Потом пришлось уйти. Люди не живут так долго даже в Тибетских монастырях. Пошло ненужное внимание. Тем более, что в 1911-том разразилась в Китае гражданская война плавно перешедшая в революцию. Бардак во всем регионе стоял такой, что затеряться было легко. Возможно, что я вообще не смог бы подобрать лучшего времени для ухода.

Так или иначе, а к лету 1913-го года я снова садился на корабль в Гонконге, увозя в своем багаже один из откопанных сундуков (это звучит громко — СУНДУК. На самом же деле размер его был где-то 60х35х40 сантиметров).

С этим богатством я прибыл во Францию.

В следующем же году началась Первая Мировая Война.

* * *

глава 3

Первое, что я сделал, сойдя с корабля, это пошел в парикмахерскую. Потом к портному.

Может канонного Саблезуба устраивала нечесанная грива на голове, меня же нет.

Короткая аккуратная стрижка (по отдельной просьбе, парикмахер потрудился и над бровями, приведя их к нормальному, человеческому виду), красивый костюм по фигуре, чистая дорогая обувь, осанка — и вот по проспектам Парижа шагает не бандит с большой дороги, а чуть ли не аристократ.

Заинтересованные взгляды дам, опасливые мужчин... Приятно, дзен меня накрой!

Париж — красивый город. Много достопримечательностей, архитектура, музеи, театры... банки.

Один из них я и посетил, избавившись от лишнего груза трофейного китайского серебра и став обладателем приличного счета.

Погулял по берегу Сены, посетил Лувр, Эйфелеву Башню, Нотр-Дам Де Пари... а на выходе увидел Сорбонну. И пришла мне мысль, что все мои бойцовские навыки лет через семьдесят...

Короче, надо учиться, учиться и еще раз учиться, как завещает через пару десятков лет товарищ Ленин. И начать стоит прямо здесь и сейчас.

Чем я и занялся, благо финансы позволяют.

И началось. 1920 — биология и медицина Сорбонна. 1926 — физика и биохимия Мюнхенский Технический Университет. 1932 — математика Оксфордский Университет в Британии.

А вот полноценного образования в области химии в том же Оксфорде я получить не успел. В 1937 году мне пришло письмо от моего товарища по Мюнхенскому Техническому, Авраама Эрскина с просьбой о помощи.

Авраам, в отличии от меня, не был "вечным студентом". Прошедшие годы он потратил с большей пользой. Он получил степень Профессора в биохимии и Доктора Наук в физике. Его разработки были настолько грандиозны, что он даже удостоился встречи с самим рейхсфюрером Адольфом Гитлером.

Вот собственно эта встреча и послужила причиной его просьбы о помощи. Подробностей он в письме излагать не стал. Просто просил встретиться с ним как можно быстрее. И что там он мне все и объяснит.

Я-попаданец, кто такой Гитлер, представлял себе хорошо. И, что до начала мировой войны остается всего около двух лет. Так что его паника показалась мне более чем обоснованной.

Так что уже меньше, чем через неделю я стучался в дверь его дома в Берлине. Правда, для этого пришлось незаконно и тайно пересечь две границы, но когда меня это останавливало?

Суть своих исследований Авраам не раскрыл мне и при личной встрече, зато объяснил, в чем конкретно ему нужна моя помощь. Оказалось, что он надумал бежать. И не куда-нибудь, а в Америку.

Что ж, в Америку, так в Америку, решил я. Все равно после войны все мои дипломы не будут уже ничего значить, а найти место для своих ежедневных тренировок (которые после Китая вошли не то что в привычку, а чуть ли не на уровень рефлексов въелись) и там можно. Тем более приличные университеты и там скоро появятся. Да и заначку забрать надо — золото времен Революции коллекционерами должно цениться.

Я сказал ему "хорошо". Дал три дня на завершение дел. Через означенный срок залез к нему вечером через окно, максимально скрытно от наружки, которую еще в первый визит учуял вокруг его дома. Вколол транквилизатор, вскинул на плечо и тем же путем покинул здание.

