Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
  Многое у запорожцев непонятно в мелочах, но в главном всё понятно, и в этом он с ними полностью согласен. Дубы-то и рядом с ихним городком есть, и на острове, и на том малом островке, который они так и называют, Дубовым, но там они их не пилят, и это правильно — желуди по осени в двух шагах от городка можно будет собрать, мелким детям это поручив и не боясь за них. А брёвна эти дубовые лучше уж потрудиться один раз или несколько, но здесь их заготовить, на чужом берегу, куда за желудями всё равно никто не поплывёт. Но и здесь пилят выборочно — молодые дубки не трогают, кряжистые вековые тоже, а выбирают средние, и в дело годные, и не слишком тяжёлые. А раз уж свалили дуб, то хоть и валили его ради ствола, не бросают и веток. А чего им зря гнить, когда и для их печек дрова со временем понадобятся? Зачем же тогда и ещё одно дерево потом валить на дрова, когда вот они готовые, только порубить, увязать, да унести? Даже сводя лес на свои нужды, бережно запорожцы обращаются с ним. Не губят попусту.
  А как работу наладили! Ветки им для топоров только такие оставляют, которые на бревне с одного удара перерубишь. Ну, если их булатным топором рубить или секирой трофейной с лезвием из оцела. Если совсем уж плохим из кричного железа, тот затупится быстро, и тогда пара-тройка ударов понадобится, но таких топоров у запорожцев нет. Ему отличный дали, приятно таким работать. А брёвна запорожцы пилят на такие куски, что и из самого толстого такой кусок вдвоём нетрудно нести, а из бревна потоньше справишься и один, не сильно утомившись. Так их и носят, складывая у воды, чтобы поудобнее было самые лёгкие в лодию грузить вместе с вязанками дров, а из самых тяжёлых плоты вязать для буксировки той же лодией. Вот боязно, правда, каково их будет на своём берегу вверх по склону затаскивать, но запорожцы уверяют, что там вручную не придётся. Телега у них есть для этого, как-то мудрёно они её называют — то ли автоватор, то ли вакуатор, как-то примерно так. Говорят, даже другую железную телегу поднять и увезти может. Не любую, но маленькие, которые они лёгкими называют — говорят, и поднимет, и увезёт. Верится с трудом, но до сих пор ни разу ведь ещё ни в чём не обманули, да и сами работают наравне с ними, а уж себя-то им перетруждать без нужды какой резон?
  Запорожцы и сами сетуют на то, что не получается на этот берег облегчающие труд самобеглые телеги перебросить. И через Днепр их перевезти не на чем, и поднять на кручи негде. Это у себя просеки прорублены, пни выкорчеваны, и тропы на них накатаны, так там это смысл имело, поскольку постоянно этими дорожками и пользуются, а здесь-то какой смысл. Валка деревьев выборочная, и не так уж и много брёвен заготавливается на ней, чтобы и дорогой для этих телег заморачиваться. Если мало окажется, то недостающие в другом месте заготавливаться будут, и что тогда, там тоже дорогу прокладывать? Не тот случай — проще и легче заготовленные брёвна и вязанки дров вручную к реке снести. Вот так и объяснили, показав непонятное жестами. Хоть и не всё Стемид понял в деталях, зато суть уловил — и в самом деле, никакого резона корячиться на прокладке дорог, которые уж точно не пригодятся в будущем. А кому нужны одноразовые? Не такие у них грузы, чтобы не обойтись без этой лишней мороки. И дрова-то заготавливают здесь только потому, что иначе только зря пропадут ветки от уже поваленных деревьев, а нужны — дубовые брёвна.
