Авада Дознавра

1.

Всё так вышло из-за Лёльки. Это сестра моя, старшая. На самом деле она — Алёна, именно Алёна, а не Елена, но мы всё равно зовём её Лёлькой. Мои родители прониклись русским духом и назвали её Алёнушкой, а меня три года спустя — Иванушкой. Я лучше стал бы Витькой или Костиком — тогда бы Лёлька не обзывала меня Ванючкой — но и так сойдёт. Вон соседи своего мальца вообще Рогволдом назвали.

Лёлька отучилась три года на литфаке в пединституте. Через год сама училкой станет. А я сдал выпускные в школе и сидел-зубрил перед поступлением. На вычислительную технику собрался, главное — зачёт по русскому сдать.

Но человек предполагает, а судьба располагает. А всё потому, что Лёлька у нас ушибленная Поттером. С Поттера у неё в школе началось, а теперь она стала студенткой и вместо того, чтобы повзрослеть, никак не может выбрать между Драко и Снейпом.

Дура.

Я, понятное дело, тоже Поттера читал. И не раз. И не два. А куда деваться, если все семь книг у нас дома в свободном доступе, только руку протяни, а ничего другого всё равно нет, не про Незнайку же читать. И фильмы смотрел, там еще такая Гермиона... Да и фанфиков в инете начитался, как же без них?

Но я не Лёлька, я парень серьёзный. Я уж точно не стану выбирать между Джинни, Панси и Луной. Я где-то даже однолюб. Когда я в первой серии увидел милашку Герми, то долго выпадал в осадок — как, ну как Рон и Гарри не могли разглядеть в ней девчонку аж до четвёртого курса? И не только они, потому что ухажёров у Герми за все семь серий было раз два и обчёлся, хотя за ней при её внешности полшколы бегать должно, а остальная половина — девчонки. Неужели все парни там в Хогвартсе совсем дурные?

Я даже у Лёльки спросил, а она сказала, что парни умных девчонок не любят. С чего она взяла — я вот, например, люблю.

Но это ладно, мелочь жизни, об этом мы с Лёлькой подсмеивались друг над дружкой, и только. Гораздо хуже было другое, где у нас в спорах чуть ли не до драки доходило.

Дамбигад или не дамбигад?

Если спросите меня — дамбигад, конечно. Гадский дедок недомысливает, недоговаривает, опаздывает, ошибается, не замечает, просчитывается так часто, что только дебилу это не покажется подозрительным. Был бы этот пидор всего лишь старым звезданутым маразматиком, он и на одном золотом троне не усидел бы, а он распрекрасно восседает сразу на трёх. Не верю!

Но, как я уже говорил, Лёлька — дура. У неё на все штучки старого пидора находятся отговорки и оправдания. Дамблдор не знал, что Дурсли обижают Гарри — значит, был слишком хорошего мнения о людях и не мог даже предположить, что они поведут себя так. Это в сто с лишним лет-то он жизни совсем не видел? Ни разу не проверил, как там живётся Гарри — значит, боялся, что его выследят Пожиратели. Ага, самый могущественный колдун столетия, да еще с поттеровской мантией-невидимкой в заначке, вдруг оказался совсем не в ладах с маскировкой, как же иначе? В школе не замечал ни худобу Гарри, ни Дадлины обноски — за мантией издали ничего не видно, а вблизи он не приглядывался. Ну-ну, это к своему герою-то? Сестра, иди на базар, купи себе селёдку и ей мозги морочь.

И так по каждому пункту "недосмотров" Дамблдора. Сегодняшний вечер не был исключением, мы снова разругались вдрызг. Я утверждал, что директор не имеет права подставлять целую школу детей под удар Волдеморта и что он мог бы выбрать для своих интриг другое место. Лёлька доказывала, что борьба с Тёмным Лордом важнее безопасности детей и что у директора не было другого подходящего места. Когда я напомнил, что Дамблдор за десять лет ни разу не заглянул к Гарри, но тем не менее Мальчика-Который-Выжил с первого сентября в школе ожидала полоса препятствий с цербером во главе, сестра распсиховалась и стала швырять в меня чем попало. Это были томики поттерианы.

Я увернулся от книг, и мы оба уставились на совершённое Лёлькой святотатство. Первой опомнилась сестра.

— Это всё из-за тебя! Ванючка!!!

Я смотрел, как она елозит у меня под ногами и собирает книги. Комнатёнка у неё маленькая и заставленная мебелью, собирать что-либо с пола вдвоём — это не для нашей жилплощади.

— Мог бы и помочь... — прошипела она снизу, хотя дел там было на полторы минуты.

— Сама кидала, сама и убирай, — наставительно изрёк я. — Ты прямо как Рон Уизли — ему скажешь, что он дурак, и он сразу в драку лезет. Нет бы ответить "сам дурак", но у него на это мозгов не хватает. А знаешь, почему вы с Уизли на людей кидаетесь? Потому что в глубине души вы знаете, что ваш оппонент прав.

— Засранец! — Лёлька разогнулась и поставила стопку книг обратно на письменный стол. — Мелкий, гадкий, вредный засранец! И сколько бы ты не говорил гадости про Дамблдора, это не-до-ка-зу-е-мо. Ро сказала, что он добрый — и точка.

И тут мне пришла в голову идея. Как выяснилось позже, если не плохая, то очень спорная, но в тот момент она мне понравилась.

