Милая любовь. Ознакомительный фрагмент

Мама как-то обреченно вздохнула, немного помолчала, затем протянула руку и пожала мою вымазанную в краске ладонь.

— По рукам.

Я ненавидела утро. Ненавидела овсянку, которую мама неизменно готовила на завтрак. Ненавидела дорогу в школу.

Закинув рюкзак за спину и воткнув наушники, я брела от остановки с видом человека, идущего на казнь. Я пообещала матери поговорить с Арсением Валерьевичем и вчера мне казалось это вполне осуществимым. Ну что мне стоит подойти к нему и попросить для себя дополнительные часы? Не исключено, что в восторге от этого он не будет. Может скривится немного. Вздернет этак удивленно — или насмешливо — одну бровь. Но как отказать дочери директрисы? У него, как и у меня, нет выбора. А так может "премию" получит в благодарность от Аллы Викторовны. Мама у меня человек благодарный и об оказанных ей услугах не забывает. Тем более, что наш Арсений Валерьевич не женат и девушки постоянной не имеет — если верить слухам, конечно. Так что времени у него — хоть отбавляй.

Черт! Кислицына машет. Эта странная девчонка вдруг ни с того ни с сего решила, что я остро нуждаюсь в жилетке, в которую могла бы поплакаться — если что. Она так и сказала: "Обращайся, если что." Ага. Бегу и падаю. С чего она это взяла, я до сих пор не понимала. Уже недели две как она делила со мной парту — обычно я сидела одна, зачастую на задних рядах — и, возомнив себя моей закадычной подружкой, всячески выпытывала подробности наших с Темным отношений. Не иначе кем-то подослана. Но я орешек крепкий. И не такие зубы об меня ломали. Я наплела ей, что мы с Темным до сих пор любим друг друга и ждем совершеннолетия, чтобы пожениться. Ну прямо как современные Ромео и Джульетта! Ксюха горестно вздыхала, даже слезу пустила — так ее взволновала история нашей несчастной любви. В результате это она рыдала на моей довольно скромной — по современным меркам — груди, оставив на любимой белой футболке черные следы от туши. Похлопав "подругу" по плечу, я заверила ее, что лить слезы пока еще рано. Мы с Темным так просто не сдадимся и будем бороться за свою любовь — на зло всему миру. Согласиться ли она на роль подружки невесты на нашей свадьбе? Слезы тут же высохли на наращенных ресницах Ксюхи. Она просияла.

Ну ладно, с этой все ясно. Что, собственно, делать с Темным? Его нахальная улыбка и антрацитово-черные глаза до сих пор снились мне по ночам. Да он и в реале не давал мне покоя. Зажимал по углам и требовал объяснений, а я лишь кусала губы и, улучшив момент, по-детски сбегала. Конечно, он злился. Я хорошо помнила тот день, когда сообщила ему, что между нами все кончено, как сжалась его челюсть и побелели костяшки на кулаках, когда он, замахнувшись на меня, отвел тяжелый взгляд и что есть силы ударил в стену за моей спиной. Я закусила до крови губу, по привычке придерживаясь когда-то заключенной с самой собой договоренности, что как бы не было больно, я не буду плакать. Весь свой слезный лимит я исчерпала, когда погиб отец. Для Темного мои слезы означали бы зеленый свет. А пустых надежд я давать не хотела. Все кончено — и точка. Переживет он, переживу и я. Тем более, что я не первая у него и далеко не последняя. Пройдет неделя-другая, и он забудет мое имя, и наши с ним отношения останутся в прошлом.

— Ну что, Милка, готова к экзекуции? — подхватила меня под локоток Ксюха. — Я пол ночи учила эту дребедень.

— Я тоже.

На этот раз я не лукавила. Учить стихи для меня то еще наказание. Но если выучила, то на всю оставшуюся жизнь. Запоминалось надолго.

К кабинету литературы мы подошли в пятнадцать минут восьмого. Я громко постучала. Тишина.

Блин. Это еще что такое? Неужели наш литературный гуру опаздывает?

Я толкнула дверь и замерла с отвалившейся челюстью. Ксюха за моей спиной пораженно охнула, затем захихикала.