Маневр повторил трижды, утаскивая его жену и дочь.

Потом был угон автомобиля, проникновение на военный аэродром, угон самолета, перелет до побережья Франции, утопленный в море самолет, снова угон автомобиля, порт и четыре билета на корабль до США.

Авраам долго ругался по-немецки, когда действие транквилизатора закончилось (благо очнулся он первым). Но ни одно из ругательств не было направлено в мою сторону. Вообще, я заметил, что люди, оказывающиеся недалеко от меня, сразу начинают очень тщательно подбирать слова. И в глаза стараются не смотреть. Вообще, ведут себя тихо, вежливо и предельно корректно.

Хотя, как бы я сам вел себя рядом с почти двухметровой горой мускулов, двигающейся с грацией хищной кошки, молча разглядывающей тебя взглядом убийцы?

Авраам-то меня больше шести лет знает, как-никак соседом по комнате был во времена студенчества... и видел мои тренировки. Так что даже в отвратительном самочувствии после отключки, он не решался высказать недовольство мной. Только клятыми нацистами.

— Выговорился? — уточнил я минут через десять, когда кончился немецкий, пошла латынь и медицинские термины. Он кивнул и затих. Еще через минуту он сказал.

— Спасибо, Вик.

Я просто пожал плечами. Что тут еще скажешь? Вскоре начали приходить в себя и Анита с Эсмой.

Во время пути через Атлантику Авраам много рассказывал о своей жизни в Германии. О том, что видел сам, о том, что ему рассказывали соседи и коллеги... Я слушал. Я вообще умею слушать. Говорю не очень. С трудом выражаю свои мысли. Нужные слова подбираются с опозданием... на пару дней.

Нет, тугодумом меня тоже не назовешь, просто острым языком природа не наградила. Но вот когда я смотрю на человека, пытаясь подобрать достойный ответ на сказанное им, оппонент как-то теряется, тушуется, бледнеет и старается свернуть разговор побыстрее. Так что друзьям в глаза я предпочитаю не смотреть... слишком часто.

Так вот, Авраам рассказывал, я слушал. Наверное он просто хотел выговориться. Когда-то это требуется каждому. А я размышлял, что же делать мне?

Правильнее было бы отсидеться в Америке, не влезая ни во что. Но правильно ли? Сразу вспомнились дурацкие заезженные слова Дяди Бэна из комиксов и фильмов о Человеке-Пауке: "Чем больше сила, тем больше ответственность". А что со своей силой делаю я? И для кого?

А именно в этот момент прозвучало словосочетание "вита-лучи". И меня словно током ударило! Эрскин! Формула суперсолдата! Капитан Америка! Красный Череп! Гидра!

Так вот во что я ввязался! Ддззззен...

Я ничего не сказал Аврааму.

Будь что будет, подумал я. А на горизонте вздымала к небу свой факел Статуя Свободы.

* * *

глава 4

Статуя Свободы. Внушительно, дзен меня накрой! Тот, кто придумал ее, был гений. Вот так, плывешь ты из Европы в Штаты, не от хорошей жизни (от хорошей жизни обычно не уплывают). Долго плывешь. Вокруг лишь вода, шторма, волны... И вдруг! Из-за горизонта появляется точка. Ты еще не видишь земли, но точка становится больше и приобретает очертания женщины-свободы с факелом устремленным в небо.

И ты уже смотришь только на нее. Не видишь ни полоски земли, ни других кораблей, только ее...

Воодушевляет. Реально воодушевляет. Начинает возникать в душе само собой ощущение, что все будет хорошо. Что, вот именно теперь, все будет непременно хорошо.

Авраам поддался этому очарованию в полной мере. Он замолчал и, открыв рот, смотрел на этот символ мечты. Я тоже смотрел.

