Авада Дознавра

Ох, ёпрст... Я же и на метле летать не умею!

Полежав ещё немного, я сообразил, что квиддич — это решаемо. У меня же отмазка есть. На меня напал дементор, теперь у меня от высоты кружится голова, и попробуйте это проверьте. Но научиться летать на метле всё равно надо.

Мне вспомнилось, что если Дамблдор — гад, он обязательно покопается у меня в голове, да и канонный Дамби подозрительно часто знал о делишках учеников, а однажды даже проболтался, что Гарри слишком громко думает. Я не владел окклюменцией, у меня — да и в каноне тоже — не было защитных артефактов от чтения памяти, поэтому оставалось надеяться на условия задачи. Я не смогу её выполнить, если главный объект дознания в первые же дни выпотрошит все мои мозги, значит, здешним мозголомам должны быть доступны только воспоминания Гарри, а то, что голова у него теперь пустая, так она и прежде была не как у академика. Снейпа, надеюсь, этим вообще не удивишь.

Пока я строил планы на ближайшее будущее, в палату вошла невысокая кругленькая женщина добродушного вида. В руках у неё был поднос, где стояли тарелки с едой и несколько пузырьков, надо полагать, с зельями. Видно, это и была мадам Помфри — вот, значит, она какая, а совсем не та сухопарая мымра из кино. Женщина поставила поднос на тумбочку рядом с кроватью, ласково обратилась ко мне по имени, лично споила мне зелья — та еще гадость — и унесла пустые пузырьки с собой. Я сунулся к подносу — там была овсянка, бутерброд с маслом и сыром, яйцо всмятку в яичной рюмке и стакан с соком, который оказался тыквенным. Я никогда в жизни не пробовал тыквенный сок, но в каноне его пили с удовольствием, и я храбро сделал большой голоток.

О май гад... а я еще зелья ругал. Пресно, сладко до приторности и привкус отвратительный. Хорошо еще, что в остальной еде сюрпризов не было. Когда мадам Помфри пришла забрать поднос, я попросил у неё воды.

От неё я узнал, что сейчас утро следующего дня. Вчера меня доставили в медпункт прямо из поезда и накачали зельями, благодаря чему мой обморок перешёл в глубокий сон. Распределение и ужин я пропустил, а теперь пропускаю первый день занятий. Мадам Помфри сказала, что понаблюдает за мной, и если я к вечеру буду хорошо себя чувствовать, она меня отпустит.

Я не рвался из медпункта на свободу, мне нужно было привыкнуть и подумать. Фанфики мало чем могли помочь мне, поскольку я попал в канон. Но даже в каноне Гарри был мальчик не бедный, поэтому мои мысли сами собой сползли на милионное состояние Поттеров, на десятки родовых колец, включая кольца всех четверых Основателей, и на фанонных гоблинов, столь же честных, сколь и услужливых. Главное, не забыть сказать им что-нибудь вроде "да наполнятся золотом ваши закрома и пусть враги ваши обосрутся", желательно на гоблидуке, но можно и так. По утверждению фикописцев, гоблины от этого делаются как шёлковые, а история магии с её гоблинскими войнами идёт лесом.

До конца школьных занятий меня никто не побеспокоил, только мадам Помфри принесла мне обед и очередную порцию зелий. Я не скучал, припоминая подробности канона и прикидывая, как с ними обойтись, чтобы и мне было лучше, и Дамби засветился бы, и сюжет не слишком бы пострадал. От размышлений меня отвлекли голоса в коридоре, а затем ко мне вошли двое школьников, из-за спин которых выглядывала колдомедичка. Мне пришлось надеть очки, чтобы разглядеть вошедших — Гермиону я помнил со вчерашнего вечера, Рона тоже узнал, он мало отличался от своего киношного образа.

— Ну ты... это... как? — выдал Рон.

— Голова немного кружится, — стал я разрабатывать отмазку для квиддича, — а так нормально.

— Когда тебя выписывают?

— Сегодня вечером.

— Дык пошли тогда! До вечера всего-ничего!

— Рон, Гарри не может уйти без спроса! — подала голос Гермиона. — Его должна отпустить мадам Помфри!

— А чего спрашивать, если она его всё равно отпустит? Гарри, одевайся и пошли!

Я оглядел палату, но не обнаружил ничего, что могло бы называться моей одеждой. Шкаф здесь был, но мне стало неловко вылезать при девчонке из-под одеяла в одних огромных трусах Дадли, которые норовили сползти с меня при каждом движении.

— Да вы садитесь, поболтаем, — предложил я. — Чего там новенького?

Они переглянулись и уселись на соседнюю кровать. Сегодня Гермиона показалась мне не такой страшной, как вчера — она не была уродиной, у неё была своеобразная внешность, к которой нужно было привыкнуть. Она была похожа не столько на бобриху, сколько на забавного хомячка, которого можно было назвать даже симпатичным. Пухлые губы, курчавящиеся в беспорядке волосы и тёмно-шоколадные глаза девчонки намекали на то, что у неё в родне отметились негры или ещё какие-то выходцы с юга.

Рон пялился на меня, не зная, о чём говорить. Красноречием он совсем не страдал.

— Через две недели будет отбор в квиддич, — изрёк наконец он.

— Да что ты сразу о квиддиче?! — вскинулась Гермиона. — Гарри, сегодня у нас с утра был урок по прорицаниям, за ним — трансфигурация, а после обеда — уход за магическими существами. По-моему, прорицания — очень расплывчатая наука.

Я вспомнил, что по канону сегодня Трелони должна была предсказать Гарри про Грима, а на УзМС гиппогриф должен был клюнуть Малфоя. Но я не слышал, чтобы в медпункт доставили кого-то, пока я лежал здесь.

— А что было на уходе за магическими существами? — полюбопытствовал я.

— Хагрид показывал нам гиппогрифов, — продолжила Гермиона, а Рон вздохнул с облегчением, что не ему рассказывать. — Он хотел, чтобы кто-нибудь подошёл и поклонился гиппогрифу Клювокрылу, но все побоялись, а Хагрид не стал настаивать. Малфой всё время гадости бурчал, словно он самый храбрый, но тоже не пошёл.

Я слушал Гермиону вполуха, обеспокоенно размышляя. Один день пропущен — и канон уже поменялся. Клювокрыл не клюнул Малфоя, значит, судить его не за что. Значит, в конце года его не придётся спасать и Сириусу будет не на чем улететь. И что теперь делать? Исхитриться и подстроить суд, или уж ладно?

— А как прошли прорицания? — спросил я в надежде, что Гермиона скажет, кому сегодня напророчили Грима.

— Одни домыслы, и больше ничего, — пренебрежительно фыркнула она. — Этот урок — полная чепуха по сравнению с арифмантикой!

— Ты просто не в силах вынести, что ты в чём-то не самая лучшая! — небезосновательно заявил Рон. — Гарри, ты не поверишь, какое у неё расписание! Сегодня на девять утра у неё в расписании сразу три урока — прорицания, магловедение и арифмантика! И она еще говорит, что это не моё дело, что она обо всём договорилась с МакГонаголл. Наша деканша, что ли, время туда-сюда двигает?!

Рон хохотнул над своей шуткой, а разъярённая его первой фразой Гермиона, уже раскрывшая рот для резкой отповеди, вдруг потупилась и заткнулась. Раз уж канон всё равно пополз по швам, я не мог удержаться, чтобы не добавить:

— А правда, Гермиона, кто из вас время двигает — МакГонаголл или ты сама?

— Не говори глупости, Гарри! — огрызнулась она. — Это не ваше с Роном дело, какое у меня расписание!

— Ну, смотри... — проворчал я, раздосадованный тем, что она повела себя точь в точь как в каноне. — Только не обижайся, если и я когда-нибудь скажу тебе, что ты лезешь не в своё дело.

— Гарри, это правда не твоё дело, — отрезала раскрасневшаяся Гермиона. — Я лучше расскажу тебе, что нам профессор МакГонаголл задала к следующему уроку трансфигурации...

