— Проверка связи. К взлету готов. В Саках наоборот было. А Павел? А теперь ты мне разрешение даешь.
— Погоди Боря! Ко мне тут снова наши Пинкертоны идут. Век бы их не видеть...
На крыло разведчика снова поднялся лейтенант с змеино-акульим взглядом.
— Товарищ замкомэск, я прошу вас прямо сейчас сдать все пишущие принадлежности и карты...
— Вы!...Вы что лейтенант белены объелись! А как я буду развединформацию о противнике во вражьем тылу зарисовывать! Может еще и фотоаппараты с Р-10 снимите?!
— Фотоаппараты можете себе оставить. А все листы бумаги и картона, самописки, карандаши и еще мелки прошу добровольно сдать. Это приказ товарища Полынкина. И еще я прошу выйти из кабины, чтобы мы могли её осмотреть.
— Для начала командира эскадрильи сюда пригласите. Товарищ лейтенант.
— Хорошо, но из кабины я вас прошу все же выйти.
Глинка озадаченно вертел головой. Павла, внутренне кипя, отошла от крыла и обмахивалась шлемом. Наконец, комэск подошел к приготовившемуся взлетать Р-10.
— Павел Владимирович, в чем суть вашей претензии? Только говорите негромко, пересуды никому не нужны.
— Дело в том, Иван Олегович, что действия начальника охраны ставят под угрозу сбор в этом вылете сведений о тылах противника. Наши фотоаппараты физически не смогут зафиксировать все важное, что мы можем встретить. А запомнить все это без карты я не смогу.
— Так может тогда отправить того, кто сможет?
— Предлагаю кандидатуру капитана Полынкина. Я слышал, что у него фотографическая память.
— Не иронизируйте пожалуйста. Вы же ПОНИМАЕТЕ, смысл этого приказа.
'Это ты к тому, что я шпион вражеский и вы опасаетесь что я записками над японской территорией сыпать начну. Дааа. Великого же ума ваши стратеги! А вот хрен вам, а не профанация боевого вылета!'.
— Тогда, давайте, сделаем так. Все карты блокноты и письменные принадлежности оставьте в кабине. А фонарь кабины вы мне так заклиньте, чтобы я ничего наружу выкинуть не мог. Пистолет свой я сдам, мне он в воздухе не нужен. И все тяжелое из кабины заберите, чтобы я фонарь еще чем-нибудь выбить не смог. И еще к пилотскому креслу меня привяжите посильнее, так чтобы я ногами стекло выбить не попытался. Только поскорее все это делайте, а то через пару часов уже смеркаться начнет, а нам еще лететь.
— Напрасно вы так Павел Владимирович. Напрасно...
— Ничего не напрасно Иван Олегович! Сейчас потеря любого нашего пилота вместе с самолетом может привести к серьезным проблемам в работе эскадрильи. От этого вылета ДЕЙСТВИТЕЛЬНО зависит многое. Если вы вместе с начальником охраны будете и дальше саботировать работу, то я никуда не полечу! Ребята мой инструктаж уже слышали, и если вы сейчас в этот полет нормально по-человечески не пустите, то можете сразу меня арестовывать.
— Можем конечно и арестовать. Но что вам в этом конкретном полете свет клином сошелся? Ведь столько сил уже потрачено чтобы людей воевать обучить!
— Иван Олегович. Сошелся свет клином. Вот если мы нормально слетаем и все у нас получится, то я гарантирую, что наши ребята смогут быстро научиться ориентироваться в этом районе и также быстро понимать откуда им ждать угрозы. Ну, а сорвете этот вылет, перестанет с этого момента эскадрилья быть нормальной боевой единицей и станет зоной. Да зоной! Причем не пилотажной, а обычной ГУЛАГовской. Зоной, где только охрана право имеет право голоса. А в зоне я летать не буду.
— Условия нам ставите?!
— Это не условие, это констатация факта, товарищ капитан! Можете даже не давать мне противоядия. Ср.ть мне с высокой ветки на такую вашу постановку учебного процесса! Без меня тогда наше 'пушечное мясо' на обед к японским рыбоедам отправляйте!
— Ста...Тьфу ты! ЛЕЙТЕНАНТ КОЛУН!
