Миндаль для Белки

Виной всему обнаженная грудь его светлости. Тысячу раз за ночь Гейдж крутилась на кровати и столько же мысленно тянулась к графу.

Наивность. Старая дева и граф? Здесь волшебство бессильно.

Миндальные орешки, которые раскроют истинное "Я", но что раскрывать, если и без того ясно? Она — тень, пустота, обуза.

Если не считать ситуацию с лордом Сейвуджем и другими джентльменами, которых обыграл брат, единственное предложение было получено два года назад от престарелого барона, друга отца.

Поместье лорда Невилла соседствовало с ДримКарлейн. Этот факт и наличие обширной библиотеки у барона соблазняли, и Гейдж почти дала согласие, когда поняла, что человеку, который обеспечил себя наследниками мужского пола, ни к чему невзрачная жена. Будь она красивой — могла выгодно оттенять супруга на званых вечерах соседей, а так... Еще один атрибут мебели? Антиквариат? С этими обязанностями она прекрасно справляется в родном поместье.

Гейдж долго стояла у зеркала, разглаживая несуществующие складки на платье, и вместо себя вдруг представила юную девушку в розовом кимоно. Во взгляде ее пока нет обреченной уверенности в своей бесполезности. Ее можно даже назвать хорошенькой.

— Все капиталовложения должны приносить прибыль, — память с точностью скопировала л6ед в голосе лорда Карлейн. — Однако к дочерям это не относится.

— Дорогая, не волнуйся, — небрежный голос леди Карлейн, — все, что от тебя требуется — выйти замуж.

— И как можно скорее, — снова лорд Карлейн.

— Уверена, ты нас не разочаруешь, — леди Карлейн.

Образ молодой особы растаял, уступив место женщине, взрослой, слишком взрослой, чтобы верить в чудеса. Артур — мошенник, забывший купить подарок — вот и все, но она все равно его сильно любит, чтобы в том уличить.

Спускаясь к завтраку, Гейдж захватила несколько орехов. А вдруг, мелькнуло в голове. Она надеялась, что гости, которые приехали развлечься, на одной из увеселительных прогулок, и расстроилась, заметив, что многие посчитали лучшим развлечением сон и, соответственно, поздний завтрак.

Итак, в час дня за столом собрались восемь человек, семь из которых не сильно хотелось видеть, с восьмым пришлось смириться — это она сама.

Гейдж была уверена, что если бы не находилась в доме родителей, ее появление осталось незамеченным, но вежливость не позволяла гостям игнорировать хозяев, равно как и хозяевам избегать встреч с гостями.

Мисс Армоуз и мистер Викстер кивнув в знак приветствия, снова переключили внимание друг на друга. Виконт Хэнскрафт, проигравший Артуру два месяца назад и сделавший четвертое предложение, безучастно смотрел в окно. Лорд Стерлинг, чье предложение было первым, улыбнулся и отодвинул для нее стул.

Слава Богу, в свое время удалось достойно выйти из щекотливой ситуации и завоевать его признательность. Позже они даже обменялись любезными письмами.

Интересно, сколь велико было облегчение лорда Сейвуджа, когда она закончила игру в сватовство? Рассмеялся, едва закрылась дверь или ограничился улыбкой? Его улыбку трудно забыть, хотя Гейдж и видела ее всего раз.

В том сезоне, впрочем, как обычно, в моде были белокурые худенькие мисс. Гейдж отдала бы состояние отца, чтобы изменить цвет волос или родиться без нескольких ребер. Но отец вряд ли пошел бы на такие расходы, да и кудесника, готового исполнить прихоть мечтательной мисс, не нашлось и к сожалению, единственное, что удалось — максимально затянуть волосы в узел, не позволяя темным прядям оттенить и без того смуглое лицо. А тело подверглось пытке старомодным корсетом.

Это был максимум, на который можно было рассчитывать, и Гейдж чувствовала себя вполне уверенно, пока не переступила порог Олмака и не заметила высокого темноволосого джентльмена, кружившего в танце одну из блондинок.

