Волчица и пергамент. Том 2

Когда она выскребла дно чаши своим хлебом и бросила его в рот, на её лице было ясно написано, насколько неприятным было его замечание.

— Но у тебя сейчас нет лучшего занятия, верно? Суматоха в городе утихла.

Эта суматоха в основном и привела к тому, что он от истощения провалялся в беспамятстве несколько дней, впрочем, суматоху вызвало как раз то, из-за чего они прибыли в портовый город Атиф. Дело состояло в противостоянии Церкви, возглавлявшей величайшую религию в мире, и королевства Уинфилд, выступившего против неё.

Церковь, тысячу лет неизменно пребывая во власти, забыла суть веры, променяв её на силу, дававшую возможность удовлетворять собственные желания. Стоит ли говорить, что вследствие этого духовенство потворствовало разврату и другим грехам. Церковники добывали налоги при каждой возможности и беззастенчиво использовали свои привилегии. В последнее время они вызвали гнев всего мира из-за десятины, которую первоначально взимали для оплаты расходов на священную войну против язычников, десятины, которую всё ещё рвали из рук народа, хотя война уже закончилась.

Потому-то королевство Уинфилд, наконец, и восстало против тирании Церкви, что побудило Коула покинуть тихую горную деревню горячих источников Ньоххиру, чтобы принять участие в борьбе королевства. В ходе этих событий он с Миюри, пытаясь переубедить церковь портового города Атиф, оказались втянутыми в большую передрягу, каким-то чудом завершившуюся благополучно.

— У меня есть хорошее занятие. После завтрака я должен пойти в церковь и помочь наследнице Хайленд.

Хайленд, внебрачная дочь короля Уинфилда, был представительной аристократкой королевской крови, она напрямую попросила Коула о помощи. У неё была добродетельная цель, и, несмотря на огромные опасности этих событий, она была готова безропотно отдать всё ради веры. Даже свою жизнь. Если всё, чему Коул научился в отдалённых горах, могло принести какую-то пользу, он хотел бы использовать свои знания для служения такому человеку, как она, ей, которая воплощала его идеалы.

— Эй, что такое? — спросил он, заметив, что Миюри нахмурилась при упоминании имени Хайленд.

— Тебе не нужно туда идти... Та блондинка сама так сказала. Ты должен сделать всё, чтобы поправиться. Поэтому после завтрака нам нужно прогуляться по городу или даже отдохнуть в комнате.

Она называла Хайленд "этой блондинкой". Он спрашивал себя, откуда у неё такая нелюбовь к этой аристократке. Возможно потому, что та была красивой женщиной, хоть одетой по-мужски. Или, и эта мысль раздражала, его уважение и подобающее вассалу отношение к Хайленд казались Миюри похожими на любовь.

— Я целую неделю провалялся в постели. И есть множество дел, которые нужно сделать, чтобы исправить ошибки Церкви.

— Хммфф,— фыркнула Миюри, не проявляя заинтересованности, и легла грудью и головой на стол.

— Ну, если ты решишь прервать это беспокойное путешествие и вернуться в Ньоххиру, я не стану возражать.

Миюри оторвала голову от стола и уставилась на него. Во время всей этой суеты девушка поддерживала Коула — и делами, и словами. Очевидно, что без её помощи всё могло бы кончиться совсем иначе, и следовало признать её выдающиеся силу и остроту ума. Вот почему, отправь он её домой, не выслушав её мнения, и окажешься в неловком положении. Так он чувствовал.

И хотя как правило казалось бы немыслимым, чтобы такая молодая девушка отправилась в путешествие, она прокладывала свой путь в мире намного лучше его самого, и ему нечем было её убедить.

Миюри, более чем умная и весьма проницательная, продолжала смотреть на него, отслеживая ситуацию.

— Ладно, хорошо, — сказала она, словно сдаваясь, но поглядывая искоса на него в ожидании его дальнейших слов.

— Тогда убери за собой посуду. Или предпочтёшь остаться в комнате?

— Нет.

— Тогда, пожалуйста, убери.

— Замечательно.

Миюри поднялась так, будто это ей стоило больших усилий, и, изображая послушание, понесла посуду на кухню. Вскоре она вернулась с кусочком вяленого мяса во рту. Коул не нашёл в себе сил напомнить ей, что девочки не должны есть на ходу.

— Теперь в церковь?

— Да... Ох, сначала мы должны поздороваться с господином Стефаном. Я не видел его с тех пор, как слёг.

Стефан представлял компанию Дива, имевшую отделения по всему северу. Он отвечал за дела торгового дома Дивы в портовом городе Атиф. Но, услышав эти слова, Миюри удивилась, и это не было игрой.

— Возможно, тебе не стоит этого делать, брат.

— Что?

— Ты забыл, как безжалостно ты ему угрожал под конец этой истории? Бородатый в самом деле испугался нас... тебя... правда.

В самом деле, в критический момент Коулу пришлось принудить Стефана сотрудничать с ними ради спасения Хайленд — убедить архиепископа в том, что произошло большое недоразумение. Для этого пришлось создать у него впечатление, что Коул с невероятно большой волчицей являются орудиями Бога. Их тогда пленили, и уже то, что они так легко сбежали, должно было казаться делом рук Господа. И к этому ещё Стефан увидел не только освободившегося Коула, рядом с ним стоял серебристый волк, вполне подходивший на роль карающего перста Божьего. Любой, увидев это, свидетельствовал бы о сверхъестественном явлении.

Конечно, если кто-то мог бы разозлить Бога, это была бы сама серебристая волчица — Миюри.

— Тебе, возможно, не стоит иметь с ним дело слишком часто, чтобы он мог немного успокоиться, — сухо улыбнулась она и продолжила. — Я чувствую, что обошлась с ним немного плохо.

На её лице появилось особое выражение, присущее только тем случаям, когда она знала, что какой-то из её розыгрышей зашёл слишком далеко.

— Ч-что, всё это было так ужасно?

В ответ она пожала плечами, как маленькая девочка, которая не могла помочь, но хотела казаться взрослой.

— Очень хорошо, тогда...

— Всё нормально, полагаю.

Коулу не хотелось причинять боль другим.

— Тогда сейчас идём в церковь.

Миюри кивнула, пережёвывая вяленое мясо.

Для больших городов вполне обычно, когда лишь пожилые оставшиеся не у дел жители задерживаются в церкви после утренней молитвы. Имея это в виду, Коул был сбит с толку, когда, открыв дверь, увидел огромную толпу.

— В очередь, в очередь, пожалуйста! Мы просим вас подавать любые запросы, не связанные с церковью, в совет!

Молодой человек, возможно, дьякон, в прямом смысле выделялся из остальной толпы, он забрался на что-то вроде ящика и кричал в коридоре со всей мочи, стараясь перекрыть общий гам. За толпой в коридоре Коул увидел, что и неф [пространство в здании, ограниченное рядами колонн — прим. перев.] был переполнен людьми. По их одежде он различил всевозможных торговцев, ремесленников, крестьян, пастухов и ещё людей, почему-то державших флагштоки с гербами торговых союзов.

— Ты прежде видел что-то подобное, брат? — спросила Миюри, немного наклонив голову, но Коул не мог ей ничего объяснить.

Казалось, в церкви проводят какой-то праздник. Он ещё не пришёл в себя, когда кто-то врезался в него сзади. Это был полный мужчина, напоминавший торговца.

— О, прости меня!.. Мм? О, человек Церкви! Превосходно. Я хотел спросить, где мы могли бы обсудить винный налог.

— А?

— Я слышал, что были проведены реформы, предписанные архиепископом, и мы из Братства таверн и постоялых дворов приходского переулка Шулазе хотим попросить его пересмотреть взносы на церемониальное вино, вот что.

Человек выглядел унылым, он опустил голову, положив руку на большой живот.

— А...