Наш Арсений Валерьевич, одетый как всегда с иголочки, стоял возле доски и как-то уж очень равнодушно целовался с Катькой Перовой из параллельного класса. Или отвечал на поцелуй. Или был застигнут врасплох. Так сразу и не поймешь.

Заметив нас краем глаза, Арсений Валерьевич обхватил Катю за талию и буквально оторвал от себя. Хм. Смущенным и виноватым он не выглядел. Лишь немного уставшим. Понятно. Катька подлым образом совращает нашего учителя. Решила взять его нахрапом. Разоделась вся: шпильки, блузка в облипочку, юбка-мини.

— Арсений Валерьевич, а что... — начало было язвительно Ксюха и резко умолкла от болезненного тычка в бок. Молчала бы уже, подхалимка несчастная.

— Перова, — обратилась я к блондинистой пигалице, — изобрази сквозняк, будь любезна. Нам с Ксюхой стих сдавать нужно. А времени в обрез.

Катька сжала челюсти, глаза ее метали молнии, но зубоскалить, видимо, не решилась. Знала, что связываться со мной не стоит. Схватила крохотную сумочку, в которую и помада-то едва помещалась, и выбежала из класса, раздраженно хлопнув дверью. Хм. Не страшно. Двери-то казенные.

Я запихнула рюкзак под парту в первом левом ряду, прямо напротив учительского стола, и стрельнула глазами в сторону Кислицыной.

— Ты долго еще там стоять будешь? Скоро звонок на урок. Мне нельзя опаздывать. Арсений Валерьевич, — повернулась я к взиравшему на меня из-под нахмуренных бровей учителю, — вы готовы принять мой должок или вам все еще нужно время, чтобы прийти в себя после... кхм... сексуального домогательства со стороны Перовой?

Ни один мускул не дрогнул на лице учителя, когда, скрестив на груди руки, он холодно произнес:

— Начинайте, Бережная. Я весь внимание.

Проводив глазами последнего учащегося, покинувшего кабинет литературы, я скромно постучала по косяку, встретила задумчивый взгляд Арсения Валерьевича, прошла в класс и села напротив него.

— Слушаю вас, Мила, — опустил голову учитель, заполняя что-то в журнале.

Я посмотрела на его красивые, поросшие темными волосами руки, на длинные, нервные пальцы, с ухоженными ногтями. Да уж! Арсений Валерьевич любил следить за собой: аккуратно подстриженная бородка, короткие волосы, с торчащей, уложенной гелем челкой, безукоризненно белая рубашка, тонкий черный галстук, зауженные книзу темно-синие брюки с идеально отутюженными стрелками. Такое ощущение, что он сошел со страниц какого-нибудь немецкого каталога. Правильные черты лица, темные волосы и глаза, стройная, подтянутая фигура — в меру худощавая и мускулистая. Лощеный франт! Руки чесались — так хотелось взъерошить слишком безупречную — волосок к волоску — прическу, сорвать новомодный галстук, освободить смуглую шею от тесного, застегнутого на все пуговицы воротничка... в общем, устроить художественные беспорядок, придать его внешности больше жизни, спонтанности, всплеска.

Артем же, напротив, ненавидел все идеальное и правильное. Его гардероб пестрил всеми цветами радуги, и сочетанием этих самых цветов он никогда не заморачивался — одевал первое, что попадалось под руку. Поразительно, но даже в этом хаосе стиля и не сочетающихся друг с другом оттенков он умудрялся выглядеть гармонично и... сексуально. Преобладающим же цветом в его гардеробе был все-таки черный. Отсюда и его прозвище Темный.

Мой Темный...

Как же я любила, когда он небрежным движением откидывал назад длинную, вечно мешающую ему, челку или убирал за уши пряди иссиня-черных, доходящих до плеч волос. Жгучие черные глаза его, в оправе удивительно длинных загнутых ресниц, сверкали, когда он смотрел на меня, слегка прищурившись и вздернув правую бровь. На чувственных губах играла его фирменная насмешливо-издевательская ухмылочка, словно все, что происходило вокруг, забавляло его и нисколечко не трогало.