  Для чего они запорожцам понадобились, Стемид не понял. Для полуземлянок традиционных они слишком короткие, да и сами сказали, что не будут их строить, а будут в имеющихся каменных хоромах всех людей размещать. А брёвна — говорят, что какие-то колёса из них будут делать. Чем им плохи их металлические колёса на этих их железных телегах, не поймёшь. И ещё говорят, в воду их зачем-то ставить будут, чтобы вода в реке своим потоком их крутила. Но для чего это нужно, сложно объясняют, тоже не поймёшь. Остаётся только на их здравый смысл полагаться. Раз напрягаются на этих работах сами, не считая их ненужными, значит, какой-то большой пользы от этой своей затеи ожидают. А мудрецы у них — наверное, где-то в чём-то и его родового старейшины мудрее, и даже самого жреца, служителя всемогущих богов. Таким людям — виднее, что нужно городку, а его дело — делать, что попросят. Скажут брёвна вниз таскать — будет таскать, скажут ветки эти на дрова собирать и рубить — будет собирать и рубить.
 
  С дровами-то — понятнее намного. Начинают запорожцы уже своих людей, кто без собственных хором в этих больших каменных теремах, размещать в ранее нежилых, и туда печки железные ставят. Нашлись у них бесхозные, хоть и мало. А со временем они и ещё таких же наделать надеются, когда будет из чего. Та печка, которую и им показали — просто чудо. Обычно ведь что в полуземлянке бывает? Просто очаг, выложенное камнем кострище, в котором и горит обыкновенный костёр. И дров он требует — прорву. Есть ещё печи глинобитные, на них хлеб пекут, да от них же греются в теремах у вятших. Для такой печи и дров намного меньше нужно, чем для костра в очаге, но всё равно очень много. Но вот таких железных и у вятших ни у кого нет, даже у самого хёльга Эрибулла в его тереме в Вышгороде, а значит, и на всей Руси. А вот у запорожцев — у многих. Так мало того, что из дорогого железа, ей же ещё и дров много не нужно. И сама нагревается быстро, и жар в хоромы быстро отдавать начинает, и дрова — вот такие ветки для неё вполне годятся, если только на куски покороче их порубить, чтобы внутрь помещались. И труба у неё есть, по которой дым от сгоревших дров наверх уходит, а дальше, куда труба его выведет. Можно из хором наружу его вывести, и тогда хоромы не задымляются, и дышится в них легко. И невольно позавидуешь всем, у кого свои такие есть. Каждой-то семье, у кого нет — и сами запорожцы в скором времени не обещают. Когда будет железо на них, тогда только их и сделают. А когда оно появится у запорожцев в таком немыслимом для Руси количестве?
  Но на всех и хоромы семейные нескоро ещё выделят. Запорожцы и своих-то не всех ещё по таким расселили. Пока обещают группами к осени расселить, это называется у них общагой, вот на такую общагу, говорят, пару-тройку железных печек найдут из чего сделать. Бочки у них тоже железные для того масла, которое бензин этот вонючий, когда весь его сожгут из какой-то одной, как раз из неё тогда и будут делать, покуда другого на них железа нет. А другое — привозить надо с юга, от ромеев. А для этого на лодию ставить железяку хитрую с их железной телеги, мотор называется, да ещё к нему туда и приделать что-то нужно, чтобы он лодию вперёд по воде толкал, а это ещё их мудрецы не придумали пока, как сделать, чтобы хорошо получилось. И придумают, и сделают, в этом запорожцы уверены, но сплавать до осени, наверное, только к корсунцам успеют. А много ли железа у корсунцев лишнего, которое они могли бы им продать? Так что на привозное железо и не рассчитывают запорожцы в этот год. Тут солью бы закупиться для солений, да прочих их нужд, из которых Стемид не понял и половины, и то задача, а железо с прочим только на будущий год корсунцам заказать, чтобы привезли из главных ромейских земель. Ну так а что он, сам не понимает, что и без соли городку тоже не обойтись? Раз ближе к ним соль, то до неё и надо дотянуться первым делом. Русы вон вообще посуху от волынян её возят, поскольку не поднимешь её по Днепру через Пороги.
