|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава I
— Долго нам еще? — раздраженно спросил я, отплевываясь от попавшей в рот паутины. Веревки тяжелого мешка больно резали плечо.
— Потерпишь, — грубовато ответил Марих, срубая огромным мечом очередную нависшую над тропинкой ветку.
Мерзавец. Какого черта я доверился именно ему?
— Можно и повежливее, — пробурчал я, подхватывая Делию на руки. — Я тебе деньги за это плачу.
Марих обернулся и смерил меня презрительным взглядом.
— Вот не посмотрю, что прынц, и, чесслово, поддам по башке! Малявка, еще он со мной так разговаривать будет!
Ублюдок. Я тебе это еще припомню.
Дели устало положила голову мне на плечо и, кажется, задремала. Поспи, милая, ни к чему наблюдать за этим вонючим уродом. Я осторожно вздохнул, чтобы не потревожить ее, и в очередной раз взмолился неизвестно кому.
Ситуация, конечно, просто очаровательная. Мортимер, старший сын гацрада* Ульриха, третьего принца королевства, должен скрываться черт-те где с маленькой сестренкой на руках от отчего сумасшествия. А этот, извините, засранец тыкает меня носом в мое ничтожество, а я ничего не могу с этим поделать! Ибо мне нужна его услуга. Ничего не поделаешь.
Извини, сволочь, но мне придется тебя убить. Такова моя плата за твою помощь... если это можно так назвать. Ты же выдашь нас отцу со всеми потрохами, стоит лишь потрясти кошельком перед твоим красным рыхлым носом. А посему — ничего не попишешь, придется папаше распрощаться с офицером своей стражи — пьяницей, грубияном и похотливой скотиной.
Закаты в наших землях всегда были прекрасны. Осенние листья, расцвеченные последними лучами, приобрели насыщенные, сочные оттенки, переливаясь золотом, багрянцем и рыжиной. Расписанное тонкими мазками перистых облаков и густыми пятнами туч небо манило и звало. Но я упрямо шел, глядя под ноги, нежно поддерживая легкое тельце Делии и шипя про себя разнообразные ругательства в адрес этого поганого мира, забравшего у меня недавнее счастье. И не давшего его Делии вовсе.
— Вот твой монастырь, — смачно шмыгнув носом, буркнул Марих. — А теперь давай мои денежки и вали на все четыре.
Разбежался.
— Я сначала отнесу Дели туда. Подождешь здесь.
— Что?! Да я... — рыкнул он. Дели заворочалась, и я погладил ее по волосам, чтобы успокоить.
— Еще раз повысишь голос — и получишь по морде, — жестко отозвался я. И, прежде чем этот павиан успел сказать хоть слово, я развернулся и пошел к монастырю Господа-Защитника**, расшвыривая сапогами опавшие листья.
Дели приподняла головку и мутными глазами посмотрела на стену белого камня за деревьями.
— Морти?
— Что, родная?
— Где это мы?
— Мы здесь поживем немного, хорошо? Не бойся, нас тут никто не достанет.
Сестренка положила голову мне на грудь и тихо засопела. Я подумал, что Дели снова уснула, но она вдруг подняла на меня чистые, ясные голубые глаза и серьезно спросила:
— Мы теперь бродяги, да? Бездомные?
Мне стало жарко. Я остановился, осторожно поставил Дели на землю у калитки и присел перед ней, ласково погладив пушистые рыжеватые волосы.
— Послушай, котенок, мы не бродяги. Здесь теперь наш дом. Может, ненадолго, но это будет наш дом. Мы не бродяги, а путешественники. Это как прогулка, только очень далеко и гораздо интереснее. Я покажу тебе много-много красивых и замечательных мест, просто сейчас мы должны побыть здесь. Хорошо?
Она закусила губу и порывисто кивнула.
Надо было раньше уходить. Пусть не дома, но она бы жила лучше.
Я поднялся, взял Дели за руку, и мы направились к чугунной калитке, шурша листвой. Прохладный ветер, пахнущий землей и тлением, разбавил тепло осеннего вечера, и на головы нам посыпались мелкие листочки с акации.
