— Сценарий я читал, отснятое оценил. Ну что тут можно сказать. Идея была хорошая, но вот в таком виде сценарий точно не годится. Не забывайте, что его еще в Москве утверждать придется. А такой трагический фильм не слишком вписывается в недавно озвученную в 'Правде' линию развития советского кинематографа. Да нам просто не разрешат его снимать.
Пессимиста тут же поддержал еще один коллега с немного нервным лицом. Сразу после его высказывания реплики посыпались от собравшихся как из рога изобилия.
— Я также считаю, что замысел слишком мрачный. Что это за фильм такой, в котором наши герои гибнут, а враги столько времени ведут себя безнаказанно! Да как такие мысли вообще посетили авторов идеи? Нет товарищи! Не могут какие-то тупые и безнравственные враги даже в начале фильма вот так жестоко побеждать наших летчиков. Этого просто не может быть, потому что не может быть никогда! Мы же с вами товарищи живем в стране победившего социализма, а что это значит?! А это значит, что побеждать в кино всегда должны высокоморальные и непобедимые советские люди. Всегда...
— А кого они должны побеждать?
— Простите?
— Ну кого же это по-вашему должны побеждать наши герои?
— Что за глупый вопрос! Врагов конечно!
— Каких врагов?
— Вы товарищ Гольдштейн видимо издеваетесь. Побеждать они должны ВРАГОВ НАШЕЙ РОДИНЫ и силы международной реакции, гнетущие пролетариат во всем мире. Если хотите чтобы я перечислил, то пожалуйста. Итальянских фашистов, япон...
— Вопрос был о другом. Какие они эти враги? Глупые, смешные и беспомощные? Больные, хромые, толстые, неуклюжие? А может быть они слепые или паралитики?
— А какими вы их хотите видеть? Красивыми и безупречными? Вы что же...
— Я считаю, что побеждая глупых и неумелых врагов наши летчики не становятся от этого в глазах зрителя сильнее и непобедимее. Враг прежде всего ВСЕГДА ОПАСЕН. Если наш пилот недостаточно хорошо подготовлен, то он гибнет в бою. Или может вы не знаете, что наши летчики несут потери?
Энтузиаст и защитник живописания в кадре 'правды жизни', смерил своего оппонента суровым взглядом и не давая ему вклиниться с ответом, продолжил сам.
— Если враги оказались грозными и опасными, то победы над ними наших летчиков скажут зрителю о том, что наши герои не просто с самой колыбели были героями и непобедимыми бойцами , но что они стали непобедимыми и превзошли самого сильного и коварного врага. Именно победив сильного врага наши люди докажут, что они гораздо сильнее. Или вы хотите убеждать советских людей что наши летчики сильнее всех всего лишь на примерах побед над идиотами? В этом вы видите смысл показа в фильме силы только наших ВВС?
— Эээ...Вот только не надо мне ничего такого приписывать. Я просто хотел сказать, что фильм слишком мрачный. Вот если бы в нем был показан парадный строй наших самолетов, то тогда...
— А вот давайте спросим у нашего консультанта товарища полковника. Товарищ Петровский, может нам действительно стоит вместо таких боев заострить внимание на парадном строю наших бомбардировщиков?
— Гхм. Вы товарищи, вот что...Чего там снимать надобно это вы там сами решайте, на то вас Родина этому делу и выучила. Ваших киношных дел я не знаю и советовать тут не берусь. А скажу я вам по простому, как сам понимаю. Те первые самолеты в 12-том, глядя на которые я, тогда еще мальчишкой во чтобы то ни стало захотел летать и защищать нашу Родину с неба... Вот те первые этажерки шибко уж неказистыми были. Никакой тебе парадности и красоты там точно не было. Потом война началась, а вот там было страшно. Страшно было глядеть как 'Вуазен', зацепив крылом землю, кувыркается и горит. Страшно глядеть, как австрийский 'Габельштадт' прямо по колонне конницы лупит из пулемета. Как сброшенные с германского 'Альбатроса' бомбы прямо у палаток рвутся...Я тогда мало еще чего понимал, но одно для себя понял накрепко. Не хочу я чтобы над моим родным городом вражьи крылья летали. Не хочу чтобы наших людей бомбили и стреляли. Вот поэтому я дал себе слово учиться бить врагов в небе. Насмерть бить! Любых врагов, какие бы они сильные ни были! И вот этому я сам и учился, и друзей своих учил, а нынче я этому же молодых хлопцев в нашем полку учу. Вот так то!