Видимо, я задумалась и не заметила внимательного взгляда темно-карих глаз, изучающих отрешенную меня.

— Мила... — услышала я тихое и вздрогнула.

— Ой! — захихикала я. — Простите...

— У вас ко мне что-то есть? — улыбнулся в ответ Арсений Валерьевич.

— Да, — закусила я губу. — Мне... нужно подтянуть оценки по вашим предметам. Эээ... Как я могу это сделать?

— Кхм... Ну для начала выполнять все домашние задания... все, что я даю вам на дом, выучить правила грамматики, орфографии, отвечать, по мере возможности, на уроках, желательно на отлично написать предстоящие диктант и сочинение...

— Вы меня не поняли, Арсений Валерьевич, — перебила я его. — Мне нужна помощь. Ваша помощь.

Арсений Валерьевич молчал, вертя в пальцах шариковую ручку. Я нахмурилась.

— Я имела в виду дополнительные занятия, — пояснила я, раздраженная его реакцией. К чему делать такое загадочное лицо? Словно я предлагаю ему себя, а он размышляет, стоит ли ему соглашаться или нет.

— Я понял вас, — кивнул он наконец. — К сожалению, я не могу вам ничем помочь, Мила. У меня очень плотный график, на носу подготовка к Олимпиаде. Я не могу выделить для вас время. Мне жаль...

Он что, издевается?

— Вы отказываете мне?

— Я действительно очень занят, Мила. Может вам стоит поговорить с каким-нибудь другим преподавателем? Или нанять репетитора? Я могу вам дать парочку телефонов...

Он это всерьез?

— Арсений Валерьевич, может я... в чем-то провинилась перед вами? Я могу...

— Мила, за кого вы меня принимаете? — резко перебил он меня. — Вы тут совершенно ни при чем. Я... в общем, это очень личное. И у меня нет времени. Правда. Я бы с радостью помог вам, но... не сейчас... не в этом учебном году...

Я так была уверена в том, что он согласится позаниматься со мной, что растерялась и сразу не нашлась, что ответить. Лишь бегала глазами по его сочувствующему лицу, по каким-то фразам, написанным на доске его каллиграфическим почерком, по сжатым в кулаки рукам...

Возможно, он действительно занят, но... Черт! Я так надеялась на него. Ни один из учителей не смог отказать мне. Все проявили понимание — даже учитель по физике, а я его ой как доставала предыдущие годы. Или они просто боялись не угодить Алле Викторовне... Какая разница! Они пошли мне навстречу, согласились помочь. А этот... пижон твердит, что у него нет на меня времени. Он, видите ли, занят. Личной жизнью пусть занимается в свободное от работы время! Из-за его предвзятого ко мне отношения у меня по литературе трояк будет. Я уже молчу о русском. Да за кого он себя возомнил, черт возьми? Может он ждет, что я буду его умолять? Или... ему нужна иная плата? Может он не так прост, как кажется, и... чтобы потешить его амбиции, нужно нечто большее, чем благодарность? Наверняка, тот поцелуй с Катькой был его инициативой. А я клюнула на его равнодушное личико... Черт побери! Да этот Арсений Валерьевич — тот еще лицемер!

Что ж, не захотели по-хорошему, будет вам... по-другому!

Арсений Валерьевич в это время достал из ящика своего письменного стола бумажник и, порывшись там пару секунд, достал несколько изящно выполненных визиток. Одну из них он протянул мне.

— Это мой очень хороший друг. Он занимается репетиторством уже лет десять. Лучше него педагога вам не найти. Буду рад, если вы воспользуетесь его помощью.

Я повертела в руках серебристый прямоугольник, засунула его в карман джинс, улыбнулась.

— Спасибо, — встала я из-за парты. — Извините, что отняла у вас время.

Арсений Валерьевич поднялся вместе со мной. Он немного хмурился.

— Мне жаль, Мила. Я рад бы вам помочь...

— Ничего, — пренебрежительно махнула я рукой. — Надеюсь, это ваше личное того стоит.

Я бросила на него холодный взгляд и вышла из класса.