Недосягаем — так она подумала и с ненавистью увидела подтверждение в зеркалах. На нее смотрела безликая пухлая девица с непозволительно искрящимися глазами — собственное отражение. Безликое и необъятное. Белое платье, которое полагалось носить дебютанткам, невыгодно подчеркивало широкие бедра и большую грудь, а талия, — тогда еще была талия, — была безнадежно похоронена под ворохом ткани.

Гейдж попыталась спрятаться за спину леди Карлейн, но была возвращена на прежнее место, напротив насмешливого зеркала и темноволосого джентльмена с блондинкой.

Музыка стихла, джентльмен проводил леди к дивану, обернулся и, к удивлению Гейдж, посмотрел на нее. Взгляд был невероятно долгим, испытующим, но она не отвела глаз. Когда прозвучали первые звуки вальса, Гейдж предстояло пройти еще через более длительное испытание, так как этот джентльмен пересек зал и пригласил ее танцевать.

Как во сне, Гейдж вложила свою руку в его и как во сне не могла вымолвить ни слова — переминалась с ноги на ногу и смотрела в его глаза, чувствуя, что отчаянно краснеет.

Позже леди Карлейн скажет, что ее кавалером был лорд Сейвудж и даст понять, что будь дочь грациозней и улыбчивей, знакомство могло не ограничиться одним приглашением.

И одной снисходительной улыбкой, подаренной по окончании танца.

И вот сейчас, когда Гейдж заметила лорда Сейвуджа в дверях столовой, улыбка его выглядела как одолжение. И напоминание о греховных мыслях.

Гейдж поспешно опустила глаза.

— Мисс Карлейн... — Лорд Сейвудж остановился рядом с ней, и поневоле пришлось посмотреть на него и даже изобразить радость.

Вдох — выдох... Она молилась, чтобы снова не покраснеть и чтобы его темные глаза ни о чем не догадались. Кстати, сегодня они были слегка прищурены и еще темнее, чем вчера ночью, что казалось невероятным. Невероятным, красивым и притягательным, несмотря на складку между бровей. Настороженность или недовольство?

Гейдж бросила взгляд на грудь его светлости, которую на сей раз скрывала синяя рубашка, и пожалела, что не насладилась зрелищем вчера. Так же она сожалела, что вчера встреча с графом не состоялась в первой половине дня — куда больше возможности для изучения пикантных деталей.

Лорд Сейвудж усмехнулся, будто прочтя мысли, едва ощутимо прикоснулся к ее пальцам в поцелуе и вкрадчиво произнес:

— Как приятно вас видеть. С добрым утром, мисс Карлейн. Полагаю, румянец на вашем лице — свидетельство хорошего сна?

Захватывающего, откровенного, пугающего.

Она кивнула, собрала остатки воли и ответила:

— И наследственности, ваша светлость. С добрым утром.

Складка между бровей лорда Сейвуджа разгладилась. Казалось, еще секунда — и губы дрогнут в улыбке, но нет.

— Что ж, пожалуй, стоит позавтракать. — Граф обвел взглядом присутствующих, сдержанно поздоровался с каждым из них и невзначай посмотрел на пустую тарелку Гейдж. — Блюда не достаточно хороши или отсутствие аппетита — еще одно проявление наследственности?

Гейдж не любила находиться в центре внимания и, возможно, потому так остро чувствовала, что уже несколько пар глаз следят за диалогом, и начинают гореть щеки. Язык словно трубочкой свернулся и отказывался произнести что-либо членораздельное, не говоря уже об остроумном.

— Это мое упущение, — пришел на выручку лорд Стерлинг, и направился к буфету с едой. — Мисс Карлейн, насколько я помню, вы предпочитаете ветчину, кофе и небольшой кусочек хлеба с маслом.

— Благодарю, — ответила Гейдж, посчитав неделикатным возразить против ветчины и размера порции.

— Так мало? — Лорд Сейвудж обошел стол, заняв место напротив Гейдж.

Она опустила глаза, уткнувшись взглядом в собственную огромную грудь. Артур уверял, что она пышная и как раз нужного размера, и Гейдж ему почти поверила, но, заметив как лорд Сейвудж буравит ее взглядом, испытала неловкость и стыд. Не единожды лорд Карлейн давал понять, что если бы дочь была умеренней в еде, ему не пришлось бы тратиться на три сезона.