— А давай устроим зашибенное колдунство. Проведём ритуал, чтобы нам приснилось, гад Дамби или не гад. Своему колдовскому сну ты поверишь?

— Мне такой сон не приснится!

— Вот и проверим. Спорим, что он гад?

Сестра, уверенная в моём фиаско, живо заинтересовалась идеей.

— Спорим! Но если тебе приснится, что он гад, а мне нет, я тебе не поверю. Может, ты наврал.

— Я тебе ничего не скажу, пока ты мне свой сон не расскажешь. И если тебе приснится, что он гад, ты мне в этом честно признаешься. Непреложный обет?

— Обойдёшься.

Понадеявшись, что Лёлька ищет повод, чтобы наконец согласиться со мной, я не стал с ней пререкаться.

— А как мы будем колдовать? — с энтузиазмом спросила она.

— Щас придумаю.

— Ты чего? Я думала, что ты знаешь ритуал, что ты где-нибудь его прочитал!

— Лёлька, бывают и такие люди, кто сочиняет то, что другие читают. Вот я как раз такой и этот ритуал сейчас сочиню.

— У тебя ничего не получится!

— Тебе бы только крылья подрезать. У меня вдохновение, поэтому не мешай магичить, а лучше помогай.

— А что надо делать?

— Надо начертить на полу пентаграмму. Здесь места нет, иди ко мне в комнату, у меня хлама меньше. Берешь портновскую линейку и мелок и начинаешь чертить.

— А ты?

— А я буду руководить и дальше думать. Так всегда делают люди, которые способны на большее, чем читать других и повторять за ними.

— Хвастун! — Лёлька тем не менее пошла к матери за линейкой и мелком. Минут через пять она вернулась и сказала, что пентаграмма готова.

— Теперь нам понадобится свечка, камешек, чашка с водой... — я подумал ещё, — ...нет, лучше кубик льда из холодильника — чашка создаст помехи. Еще растеньице и что-нибудь небольшое и металлическое. Это мы разместим на углах пентаграммы.

— А в центре?

— Про центр я еще не промагичил. Вот что... туда мы поместим записки с именами персонажей, от лица которых будет сниться сон. Я, понятное дело, буду Гарри Поттером, а ты выбирай из остальных.

— Я... я... — выражение лица сестры напомнило мне про Буриданова осла. — Нет, Джинни я не буду, она рыжая и противная. Лавандой тоже, она дура. Луна чокнутая, Панси на мопса похожа... Так и остаётся твоя любимая Гермиона.

Мы написали записки, Лёлька отдала мне свою.

— А мы в один и тот же сон попадём? — спросила она, кивнув на них.

— Нет, так не годится. Я, понимаешь, в сне, а Герми — моя сестра... — я подхватил верхнюю книгу из стопки — "Гарри Поттер и узник Азкабана" — и вложил её между записками. — Вот теперь мы попадём в разные сны.

— Уверен?

— Всё пучком, не сомневайся. Собирай компоненты и идём к пентаграмме.

Пентаграмма была ровная и аккуратная, с линиями длиной точно по размеру портновской метровой линейки. Я разместил в её центре бутерброд из двух записок, переложенных книгой, взял карандаш — почему-то зелёный, так захотелось — из карандашницы на столе и стал настраиваться на действо. Лёлька тем временем быстренько собрала всё требуемое, включая ветку растения, которую она отщипнула от маминой камелии, и коробок спичек.

— Так... — я стал указывать карандашом. — Свечку зажечь — и сюда, железо и камень — по сторонам от неё, за камнем — растение, за железом — лёд. Когда я подниму палочку, вот так, — я так вошёл в роль, что назвал карандаш палочкой, — мы хором произносим "я иду в поттериану, я там персонажем стану".

Лёлька, впечатлённая обстановкой, с круглыми от предвкушения глазами, по мановению карандаша сказала вместе со мной требуемую фразу. Я указал карандашом в центр пентаграммы и вдохновенно произнёс:

— Авада Дознавра!

— А почему Дознавра? — не преминула спросить Лёлька.

— Потому что наша цель — дознание. Сама знаешь какое.

— Но нет же такого заклинания у Роулинг!

— В магии первично намерение, а форма вторична. Я сказал, что это заклинание годится, значит, так и будет.

Сестра завороженно кивнула.

— А теперь расходимся спать и всю ночь смотрим сон про Гарри Поттера.

Она ушла, я тоже улёгся спать. Пентаграмму убирать не стал, чтобы не сбить настрой. Утром уберу. А хорошо бы и вправду увидеть сон, цветной такой, подробный. Уж я бы на месте Поттера точно разобрался, гад Дамби или не гад. И на Герми неплохо было бы живьём посмотреть...

Это была моя последняя мысль перед тем, как заснуть.

2.

Я проснулся от того, что меня душевно так шлёпали по физиономии. Аж голова моталась, и каждый удар отдавался в ней жуткой болью.

— Убери лапы! — огрызнулся я, ничего не соображая.

Меня перестали бить. Я врубился не до конца и только механически отмечал, что всё неправильно и из рук вон плохо. Не так, совсем не так я просыпаюсь по утрам.

Во-первых, было темно, как у негра в заднице. Пока я это осознавал, поблизости вспыхнул слабый огонёк, в свете которого всё расплывалось у меня перед глазами. Во— вторых, я чувствовал себя преотвратно. Меня знобило и мутило, а голова болела так, что хоть кричи.