Мы сидели с Кислицыной в школьной столовой и лакомились мороженным. Я задумчиво ковырялась в своем шоколадном и не заметила, как к нам подсела Катька Перова.

— Привет, девчонки! — Она поставила на стол поднос с сэндвичем и колой.

— Привет, — удивленно откликнулась Ксюха и посмотрела на меня.

Я промолчала.

— Как делишки? — с насмешливой улыбочкой спросила Перова. — Как грызется гранит науки?

— Нормально, — буркнула я, облизывая ложку. — Тебе чего нужно, Перова? — поинтересовалась я, поднимая на нее глаза. — Или тебе поболтать не с кем?

— Хотела уточнить один момент, — перестала улыбаться Катька. Она слегка наклонилась и заговорила уже шепотом: — Вы это... про тот поцелуй... ну с Арсением Валерьевичем... никому не расскажете? Не хочу, чтобы у него были проблемы. Я сама... сама его поцеловала... Он не хотел этого, — добавила она после небольшой паузы. — Он честный. И вряд ли способен на такое...

— Не делай поспешных выводов, Перова, — усмехнулась я. — Он мужчина — и этим все сказано.

— Да, но... — Катька закатила глаза, словно подбирая слова. — Он... он особенный. Не такой, как все. Он добрый. И смотрит на нас, как на учениц, а не на будущих женщин, — закончила она с легким вздохом.

— Ага. Скажи еще, что он святой и все такое прочее, — я воткнула ложку в растаявшее мороженое и встретилась с ней глазами. — Прежде всего, он мужик, самец, понимаешь? Его просто никто еще по-настоящему не соблазнял.

— Вряд ли это кому-то удастся, — с сомнением произнесла она. — В нем чувствуется какая-то непонятная сила... стержень что ли, который не дает ему расслабиться ни на минуту. Такой мужчина вряд ли влюбится с сопливую девчонку, вроде меня, тебя или Ксюхи. Скорее всего его интересуют зрелые... высоко интеллектуальный женщины, с четкими планами на жизнь.

— Перова, ты вроде девчонка не глупая, а несешь бред полный. — Я тряхнула волосами. — Мужики все одинаковые, поверь мне. Им же только секс подавай. А что там у нас в голове творится им глубоко наплевать. Не будь наивной, Перова. Арсений Валерьевич — тот еще кобель. Он просто умело это скрывает. Хочешь докажу?

— Как? — округлила глаза Катька. — Тебе что-то известно о нем?

— Нет. Но я выясню. Я выведу нашего учителя на чистую воду. Спорим?

Глаза Перовой загорелись.

— Спорим!

— На тысячу долларов, — предложила я, сощурившись.

— Окей! — не задумываясь, согласилась та. — Если к концу года ты не соблазнишь Арсения Валерьевича или не накопаешь на него какой-нибудь компромат, я стану богаче на тысячу долларов. И наоборот.

Она протянула мне маленькую ладошку с наманикюренными ноготками.

— Идет, — улыбнулась я, пожимая ее руку.

— Ты это всерьез? — удивленно воззрилась на меня Кислицына, когда Перова пересела за соседний столик.

— Я пошутила, — вновь принялась я за мороженное. — Конечно, я серьезно, — нетерпеливо закатила я глаза. — Но мне будет нужна твоя помощь. Ты согласна со мной сотрудничать?

— Но тысяча долларов... У тебя есть такие деньги?

— Если бы они у меня были, я бы не спорила, — раздраженно нахмурилась я. — Так ты со мной? Или мы больше не подруги?

Я умела не церемониться и расставлять все точки над "i".

— Я с тобой, — после легкой заминки произнесла Ксюха. — Помогу, чем смогу.

— Я знала, что могу на тебя положиться, — похлопала я ее по плечу.

Подняла глаза и увидела входящего в столовую Арсения Валерьевича. Он улыбнулся мне — весело, по-доброму — и сделал жест рукой, приглашая подойти к нему. Я нахмурилась. Хм. Это что-то новенькое.

— Мила, я могу поговорить с вами наедине? — спросил он, когда я приблизилась к нему.