— Так мало? — пронеслось в памяти.

Что это, если не намек на необъятные размеры? Пожалуй, лучше совсем отказаться от завтрака или попросить Агнесс принести его в комнату, или вообще уехать из ДримКарлейн на несколько недель. Идея прекрасная, если не считать того, что одну ее никуда не отпустят. Тем более, когда под крышей их дома собралось несколько холостяков.

— Гейдж всегда ест очень мало, — подхватила виконтесса, предостерегающе глядя на дочь.

Это, несомненно, был плюс для будущей супруги, и леди Карлейн не считала ложью то, что могло спасти бедняжку от одиночества.

До этого она развлекала беседой мисс Далтон, рассчитывая заполучить одновременно красивую и богатую невестку, но разговор в другом конце стола заинтересовал и показался боле6е перспективным.

Леди Карлейн испытала недовольство, увидев дочь в очередном "траурном" платье, скрывавшем то, что вошло в моду в этом году, но чуть расслабилась, когда Гейдж окружали вниманием сразу два кавалера.

Если лорду Сейвуджу по душе худышки, она лично составит диету для дочери и проследит за ее соблюдением. Порыв был тут же охлажден: на это могут уйти месяцы, а гости разъедутся через несколько дней. Так что лучше остановить выбор на молодом Стерлинге. Он услужлив и, кажется, восхищается прожорливостью женщин.

Вместо кавалеров, Гейдж предпочла смотреть на одинокий кусочек ветчины, оставшийся на тарелке. Последний рывок, и можно уйти в свою комнату. Хотя, мысленно она будет рядом с графом, будет шутить и слышать его смех, будет говорить то, что хочет, а не то, что принято...

Ее рука нащупала в кармашке орехи.

Нет, это смешно. Так не бывает.

Она достала один орешек и по возможности незаметно бросила в рот. Хруст был таким, что мог разрушить стены Тауэра. Видимо, Артур довольно долго хранил подарок.

К ней обратились сразу несколько лиц. Выражая целый спектр разных эмоций: удивление, замешательство, настороженность. Даже виконт Хэнскрафт оторвался от созерцания оконной рамы.

— Дорогая, что это было? — воскликнула леди Карлейн. — Мало похоже на ветчину.

— Ветчина пока осталась, — вмешался наблюдательный лорд Стерлинг.

— Что было на тарелке? — не унималась виконтесса. — Господи, у тебя лицо перекосило!

Гейдж пыталась справиться со смущением от чрезмерного внимания и отвращением от горьковато-сладкого вкуса миндаля. Щеки горели, и в первом сражении она потерпела фиаско, зато удалось разжевать орешек и понять причину хруста.

Определенно, орешек очень древний, и, определенно, не так хорошо очищен, как показалось на первый взгляд. Свидетельством тому служила половинка скорлупы за щекой.

Вот ее истинное "Я". Скорлупа.

Гейдж прикрыла рот салфеткой и избавилась от остатка ореха.

Сделав несколько глотков кофе, она решилась поднять глаза. Лорд Сейвудж смотрел насмешливо, леди Карлейн — взволнованно, лорд Стерлинг — испуганно. Бедняга вспоминал все составляющие ее скромного завтрака и считал себя виновным. Лицо мисс Далтон, как и положено настоящей леди, не выражало ничего.

— Дорогая, — леди Карлейн не понимала, что ставит дочь в невыгодное положение перед предполагаемыми женихами, — ты в порядке?

Гейдж кивнула. Слава Богу, никто не настаивал на том, чтобы развернуть салфетку.

Где та уверенность, о которой говорил брат? Где скрытое "Я", которое обещало проявиться? Если бы рассказ об орешках был правдой, она не сидела, склонив голову и прячась от недоуменных взглядов.

Вот ее истинное "Я". Скорлупа.

— Думаю, вы можете вернуться к завтраку.