'Ну что, старлей-майор? Пора шпиона в цугундер запирать, да? Давай тогда живее, и не миндальничай! Да и какие вы на хрен пилоты если простых вопросов не понимаете! Мдаа'.
— Приказываю, вам со звеном выполнить разведывательный полет в полном объеме! Оружие сдайте. Карты и блокноты возьмите. Фонарь вам зафиксируют...
— Слушаюсь!
— Выполняйте! И удачи вам там, Павел Владимирович!
'Ни хрена себе! Он что же под свою ответственность меня отпускает. Неужели же Горелкин не верит что я шпион? Если так, то скоро у него проблемы начнутся. Полынкин на него уже небось дело завел. Мдя. Натворила я дел своей принципиальностью. Но отступать мне уже некуда. Лететь надо. Это факт, а остальное побоку'.
Через десять минут разведчик оторвался от полосы. За ним парами взлетали И-14 сопровождения...
* * *
— Товарищ старший майор госбезопасности, разрешите доложить?
— Это хорошо, что вы быстро приехали. Докладывайте. И вот что, приказываю вам при отсутствии посторонних общаться ко мне по имени отчеству.
— Слушаюсь. Виктор Михайлович, я час назад под свою ответственность выпустил в разведывательный полет 'Кантонца'. В составе группы один Р-10 и четыре И-14. Он полетел штурманом-стрелком. В случае провала вылета готов понести любую ответственность.
— Вообще-то мне уже доложили об этом. Как впрочем и об инциденте который случился перед самым вылетом. Зачем вы его выпустили в полет вы расскажете сами, но я, честно говоря, ожидал от вас большей ловкости и изящества. Он что и правда собирался умереть от яда, если бы ему не разрешили в этом вылете нормально собирать и фиксировать развединформацию?
— Так точно, собирался. Если разрешите я бы хотел высказать свое личное мнение об этом человеке, а заодно и о том, почему я разрешил ему этот полет?
— Говорите.
— Я считаю, что 'Кантонец' не может быть шпионом. Я далеко не уверен в полезности всех его предложений включая даже то, о котором я принял решение немедленно вам доложить. Тем не менее, мнение о нынешнем режиме контроля у меня сложилось крайне негативное. Я уверен что для пользы операции нужно прекратить все эти игры с ядами, полетами без парашюта и с заклиненным фонарем кабины. Этот человек наверняка будет нам полезнее если его работу чрезмерно не сковывать бесполезными мерами, которые принципиально не способны помешать действиям настоящего шпиона. Отбери мы у него перед вылетом даже нательное белье, если это настоящий шпион, то он нашел бы способ передать сигнал, да еще так бы это сделал, что мы бы даже об этом не догадались. И уж конечно он не стал бы противиться такой бестолковой опеке, а с улыбкой и спокойствием принял бы все это. Виктор Михайлович. Не подумайте, что я слишком очарован личностью этого человека. Это не так, порой мне его лично пристрелить хочется. От анархизма его еще придется долго лечить, а в некоторых вопросах он явно перегибает палку со своей принципиальностью. В армии такой максимализм обошелся бы ему вечными лейтенантскими кубарями и досрочным увольнением в запас. Но вот в том, что в таком сложном и ответственном деле, как наша операция нельзя тупо соблюдать все правила, особенно если это вредит поставленной цели я с ним абсолютно согласен. Я хорошо помню правила и уставы, но в данном случае врагов мы ищем не там. И Полынкину я уже посоветовал обратить более пристальное внимание на обеспечивающую нас продовольствием и водой монгольскую часть, и на личный состав автомобильного взвода.
Начальник удивленно разглядывал лицо своего подчиненного. Словно бы пытался удостовериться в искренности его жаркого выступления.
— Вот как? Хм. А Полынкин, он что манкирует своими обязанностями и не обеспечивает достаточный уровень безопасности вашей части?