— Как ты знаешь, сверх того, что нам приходится платить налог за импорт вина, частенько мы не можем ничего получить, потому что корабли не приходят. Поэтому делать взнос за вино всякий раз, когда мы приходим на молитву, это слишком... О, вот выпечка, приготовленная девушками нашего прихода, и свечи. Пожалуйста, прими всё это.

Похоже, человек решил по одежде Коула, что тот является служителем Церкви, и потому он с радостным видом достал пакет и протянул его Коулу. Складывалось впечатление, что здание наполнили подобные этому человеку просители.

— О-о, извини, я не служу в Церкви. Я путешественник...

— Э-э? А, точно, что ли? Тогда как насчёт вот чего... Почему бы тебе не остаться в гостинице в приходской аллее Шулазе, пока ты в городе? У нас отличная еда и удобные кровати, всё готово для тебя. И, само собой, если тебе посчастливится встретиться с архиепископом, пожалуйста, расскажи ему про наши честность и благочестие, а также чтобы пересмотреть налог на вино. Н-ну как? Эй!

Настойчивый торговец торопливо уговаривал его остановиться в какой-то гостинице. Коул взял за руку Миюри, стоявшую рядом и почему-то ухмылявшуюся, затем, извиняясь, стал протискиваться сквозь толпу к своей цели. Казалось, последствия недавних беспорядков, охвативших город несколько дней назад, преобразовались в нечто большее, приведшее к ещё большему смятению людей.

Проще говоря, хотя горожане восстали и осудили злые дела Церкви, представлялось слишком опрометчивым ожидать, что всё утрясётся само собой, стоит только победить архиепископа. Наряду с городским советом, стоявшим во главе городского правления, Церковь также оказывала большое влияние. Жители города следовали решениям Церкви, результатом которых был сбор налогов на многие вещи. Каждый раз, когда архиепископ что-то придумывал и менял в своей политике, он не мог избежать договорённости со многими людьми. И если горожане думали, что изменения могут быть в их пользу, они бросались на его сторону, желая, чтобы о них не забыли.

Ощущая себя одним из людей, отчасти ответственных за эту проблему, Коул сжался от сожаления и ужаса.

Однако то, над чем он работал, не являлось маленьким усовершенствованием для северного портового города. Это должно было исправить все ошибки Церкви, накопившиеся за тысячу лет. Если бы это произошло, то наверняка вызвало бы сумятицу в десять, если не в тысячу раз больше. Сейчас не время поражаться ужасом из-за таких простых дел.

"О, Боже, пожалуйста, дай мне силы", — вздохнув, пробормотал Коул, чтобы подбодрить себя.

Хайленд должна быть где-то в центре суматохи, и он решил, что она, вероятно, находилась в зале заседаний. Смутно ощущалось, что поток людей двигался в том направлении. Они с Миюри пробирались сквозь толпу, пока, наконец, не увидели вход в зал заседаний. Большие входные двери оставили открытыми. Из толпы выбралась служанка с охапкой пергаментов в руках. Её волосы и овал лица прикрывала ткань, должно быть, из уважения к Церкви, но длинные волосы, выбившиеся из-под ткани, создавали впечатление, что служанка уже забегалась до изнеможения. Её глаза безотрывно смотрели в землю, пока она безропотно пробиралась сквозь буйную толпу. Она невольно притягивала взгляд: стройная, довольно высокого роста под стать её блестящим, хоть и растрёпанным светлым волосам.

Но Коул не мог долго разглядывать её, опасаясь проявить невежливость, он сразу отвернулся и тут же подумал о шагавшей рядом Миюри. Эта мысль заставило его занервничать.

— Что такое, брат? — спросила его спутница, изо всех сил стараясь не дать толпе раздавить себя. Озадаченное выражение её лица означало, что невысокая Миюри не заметила промелькнувшую служанку.

— О... Ничего, ничего, — ответил он, но мгновеньем позже снова бросил взгляд на служанку, словно пойманный ею на крючок.

