Доледниковый период. Магия

...Верхний Зал в Башне Великой Матери освещался тусклым светом факелов, зажжённых на стенах, да сполохом ночного небесного сияния за узкими окнами. Несколько женщин неопределенного возраста — строгих и величественных сидели в креслах, расставленных по периметру. В воздухе, казалось, сгустилось напряжение и какой-то безотчётный страх. Кто-то из женщин негромко кашлянул — звук показался слишком резким. В ставнях беспокойно посвистывал теплый ветер. Всё было готово.

Лорава негромко произнесла:

— Слава Великим! Тысячу тысяч лет странствий!

— Слава Великим! — нестройным негромким хором откликнулись женские голоса. Через несколько томительных секунд в центре зала появился полупрозрачный силуэт, переливающийся из формы в форму, непостоянный, как небесное сияние холодной ночью. Негромкий голос прощелкал:

— Великие Матери славных атэлов! Вечного здравия и тысячи лет странствий!

— С нами говорит Тха? — Лорава плотнее укуталась в пурпурную накидку из тонкой тканой шерсти с замысловатой вышивкой по подолу.

Резкий голос аяка с едва уловимой картавостью почему-то не оставлял эха. Лораве показалось, что голос его в этот раз был ещё более металлическим и жестким, чем обычно. Силуэт аяка сгустился, приняв неопределенный расплывчатый облик человеческой фигуры без лица.

— Можешь называть меня Тха, Лорава.

Лорава сдержала вздох. Аяки — не люди. Никогда нельзя сказать, угодно ли им что-то или нет, сердятся ли они или равнодушны... и, наконец, — самое главное! — волнует ли их то, что ты только что принял правильное решение... или же обрёк своих детей на страдания и нужду.

— Ты говорил о зимнем солнце, Тха, и смутил наши души. Быть может, в прошлый твой приход мы неправильно поняли тебя?

Аяк молчал. Лорава решила ничего не говорить до тех пор, пока в разговор не вступит сам Тха и не ответит на столь важный вопрос.

Она видела лишь колеблющуюся фигуру аяка, старые и молодые лица Матерей и смутно виднеющиеся грубые изваяния мужских и женских фигур с головами птиц и животных — память о первых встречах Звёздных Странников с народом атэлов, искавшим спасения от холода и снегов. Иногда ей казалось, что аяки — сплошь упрямые и заносчивые мужчины... а иногда, что холодные, едва терпящие своих приемных детей, женщины.

— Аяки никогда не обещали атэлам, что зимнее солнце будет гореть вечно, — произнес наконец аяк. Голова его наконец-то обозначилась, и — да! — это была голова чёрного ворона! Значит, Матери говорят именно с Тха, хоть и есть досадная поговорка о том, что "аяку голова, что человеку шапка — чью надел, тем и представляется". "Нет, это всё-таки Тха, — упрямо подумала Лорава. — Последние полвека только он и поддерживает с нами постоянную дружбу... то есть, знакомство. Какая уж в наши смутные дни дружба?"

Иногда Лораве рассказы о том, что в древние времена Звёздные Странники аяки считали людей младшими братьями и годами жили среди них в человеческом обличье, казались упорным стремлением людей выдать желаемое за действительное...

— Зимнее солнце аяков погаснет, — с горечью пробормотала Лорава. — Осталось год? Два? Чуть больше, Великий Тха? Великий холод покроет всю землю Атэлы. Аяки уйдут, — и над благословенной ныне землей раскинется Белая Мгла и смерть. Мы всегда знали об этом, но... но... — она не знала, что ей говорить дальше. Сердце болезненно сжалось. Кто-то из женщин испуганно охнул, юная Иро закрыла ладонями лицо... её ребенок должен появиться через месяц...

— Исход атэлов неминуем, — как-то нехотя проскрипел Тха. — Народ Бхагвы тоже уйдет на юг, ведь солнце одинаково светило всем.

— Тролли и демоны Бхагвы могут идти, а могут и оставаться! — неожиданно для самой себя выкрикнула Лорава. — Их мужчины отвергли власть Матерей и решили править сами! Нас не интересует их судьба, нам важно знать, что будет с нашим народом!