— Этого я сказать не могу. Но его чрезмерно пристальное внимание к 'Кантонцу' скоро станет заметным для всех. А у нас не просто подразделение НКВД, а еще и боевая часть, для которой чрезвычайно важными являются состояние боевого духа и взаимовыручка. Станут ли пилоты выполнять предполетные инструкции 'Кантонца', и будут ли надежно прикрывать его в бою, если к нему уже сейчас такое нарочито предвзятое отношение охраны, я предсказывать не берусь. А ведь от этого зависит и эффективность боевой работы и возможно будущий уровень потерь. Поэтому я считаю такую 'заботу' Полынкина о 'Кантонце' чрезмерной и неэффективной.
— Ладно я вас понял. По поводу изменения схемы контроля 'Кантонца' мы уже думали, и через три дня я вам пришлю еще одного человека, который хорошо изучил ваш объект и во многих ситуациях сможет быть полезным. Что вы там начали говорить о его новом предложении?
— Я внимательно изучал его дело и пока не понимаю откуда у него такие идеи. Ощущение такое будто человек начитался разных книг о шпионах, но сам в этой работе еще мало что понимает. Старший лейтенант предлагает совместить действия по прикрытию 'Флористики' с дезинформацией противника и для этого советует использовать разбитый вчера учебно-боевой ИП-1. Он обоснованно считает, что японцы ничего толком про эту еще недавно сверхсекретную машину знать не могут. А установив на ней блоки реактивных пороховых ускорителей можно было бы вручить этот поломанный аппарат японцам, чтобы направить их по ложному следу. Предлагает громко сбросить эту 'липу' на контролируемой японцами территории с трупом в кабине и якобы секретными документами. На мой взгляд если это идея самих японцев то уж очень глупая, ничего они этим не добьются. Даже о наших настоящих операциях прикрытия они так узнать не смогут. А вот если удастся их поймать еще на этот крючок, то могут появиться интересные перспективы.
— Хм. Идея и правда интересная. Аппарат нужно срочно убрать с глаз, до принятия решения по этому вопросу. И продумайте как это сделать незаметно. С начальником охраны приказываю вам восстановить нормальные рабочие отношения. По режиму контроля Колуна я сам лично отдам Полынкину приказ. А сами запоминайте новые сведения по основной операции. За предшествующую декаду орлы Смушкевича смогли сбить в воздушных боях много японцев и несколько летчиков были пленены. Можно даже сказать что прибывшие вместе с ним Герои Советского Союза частично уже выполнили вашу задачу по захвату инициативы в воздухе. Иван Олегович не надо обижаться. Да, поставленная задача немного упростилась, но она никуда не исчезла. А вам с вашими птенцами работы еще надолго хватит, ведь настоящее-то противостояние с японцами еще впереди. Вернемся к пленным японцам. Относительно целыми к нам попали трое пилотов. Вот их-то вместе с теми двумя, которых мы изначально планировали привлечь к операции, вам и предстоит теперь разместить на базе. Причем сделать это нужно так, чтобы исключить их общение и возможность побега. Хотя... Вот одного самого буйного можно ведь и отпустить. Сколько у вас там есть двухместных машин?
— Три УТИ-4, и два УТ-2. Виктор Михайлович, вы хотите...
— Иван Олегович. Понимаю, что вам жалко терять самолет, но зато есть шанс резко ускорить эту операцию. Подготовьте для этого самый изношенный аппарат. Стрельбу пластиковыми пулями до времени японцам не показывайте. И пусть все ИП-1 до момента побега одного из японцев будут зачехлены и охраняются как новейшая сверхсекретная техника. Ну может быть, пусть слегка будут заметны их контуры и металлическая конструкция. Вам все ясно?
— Так точно!
— А когда этот ваш 'злой гений' из разведки вернется?
— Примерно через два с половиной часа у И-14 начнет заканчиваться горючее. Но могут появиться и раньше. Я лично верю в то, что полет будет успешным.
— А вам теперь больше ничего и не остается, кроме как самому верить в свою удачу. Вы свободны.
* * *
'Ой, как больно лягается гадина! Нет, конечно же, привыкнуть можно и к этому, но вот ее родителю я, как вернусь, все-все наболевшее выскажу. Это ж надо было придумать чтоб больше половины отдачи авиапушки своим плечом гасить. У зараза! Хоть сапоги снимай и к плечу в качестве амортизатора портянками привязывай. Синячок наверно будет. Ладно, двумя снарядами я для проверки 'пукнула', пока и хватит. Вроде бы в той стороне никаких монгольских сайгаков не было. Может я вообще зря переживаю и не будет нынче никакого боя. Угу. Покаркай белобока покаркай'.