В третьих, я лежал на чём-то жёстком — судя по ощущениям, на полу. Надо мной склонилась чёрная фигура, почти сливающаяся с фоном. Белело только лицо, черты которого расплывались, как и всё остальное вокруг. Наверняка это было то самое существо, которое отбило мне всю рожу. С усилием вглядевшись в него, я различил, что это был подросток лет четырнадцати, коротконосый, мордастенький, с тяжёлой нижней челюстью и пухлым полуоткрытым ртом, где сверху виднелись два широких зуба. Его небольшие тёмные глазки словно пытались просверлить меня насквозь.

— Ты кто? — спросил я.

— Он очнулся! — обрадованно завопил подросток непонятного пола. — Гарри, разве ты не узнаёшь меня?!

Это всё-таки сон, и я смотрю его в теле Поттера! Точно колдовской, ибо реальность зашкаливает.

— Ты очки ему надень, очки! — посоветовал голос другого подростка — этот точно парень — у меня над ухом.

Мне на нос шлёпнулись очки — и окружающий мир приобрёл резкость. Помещение было тесным и больше всего напоминало вагонное купе, набитое пассажирами. Кроме меня, здесь было ещё несколько детей, едва различимых в темноте. Теперь нависшее надо мной лицо виднелось чётко, но я никак не мог сообразить, кому оно принадлежит. В поттериане такого точно не было.

— Ты кто? — повторил я.

— Как кто? — в голосе прозвучали испуганные нотки. — Гарри, это же я, Гермиона!

Я наконец обратил внимание на длинные встрёпанные лохмы подростка, оказавшегося девчонкой. Блин, неужели это и есть Герми?

Я снова отрубился.

Очнулся я уже в больничной палате. Всё белое, всё пропахло фармакологией, причём какой-то особенно противной. Значит, зелья как раз такая дрянь, как и описывают. Палата была двухместной, соседняя койка пустовала. Почему-то сразу полезли в голову фанфики, в которых тяжелораненую семнадцатилетнюю Гермиону кладут на соседнюю койку с тяжелораненым шестнадцатилетним Гарри или Драко. С Малфоем её кладут чаще, в фаноне до фига гермидрак, потому что фанатки всех возрастов обожают мечтать о принце, а не о мальчике из-под лестницы. Оба пострадальца, естественно, чуть живы — здесь даже после переломов на другой день выписывают, а им же надо подольше рядышком поваляться.

Нет, я не против Эммы Уотсон на соседней койке. Я даже отвернусь к стене, когда ей подложат утку. Но со здешней Гермионой я бы на соседней койке не лёг. Да и на одном гектаре... но в этом лучше не зарекаться — смотря как приспичит. Почему она вообще здесь такая страшная, ведь в фиках все варианты её внешности лежат между красавицей и неземной красавицей.

Меня озарило. Я же не в фанфике и даже не в киноне, а в каноне!

Здесь понимали мою речь. То ли английский язык был обязательным приложением к попаданию в Поттера, то ли во сне такая мелочь, как язык, вообще не учитывалась. А что, все приезжие и заезжие без проблем говорят по-английски и в каноне, и в фанфиках. Крум и Флёр — еще ладно, они могли и подучить английский перед турниром, но юный Гриндевальд или там какой-нибудь Каркаров, еще в сопливом возрасте непонятно как оказавшийся в британских Пожирателях... это впечатляет. Магия.

Попривыкнув к ситуации, я прикинул, чем я здесь располагаю. Никакой памяти от прежнего Гарри Поттера мне не досталось, все имеющиеся сведения были только из канона, и это говорило в пользу того, что я вижу сон. Я читал, что во сне за несколько секунд реальности можно увидеть год событий, а за минуту — полжизни. Значит, если я буду смотреть сон всю ночь, как загадывали мы с Лёлькой, этого на несколько жизней хватит. Придётся настраиваться, что проснусь я не раньше, чем выясню про Дамби.

Хорошо, что здесь канон, который я знаю почти наизусть. Ну хоть что-то... Нет, специально я его не учил, просто память хорошая. А раз это канон в чистом виде, то купе, темнота и обморок Гарри Поттера означают, что сейчас начало третьего курса, место действия — Хогвартс-экспресс, эпизод с дементором.

Лучше бы, конечно, сон начался с прихода Хагрида к Дурслям, но, видно, тут сыграла роль книжка, которой я переложил записки. У меня в подсознании остался третий курс, вот и получай. Но Гермиону я уже видел, Рона, Джинни и близнецов как-нибудь узнаю, Лонгботтом толстый, Финнеган рыжий, Дин Томас — негр, Колин Криви — с фотоаппаратом, Лаванда — блондинка, Парвати — индианка, а с остальными Гарри Поттер, выходит, почти не общался, если у них не было даже имён. Значит, со знакомыми я разберусь, а неизбежные странности можно списать на дементора, от которого еще и не так чердак поедет.

Моё настроение повысилось, я почувствовал себя готовым к приключениям. Кстати о шраме — съел его дементор или не съел? В фиках иногда съедает, но тут у меня канон. Зеркала в палате не было, но я ощупал лоб и нащупал там характерную неровность — всё в порядке, шрам на месте. Я с довольным видом разлёгся на койке — и вдруг вспомнил главное.