Одна из пожилых Матерей подняла руку, успокаивая Лораву:

— Тише, Лорава, тише! Не подобает так говорить с Небесным Странником...

— Да, — с горечью сказала Лорава, — да! Наши небесные покровители решили больше не оказывать нам своё благоволение... они решили бросить нас на растерзание обезумевшему Бхагве и его озверевшему народу, где женщины сидят на пороге и ловят объедки с мужского стола... — Лорава скривила губы.

— Не мы дали вам законы, — внезапно сказал Тха и его голова по-птичьи повернулась боком к Лораве — круглый чёрный глаз уставился на неё в упор. — Аяки дали человеку возможность выжить. Законы и правила человек выбирает себе сам. Солнце потухнет не завтра. Сколько ещё оно будет давать вам свет и тепло — аяки не знают. Что вы, мудрые женщины, заранее делаете для того, чтобы ваши дети и дети ваших детей не сгинули в годы печали?

По силуэту Тха пробежали яркие разноцветные искры. Лорава встала, собираясь с мыслями и постаравшись изгнать из своего голоса гневные, испуганные и крикливые нотки.

— Как только годы печали настанут, народ земли Атэлы пойдет на юго-восток — к Великим Водам...

— В Краю Великих Озёр умеем мы делать большие ладьи, — нараспев отозвалась Озёрная мать. — Много таких судов построят мастера, мы долгие годы запасали для этого всё.

Силуэт Тха вытянулся вертикально под сводчатый потолок и вдруг резко сжался до размера каменного шара, которым воины играют на травяном поле, а затем, приняв прежний облик, застыл.

— Князь Тор содержит и обучает славную дружину. В пограничных стычках воины обретают мастерство. Нам будет на кого положиться в исходе. В последние годы мы благословляем на служение воинами много хороших мальчиков... — Лорава запнулась, но потом мысленно махнула рукой и продолжила, — ...даже Ворона. Я до сих пор жалею о том, что...

— Ворон обучается всему, что необходимо для многолетних испытаний! — перебила её Иро. — Когда мой малыш родится, я тоже буду просить всех вас определить ему судьбу нескольких атэлов: воина, врачевателя, мастера...

— Я до сих пор считаю, что Ворон принес бы атэлам больше пользы, если бы стал просто хорошим врачевателем... но все мы тогда прислушались к мнению Тха — мягко остановила её Лорава. — Этот вопрос давно решён и ни к чему сейчас поминать его снова.

— Да, простите, — Иро сильно покраснела и села на место. Она славная девочка... хорошая со временем будет Великая Мать. — Итак, у нас есть защита, есть припасы, есть твердое стремление не сгинуть в объятиях холода и Белой Мглы. У нас нет только самого главного, Тха, нет срока! Год? Два? Десять?

— Забудь обо всём и делай, что должен, — ответил Тха, медленно закручиваясь в спираль багровых шаров, — совсем, как нить кровавых бусинок на тонкой невидимой нити. — Когда наступят плохие дни, вы сами узнаете об этом.

Лорава сидела у себя в комнате и пыталась успокоиться. Совсем ни к чему княжне, заменившей Нине мать, а народу Великую Мать и жену князя, злиться и дёргаться, как юной девчонке, потерявшей веру в своего ухажёра. Спокойно... вдох-выдох... вот так! Сдерживай свои порывы — ты уже немолода! Сдерживай и постарайся спокойно, отстраненно и взвешенно обдумать то, что сказал ей Тха, когда они остались по её просьбе вдвоём. Ну, ты готова?

— Когда-то Бхагву готовили к тому, чтобы стать князем атэлов, — сказал Тха. — Ну что же — он им и стал.

— Бхагва предал наши законы, — взорвалась Лорава. — Он... он основал своё царство, замешено на страданиях, на рабстве и на главенстве мужчин!

— Аякам важно сохранить человека, — отрезал Тха. — Человек волен сам выбирать, каким путем ему идти. Аяки не имеют к этому никакого отношения. Раскол атэлов на два народа — это не наша забота.