  Так что и тут запорожцы правы. С ткм железом, которое уже есть, не один год ещё прожить можно, пускай и не так хорошо, как мечтается, а соль уже к осени им нужна. И не надо за ней к волынянам, когда её и на перешейке Тавриании полно, и ещё раньше до неё там доберёшься, чем даже до ромейского Корсуня. Но на юге, в днепровских плавнях, русы-артаны могут добром и не пропустить, и опять же, правы запорожцы, когда хотят и эти трофейные лодии сделать такими же самобеглыми и быстроходными, как и эти ихние маленькие лодки. Лишним оно там не будет. Пока не ясно ещё, какие с ними отношения у запорожцев сложатся, никакие предосторожности там лишними не будут. Да и здесь тоже правильно запорожцы делают, что дозор вооружённый выставили. И печенегам у Порогов недолго и до городка их дойти, и на этот берег переправиться, и артанам подняться вверх по Днепру, если напасть решатся, и местные лесовики какие-то могут быть. Мало ли, что не слыхал о них никто? Будь он сам беглецом от русов-киян, тоже затаился бы так, чтобы ни слуху о нём не было, ни духу. Ни киянам незачем было бы о нём знать, ни артанам, ни печенегам. Строго говоря, и запорожцам тогда не обрадовался бы, а будь их таких много, так вполне возможно, что и напали бы. Даже не ради грабежа, а просто для избавления от непрошенных чужаков, без которых спокойнее.
  А могли и уличи с Буга забрести. Плохо им там теперь, когда Эрибулл на них и печенегов натравил, чего вятшие в Вышгороде и не скрывали. Не хотят покоряться хёльгу и не понимают, от кого им защита его нужна? Вот теперь — поймут. Кто-то понял так, как и хотелось русам, и эти отошли в леса на север, на подвластные Киевщине земли, а кто-то наверняка ведь понял и по-своему, и такие могли либо северным путём через долину Роси к Днепру выйти, да по его берегу вниз пройти, либо на юг, да вдоль лимана выйти к устью Днепра, и от него уж вверх по течению. Вряд ли многие, основная-то масса должна была к тиверцам на Днестр податься, но некоторые — вполне могли и сюда. Не абы какие, а самые отчаянные, которым терять уже нечего. Или к артанам, дабы вместе с ними разбойничать, или вот сюда, дабы жить самим по себе и никому не подчиняться. Стемид и сам терялся в догадках, какой выбор сделал бы на их месте. Любой вариант в чём-то хорош, но в чём-то и плох. И пожалуй, оно и к лучшему, что не на их он месте, а на месте запорожцев заодно с ними самими. И веселее оно как-то, и увереннее. И лучше бы местным, если они всё-же здесь есть, с нехорошими намерениями к ним не соваться. Хоть и неприятно ему будет их убивать, прекрасно ведь и их понимая, но если придётся — будет убивать, поскольку и он теперь — тоже запорожец, и свои для него — здесь. Хоть из их громовой железяки, хоть из лука, хоть копьём, хоть секирой, хоть мечом — что дадут ему, то и применит против кого угодно, кто не запорожец и враждебен запорожцам. Соплеменника-древлянина не убить, а взять живьём разве только постарается, но откуда здесь взяться древлянам?
 
  Одно только тревожит. Хоть и готовятся запорожцы по всем видам обживаться здесь насовсем, но сами сказали им, что может быть, их мудрецы из их далёкой заморской страны ещё и смогут вернуть их обратно так же, как и сюда их забросили, намудрив у себя чего-то не то. Рассчитывать на это нельзя, поэтому и готовятся к худшему, но надежда-то ведь умирает последней. А вдруг повезёт? Ну а если уж не смогут весь их городок обратно вернуть, так может, и людей хотя бы заберут? Пока не удаётся с родной страной связаться по говорящему ящику, но это бывает, уж очень она далека, и в такую даль связь не всегда есть, но рано или поздно установится. А искать их будут, поскольку запорожцы своих не бросают. Хорошо запорожцам, а каково им, вновь принятым здешним? Возьмут ли туда, в ту заморскую страну и их? Аланы вон кого попало не берут, носы воротят от большинства желающих, и что, если и у запорожцев в их стране такие же порядки? С одной-то стороны, люди хорошие, и не хочется неудачи им желать в их надеждах, но с другой — лучше бы уж здесь они все остались с ними, а их соплеменники из-за моря помогли бы им обустроиться здесь не хуже, чем они жили там. Боги, ну сделайте пожалуйста, чтобы так оно и вышло!