Я же совсем ничего не знаю из того, что Гарри Поттер учил в Хогвартсе эти два года! Помню только, что такое безоар — спасибо Снейпу — и как правильно произносить "Левиоса" — спасибо Гермионе. Как двигать при этом палочкой, я уже не знал. Что же делать — валить на потерю памяти из-за дементора или взять в библиотеке учебники за первые два курса и попытаться втихаря всё выучить? Как показали выпускные экзамены, штурмовщина у меня получалась, значит, сначала второе, а если совсем никак, то первое.

Ох, ёпрст... Я же и на метле летать не умею!

Полежав ещё немного, я сообразил, что квиддич — это решаемо. У меня же отмазка есть. На меня напал дементор, теперь у меня от высоты кружится голова, и попробуйте это проверьте. Но научиться летать на метле всё равно надо.

Мне вспомнилось, что если Дамблдор — гад, он обязательно покопается у меня в голове, да и канонный Дамби подозрительно часто знал о делишках учеников, а однажды даже проболтался, что Гарри слишком громко думает. Я не владел окклюменцией, у меня — да и в каноне тоже — не было защитных артефактов от чтения памяти, поэтому оставалось надеяться на условия задачи. Я не смогу её выполнить, если главный объект дознания в первые же дни выпотрошит все мои мозги, значит, здешним мозголомам должны быть доступны только воспоминания Гарри, а то, что голова у него теперь пустая, так она и прежде была не как у академика. Снейпа, надеюсь, этим вообще не удивишь.

Пока я строил планы на ближайшее будущее, в палату вошла невысокая кругленькая женщина добродушного вида. В руках у неё был поднос, где стояли тарелки с едой и несколько пузырьков, надо полагать, с зельями. Видно, это и была мадам Помфри — вот, значит, она какая, а совсем не та сухопарая мымра из кино. Женщина поставила поднос на тумбочку рядом с кроватью, ласково обратилась ко мне по имени, лично споила мне зелья — та еще гадость — и унесла пустые пузырьки с собой. Я сунулся к подносу — там была овсянка, бутерброд с маслом и сыром, яйцо всмятку в яичной рюмке и стакан с соком, который оказался тыквенным. Я никогда в жизни не пробовал тыквенный сок, но в каноне его пили с удовольствием, и я храбро сделал большой голоток.

О май гад... а я еще зелья ругал. Пресно, сладко до приторности и привкус отвратительный. Хорошо еще, что в остальной еде сюрпризов не было. Когда мадам Помфри пришла забрать поднос, я попросил у неё воды.

От неё я узнал, что сейчас утро следующего дня. Вчера меня доставили в медпункт прямо из поезда и накачали зельями, благодаря чему мой обморок перешёл в глубокий сон. Распределение и ужин я пропустил, а теперь пропускаю первый день занятий. Мадам Помфри сказала, что понаблюдает за мной, и если я к вечеру буду хорошо себя чувствовать, она меня отпустит.

Я не рвался из медпункта на свободу, мне нужно было привыкнуть и подумать. Фанфики мало чем могли помочь мне, поскольку я попал в канон. Но даже в каноне Гарри был мальчик не бедный, поэтому мои мысли сами собой сползли на милионное состояние Поттеров, на десятки родовых колец, включая кольца всех четверых Основателей, и на фанонных гоблинов, столь же честных, сколь и услужливых. Главное, не забыть сказать им что-нибудь вроде "да наполнятся золотом ваши закрома и пусть враги ваши обосрутся", желательно на гоблидуке, но можно и так. По утверждению фикописцев, гоблины от этого делаются как шёлковые, а история магии с её гоблинскими войнами идёт лесом.

До конца школьных занятий меня никто не побеспокоил, только мадам Помфри принесла мне обед и очередную порцию зелий. Я не скучал, припоминая подробности канона и прикидывая, как с ними обойтись, чтобы и мне было лучше, и Дамби засветился бы, и сюжет не слишком бы пострадал. От размышлений меня отвлекли голоса в коридоре, а затем ко мне вошли двое школьников, из-за спин которых выглядывала колдомедичка. Мне пришлось надеть очки, чтобы разглядеть вошедших — Гермиону я помнил со вчерашнего вечера, Рона тоже узнал, он мало отличался от своего киношного образа.

— Ну ты... это... как? — выдал Рон.

— Голова немного кружится, — стал я разрабатывать отмазку для квиддича, — а так нормально.

— Когда тебя выписывают?

— Сегодня вечером.

— Дык пошли тогда! До вечера всего-ничего!

— Рон, Гарри не может уйти без спроса! — подала голос Гермиона. — Его должна отпустить мадам Помфри!

— А чего спрашивать, если она его всё равно отпустит? Гарри, одевайся и пошли!

Я оглядел палату, но не обнаружил ничего, что могло бы называться моей одеждой. Шкаф здесь был, но мне стало неловко вылезать при девчонке из-под одеяла в одних огромных трусах Дадли, которые норовили сползти с меня при каждом движении.

— Да вы садитесь, поболтаем, — предложил я. — Чего там новенького?

Они переглянулись и уселись на соседнюю кровать. Сегодня Гермиона показалась мне не такой страшной, как вчера — она не была уродиной, у неё была своеобразная внешность, к которой нужно было привыкнуть. Она была похожа не столько на бобриху, сколько на забавного хомячка, которого можно было назвать даже симпатичным. Пухлые губы, курчавящиеся в беспорядке волосы и тёмно-шоколадные глаза девчонки намекали на то, что у неё в родне отметились негры или ещё какие-то выходцы с юга.

Рон пялился на меня, не зная, о чём говорить. Красноречием он совсем не страдал.

— Через две недели будет отбор в квиддич, — изрёк наконец он.

— Да что ты сразу о квиддиче?! — вскинулась Гермиона. — Гарри, сегодня у нас с утра был урок по прорицаниям, за ним — трансфигурация, а после обеда — уход за магическими существами. По-моему, прорицания — очень расплывчатая наука.

Я вспомнил, что по канону сегодня Трелони должна была предсказать Гарри про Грима, а на УзМС гиппогриф должен был клюнуть Малфоя. Но я не слышал, чтобы в медпункт доставили кого-то, пока я лежал здесь.

— А что было на уходе за магическими существами? — полюбопытствовал я.

— Хагрид показывал нам гиппогрифов, — продолжила Гермиона, а Рон вздохнул с облегчением, что не ему рассказывать. — Он хотел, чтобы кто-нибудь подошёл и поклонился гиппогрифу Клювокрылу, но все побоялись, а Хагрид не стал настаивать. Малфой всё время гадости бурчал, словно он самый храбрый, но тоже не пошёл.

Я слушал Гермиону вполуха, обеспокоенно размышляя. Один день пропущен — и канон уже поменялся. Клювокрыл не клюнул Малфоя, значит, судить его не за что. Значит, в конце года его не придётся спасать и Сириусу будет не на чем улететь. И что теперь делать? Исхитриться и подстроить суд, или уж ладно?

— А как прошли прорицания? — спросил я в надежде, что Гермиона скажет, кому сегодня напророчили Грима.

— Одни домыслы, и больше ничего, — пренебрежительно фыркнула она. — Этот урок — полная чепуха по сравнению с арифмантикой!

— Ты просто не в силах вынести, что ты в чём-то не самая лучшая! — небезосновательно заявил Рон. — Гарри, ты не поверишь, какое у неё расписание! Сегодня на девять утра у неё в расписании сразу три урока — прорицания, магловедение и арифмантика! И она еще говорит, что это не моё дело, что она обо всём договорилась с МакГонаголл. Наша деканша, что ли, время туда-сюда двигает?!

Рон хохотнул над своей шуткой, а разъярённая его первой фразой Гермиона, уже раскрывшая рот для резкой отповеди, вдруг потупилась и заткнулась. Раз уж канон всё равно пополз по швам, я не мог удержаться, чтобы не добавить:

— А правда, Гермиона, кто из вас время двигает — МакГонаголл или ты сама?

— Не говори глупости, Гарри! — огрызнулась она. — Это не ваше с Роном дело, какое у меня расписание!

— Ну, смотри... — проворчал я, раздосадованный тем, что она повела себя точь в точь как в каноне. — Только не обижайся, если и я когда-нибудь скажу тебе, что ты лезешь не в своё дело.

— Гарри, это правда не твоё дело, — отрезала раскрасневшаяся Гермиона. — Я лучше расскажу тебе, что нам профессор МакГонаголл задала к следующему уроку трансфигурации...

— Ну уж нет, только не это! — вскричал Рон, перебив её. — Рядом с тобой, считай, всё время как на уроке!

— Да, Рон, и тебе не помешало бы уделять урокам больше внимания! — парировала она.

Забыв про меня, они стали препираться, пока их не отвлекла вошедшая мадам Помфри. Оценив обстановку, колдомедсестра сказала, что я могу идти и что мои вещи в шкафу. Рон с Гермионой вышли, оставив меня одеваться, а когда я покинул палату, они уже ругались в коридоре.

— Ты сам сначала принял Грима за барана!

— А чего ты хочешь, на первом-то уроке!

Вот так и живём...

3.

Вечером мне пришлось пережить шквальный огонь расспросов в общежитии. Я кое-как вывернулся, не называя никого по именам, и наконец сослался на сильную головную боль, которая у меня и вправду разыгралась. В спальню я пришёл за Роном, а свою койку вычислил методом исключения, она находилась рядом с койкой Рона. На его подушке дремал облезлый крысюк Короста, он же Скабберс, что для самца означает "Паршивец". Крыс напомнил мне, что ездового гиппогрифа у Сириуса уже не будет.

Кстати, а где сейчас Сириус? Помнится, в каноне Финнеган в первый же вечер сказал Гарри, что какая-то магла недавно видела Блэка неподалёку отсюда. Сомнительно, потому что Сириус наверняка путешествовал по Британии в своей аниформе, но так или иначе, он направляется к Хогвартсу и скоро прибудет сюда, если уже не здесь.

С крысом надо было что-то решать, желательно до Хеллоуина. Но два месяца — срок большой, время терпит, а сейчас мне было важнее другое. Нужно было впихнуть хоть что-то в свою не обременённую магическими знаниями голову, пока меня не уличили в полном невежестве.

Это только в фанфиках герой-попаданец в первую же ночь кидается в библиотеку за книгами и зубрит до утра, ретиво вращая тайно позаимствованный — читай, украденный — у Гермионы хроноворот. Моё жалкое недокормленное тельце за вечер умоталось так, что еле доползло до койки, и сразу вырубилось, словно и не валялось весь день в медпункте. Ещё бы, столько впечатлений, и все новые.

Утром меня было пушкой не разбудить. Но это пушкой, а у нас тут имелась одна ревнительница школьной дисциплины. Ни свет ни заря — а как еще назовешь полчаса до начала завтрака — Гермиона явилась к нам в спальню и стала громко возмущаться, что мы с Роном еще не встали. Обращалась она только к нам, все остальные проснулись за компанию.

— Немедленно вставайте, вы оба! — скомандовала она, но Рон только повернулся к стене и накрыл голову подушкой. Я же, спросонья злой и ничего не соображающий, возмутился так, что забыл про условности.

— Немедленно?! — я откинул одеяло и вскочил на ноги, оказавшись перед ней в одних трусах от Дадли. — Гермиона, тут мужская спальня! Почему ни одна из девчонок не заходит сюда без приглашения, и только ты шастаешь сюда, как к себе домой?!

Вгорячах я забыл, что огромные трусы свинообразного кузена еле держатся на мне без надетых брюк, и они сползли вниз по моим ногам. Лицо Гермионы побагровело, глаза выкатились донельзя, а потом отчаянно зажмурились. Конфуз...

— Ой!!! — и она, как ошпаренная, выскочила от нас.

Всё произошло во мгновение ока. Парни врубились и истерически заржали, когда за ней уже захлопнулась дверь. Я, покрасневший не хуже Гермионы, торопливо натянул трусы обратно и по привычке стал искать дырку для резинки на поясе, чтобы затянуть узел, но британский покрой трусов не предусматривал вставных резинок. Их надо было сразу выбрасывать.

Первой мыслью было догнать и извиниться, но затем меня посетила другая — а чего это я должен извиняться, пусть сама извиняется. И как показала жизнь, это было правильное решение, потому что Гермиона за завтраком, краснея и не глядя на меня, извинилась за вторжение. Судя по её пристыженному виду, она только сегодня догадалась, что её однокурсники — существа не бесполые. Я, понятно, простил девчонку, а заодно воспользовался случаем, чтобы уговорить её помочь мне повторить прошлогодние знания. Долго уговаривать не пришлось, это была её стихия.

На уроках повезло, меня не спросили старый материал. Я без особого успеха делал то же, что и все, не выделяясь в худшую сторону. Похоже, если в ближайшие дни я выучу хоть что-то, никто не заметит разницы.

А после уроков Гермиона повела меня в комнату для практики, которых в общаге было несколько, как минимум по одной на каждый курс. Канон об этом умалчивал, но где ещё ученикам было отрабатывать заклинания, если в коридорах нельзя, а в гостиной и спальнях тем более?

Заклинания были знакомы мне только по названиям. Я плавал на каждом. Я не знал ничего, вообще ничего. К счастью, волшебная палочка слушалась меня, а рука была привычна к движениям, и я довольно быстро осваивал всё, что повторяла со мной Гермиона. Больше всего впечатляло, что моё невежество совсем не удивило её, даже вот ни чуть-чуть. Мои познания полностью соответствовали её мнению обо мне, а когда мы закончили упражняться, она торжествующе сказала:

— Ну наконец-то, Гарри, ты хоть что-то выучил. Ведь можешь, когда захочешь.

В последующие дни я усиленно запоминал в лицо преподавателей и учеников Хогвартса. С первыми было легче, мне хватило дня за едой в Большом зале, чтобы разобраться, кто есть кто. Сам директор, сидящий на золотом троне во главе стола, белобородый и разряженный как клоун. Минерва МакГонаголл по правую руку от него, рослая и высохшая, с вечно поджатыми губами, воплощение законченного педанта с атрофированной чуткостью и заботой. По левую руку — профессор Люпин, ничем не примечательный, с виду забитый, одетый в дешёвые заплатанные обноски. Мадам Спраут я выявил среди нескольких женщин, преподающих факультативные предметы, только когда заметил её с хаффлпаффцами. Само собой, были Флитвик, Снейп, Хагрид и Филч, тут было трудно ошибиться.

Снейп меня не разочаровал. Я же не Лёлька, чтобы им очаровываться. Он в точности соответствовал канону — тощий, желчный, сальноволосый, в целом выглядящий злобно и неопрятно. Для полноты картины нужно еще добавить, что он был узкоплеч, чуть ниже среднего роста, сутулился и смотрел на мир исподлобья, а к его лицу словно бы прилипла кривая сардоническая ухмылка, которая становилась заметнее, когда он язвил. Живая иллюстрация к "сделал гадость — сердцу радость".

С учениками было хуже. Особенно приходилось следить за собой, когда они заговаривали со мной. Большинство из них поначалу сливалось для меня в одну огромную незнакомую личность, хотя кое-кого я узнал сразу, например, Луну Лавгуд или Седрика Диггори. Драко Малфоя тоже трудно было не узнать, хотя он был совсем не похож на Тома Фелтона — высокий платиновый блондин с двумя крепкими парнями за спиной. У него не было раздавшейся вширь черепушки, его голова была аккуратной лепки, а длинное лицо с прямым носом и прищуренными светло-серыми глазами было не лицом красавчика, но весьма интересным. И в отличие от киношного образа, в нём чувствовалась порода.

Я был готов к тому, что Малфой начнёт цепляться ко мне, но тот ничего не говорил, а только подозрительно посматривал на меня. На первом же совместном со слизеринцами уроке я понаблюдал за ним и удостоверился, что он совсем не влюблён в меня — обломитесь, слешницы — ни капли не сожалеет о несостоявшейся дружбе и нисколько не завидует мне. Он искренне и глубоко презирает меня. В смысле, Гарри Поттера.

Такой Малфой вполне мог гордиться поручением Волдеморта и ревностно относиться к нему. Такому Малфою можно было поручить опасное дело не только для того, чтобы тот его провалил. Уверен, если Лёлька в своём сне встретится с таким Снейпом и с таким Малфоем, она не будет долго колебаться с выбором. Хотя кто этих девчонок знает...

Лично мне этот Малфой внушал гораздо больше опасений, чем канонный недоумок, показанный глазами Гарри и компании.

Не прошло и трёх дней, как я заметил, что меня здесь считают чем-то вроде юродивого. Дном волшебного общества. Для местных я был Маугли, воспитанным животными — то есть, маглами — поэтому спрос с меня был маленький. Теперь меня не удивляло, почему здесь легко верили любой гадости про Гарри Поттера, сказанной кем угодно или написанной в прессе. Дикое, непредсказуемое существо, что с него взять? Меня не сторонились только маглорожденные, вроде Гермионы, и такие же отбросы здешнего общества, вроде Рона с Хагридом. Стало понятным, почему у канонного Гарри долго не было никаких друзей, кроме них.

Дамблдор не спешил пообщаться со мной ни приватно, ни публично. Он поглядывал на меня ласково и как-то обезличенно — так глядят после обеда на лежащую перед носом вкусняшку, которую ничто не мешает съесть. Но за одно это еще не записывают в гады — вон тут три сотни детишек в зале за столами, все мелкие и наивные по сравнению с директором. Слишком хлопотно будет обращаться с каждым по-особому, да и попросту не нужно.

Сентябрь в каноне каждый год наступал по понедельникам — мир волшебный, почему бы и нет? — и я наконец дожил до того самого четверга, на который приходились первые уроки по зельеварению и ЗоТИ. Гиппогриф не повредил руку Малфоя и мы с Роном не были назначены ему в помощь, зато сам Снейп ежеминутно придирался к нам. Это были именно придирки, ведь даже если я ничего не умел по зельям, я мог посмотреть, как остальные вокруг готовят ингредиенты, и подготовить их точно так же. Уже через полчаса после начала урока я был безусловно уверен, что прославленный двойной шпион и просто неоднозначная личность в первую очередь был первостатейным тройным дерьмом. Я даже позволил себе помечтать, как великолепно выглядела бы эта незаурядная личность вверх тормашками и в грязных трусах напоказ — и плевать, насколько умело она варит свою вонючую бурду. Незаменимых специалистов нет.

Во второй половине урока Снейп переключился на Лонгботтома и на его жабу, выдавшую себя громким кваканьем. Здесь я был солидарен с сальноволосым уродом, ибо нефиг таскать с собой питомца на занятия. Вон даже Рон своего крысюка никогда на занятия не брал. Урок закончился как раз, когда Снейпу благодаря вмешательству Гермионы не удалось уморить любимую жабу Невилла. У меня каким-то чудом получилось сносное зелье — Рон был бесполезен, Гермиона всё время отвлекалась на Невилла, но я подглядывал у Малфоя. Снейп злобно пофыркал, облил нас с Роном издевательскими комментариями, но зелье зачёл.

— Ну ты сегодня даёшь... зелье вон какое сварил! — восхищённо вспомнил Рон, когда мы уходили с обеда на ЗоТИ.

Выходит, для канонного Гарри это было большим достижением, и я заподозрил, что моё незнание школьной программы здесь в порядке вещей. Задумавшись, я смешался со столпотворением на выходе из Большого зала и услышал голос, шипящий мне в ухо:

— Отойди, замарашка...

Оказывается, я чуть не врезался в Малфоя, который брезгливо отодвинулся от меня. Как ни стыдно было это признавать, опрятность Гарри Поттера оставляла желать лучшего. Исподнее национального героя, приехавшего в Хогвартс прямо от Уизли, с самого начала нуждалось в хорошей стирке, но мне все эти дни было не до того, чтобы искать здесь прачечную, и Мальчик-Который-Выжил, увы, сейчас попахивал грязным бельём. С этим нужно было срочно разбираться, а я даже не посмотрел, есть ли у меня смена одежды. Тем не менее я счёл нужным прошипеть в ответ:

— Да уж почище вашего Снейпа...

Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы толпа учеников не оттёрла нас друг от друга. Я нарочно отстал, чтобы не вызывать косые взгляды морщивших носы девчонок, и к кабинету ЗоТИ мы подошли, когда Малфой уже был там и разглагольствовал своим, что этот Люпин одевается как их бывший домовый эльф, чокнутый Добби, от которого его отец наконец-то избавился. Белобрысый не говорил на публику, как подумалось канонному Гарри, он просто не утруждался понижать голос.

Это он очень кстати напомнил про Добби. Спрашивать о прачечной у старосты или однокурсников было бы весьма странным, а этот эльф наверняка знает, где и как тут стирают бельё. И главное, он не выдаст меня и будет подчиняться мне. Даже если Добби совсем безнадёжен на голову, он хоть на что-то, да может пригодиться.

