Меч и Магия: Сказитель грез

— Я собрал немного этой субстанции, — удовлетворенно сообщил Помпондерант, достав из-под мантии маленький флакон. — После соответствующих анализов я помещу ее в герметичную камеру в моем кабинете и буду наблюдать с помощью нужных устройств. Возможно, при свете луны из нее родится стеклянный младенец.

Дилиженс восхищенно смотрела на стену слева от отца, пытаясь представить удивительное зрелище.

— Что было в послании? — спросила она наконец.

Настала очередь отца смотреть куда-то в сторону.

— Как ты, без сомнения, знаешь, Колесо в последнее время страдает от различных бед с земли и неба: огненные бури здесь на юге, засуха, преследующая Скотоводов, идущих за нами, и землетрясения на больших территориях, ожидающих нас на севере страны. Три месяца назад короли собрались в Оси и гадали с помощью холодного огня и коз. Результаты оказались неубедительными, — король переложил мешочек с одной ладони на другую. — Хранители составили тревожную теорию, что это мы, Кружащие, позволили себе нарушить ход Колеса и, таким образом, виновны в его скором разрушении. Они оправдывали свои страхи ярдами свитков с расчетами. Предложенное ими средство спасения — всем перейти на четверть оборота Колеса вперед, что надо сделать как можно скорее.

— Перейти вперед? — Дилиженс беспомощно прошлась взглядом по комнате. — Ты имеешь в виду, уйти с юга? Так скоро? Сбор урожая здесь еще не окончен.

— А посевы на востоке еще не готовы для наших кос, — отец взмахом руки отверг этот план. — Дурацкие пререкания... Начались горячие споры, и в итоге решили, что дисбаланс оказался глубже, чем можно исправить простым движением вперед. Было решено, что мы должны обратиться к Сказителю грез за ответом на нашу загадку. По воле королей к Незримой стене отправили посланника, чтобы умолять о помощи Амонвелль, которая называет Сказителя грез своей родней. Сегодня утром ее ответ принес стеклянный человек, — король глубоко вздохнул и повернулся к двери. — Неек!

Послышался скрип и шорох. Через мгновение гость из Оси уже стоял перед королем, юный писарь пристроился рядом с ним. Дилиженс заметила усталые глаза юноши, и вспомнила, что его подняли с постели до рассвета.

Король положил кожаный мешочек и приказал писарю:

— Прочти.

Юноше пришлось дважды откашляться, прежде чем он смог начать. Похоже, ему пришлось постараться, чтобы избавить свой голос от дрожи.

— Приветствие, — прочел он, — от Амонвелль из Основателей — народу Земли Кружащих и ее королям. Брат мой Сказитель грез согласен предоставить вам аудиенцию после доставки нескольких даров дружбы. Это меч Эла, называемый Косой Людей, что был захвачен в битве при Краденном Воздухе; девять свежих бутонов остродрева; семь альтеров в хорошем состоянии; а также четырнадцать иофолков с соответствующим кормом.

Юноша сделал паузу на глоток воздуха, и взгляд Дилиженс упал на Неека. Житель Оси не пытался скрыть презрительную усмешку.

— Кроме того, — продолжал писарь, — с сожалением прошу о небольшой милости. Дочь Амонвелль Мэдавин должна сопровождать эти дары при посещении земли своей матери, продолжительность которого определим мы вдвоем, — послание завершалось указанием даты и места аудиенции со Сказителем грез. Наконец, юноша опустил дощечку и замолчал.

— Мэдавин, — вздохнула Дилиженс. — Никто меня так не звал с тех пор, как я была маленькой, — внутри нее возник странный холод при взгляде на обеспокоенное лицо отца. — Я думала, что останусь с Кружащим народом до двадцать первого дня рождения. Еще целых четыре года...

Король вздохнул:

— Это верно, соглашение о рождении предусматривает, что твои первые двадцать лет должны пройти здесь, в Колесе. Однако такая просьба не стала неожиданностью. Твоя мать всегда была непостоянным существом, созданным из равных частей причуды и нетерпения. Без сомнения, она ждет тебя и рада любому случаю, чтобы ускорить твой приезд. Некоторые фракции Хранителей и их сторонники среди других движущихся уже выдвинули идею — послать альтера вместо тебя, — он бросил кислый взгляд на Неека. — По правде говоря, я бы с удовольствием согласился, если бы не был уверен, что твоя мать раскроет эту уловку в одно мгновение — и расторгнет наше соглашение в следующее.

Помпондерант пошевелился в тени за спиной короля:

— Последствия будут такими: Амонвелль воспримет столь грубую ложь как оскорбление и нашлет множество ураганов, чтобы опустошить часть Колеса в отместку, — старик задумался. — Или соберет армию стеклянных людей, чтобы перекрыть северные торговые пути.

Житель Оси фыркнул:

— Вы преувеличиваете ее возможности, — заявил Неек. — Постоянный Народ — люди, при всей их странности. Они смешивают их кровь с нашей в соответствии с древними договорами. Согласиться отправить вашу дочь в это опасное путешествие, только чтобы удовлетворить прихоть женщины — попахивает слабостью.

В кабинете воцарилось молчание, когда король привстал за своим столом. Неек попятился, и даже Дилиженс сжалась при виде выражения лица отца, желая, чтобы ее кресло твердо стояло на полу, а не висело с потолка, как связка перца.

— Осторожнее, ты, серый мальчик, — сказал король тихим, угрожающим голосом.

— Какая короткая память в Оси, — Помпондерант наблюдал со своего места в тени, — если вы забыли о судьбе Сияния во время битвы при Краденном Воздухе, когда два раза по десять сотен огневиков были уничтожены одним лишь желанием Амонвелль.

— Я слышал несколько меньшую цифру, — сухо сказал Неек. — Во всяком случае, никогда не было договоров между огневиками и Незримой стеной, в то время как мы...

— Вон, — сказал король. Дилиженс видела, как пальцы отца вцепились в покрытые парчой подлокотники кресла, когда он медленно сел.

Гость из Оси вызывающе поднял острый подбородок:

— Если мне будет позволено...

— Вон!

Все подскочили, когда мощный кулак короля ударил по рабочему столу.

Как только дверь, скрипнув, закрылась за Нееком и дрожащим писарем, король повернулся к дочери.

— Дилиженс. Дочка. И правда, это путешествие может быть опасным, — его взгляд был серьезен. — Тем не менее, с прошлого года я замечаю в твоем характере некоторую неугомонность и чувствую, что поход за пределы Колеса сейчас не расходится с твоими собственным желаниями, несмотря на все возможные помехи и опасности, — он кивнул. — Помпондерант, по совпадению, тоже объявил о своем намерении отбыть из Земли Кружащих. Если ты решишь сделать это для твоего народа, он готов сопровождать тебя примерно полпути вокруг Колеса и за его пределами, до тех пор, пока ваши дороги не разойдутся.

Дилиженс посмотрела на своего старого наставника с удивлением. Помпондерант уезжает?

— Конечно, я поеду, — сказала она. — Конечно.

Отец склонил голову в знак благодарности.

— Как хорошо знает твоя мать, меч Эла Коса людей лежит в хранилище королей в Оси. Его уже отправили сюда, — король снова поднял маленький кожаный мешочек и раскрыл его. — Может понадобиться некоторое время, чтобы найти необходимое количество бутонов остродрева. Этих деревьев в здешних краях уже не так много, как когда-то. Во всяком случае, мы планируем твой отъезд через четыре недели, чтобы ты приехала на место встречи с караваном в нужный день.

— Да, отец, — Дилиженс спустилась с качающегося кресла, ее голова была переполнена мыслями. То, что началось, как призыв на суд, закончилось открытием двери в совершенно новый мир. Когда она повернулась, чтобы выйти из комнаты, отец откашлялся.