  — Клавдия Семёновна, а вы что здесь делаете? — капитан Махно выпал в осадок, увидев поднявшуюся к ним биологичку в сопровождении пяти девок, — Здесь же опасно!
  — Не выдумывайте, Николай. Семеренко говорит, что кочевники далеко, пираты тоже, а местных лесовиков, скорее всего, и вовсе здесь нет. А в этот лес мы углубляться и не будем — всё, что нам сейчас нужно, найдётся и здесь, на опушке. Вот, как раз она и есть — смотрите, девочки, мы с вами будем сейчас собирать вот эту траву, — она указала девкам на довольно густую поросль начавших уже цвести каких-то явно сорных растений, — Так, девочки, очень аккуратно выкапываем все молодые растения вместе с корешками, чтобы не повредить их. А с больших и начавших цвести собираем листья, но не все, а не больше половины, чтобы не загубить растения. Они нам ещё пригодятся в будущем.
  — Клавдия Семёновна, а на кой чёрт вам сдался этот бурьян? — не понял Махно, — На съедобный он уж точно не похож, да и полно же его и на нашем берегу. Охота вам за ним была аж на Правобережье плыть и в гору сюда подниматься? Точно ведь вам говорю, есть этот бурьян и прямо в двух шагах от городка.
  — Я знаю, Николай. По нему и заметила, что цвести начинает. Но тот, который в двух шагах, пусть там и растёт, побережём его, а соберём для начала отсюда, раз выдалась такая оказия, и вы здесь охраняете.
  — Ну так оставьте нам образец, чтобы мы ни с чем не попутали. Как разберёмся с дубами — надёргаем вам этого бурьяна хоть пол ладьи, хоть целую ладью.
  — Николай, за готовность помочь спасибо, но нам не надо надёргать, нам нужно очень аккуратно собрать. Пару корзин молодых растений целиком возьмём, их мы потом на грядке в школьном дворе посадим, чтобы там и росли дальше, а остальные корзины мы наполним листьями со взрослых растений, не губя их понапрасну. И на Хортице будем их собирать, и у нас — нам их чем больше, тем лучше.
  — И чем этот бурьян так хорош?
  — Это сапонария, она же — мыльнянка лекарственная. Кое от чего очень неплохо помогает, но в таком количестве она нужна нам не за лечебные, а за мыльные свойства. У нас мыла, как ни экономь его, а до осени его всё равно не хватит. Чем мыться и стираться будем, когда оно у нас всё кончится?
  — И что, из неё на самом деле мыло сварить можно?
  — Не само мыло, а мыльный раствор, которым можно мыться или стирать вещи вместо мыла. В листьях и корнях у мыльнянки много сапонинов, которые как раз мылятся в водном отваре. Но для корней сезон наступит после её отцветания, а листья и сейчас уже можно использовать. Хоть свежие можно заваривать, хоть сушёные, так что заготавливать их можно и впрок. Чем больше наберём, тем лучше. И чем больше к себе пересадим, тем лучше. Вы же скоро водопровод нам восстановите, как я понимаю, и тогда можно будет и баню организовать, и прачечную. А мыло нужно и туда, и туда.
  — Так ведь нормальное же мыло сварить можно, — хмыкнул капитан, — Не помню точно, за этим к Науменко, но кажется, там жир любой годится, известь, да зола.
  — Вот из-за золы у нас как раз и конфликтная ситуация с Остапом Андреичем, — пояснила Никифорова, — Ему она на порох нужна, на что-то ещё взрывчатое и на это мыло, а мне — на удобрения для наших полей и огородов. И ему золы нужно много, и мне, и нам сколько её ни дай — всё мало.
  — Да, Андреич что-то такое говорил. Вроде бы, из соли ещё можно щёлочь для мыла получить, и тогда зола на неё не нужна. Но я так и не понял, в чём там дело.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |