно перетасовывая части своего нового тела. Они вновь сжались в точку и исчезли. Осталась лишь воронья голова, как-то искоса поглядывавшая на маленького Ворона.

— Ну, ладно, беги в замок. Скоро ужин, жареная рыба будет, твоя любимая, — сказал отец. — А мы с аяком Тха посидим, потолкуем. И скажи маме, что тётя Маара через три дня в гости к ней собирается — из тех краев сегодня весточка пришла.

Ворон хотел заупрямиться, но внезапно со страхом подумал, что в глазах Тха он будет выглядеть всего лишь маленьким, глупым и капризным ребенком. Он молча прижал к груди левую руку, на мгновение заколебался и, так и не решив, кому кланяться первому, поклонился сразу обоим. Поэтому поклон пришёлся как раз посередине — в пространство, разделяющее отца и аяка.

— До лучших времён! — сказал Ворон и побежал по широкой, утоптанной мамонтами дороге прямо к замку, где надо обязательно-обязательно увидеть Нину и всё-всё ей рассказать.

Несколько тысячелетий спустя он проснулся с мокрым от слёз лицом.

Ворону только что виделось, как пламенеет летнее солнце сквозь щетину сосен на верхушке горы. Он видел, как чётко очерченным черным силуэтом вырастает перед ним замок. Он чувствовал, как быстро бегут его ноги... он остановился... обернувшись, вновь увидел сидящего на нагретом камне отца и огромную, отливавшую сизым отблеском, воронью голову аяка Тха.

И над ними обоими, медленно, неуловимо глазу, наливалось светом зимнее солнце, — ещё не горячее, похожее на бледный лик полной луны.

Ворон откинул полог яранги и вышел в жгучий морозный мрак. Слезы на лице стали ледяной коркой. Откуда-то из-под снега поднял голову вожак упряжки и снова нырнул носом в тепло собачьего клубка.

— Нина, — прошептал Ворон. — Моя Нина...

Там, на севере, разворачивались бесстрастные волны необъятного северного сияния.

Там, на севере, далеко-далеко отсюда, в колоссальных толщах льда, уходящего вглубь на несколько тысяч длин копья, все ещё стынут камни, стесанные пришедшим ледником. Камни гор, камни гранитного ложа плодородной когда-то земли, камни замка. И камень, на котором вечерами любил сидеть со своим шестилетним сыном огромный и сильный отец...

Он почти видел их... раздробленные в щебень неимоверной тяжестью, впаянные в нижний слой льда, камни былого мира...

Утром Ворон повернул назад. Здесь, на окраине мира, его тысячелетний путь был уже завершён. Впереди долгое странствие на прогретый светом единого солнца, сияющий остров Крит.

Глава 2

НИНА

В широко распахнутые ворота на княжеский двор въезжала кавалькада верховых воинов и охотников. Впереди на крупном сильном олене — сам князь Тор. Следом — слуги, друзья и несколько дружинников. На обозах, которых тащили могучие лоси-двухлетки — добытые в пятидневном лесном походе туши дичи, шкуры, бочонки с диким мёдом, напиленные куски стволов низкорослой карелы — редкой по красоте древесины — бережно завёрнутые в тканые холсты.

Толпа атэлов приветственными криками встречала прибывших. Со всех окрестных поселений, считай, собралась! Какой-то парень перебежал дорогу прямо перед князем и, зазевавшись, споткнулся на самом, что ни на есть ровном месте.

— Никак, аяку на хвост наступил, — весело заорали в толпе.

Красный, как рак, парень поднялся, подхватил выпавшую из-за пазухи сухую лепёшку дорожного хлеба и, втискиваясь в толпу, смущенно бормотал:

— На княжну-принцессу засмотрелся... чисто луна в ясную ночь...

— Ты, милок, почаще падай у неё на глазах, глядишь, лет через десять в мужья выберет! — пропищала чья-то ехидная старушонка.

— Да не мудрено и заглядеться, — гудел дюжий мужичина, размахивая руками. — Благодарение аякам, красавицей вырастет! Глянь, глянь, Великая Мать рукой князю машет, матушка наша, заступница! Ура!

— Ура! — подхватили крутившиеся в первых рядах девчонки, специально принарядившиеся по этому случаю. — Слава Великой Матери, слава дочери её, княжне!

— На меня заглядишься ли так же, как на княжну? — кокетливо спрашивала вконец смутившегося парня смазливая вертлявая девчонка из дальнего хутора бортников. — Смотри, не обожгись о княжескую красу, уж по себе долюшку выбирай!

На крыльце княжеского замка приветствовали вернувшихся жена и дочь князя — Великая Мать, прекрасная Элона и пятилетняя Нина. Обе, как в песнях о них поющихся, с серебристыми волосами и пронзительными синими глазами.

— Моя княжна-принцесса! — князь подхватил Нину на руки, высоко подбросил и закружил. Девочка счастливо засмеялась, невольно высматривая в толпе Ворона — видит ли? Тор посадил дочь в седло, но непоседа ловко перебралась через холку оленя и закачалась на ветвистых рогах. Могучий зверь повернул голову и довольно хоркнул.

— Вот так с самых пелёнок — любой зверь ей друг! — с гордостью шептались в толпе. — Подрастет, помяните моё слово — изберут её в наши Великие Матери.

— Ой, пусть уж Элона тысячу лет живёт! — ответил кто-то из женщин. — Лучше её, старухи говорят, уже много лет никто не правил.

Князь нежно обнял жену. От него пахло хвоёй, острым оленьим духом и медом.

— Как ты, Элона?

— Всё в порядке, мой дорогой. — Элона улыбнулась. Но от взгляда князя не укрылись ни тёмные круги под глазами, ни болезненная прозрачность и без того бледной нежной кожи. — Что ты привёз забавного для нашей принцессы на этот раз?

— Представь себе, на обратном пути наткнулись на логово волчицы. Мать давно не появлялась, — не иначе, погибла в лесу. Сидят у логова трое волчат голодных, уже почти без сил, на солнце выползли. Забрал с собой. Попробуем приручить. Но самое главное, среди щенков — чудо, даже аяками неслыханное — маленькая йети. Сосёт палец и рычит, как зверь. На Горта кинулась, еле он от себя её отцепил.

Элона нахмурилась:

— Не годится атэлам принимать к себе детей мохнатых охотников!

— Да что ты, Элона! Ей всего-то года три, одичала совсем. Наверное, давно потерялась и прибилась к волчице на запах молока. Вырастим её, будет живая игрушка для Нины.

Принцесса, услышав рассказ отца, ловко раскачалась, как на ветке, и спрыгнула на землю.

— Я хочу посмотреть, отец! Ой, где она? Там, в плетёнке? А можно её купать и в рубашку наряжать?