Леди Карлейн замерла с открытым ртом, лицо мисс Далтон дрогнуло, виконт Хэнскрафт окончательно утратил интерес к окну, лорд Стерлинг поперхнулся. Гейдж встретилась взглядом с лордом Сейвуджем.

Это она... Господи, это только что сказала она сама! Скорлупа треснула?

Гейдж поднялась, чувствуя себя так, будто сейчас свалится в обморок. Замечательное будет зрелище: необъятная тушка падает посреди столовой, от чего комната словно мельчает в размерах, и гости вынуждены тесниться друг к другу. Другое дело, если спланировать падение на руки лорду Сейвуджу и запутаться в его объятьях. Мечты...

Гейдж уже была в дверях, когда леди Карлейн пришла в себя и спросила:

— Дорогая, а как же десерт?

— Полагаю, мисс Карлейн сполна им насладилась, — заметил граф.

У нее не было сил спорить. Более того, она просто не умела этого делать. Равно как и грубить кому бы то ни было. Ну, или думала, что не умела...

Гейдж сделала вид, что не расслышала и покинула столовую. Она чувствовала себя голодной, растерянной и несчастной, и не верила, что сказала вслух то, о чем думала, да еще в такой резкой форме. Нет, мисс Карлейн могла прошептать: "Прошу вас не беспокоиться..." или " Приношу свои извинения...", или " О, Боже, какой ужас!". Мисс Карлейн могла упасть в обморок или сбежать, но не окинуть собравшихся взглядом и демонстративно спокойно удалиться. Кстати, на голодный желудок. Хорошо, что отказалась стать женой Стерлинга — по всему видать: редкий скряга.

В качестве убежища Гейдж выбрала библиотеку. Артур прав: мало шансов, что кто-либо из гостей решит ею воспользоваться во время отдыха. А самое главное: лорд Сейвудж после вчерашнего вряд ли откроет эту дверь. Неприятные ассоциации.

Она вспомнила, как увидела высокомерного, хладнокровного графа на четвереньках под столом и рассмеялась.

Бросила в рот еще один орешек. Громкий хруст начинал нравиться — хоть как-то оживлял унылое существование и удерживал интерес джентльменов. Сегодня за завтраком лорд Сейвудж уделил ей больше внимания, чем за целый сезон в Лондоне.

Это самый лучший подарок на Рождество! Да он великолепен!

— Ты должна быть вместе с молодежью, а не книгами, — нравоучительно заметил вошедший лорд Карлейн, и хорошее настроение Гейдж тут же пропало.

— Ты говорил, я должна много читать, — она сделала попытку возразить, понимая, впрочем, всю ее тщетность. Отличительными чертами лорда Карлейн являлись не холодность и отчуждение — все же он бывал мягок, пусть и давно, а упрямство и неприятие отказа.

— В отсутствие гостей и дабы развлечь оных, когда они есть, — вставил ремарку лорд Карлейн.

— В этом году Артур слишком часто приглашает своих друзей.

— Вот и практикуйся на них в ораторском искусстве и искусстве флирта. Пока от этого не было толку. Первый, второй, третий — глядишь, найдешь собеседника на всю жизнь.

— Мне для беседы подходят Ницше и Тициан.

— Живого, — поправился лорд Карлейн, — чтобы ответить мог.

Виконт сел за большой дубовый стол. Никто не скрывал, что расходы на прием гостей прощают только потому, что есть надежда избавиться от старшей дочери. Правда, когда поместье покидал очередной друг Артура, а Гейдж оставалась, надежда становилась все меньше, превращаясь в недосягаемую мечту.

Лорд Карлейн даже увеличил приданое, которое прилагалось к руке дочери, но желающих избавить его от обузы не прибавилось. Вывозить же старую деву на очередной сезон в Лондон — смешно и непрактично. Двадцать семь, почти двадцать восемь — это далеко не семнадцать, и отнюдь не двадцать два.

Последним, кто не сдался, был Артур. Он обновил гардероб сестры, но этих нарядов никто не видел, кроме огромных шкафов и горничной. Он свел знакомство со многими представительными джентльменами, и лорда Карлейн в качестве зятя устроил бы любой, но не любого устроила бы его дочь.