Тишина, после высказывания консультанта от ВВС стояла примерно минуту, потом взорвалась дискуссионным гомоном работников искусства.
— Мдаа. Если смотреть с такой точки зрения... Но все же товарищи... Где же в этом сценарии чистый и красивый вид воинских частей? Где выстроенные на стоянках сверкающие красотой самолеты? Где отдыхающие в санаториях семьи летчиков?! И где, наконец, парад над Тушино и над Красной площадью?!
— А где парад в фильме 'Человек с ружьем'? Или в фильме 'Трубка Коммунара'? У парадов свои фильмы, не надо их всюду пихать. А здесь нам нужна борьба и самоотверженность!
— А ведь точно, фильм-то будет патриотический. Это значит не только ласковую сказку, но и правду показывать придется. И не только красивую, но иногда и горькую правду снимать надо!
— Верно Митя! Я думаю...
— Нет неверно! Мы же с вами, как и писатели, инженеры человеческих душ! А тут у вас одни убийства в воздухе. Смерти и ужас. Так же нельзя! Нужно снимать красивое кино, которое смогут посмотреть не только военные, но и любые дети. Я бы не смогла на такой фильм привести своего младшего брата.
— А ваш младший брат вообще смотрел фильмы 'Чапаев' и 'Мы из Кронштадта'?
— Но ведь там просто кино про войну, а мы о летчиках снимать хотим...
— Голубушка моя, мы снимать будем как раз про тех самых военных летчиков, которые иногда из своих вылетов не возвращаются! Вот такое кино обязательно должны смотреть все и взрослые и дети. Да просто обязаны смотреть чтобы знать потом что случись война от каждого все силы потребуются.
— Верно Саня! Увидь мы с тобой в детстве такой фильм точно бы не в кинематографическое, а в летное училище бы рванули.
— А я не согласен, красота тоже имеет право быть показанной особенно в кино про 'Сталинских соколов'. Ведь небо такое красивое бывает...
— Да кто ж с этим спорит...
— Поймите же друзья, как бы некоторым из нас не хотелось сделать этот фильм шикарно-парадным, центральный смысл этого замысла ведь совсем в другом. Мы собрались снимать кино в первую очередь для будущих защитников Родины. А во втору очередь для тех кого эти защитники защищать должны
— для женщин, детей и старшего поколения. Здесь на первом месте тяжелый, но великий и необходимый долг разновозрастных детей нашей страны перед своим народом и своей землей. Во все времена находились люди приносящие себя в жертву во имя великой цели. Цель у этих людей одна защитить свою Родину и сохранить счастье своих детей и внуков. Никакие ордена и никакие жизненные блага не способны оценить эту великую цель. Вот поэтому никакие романические мотивы даже самые красивые не могут стать в этом эпосе центровыми.
— Можно мне?
— Тише товарищи, пусть товарищ Варламов скажет!
— Эгхм. Я считаю, что кино про войну, может быть и правдивым и красивым. Правы те, кто говорит, что нужна красота. Автор сценарного замысла нам уже рассказал, что красота в воздушном бою есть и немалая. Да вы и сами это видели. И наши консультанты и помощники от ВВС доказали это на живых и наглядных примерах. Даже некоторые эпизоды боев с японскими самолетами мы уже отсняли, хотя они здесь и не были показаны. И хотя глядя на это иногда действительно становится страшно, но это красивые кадры, и мы с вами можем снимать красиво.