Но все когда-то кончается. Слетело и наваждение. Авраам словно очнулся и даже немного потряс головой.

— Вик, а как ты выбрался из Германии? Граница же укреплена, — вдруг заинтересовался он. Видимо вспомнил наконец, что в Америке тоже есть таможня. И ее вскоре предстоит проходить.

— На самолете. Ночью, — ответил ему я.

— А кто им управлял?

— Я.

— Ты, разве умеешь управлять самолетом? — удивился он.

— Умею, — ответил я.

— Но как?! — удивился он.

— Франция. Частные курсы пилотов, — коротко ответил я. Не стал вдаваться в подробности. У студентов, не озабоченных поиском средств на пропитание и оплату учебы, времени много. И отнюдь не все оно занято учебой и исследованиями.

А уж начало двадцатого века во Франции — такой простор для выбора хобби: от опиума, вина, секса, оккультизма, до воздухоплавания, стрельбы, французского бокса, изобретательства, живописи и сотен других интересных занятий. Правда, все очень сильно омрачала Мировая Война, но она же подстегивала технический прогресс.

Помню, в то время, я вообще свой личный самолетик имел. И несколько нужных знакомств, которые позволили держаться в курсе технических новинок и даже пилотировать военные образцы, не прибегая к угону. Но для Эрскина это подробности лишние, я так думаю.

— А где самолет взял? — уже с подозрением посмотрел на меня Авраам.

— Угнал.

— Где?!!

— На аэродроме, в пригороде, — не стал скрывать я.

— А как мы пройдем контроль в порту? У нас же немецкие документы... — я молча залез во внутренний карман и достал два французских паспорта. На него и на его жену. Дочери по малолетству подобный документ еще не требовался.

— Откуда? — обреченно вздохнул он.

— Китай — каллиграфия, Национальная высшая школа изящных искусств в Париже, Мюнхен — клуб фотографии, — кратко пояснил я. Подробности... Снова остались за кадром. Не говорить же, что документы для долгожителя — основа основ личной безопасности? Что это первое, чем озаботишься, лишь осознав свою природу.

Естественно, что у меня постоянно имелись в запасе чистые бланки удостоверений личностей нескольких стран. Естественно, что приезжая в новое место, я всегда зондировал почву на предмет всяких мошенников, фальшивомонетчиков, аферистов и их способов изготовления документов.

А калиграфия, которой занимаешься больше полусотни лет, позволяет подделать практически любой почерк... Да я сейчас печатный станок могу "сделать" по четкости воспроизводимого изображения. Не сходя с места, любую печать нарисую (хотя, предпочитаю все же изготовить ее из подручных средств, чтобы был именно оттиск — это надежнее). Печати-то откуда в Европу пришли? Именно — из Китая. Соответственно, где этому лучше учиться, как не там? А тот, кто считает, что у монахов совсем нет свободного времени и творческих увлечений — в корне не прав.

— Но лучше используйте свои документы. Надежнее. Скажете, что беженцы от режима. Попросите политического убежища, — добавил я. — Это, — кивнул на французские паспорта, — На крайний случай. Если придется прятаться.

— Да, Вик, — вздохнул Авраам. — Догадывался я, еще в студенчестве, что парень ты непростой, но что б настолько...

Что я могу на это ответить? Только молча пожать плечами.

— А почему ты решил именно меня о помощи попросить? Если не думал, что настолько? — спустя пару минут молчания, решился задать вопрос я.

— От отчаянья, наверное, — вздохнул он. — После этого приема у рейхсфюрера, мне было попросту страшно. Я посмотрел ему в глаза и то, что я там увидел, напугало меня до дрожи, — зябко передернулся он. — А потом в лаборатории появилась новая охрана. Соседи справа и слева продали свои дома и уехали. Вместо них поселились непонятные люди. В школе дочери появились два новых учителя... Мужчины атлетического сложения в пиджаках с несколько оттянутым вниз правым карманом... Я испугался. Начал думать, что я могу сделать, к кому обратиться... И получалось, что ни к кому. Тебе я написал из отчаяния. Вообще не был уверен, что письмо дойдет. Ведь мы уже пару лет не списывались...