— Еще кое-что, дочка. Повариха, несомненно, захочет устроить большой праздник в честь твоего отъезда. Может быть, ты сможешь потратить одну из оставшихся недель, чтобы помочь ее слугам отсортировать и пометить несколько тысяч бочек с травами, хранящихся в подвале, — он снова слегка кашлянул. — Кажется, таинственная болезнь поразила летние грядки пряностей и сделала их содержимое совершенно несъедобным...

3

Птица на подоконнике

Хич присел за камнями на вершине холма и посмотрел вниз. Под ним простиралась маленькая долина, а в центре долины стоял маленький дом. Он наблюдал за домом постоянно в течение двух дней, уходя только, чтобы найти пищу в лесу рядом или справить нужду в кустах.

Это был аккуратный красивый дом, круглый, как тыква, и построенный из переплетенных толстых прутьев, обмазанных желтой глиной, с ровно уложенной соломенной крышей.

Хич оглядывал его с опаской. Он слышал о брошенных домах, которые потом занимали хобы, не строящие ничего для себя. Существа приходили туда, пока могли, иногда им удавалось заманить ничего не подозревающих путешественников, схватить их и разорвать на куски своими длинными руками и острыми зубами.

В первую ночь, когда он только пришел, маленький дом светился радостным светом, круги его окон были тепло-оранжевых на фоне сине-черных сумерек. При дневном свете, ничто в доме не шелохнулось: никто не выходил из него и никто не входил. На вторую ночь дом остался неосвещенным, и опасения Хича, что он наткнулся на логово хобов, вернулись. Возможно, огонь, горевший в очаге предыдущей ночью, остался с тех пор, как хозяин дома встретил свою смерть, и просто не сразу погас.

Утром третьего дня кое-что изменилось: входная дверь оказалась открыта.

Хич сидел за камнями на вершине холма и смотрел вниз все утро, не заметив никого, кроме небольшой серой птицы, которая некоторое время кружила над долиной, а потом исчезла, скрывшись позади дома.

Время от времени желудок напоминал, сколько времени прошло с тех пор, как он ел нормальную пищу — последние несколько дней приходилось питаться только найденными ягодами и корой сахарного дерева. Мальчишка поежился: с далеких гор тянуло холодом. Если судить по промерзшим костям, уже прошли века с тех пор, как он в последний раз сидел в четырех теплых стенах. Желудок заворчал, и Хич облизал губы. Он уже давно жалел о засоленном угре, выброшенном недели назад на поляне у колючих кустов.

Путешественник взглянул на безоблачное небо. Серая птица вновь взлетела под ярким полуденным солнцем, а ведь всем известно, что разумные хобы избегают прямого солнечного света! Хич прищурился и посмотрел вниз, на долину. Если нужно рискнуть и подойти поближе, сейчас самое время. Подобрав свой заплечный мешок и посох, мальчик вышел из-за камня.

Он быстро спустился по поросшему травой склону, наклонившись, чтобы остаться незаметным. Тихо пробрался вперед, приблизившись к дому с той стороны, где сложенные поленницей дрова загораживали вид из окон. И, наконец, подкрался к открытому дверному проему.

Внутри было темно. Хич хотел постучать в дверь концом посоха, но не решился нарушить тишину. Сердце колотилось, он набрал в грудь воздуха и шагнул через порог, быстро повернув голову из стороны в сторону, чтобы высмотреть, не собирается ли кто-нибудь наброситься из темноты. За дверью оказалась небольшая кухня, увешанная связками сушеных трав, и гостиная с холодным очагом. Хич двигался медленно, щурясь и принюхиваясь, но запаха хобов не чувствовалось.

Еще один дверной проем оказался у дымовой трубы. За ним мальчик обнаружил небольшую спальню, куда выходила внешняя сторона очага. На низкой койке у наружной кривой станы лежала старая женщина. Сначала Хич принял ее за мертвую, но когда он подошел ближе, доска на полу скрипнула, и старушка прерывисто вздохнула, ее бледные пальцы смяли одеяло на груди. В комнате пахло болезнью. Лоб женщины блестел от пота, ее глаза невидяще глядели вверх, пока мальчик стоял и смотрел на нее, дыхание казалось частым и неглубоким.