— Ну уж нет, только не это! — вскричал Рон, перебив её. — Рядом с тобой, считай, всё время как на уроке!

— Да, Рон, и тебе не помешало бы уделять урокам больше внимания! — парировала она.

Забыв про меня, они стали препираться, пока их не отвлекла вошедшая мадам Помфри. Оценив обстановку, колдомедсестра сказала, что я могу идти и что мои вещи в шкафу. Рон с Гермионой вышли, оставив меня одеваться, а когда я покинул палату, они уже ругались в коридоре.

— Ты сам сначала принял Грима за барана!

— А чего ты хочешь, на первом-то уроке!

Вот так и живём...

3.

Вечером мне пришлось пережить шквальный огонь расспросов в общежитии. Я кое-как вывернулся, не называя никого по именам, и наконец сослался на сильную головную боль, которая у меня и вправду разыгралась. В спальню я пришёл за Роном, а свою койку вычислил методом исключения, она находилась рядом с койкой Рона. На его подушке дремал облезлый крысюк Короста, он же Скабберс, что для самца означает "Паршивец". Крыс напомнил мне, что ездового гиппогрифа у Сириуса уже не будет.

Кстати, а где сейчас Сириус? Помнится, в каноне Финнеган в первый же вечер сказал Гарри, что какая-то магла недавно видела Блэка неподалёку отсюда. Сомнительно, потому что Сириус наверняка путешествовал по Британии в своей аниформе, но так или иначе, он направляется к Хогвартсу и скоро прибудет сюда, если уже не здесь.

С крысом надо было что-то решать, желательно до Хеллоуина. Но два месяца — срок большой, время терпит, а сейчас мне было важнее другое. Нужно было впихнуть хоть что-то в свою не обременённую магическими знаниями голову, пока меня не уличили в полном невежестве.

Это только в фанфиках герой-попаданец в первую же ночь кидается в библиотеку за книгами и зубрит до утра, ретиво вращая тайно позаимствованный — читай, украденный — у Гермионы хроноворот. Моё жалкое недокормленное тельце за вечер умоталось так, что еле доползло до койки, и сразу вырубилось, словно и не валялось весь день в медпункте. Ещё бы, столько впечатлений, и все новые.

Утром меня было пушкой не разбудить. Но это пушкой, а у нас тут имелась одна ревнительница школьной дисциплины. Ни свет ни заря — а как еще назовешь полчаса до начала завтрака — Гермиона явилась к нам в спальню и стала громко возмущаться, что мы с Роном еще не встали. Обращалась она только к нам, все остальные проснулись за компанию.

— Немедленно вставайте, вы оба! — скомандовала она, но Рон только повернулся к стене и накрыл голову подушкой. Я же, спросонья злой и ничего не соображающий, возмутился так, что забыл про условности.

— Немедленно?! — я откинул одеяло и вскочил на ноги, оказавшись перед ней в одних трусах от Дадли. — Гермиона, тут мужская спальня! Почему ни одна из девчонок не заходит сюда без приглашения, и только ты шастаешь сюда, как к себе домой?!

Вгорячах я забыл, что огромные трусы свинообразного кузена еле держатся на мне без надетых брюк, и они сползли вниз по моим ногам. Лицо Гермионы побагровело, глаза выкатились донельзя, а потом отчаянно зажмурились. Конфуз...

— Ой!!! — и она, как ошпаренная, выскочила от нас.

Всё произошло во мгновение ока. Парни врубились и истерически заржали, когда за ней уже захлопнулась дверь. Я, покрасневший не хуже Гермионы, торопливо натянул трусы обратно и по привычке стал искать дырку для резинки на поясе, чтобы затянуть узел, но британский покрой трусов не предусматривал вставных резинок. Их надо было сразу выбрасывать.

Первой мыслью было догнать и извиниться, но затем меня посетила другая — а чего это я должен извиняться, пусть сама извиняется. И как показала жизнь, это было правильное решение, потому что Гермиона за завтраком, краснея и не глядя на меня, извинилась за вторжение. Судя по её пристыженному виду, она только сегодня догадалась, что её однокурсники — существа не бесполые. Я, понятно, простил девчонку, а заодно воспользовался случаем, чтобы уговорить её помочь мне повторить прошлогодние знания. Долго уговаривать не пришлось, это была её стихия.