Выступление главрежа 'Пионерии' слегка примирило антагонистов и дальше обсуждение пошло уже в направлении доработки сюжета в эстетическом и идеологическом плане. Потом обсуждали кого привлекать на роли героев фильма. Женские роли по сценарию тоже были. Это были жены и дочери. Из них по ходу произведения должны были получиться учителя, врачи и даже одна разведчица. Отснятый материал первого фильма в целом зрителям понравился. Отметили великолепную игру Чиркова, и хорошую операторскую работу. С Чирковым просто повезло, он заканчивал сниматься в 'Учителе', но в паузах умудрился снять все сцены с Мироном. Обсуждая спецэффекты, выяснили, что звук работы двигателя футуристического самолета 'Сокол' и правда был записан в одной из гостиниц с американского пылесоса. Это вызвало многочисленные шутки. По кандидатуре Бабочкина на главную роль мнения разделились. Одни считали, что без усов он отлично сыграет главного героя. Другим казалось, что в гражданском костюме и с бородой он не смотрится, да и вообще Чапаевский флер помешает нормальному восприятию игры актера. К вечеру все утомились и вышли на крыльцо Дворца Культуры подышать свежим воздухом...
Варламов прислушался. Вечно молчаливая Верочка стояла на краю лестницы и что-то негромко напевала.
— Та та-та-та-тааа-та-та...Мммы-мммы...
— Веруня! Что это ты там мурлычешь? Странная какая-то песня, словно похоронная. Сама что ли придумала? Не рановато ли ты наш фильм хоронишь?
— Нет-нет Леонид Васильевич! Это я того старшего лейтенанта тогда подслушала. Помните он тогда на даче у машины своего комиссара ждал, чтобы вместе с ним уехать? Вот тогда я и услышала.
— Гм. А ну ка изобрази этот реквием.
— Это и правда немного похоже на реквием. Только он очень тихо пел и я не все слова запомнила.
— Ничего-ничего! Напой сколько вспомнишь.
Верочка прокашлялась и тихим голосом немного смущенно запела. Постепенно в ее голосе стал появляться метал и чеканность окончаний.
— От героев былыых времё-оон
— Ни осталось пороой имё-оон
— Те кто приняли смееертный бооой
— Стали просто землё-оой травооой
—
— Только гоордаая доооблесть ииих
— Притаиилась в сердцаах живы-их
— Этот вещий огооонь нам завеещанный однииим
— Мы в груди храним...
Она потупила взор и вздохнув, затараторила.
— А дальше, Леонид Васильевич, там что-то про батальон в строю, про друзей было. Потом вы все наружу вышли и так громко разговаривали, что я его слышать перестала. Я тогда специально совсем близко к нему встала и что-то про героев услышала, там и еще что-то про глаза солдат которые с фотографий увядших глядят. И про их взгляд, который как высший суд для ребят, что сейчас растут, и что мальчишкам нельзя солгать и обмануть ни с пути свернуть, но что до этого было я почти не слышала. А потом он, как заметил что я его слушаю, и сразу же петь перестал...
— Слушай, а ведь здорово! Это же как раз песня про то, про что мы фильм снимать собрались. Чего ж он нам сразу это не напел-то!
— Мне показалось, что он стесняется...
— Этот ухарь, который Чибисова в учебный истребитель запихнуть грозился. Вот уж не поверю что он хоть чего-то или кого-то стесняться будет. Хм.
— Ну что вы! Я столько похожих историй слышала. Человек смелый до бесстрашия, а про то что стихи пытается писать рассказать стесняется.
— Ладно бог с ним с этим рифмоплетом, но стихи его надо будет дописать и из них центральную песню фильма сделать можно. Ну как в Голливуде саундтреки делают. Кстати вот ты и займись доделыванием.
— Я не могу!
— Это еще почему?
— Ну во первых песня чужая. Надо сначала разрешение спросить. Во вторых я стихи писать не умею.