— Но все же мне? Почему? — мне и правда было интересно.

— Хоть мы и знакомы с тобой уже почти семнадцать лет, шесть из которых прожили в одной комнате, но ты так и остался загадкой. Внешность громилы, глаза блаженного, работоспособность машины, острый, хваткий ум. Широкий кругозор... Не обижайся только — улыбка идиота. Непробиваемое спокойствие... Но иногда, редко, очень редко словно вдруг маска трескается. Улыбка превращается в оскал. Глаза ребенка становятся глазами убийцы, хищника, зверя. И такой замогильный ужас пробирает... Да еще тренировки твои ежедневные... Вот я и подумал, что если кто и сможет помочь, то ты.

— Вот как, — хмыкнул я.

— Я только сейчас подумал... Знаешь, за последние десять лет ты не изменился совершенно. Не постарел совсем. Как такое возможно?

Я лишь пожал плечами. А про себя печально вздохнул: Авраам эти годы был хорошим другом. С ним было интересно поговорить. Приятно в письме поделиться какими-то мыслями. Почитать ответное письмо... Но, раз уж у него начали появляться такие вопросы, значит пора расставаться с ним, обрывая все связи.

Не первый уже раз и не последний.

* * *

На берегу разошлись наши дорожки: Эрскин с семьей пошел к властям, как политический беженец от режима. Я же просто поставил штамп о прибытии в страну на своем французском паспорте.

А дальше... А что дальше?

На то, чтобы добраться до места заначки ушла пара дней. На реализацию и открытие счета еще две недели. А потом что?

А потом я открыл для себя биржу. И такое название, как "Старк-индастриз". Фирма, пока еще не большая, основанная Говардом Старком — совсем молодым еще человеком. Но как говаривал Джокер в незабвенном исполнении Хита Лэджера: "Итак, компания у нас маленькая, но у нас огромный потенциал для взрывного расширения!".

Я не задумался ни на секунду, когда вложил в ее акции все свои сбережения (все что осталось от китайского серебра и все американское золото). Все, до последнего цента.

Может кто назовет меня идиотом за то, что я не делал подобного раньше. Имея "предзнание" не пользовался им для обогащения, получения влияния, власти, изменения истории, спасения миллионов...

Пусть так. Не стану спорить.

Пусть я и идиот, но мне всего этого не надо. Не тот склад характера. Для этого надо сидеть на одном месте, "пускать корни", обрастать связями, придумывать разные документальные схемы с наследованием, заморачиваться управлением людьми, однозначно привлечь к себе внимание сильных мира сего... Тоже путь, не спорю. Все данные и козыри для этого у меня на руках были. За триста лет можно было каким-нибудь королем умудриться стать, теневым, корпоративным или официальным. Вполне.

Но не по мне это.

Сразу вспомнился анекдот: "В тенечке под пальмой лежит негр, отдыхает. Идет поблизости белый и говорит негру:

— Чего ты лежишь под деревом, на котором столько бананов? Возьми палку, сшиби несколько штук, пойди на рынок и продай их...

— Зачем?

— Как зачем? Деньги получишь — наймешь еще десяток негров, которые будут бананы с пальм сшибать, а ты будешь продавать.

— Зачем?

— Потом наймешь сотню негров, посадишь тысячу пальм и будет у тебя огромная банановая плантация.

— А это зачем?

— Будешь богатый. Другие будут работать, а ты будешь только лежать в тенечке под пальмой и отдыхать.

— А сейчас я что делаю?"

Примерно так.

Была у меня в прошлой еще жизни мечта — заниматься боевыми искусствами. Была. И я даже в той жизни занимался. Не профессионально, конечно, но занимался ушу тайдзи цуань.