— Так вот оно как... — прошептала Лорава, собираясь с мыслями. — Вы, аяки, просто выращиваете молодняк, как мы — детенышей мамонтов, не заботясь о том, как они ведут себя в загоне...

— Это так! — самодовольно, как показалось Лораве, каркнул Тха. — Бхагва, Тор, Ворон или Великие Матери будут править атэлами, будут ли атэлы исповедовать Великую Богиню-Мать или главенство бога-мужчины — люди будут жить. Их ждут тысячи тысяч лет странствий, пока они не станут подобными нам, аякам, и мы не встретим их в глубинах пространства и времени, как равных нам друзей и братьев!

Всю свою жизнь, — Лорава сейчас отчетливо поняла это, — всю свою жизнь она жила под сенью веры в то, что милосердые и мудрые аяки, неизмеримо могучие и прекрасные Звёздные Странники пекутся над своими детьми, в бесконечной доброте своей принимая во внимание всё — крик новорожденного ребенка, плач заболевшего старика, радость охотника-мужчины и блаженные муки женщины, ожидающей ребенка...

Сейчас же она боялась поглядеть в окно в сторону загона для мамонтов, чтобы не разрыдаться...

Потому что, — принимая ужасную мысль о безразличии аяков к своему "молодняку", — лучшим мужем для маленькой Нины мог быть только ненавистный нестареющий Бхагва...

Именно их дети почти наверняка могут принять на себя трудное бремя править народом аяков в те годы, когда людям будет так легко опуститься в выматывающей, ежечасной борьбе за самое простое — еду, тепло, жизнь. Борьбе, в которой быстро исчезают понятия добра, человечности, помощи, любви... а остаётся только подлое: "Выжить любой ценой... и пусть все вокруг сдохнут!"

Лорава закрыла лицо накидкой, откинулась на спинку ложа и тяжело задумалась.

"В конце концов, чего ты так расстроилась? — сказала она сама себе. — Ты же знала обо всём этом с детства! Просто до последнего надеялась на то, что у аяков хватит могущества для вечного процветания атэлов".

Глава 5

НОЧЬ, УТРО И ДЕНЬ

Наставник Горт невнятно выругался. Сидя у костра, он перематывал повязку, закрывавшую лицо. Жутковато было смотреть, как поблескивают зубы, лишившиеся щеки. Нина, — пусть продлятся её годы в благополучии, — смогла выходить старого воина, но в одночасье новую щёку и стесанную острым мечом воина Бхагвы часть нижней челюсти не нарастить. Есть и пить Горт теперь мог, только повернув голову набок, а постоянно текущая слюна, от которой намокала повязка, раздражала его неимоверно.

"Он и так-то не подарок, — пожаловался однажды Царг, — а после этого ранения и вовсе стал невыносим в бессильной злобе своей. Придирается при каждом удобном случае!"

Вздохнув, Ворон присел рядом с наставником:

— Подожди, дай мне немного времени.

— Спи лучше, — невнятно пробормотал Горт.

— Это недолго. Всё равно много я сделать не смогу.

— Тогда незачем и браться.

— Не ворчи. Сейчас уже намного лучше, чем месяц назад, правда?

Горт не ответил, но повязку снял. Ворон прикоснулся к заросшему рыжей щетиной остатку щеки. Закрыв глаза, он ждал, когда кончики пальцев обретут чувствительность, как будто кожа на них истончалась до предела, оставляя обнаженными нервы, лучащиеся нежной аурой. Ворон глубоко вздохнул, сосредотачиваясь. Он начинал чувствовать изменение тепла, словно проводил пальцами над горячей медной сеткой, чувствуя раскаленные узлы пересекающихся проволочек и легкую прохладу остывших ячеек. Пальцы его словно удлинились, осторожно проникая вглубь тканей, касаясь среза ноющей челюсти, образующей новую, хрупкую, как у младенца, кость, оплетаемую тонкой тянущейся паутинкой кровеносных сосудов.

— Горячо, — пробормотал Горт.

— Сильно горячо? — спросил Ворон, не открывая глаз.

— Терпимо пока.