Ставни были открыты на всю ширину окна над койкой, и, пока Хич наблюдал, с тихим хлопаньем серых крыльев подлетела птица. Женщина, казалось, стала спокойнее при стуке птичьих когтей на деревянном подоконнике. Ее глаза закрылись. Когда же она снова открыла их, то посмотрела прямо на Хича. Он наклонился, увидев, что она приподняла подбородок, губы дрожали, словно старушка хотела что-то сказать.

— Корни и ячмень в шкафу, — наконец, прошептала женщина. — Вода в колодце за домом. Почему бы тебе не сделать нам суп?

Хич нашел черный чугунок, висящий на цепочке внутри очага. Принес дров и немного лучины для растопки и развел небольшой огонь, затем порубил съедобные корни вместе с некоторым количеством сушеного перца из кухни, примешав горсть ягод, что принес из лесу. После дней впроголодь запах супа казался просто великолепным. Мальчик достал свою тыквенную чашу из мешка и разделил пищу, налив хозяйке дома ее часть в маленькую глиняную плошку, которую нашел у очага, белую и разрисованную синими рыбками. Старушка была слишком слаба, чтобы есть самой, так что Хич подложил ей под голову свой заплечный мешок и помог ей пить из плошки. В ту ночь он спал у очага, вместо одеяла укрывшись темно-зеленой шерстяной накидкой, которую взял с вешалки у входной двери.

Утром старушка выглядела значительно лучше, хотя по-прежнему была очень слаба. Хич открыл окно над койкой, чтобы бледно-золотое солнце лучше освещало спальню. Затем он разогрел в очаге немного воды и помог больной умыться.

Казалось, ей больно говорить, но женщина спросила, как его зовут и откуда он, и мальчик рассказал, что блуждает в лесу много дней, потерявшись после гибели своего отряда. Старушка никогда не слышала о Морском Крае, но подробно описала небольшой перевал, лежащий к востоку от ее долины, по которому можно быстро пройти через горы. За пиками гор лежало озеро и узкий участок леса, заканчивающийся у широкой равнины, где иногда проходили караваны торговцев. Рассказ утомил больную, и она задремала, пока гость ее благодарил.

Зима была все ближе, и ночи все холоднее. Хич перенес в дом много дров, сложив их у очага, а потом занялся другими делами. Было уже позднее утро, и он резал травы на кухне для обеда, когда вдруг из спальни послышался стук когтей по дереву. Оказалось, серая птица вернулась. Она бесстрашно смотрела на человека своим ярким черным глазом, наклоняя голову, чтобы видеть его, пока он шел к койке старушки.

— Прогнать ее? — спросил Хич.

Женщина с улыбкой покачала головой:

— Скоро улетит сама, — сказала она шелестящим шепотом. Старушка подняла тонкую и пронизанную голубыми жилками руку. — Только останься рядом со мной ненадолго и подержи меня за руку. Я такая маленькая и легкая, что меня может унести ветерок, но я не готова к этому, не сейчас.

Действительно она выглядела хрупкой и бесплотной, но, когда Хич взял ее руку, хватка больной была достаточно твердой. Птица улетела, когда он сел у койки, но не потому что испугалась, а так, словно ей понадобилось куда-то еще. Вскоре женщина начала метаться на своем тонком соломенном тюфяке, ее глаза двигались в глазницах, пока она что-то бормотала, слишком тихо, чтобы можно было расслышать. Ее бледный лоб покрылся потом, и мальчик испугался, что лихорадка вернулась.

Время шло, пока хрупкая фигурка шевелилась и бормотала. Хич уже начал дремать, когда вдруг снова прилетела птица. Стук когтей по подоконнику, казалось, вырвал старушку из сна. Ее дыхание замедлилось, и она со вздохом выпустила руку мальчика. Он вышел, чтобы приготовить для нее мятный чай, а когда вернулся, на окне уже не было никого. Старушка улыбалась, ее длинные волосы лежали на подушке, словно серое облако вокруг лица.