На уроках повезло, меня не спросили старый материал. Я без особого успеха делал то же, что и все, не выделяясь в худшую сторону. Похоже, если в ближайшие дни я выучу хоть что-то, никто не заметит разницы.

А после уроков Гермиона повела меня в комнату для практики, которых в общаге было несколько, как минимум по одной на каждый курс. Канон об этом умалчивал, но где ещё ученикам было отрабатывать заклинания, если в коридорах нельзя, а в гостиной и спальнях тем более?

Заклинания были знакомы мне только по названиям. Я плавал на каждом. Я не знал ничего, вообще ничего. К счастью, волшебная палочка слушалась меня, а рука была привычна к движениям, и я довольно быстро осваивал всё, что повторяла со мной Гермиона. Больше всего впечатляло, что моё невежество совсем не удивило её, даже вот ни чуть-чуть. Мои познания полностью соответствовали её мнению обо мне, а когда мы закончили упражняться, она торжествующе сказала:

— Ну наконец-то, Гарри, ты хоть что-то выучил. Ведь можешь, когда захочешь.

В последующие дни я усиленно запоминал в лицо преподавателей и учеников Хогвартса. С первыми было легче, мне хватило дня за едой в Большом зале, чтобы разобраться, кто есть кто. Сам директор, сидящий на золотом троне во главе стола, белобородый и разряженный как клоун. Минерва МакГонаголл по правую руку от него, рослая и высохшая, с вечно поджатыми губами, воплощение законченного педанта с атрофированной чуткостью и заботой. По левую руку — профессор Люпин, ничем не примечательный, с виду забитый, одетый в дешёвые заплатанные обноски. Мадам Спраут я выявил среди нескольких женщин, преподающих факультативные предметы, только когда заметил её с хаффлпаффцами. Само собой, были Флитвик, Снейп, Хагрид и Филч, тут было трудно ошибиться.

Снейп меня не разочаровал. Я же не Лёлька, чтобы им очаровываться. Он в точности соответствовал канону — тощий, желчный, сальноволосый, в целом выглядящий злобно и неопрятно. Для полноты картины нужно еще добавить, что он был узкоплеч, чуть ниже среднего роста, сутулился и смотрел на мир исподлобья, а к его лицу словно бы прилипла кривая сардоническая ухмылка, которая становилась заметнее, когда он язвил. Живая иллюстрация к "сделал гадость — сердцу радость".

С учениками было хуже. Особенно приходилось следить за собой, когда они заговаривали со мной. Большинство из них поначалу сливалось для меня в одну огромную незнакомую личность, хотя кое-кого я узнал сразу, например, Луну Лавгуд или Седрика Диггори. Драко Малфоя тоже трудно было не узнать, хотя он был совсем не похож на Тома Фелтона — высокий платиновый блондин с двумя крепкими парнями за спиной. У него не было раздавшейся вширь черепушки, его голова была аккуратной лепки, а длинное лицо с прямым носом и прищуренными светло-серыми глазами было не лицом красавчика, но весьма интересным. И в отличие от киношного образа, в нём чувствовалась порода.

Я был готов к тому, что Малфой начнёт цепляться ко мне, но тот ничего не говорил, а только подозрительно посматривал на меня. На первом же совместном со слизеринцами уроке я понаблюдал за ним и удостоверился, что он совсем не влюблён в меня — обломитесь, слешницы — ни капли не сожалеет о несостоявшейся дружбе и нисколько не завидует мне. Он искренне и глубоко презирает меня. В смысле, Гарри Поттера.

Такой Малфой вполне мог гордиться поручением Волдеморта и ревностно относиться к нему. Такому Малфою можно было поручить опасное дело не только для того, чтобы тот его провалил. Уверен, если Лёлька в своём сне встретится с таким Снейпом и с таким Малфоем, она не будет долго колебаться с выбором. Хотя кто этих девчонок знает...