Снять боли растущих тканей кости и мышц было несложно. Труднее было суметь чуть-чуть "подтолкнуть" процесс этого роста, не натворив неприятностей. Ворон осторожно попытался ослабить деятельность слюнных желёз с повреждённой стороны. Здесь тоже надо было быть внимательным, иначе разовьется воспаление...

Царг поднял взлохмаченную голову. Ворон и Горт виделись ему сквозь языки пламени. Пляшущий свет костра сделал рельефным и выпуклым каждую складку одежды, каждую мышцу. Стволы сосен казались призрачными рыжими колоннами, уходящими вверх, в осязаемо тяжёлую, густую тьму. Звёзды были где-то там, за невидимым облачным покровом, рядом с зимним солнцем аяков, послушно погасившим на ночь свой пылающий лик.

Царг бесшумно поднялся, стараясь не отвлечь внимание Ворона от врачевания. Вот что всегда повергало Царга в благоговение — таинство излечения! Сам он смутно чувствовал в этом какой-то глубинный подтекст, затаившийся ужас. Тот, кто может успокоить боль и заставить сломанное и разорванное срастись — может и принудить твое сердце биться, как раненный зверь, переполняя вены и артерии, делая лицо красным от напора крови. Врачеватель может сделать тебя безвольным, плаксивым и расслабленным, пускающим по ногам вялую, горячую струйку мочи. Это казалось безумным, ведь врачеватели несли тебе облегчение от страданий, они, медведь тебя задери, помогали твоему покалечившемуся телу! Но страх был. Он сидел где-то внутри, как обломок стрелы и иногда этот проклятый обломок поворачивался, принося боль и тревогу.

"Мы не эльфы, — сонно подумал Царг, осторожно пробираясь от костра в сторону кустарника, которым заросла ближайшая ложбинка, — мы народ простой, лечить и выхаживать не умеем. Ну её, эту жуть... надо просто под меч не подворачиваться.."

В свои шестнадцать лет Царг был твёрдо уверен, что будет жить вечно. Да! Его минуют болезни и раны, он станет великим воином и аяки возьмут его с собой в небесные странствования, овеянного славой и всенародной любовью!

Царг поскользнулся и чуть было не рухнул сквозь кусты со склона. Держась за ветки, он чувствовал, как густо краснеет — хорошо, хоть, в ночной тьме этого не видно. Великий вождь и могучий воитель Царг, размечтавшись, чуть было не скатился в яму, куда только что сам же и хотел отлить. И куда до него уже не раз отливали все тридцать с лишним человек их отряда.

Поход не боевой, а так... серединка на половинку. Учебный, но в условиях, когда по границам бродят люди Бхагвы и просто шляются чужаки. Стибрить, выменять, выклянчить... увести в своё племя какую-нибудь зазевавшуюся девчонку — а девчонки иной раз такими глупыми кажутся, даром, что будущие Матери! — за этой пришлой шатией-братией нужен глаз, да глаз. Вот и отправились всей школой по южной границе пройтись. В смысле, старшие отправились — от тринадцати лет. Взрослым и так дел хватает, а здесь вам, сосунки, и учёба, и взаправдашняя служба. Однако на ночь Горт велел сбиваться всем в кучу и разбивать общий лагерь, как в учебных походах. Соответственно, отхожее место — общее, а не как в боевое время, когда все следы прячешь, в ямку мочишься и зарываешь за собой дерьмо.

"Кстати, о дерьме...", — Царг поднял ногу, вывернул её подошвой вверх и опасливо принюхался. Хвала аякам! Поскользнулся он всё-таки на мокрой траве, а не на... ну, в общем, пронесло. Царг вздохнул и пошёл досыпать. Судя по всему в дозор ему идти часа через два, есть ещё время. Зевая, он залез под шкуру и свернулся так, как привык спать с детства — поджав ноги и сунув руки подмышки. Ворон и Горт всё ещё сидели у костра. "Ворон молодец, — засыпая, подумал Царг. — И в учёбе ему равных мало, и друг он надёжный, и врачевать умеет..." — и, не додумав, заснул.

Разбудивший его Сет нырнул под шкуру, закряхтев от наслаждения. Он отдозорил своё по лагерю и теперь его сменил смешливый Зоха.