Он невольно раскрыл рот и сразу закрыл, когда служанка посмотрела на него и мягким движением приложила палец к губам. Затем этим, удивительно чистым для девушки-работницы пальцем она указала глубже в церковь и живо ушла, не ожидая ответа. Ошеломлённому Коулу осталось лишь последовать за ней, и он, взяв Миюри за руку, повёл её в самую гущу собравшихся.

Некоторое время они следовали за служанкой, пока, наконец, не достигли лестницы, ведущей к колокольне, здесь людей уже не было.

— Что ж, — служанка бросила пергаменты в один из ящиков, именно для этого, видимо, сложенных в коридоре, сняла ткань с головы и пригладила ладонью волосы, приводя их в порядок.

И с этим жестом она вдруг сказочно преобразилась, всё, что выше плеч не было спрятано под платьем служанки, дышало самым возвышенным благородством. И в то же время она почему-то оставляла впечатление красивой вдовы.

— Какой сюрприз, наследница Хайленд, — назвал её по имени Коул, и Хайленд, истинно-благородная, от крови короля Уинфилда, чуть устало улыбнулась.

— Я бы не смогла выйти из той комнаты, если бы не этот сюрприз. Горожане просто роятся вокруг меня, когда я пытаюсь вернуться в торговый дом. Даже поздно вечером, и потому я остаюсь здесь. Надо признать, я рада, что меня не узнают в этом виде, но в то же время я чувствую себя немного странно.

Да, люди часто судят других лишь по одному внешнему виду. Коул вспомнил, как он ошибся, приняв Хайленд, одетую по-дорожному в мужскую одежду, за мужчину, хотя они сверяли свои мнения относительно Священного Писания ещё в Ньоххире, поэтому он не мог заставить себя рассмеяться её объяснению.

— Привет, маленькая госпожа. Как дела?

Надо думать, Миюри сразу узнала, кто это вырядился в одежду служанки, её кислый вид был ответом на вопрос. Впрочем, Хайленд осталась вполне этим довольной.

— Миюри, — Коул, конечно, не мог не обратить внимания на столь невежливое поведение.

Однако её спутница лишь раздражённо отвернулась, плечи Хайленд немедленно затряслись от смеха.

— Я думаю, это потому, что у меня сегодня нет конфет. Ну, ладно.

— Мне так жаль...

— Не, она просто насмешила меня, у меня будто появилась сестра, намного младше меня. Ну, как поживаешь?

— Мне намного лучше, спасибо, — поблагодарил он, как подобает вассалу благодарить своего сеньора, и Миюри бросила на него бесстрастный взгляд.

— Тут ты должен благодарить маленькую госпожу. Я не та, кто заботился о тебе.

Миюри хлопнул Коула по спине, соглашаясь с Хайленд, которая продолжила:

— Это именно мне пристало быть тебе благодарной. Ты спас жизнь мне и пламя праведной веры людям.

Коул посмотрел вверх, и Хайленд улыбнулась. Благородству нелегко склонить голову, но её чувства достаточно хорошо передались её улыбкой.

— Я не...

— Ты бы так поступил, даже если бы спасал мир, — усмехнулась она. — Хорошо, неважно. Как старший над тобой я просто выражу свою благодарность действием. Не то чтобы это было праздником по случаю твоего выздоровления, но почему бы нам не пообедать вместе? Мне приходится работать до самого рассвета, знаешь ли.

Она прижала руку к животу, совсем как Миюри недавно.

— А можно, мы будем есть мясо? — немедленно встряла та.

Коул хотел отругать её за беспрерывную дерзость в поведении, но Хайленд, похоже, её выходки действительно доставляли удовольствие. Да и у него самого сердце не лежало ругаться. Понятно, что Миюри поступала так именно потому, что знала, что Хайленд не будет сердиться.

— Я не против. Мне бы тоже хотелось немного мяса с изрядным количеством соли.

— Аа-у!

Бессмысленно напоминать Миюри, что она только что позавтракала.