Ржавые петли противно скрипнули. Я тоскливо оглядел знак Защитника на решетке — правильный крест в круге, так называемый "Щит Господень" — и задумался. Это же верх цинизма — просить помощи у тех, кого я в свое время почти презирал. До того, как мне исполнилось двенадцать, отец вызывал отсюда священников — обучать меня, а когда-то и моих братьев. Учиться я любил, но лишь тому, что было мне интересно. Многое из того, чему учили нас "святоши", казалось мне скучным, а кое-что так и вовсе лишенным всякого смысла. Я частенько выводил их из себя, и мне это нравилось. А потом родилась Дели, и все изменилось...
Я не прошу помощи для себя. Помогите хотя бы Дели.
Тяжелый молоток на двери в виде все того же "щита" гулко громыхнул по дереву. Дели чуть вздрогнула.
За спиной тихо зашуршали шаги. Я резко обернулся и увидел священника в темно-серой сутане, который направлялся к нам.
— Что вы желаете найти в доме Господа-Защитника? — осведомился он глубоким голосом, слегка поклонившись.
Я поклонился в ответ.
— Позвольте попросить помощи ордена. Нам нужно убежище.
— Орден всегда поможет заблудшим душам, — бесцветно прогудел тот. — Пройдемте со мной, дети.
Я слегка сморщился, как только он повернулся ко мне спиной. Заблудшие души, мать их... О, как я зол! Обычно я не позволяю себе ругаться, даже в мыслях. Но сегодняшний день вымотал и разозлил меня настолько, что я едва сдерживался, чтобы не сорваться.
Тяжелая темная дверь бесшумно отворилась, открыв нашим взорам прохладный сумрак. Я осторожно переступил порог, снова взяв Дели на руки, и попробовал разглядеть что-нибудь в темноте, освещаемой лишь слабым-слабым светом из окон. После золота лучей и листвы я почти ничего не видел.
Гулкие шаги, высокие своды, стоячая, без дуновения прохлада, источаемая камнями, полумрак — все это рождало странные ощущения. Где-то за спиной бухнула дверь, словно отрезая нас от прежней жизни.
Назад хода нет. Только вперед. В темноту и неизвестность.
Священник привел нас к щербатой дощатой двери. Скрипнули петли, и мы вошли в освещенную последними лучами келью. У окна стоял высокий старик с длинными, ниже плеч, волосами и в черной сутане. Заслышав наши шаги, он обернулся и пронзил нас цепким взглядом холодных серых глаз, заставив желудок боязливо съежиться.
Я поклонился, в душе отчаянно желая покончить поскорее со всеми формальностями и расшаркиваниями. Мариха я знал плохо, но понимал, что тот жаден и нетерпелив. Что победит? Лучше бы жадность, иначе нам с Дели несдобровать.
С настоятелем я, конечно, договорился. Я прямо кожей чувствовал его неодобрение, но знал, что к Дели он будет добр. А больше мне и не нужно — не себе же его милость выпрашивать.
Да, монастырь был мужской. Там постоянно ошивалось около полусотни монахов-скопцов, посвятивших себя служению Триединому, а также десять-пятнадцать священников. Дели будет там в безопасности, мне же придется со временем уйти. Но я верил, что вскоре найду нам дом, и мы заживем там вдали от сегодняшних проблем. А пока...
Красную рожу Мариха я увидел задолго до того, как подошел к нему. Как маяк, честное слово.
— Ну чё? — вякнул он, когда я приблизился. — Где там мои денежки?
Я подавил желание оглянуться, дабы убедиться, что монастырь достаточно далеко, и посмотрел в его свинячьи глаза. Пусто. Ни одной мыслишки, даже завалящей. И это — человек?
— Держи, — спокойно сказал я и внезапно заехал ему кулаком в живот. Прямо в солнечное сплетение
* * *
. И коленом по яйцам.
Марих согнулся, хватая ртом воздух, и опустился на колени. Опрокинулся оземь, когда я съездил ему по челюсти. Пара ударов сапогом по роже — и он уже в отключке.
Я обшарил его и забрал худой кошель с серебром, меч и кинжал. Еще нашел флягу с каким-то пойлом, понюхав которое, брезгливо сморщился и отбросил подальше. Как он это пьет?