— Слушай, не до сантиментов сейчас. Проспим, не успеем вовремя начальство убедить, и вся наша подготовительная работа коту под хвост пойдет. Поняла меня? Две недели я тебе на доделки даю. Кого хочешь привлекай, но чтобы центровая песня фильма через две недели была готова...
—
* * *
—
— Вечер уже почти опустился на и без того обездоленную, а в последнее время еще и обжигаемую войной, землю этой маленькой восточной страны. Календарь в штабе особой эскадрильи показывал, что завтра будет последний день июня 1939. На замершем в оцепенении фронте то и дело происходили какие-то мелкие стычки, но такого накала боев, как в начале и средине двадцатых чисел июня тут пока не наблюдалось. За три последних дня пилоты особой эскадрильи успели слегка изучить район полетов и, наконец-то, привыкли более менее нормально считывать равнинные ориентиры. Каждый из них за это время отработал по нескольку десятков приземлений с различными положениями ветра. Серьезных инцидентов при выполнении посадки больше не возникало.
У главного ремонтного ангара технической службы эскадрильи в предвечерних тенях замерли групповой композицией капитан Ванин и бессменный замкомэск Колун. Глубокие морщины избороздили лбы обоих красных командиров. А смесь удивления, радости и испуга чуть тронула глубину четырех многое повидавших глаз. Впрочем, предмет их пристального внимания по всей видимости заслуживал и более ярких эмоциональных показателей, причем колеблющихся в обе стороны шкалы измерения. Что касается Павлы, то ей еще и просто не верилось, что ее нахальный утренний запрос будет удовлетворен с такой почти космической скоростью.
— Алексей Петрович, а это что такое, и откуда оно тут?
— Нравится? Да, примерно с час назад пограничным Р-10 из Забайкальского округа эта красавица прилетела.
— Гм. А этот гра...Кра...Эгхм!
—
'Хрясь себя по губе раскатанной! Тебе, голубушка, кто вообще разрешил без включения мозгов языком-то махать?! Гранатомет ей, понимаешь, привиделся. Угу. Станковый блин, а заодно реактивный и автоматический. Три раза Ха. Это же, наверняка, какая-то пушка Курчевского. А судя по калибру, та самая АПК-37 и есть, она же АПК-11. Жаль я про нее только читала, а фотографий не видела, и сравнить сейчас этот ужасный облик мне просто не с чем. Мдяя. В жизни не встречала вот такого 'воинствующего уродства''.
— А он... в смысле она. что все еще на вооружении стоит?
— Да нет их все уже несколько лет как сняли. Ну, а эта видимо вместе со своей сестрой в Забайкалье испытание проходила. Почему ее оттуда обратно на Родину не выслали непонятно. Может, просто случайно на пограничном авиационном складе забыли. Правда нам она всего в одном экземпляре досталась. А вторая, как мне сказали, в момент выстрела разорвалась. Зато снарядов к этой последней аж полсотни штук. Как раз на пару зарядок.
'Нормально так. Первая разорвалась, а эта типа сильно понадежнее будет. Гм. Нет, это все здорово, конечно. Я ведь тут уже неделю ждать посылку приготовилась. И все бы было ничего, вот только ни разу не отлаженная эта помпово-ракетная авиахреновина. Как еще она себя в воздухе поведет? Помню читала, что ежели с ней круто пикировать, то у нее снаряды вперед просто выпадают. Мдяя. Эх жаль, что проверять все это уже прямо этой ночью в бою придется. И что характерно...Гм...Кроме меня ведь никому эти эпохальные опыты и доверить-то нельзя. Даа. Вот тебе бабушка и 'пироги'. Значит придется мне ночной порой из этой 37-ми миллиметровой зазнобы задевая пузом самурайское белье на веревках, бракованными снарядами по японцам пулять'.
— Алексей Петрович. Нам бы из этих полста штук снарядов десяток без взрывателей стрельнуть для проверки. Мы ж японцам несколько таких болванок подарить собираемся.