— Это Сумбурин что ли было? Павел ты там не спишь?
— Оно самое. Да не сплю я, Боря. Ты сам-то не забывай за высотой следить. Тут лучше еще метров пятьдесят запаса набрать. И так уже пузом сопки скребем.
— Паш. А что там все-таки на старте-то было?
— На старте? Да боятся наши чекисты меня в воздух отпускать, бо слишком много знаю я.
— А почему тогда все-таки пустили?
— Поняли они, что я и правда очень много знаю.
— Ну ты и темнила. Ладно, если не можешь не рассказывай.
— Уговорил, не буду.
'А время-то уже к вечеру. Угу. Как бы нам вообще не заночевать на обратном пути, где-нибудь в месте вынужденной посадки... Хм... Правда мне-то такая ночевка точно не грозит. Я ж теперь можно сказать родной сестрой собаке Павлова стала. Может быть меня даже наградят...Угум... Посмертно... За большой вклад внесенный в авиационную медицину на тему противодействия организма летчика действию ядов в боевом вылете. Так чта дарахие ращияне, ночевки в степи в этой серии не будет...И под звездами Китайско-монгольскими вспоминаааем неспростааа... эээ... Харьковские, Житомирские и Саковские... ну и прочие тоже...Эх российские места!... В общем есть что вспомнить перед скорой агонией бывшему члену развалившейся партии, а ныне блудному сыну-дочери ВЛКСМ. Мдяя... Хорошааа странааа Монгооолия, а Россииия лучше всех! ....Да и хрен бы с ней с этой жизнью, если бы успела хоть что-нибудь полезное сделать. Хоть бы пару ассов Геринга с украинскими кротами или с белорусскими лягушками подружить...Эхехе'.
Самолеты летели низко метрах на ста высоты. Изредка чуть приподымались до двухсот — двухсот пятидесяти. Скорость держали почти максимальную для оснащенного новым мотором Р-10. Что-то около трехсот сорока у земли. Борис по командам Павлы старательно обходил свои аэродромы. Дебильно подставлять себя и подопечных под атаку дежурного звена родных ВВС Павла не собиралась. Под крыльями кое-где пылили по проселкам тыловые монгольские части. Обжитые места чаще оставались левее и пока пятерка самолетов летела по направлению в глухой тыл. Небольшие кочевья скотоводов иногда возникали под крыльями. Мелькали юрты и встревожено разбегающаяся пугливая скотина. Несколько секунд суеты и снова внизу унылый пейзаж полупустыни. Понемногу группа стала забирать восточнее. Однообразие монгольской степи поначалу сильно утомляло взгляд, но вот, наконец, характер местности стал постепенно меняться. Небольшие водоемы стали попадаться немного чаще, а впереди и слева замаячили какие-то возвышенности. Через час с четвертью после взлета полет шел уже над территорией Северного Китая. Пересекли несколько некрупных речушек. Сбоку на пределе видимости остался китайский городок и невысокая гора.
— Павел, мы где сейчас летим? Не пора нам еще вверх забираться?
— Хуанганшань прошли, Боря. Вверх нам еще рановато. Надо поглубже внутрь Китая залезть, чтобы совсем уже с тылу к самураям подойти. Чуток совсем потерпи.
— Как скажешь, тебе виднее.
'А Боря не так уж не прав. Высоту скоро надо будет набирать. Даже с учетом того, что до границ Хайларской области нам еще пилить и пилить, все равно пора забираться повыше. А то какой-нибудь особо глазастый тыловой самурай углядит наши звезды да и начнет своими письмами счастья тут всех на уши ставить. Угу. Значит надо нам минут через десять занимать верхний эшелон и дальше уже на нем небеса пенить. Правда у И-14-х наверняка еще топливо в ПТБ осталось. А сбрасывать пустышки лучше бы на бреющем, чтобы не задели кого и не обидели...Гм... По карте вроде есть место удобное, и как раз минутах в тринадцати прямо по курсу. Значит ждем пока...'.