Точнее, как он это пил...
Без капли жалости перерезал ему глотку его же кинжалом. Обтер клинок о жухлую траву, стараясь не замараться кровью.
Меч и кинжал я похоронил под приметным деревом неподалеку. Тело Мариха оставил лежать там, где он свалился. Ничего, волки и вороны тоже голодны.
Настроение, прежде откровенно поганое, слегка улучшилось, став просто отвратительным. С проблемой в лице Мариха разобрались, в монастырь нас взяли. Теперь остается надеяться, что отец нас не станет искать. Я шел к стене белого камня, шурша листьями и тихо насвистывая песню, принесенную к нам менестрелями. Кажется, в ней пелось о бое на рассвете... впрочем, какая разница? Мне нравилась мелодия, только и всего.
Я приоткрыл скрипучую дверь кельи Дели и тихо вошел. Она сидела на кровати, опустив голову, а мне стало немного стыдно перед ней, сам не знаю почему.
— Делия...
Голубые глаза, блестящие слишком ярко, радостно взглянули в мои. Я быстро, одним шагом пересек маленькую комнатку и присел перед сестренкой.
— Тебе здесь нравится?
Она кивнула, не сводя с меня глаз.
— Мы побудем здесь немного. Тот старик, которого мы видели — самый главный здесь. Его ты должна всегда-всегда слушаться.
— Морти...
— Да?
— А как же папа?
Я почувствовал горечь на языке. Дели, склонив пушистую головку, внимательно смотрела на меня. Слишком у нее взрослый взгляд. Слишком.
— Папа... папе мы... — я умолк, не зная, что сказать.
— ...не нужны, — закончила Дели. Я опустил взгляд и вздохнул.
— Хочешь кушать? — спросил я спустя пару секунд.
— Нет, я хочу спать.
Немудрено.
Я откинул одеяло, и Дели перебралась на подушку. Села, все так же внимательно глядя на меня.
— А где будешь ты?
— Рядом, — я кивнул на стену рядом с ней.
— Я хочу быть с тобой.
— Я тоже, котенок, но нельзя.
Чертов моралист. Она моя сестра, мог бы и позволить нам жить в одной комнатушке.
Дели вздохнула и улеглась. Я быстро чмокнул ее в лоб, укрыл получше и, замешкавшись у двери, вышел. Отдыхай. Завтра трудный день. Правда, сомневаюсь, что трудней сегодняшнего...
А вот и мое обиталище.
Обстановка келий, прямо скажем, роскошью не радовала. Крепкая железная кровать с жестким матрасом, столик и стул у небольшого окна. Вот, собственно, и все. В углу притаился мешок, в котором были кое-какие вещи Дели и пара моих штанов — все, что я успел покидать за пару минут. Приходилось быстро сматываться, иначе кто знает, что случилось бы...
Отец просто ненавидел Дели, обвиняя ее в смерти жены. Еще бы, любимую игрушку потерял — новых игрушек у него, к слову имелось в изобилии. Добродетельный рыцарь, верный слуга Триединого и благочестивый дворянин просто не имеет никакого морального права жениться снова, тем более что детьми он себя обеспечил, да и служанок в доме полно... Конечно, глупо было винить новорожденную девочку в смерти матери, но отец словно обезумел и всячески показывал Дели, как она нежеланна. Мамино здоровье к тридцати годам пошатнулось, и четвертых родов она не перенесла. Отец ее, конечно, очень любил, что не мешало ему закатывать скандалы через день — сколько себя помню, так и было. Дели прямо с рождения попала в этот водоворот, а защищать ее приходилось мне одному, так как оба моих младших брата, Гордон и Сайлас, находились при дворе. Меня, как старшего, сия чаша миновала. Правда, за тот год, что я провел на границе, Дели успела хлебнуть горюшка с лихвой. Не знаю, поняла ли она все это... когда мне пришлось уехать, ей было всего два с половиной.
Сегодня... о, даже не хочу вспоминать. В общем, если бы мы вовремя не убежали, отец наверняка убил бы Дели... впрочем, можно ли называть этого ублюдка отцом? Вся его заслуга в том, что он некогда зачал маме ребенка и изредка дарил нам какую-нибудь дорогущую игрушку. Вот и вся его забота.
Что странно, по маме я уже почти не скучал. Вот уже четыре с половиной года, как ее нет, и слишком многое случилось за это время. Я уже не тот двенадцатилетний мальчишка. Да, семнадцать лет — совсем немного, но при такой жизни и это — срок. Кто-то может усмехнуться — да что он знает о жизни, этот избалованный гацрадишка? О, поверьте — очень много и очень неприятного.
Лежа на колючем одеяле и глядя в потолок, я долго размышлял обо всем этом. И решил — будь что будет, но я вырву у судьбы порцию счастья для себя и Дели. И наплевать на весь остальной мир, пусть он хоть подавится.
На рассвете меня разбудил глухой стук. За дверью топтались, как будто в нерешительности или раздражении, чем очень действовали на нервы уже мне. Монахи, чтоб их... непременно чуть свет необходимо подниматься! Как я устал...
Я все же заставил себя подняться. С трудом, но заставил. А снаружи — вот это да! — меня ждал отец-настоятель собственной персоной.
— Доброе, — я чуть слышно скрипнул зубами, — утро, отец.
— Доброе, сын мой. Ты позволишь мне войти?
А есть варианты?
Я молча посторонился, дав ему пройти. Церемонно-благочинно сложив руки на животе, настоятель протиснулся мимо меня и встал статуей посередине комнаты, в упор глядя на меня.
Ненавижу такие взгляды. Как будто хочет к полу придавить. В голове мелькнула шальная мысль — надо научиться такому взгляду, когда-нибудь пригодится... Видимо, эти размышления как-то отразились на моем лице, ибо настоятель прищурился и изрек:
— Сын мой, как ты знаешь, ваше с девочкой пребывание здесь противоречит всем правилам нашего монастыря...
Я едва не расхохотался.
— Простите, отец, но мне казалось, что Господь-Защитник дает укрытие всем просящим.
Холодные серые глаза настоятеля превратились в две узкие щелочки, метавшие молнии.
— Именно поэтому мы и позволили вам быть здесь, — процедил он. — Но, как ты понимаешь, это долго продолжаться не может.
— Понимаю.
— Вот и хорошо, сын мой.
Мне ужасно хотелось сморщиться, как от чего-то кислого. Сын мой... да не приведи Господь... твой же.
— Поэтому, — продолжил священник, — мы с прискорбием вынуждены сообщить, что вы должны уйти еще до празднования Грозовиц.
Что... как до Грозовиц?!
— Подождите, святой отец... но я ведь не успею найти подходящего места до весны! Позвольте остаться хотя бы до праздника урожая...
Настоятель смерил меня ледяным взглядом, что-то прикидывая.
— Хорошо. Мы позволим остаться здесь... до середины лета. Девочке.
Вот старый козел!
— Спасибо, свя...
— Но, — перебил он, подняв кверху палец, — ты должен начать поиски средств к жизни уже сейчас, пока не наступили холода. Зиму ты можешь провести с нами, но весной ты уйдешь.
Да пожалуйста. Я ж за зиму задохнусь здесь.
— Позвольте мне два-три дня побыть с сестрой, прежде чем уйти. Ей сейчас тяжело, и я...
— День, — отрезал настоятель. — День, и ни часом больше.
Нет, все-таки он старый козел. Моралист, тоже мне... правила у него. Защитник заблудших душ. Сказал бы, куда таких защитников...
Когда за святошей закрылась дверь, я еле сдержался, чтобы не садануть по ней кулаком изо всех сил. Так, хватит... надо держаться. Ради Дели. Вот уйдешь с наемниками, там делай что хочешь, а сейчас — держи себя в руках, Мортимер.
Дели наверняка еще спит и спать будет долго — обычно она просыпалась часа через два-три после рассвета. Не хочу, чтобы она питалась монастырской снедью, хотя бы несколько дней. Следовательно, придется расстаться с энной суммой денег и постараться не вляпаться. Впрочем, думаю, меня не узнают: в последний раз я был в ближайшей деревне года два назад и выглядел не в пример лучше. Вряд ли они узнают сына их гацрада в высоком худом парне с растрепанной черной шевелюрой и с кругами под глазами.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