Урок ЗоТИ прошёл в точности как в каноне. Люпин прикрыл меня от богарта, продемонстрировав классу свою луну. Я был рад его заступничеству, потому что мои прежние страхи остались за пределами сна, а новых я здесь еще не нажил. Если задуматься, больше всего я боялся не сдать вступительные экзамены в политех — не представляю, как бы это изобразил богарт.

После уроков я немедленно занялся решением вопроса личной гигиены. Вернувшись в спальню и покопавшись в сундучке, я нашёл ещё одни огромные трусы от Дадли, ярко-жёлтые с мультяшным слоником спереди и почти новые — видно, Дидикинс отказался носить их. Ещё в запасах Гарри была протёртая в подмышках серая майка, драные джинсы на три размера шире, чем нужно, просторная голубая рубашка, при примерке доставшая почти до колена, и куча разноцветных носков разной степени износа, все непарные. Эти обноски Гарри прятал под новенькой школьной мантией, оставляя на виду только нижнюю часть слишком длинных штанин и здоровенные, словно бы разбитые футболом ботинки. Какая-никакая, но смена одежды у меня была.

На самом дне сундучка я обнаружил тонкую светло-серую шелковистую ткань мантии-невидимки.

Вошёл Невилл, увидел меня в необъятной, распахнутой спереди голубой рубашке и жёлтых труселях со слоником — и чуть не сел, где стоял. Всё ясно, в этом прикиде он меня еще не видел.

— Хочу вот... э-э... переодеться в чистое, — пояснил я.

Он завис, потом растерянно кивнул, попятился и исчез за дверью. Я закончил примерять обноски, собрал один комплект в стопку, надел мантию на голое тело и пошёл в душевую для мальчиков. В идеале хорошо бы пойти сразу в Выручай-комнату, но я пока еще с трудом находил дорогу даже в Большой зал и никогда не отрывался от коллектива во время переходов между уроками. В раздевалке очень кстати никого не было, и я позвал:

— Добби?

Раздался характерный хлопок, и передо мной появился небезызвестный домовик. Он выглядел почти как в фильмах, только выражение его глазастой мордочки было не жалким, а подозрительно инициативным.

— Добби здесь, Гарри Поттер сэр! — бодро отрапортовал он.

Интуиция громко шепнула мне на ухо, что доверять этому существу стирку одежды — не надо.

— Добби, как тут отдать одежду в стирку? — как я и надеялся, мой вопрос нисколько не удивил недалёкого эльфа.

— Добби постирает, Гарри Поттер сэр! — вытянулся он в струнку передо мной.

— Нет, ты скажи мне, как это делают другие ученики.

— Вот дверь, Гарри Поттер сэр. — Добби потянул за ручку дверь в трёх шагах от меня, которая, как я думал, вела в хозяйственную кладовку. В комнате за дверью стояли стеллажи со встроенными ящиками, на каждом из которых было написано имя и фамилия ученика, он провёл меня к одному из них. — Вот ваш ящик, Гарри Поттер сэр. Утром всё будет готово, Гарри Поттер сэр.

Как всё, оказывается, было просто и удобно!

— Спасибо, Добби, ты свободен.

— Сам великий Гарри Поттер сказал мне спасибо!!! — завопил воодушевлённый домовик. Меня передёрнуло от мысли, что его вопли могут услышать в гостиной.

— Ты иди, Добби, — поспешил сказать я. — Я позову тебя, когда ты понадобишься.

Прямой приказ подействовал, и Добби с хлопком исчез. А жизнь-то — налаживается!

Я помылся, оделся, сходил за грязной одеждой и положил её в стирку. Но с самим гардеробом надо было что-то делать. Не может быть, чтобы у Гарри не завалялось хоть сколько-то местной валюты после покупки учебников, а трусы и носки не должны дорого стоить. Может, в Хогсмиде...

Я вспомнил, что Дурсли не подписали Гарри разрешение на посещение Хогсмида. Так ведь и придётся нарушать дисциплину.

4.

За две недели я успел многое. Запомнил в лицо и по именам большинство гриффиндорцев, а также наиболее известных личностей с остальных факультетов. С помощью Гермионы разучил десяток заклинаний и несколько трансфигураций из старого материала, уже известного третьекурсникам. Запомнил, как пройти на занятия, побывал в библиотеке, взял там учебники первых двух курсов и стал штудировать потихоньку, чтобы моё познавательное рвение не бросалось в глаза. Оказывается, все привыкли, что Мальчик-Который-Выжил ленив в учёбе, с трудом усваивает даже элементарщину и считает это нормальным, поэтому моя внезапная любовь к знаниям как раз и выглядела бы подозрительной. Не подумав, я разгромил однажды Рона в шахматы, и с тех пор рыжий больше не садился играть со мной.

Непослушные отцовские волосы оказались сильно преувеличенной легендой. Гарри всё-таки был британским школьником, а не обычным японским. Если их расчесать еще влажными и дать высохнуть, они и не думали торчать. Гермиона очень это одобрила, и я в порыве великодушия пообещал ей подарить на день рождения расчёску с инструкцией по применению. Обиделась, но дулась недолго. Рон её еще и не так подкалывает.

Привыкнув к софакультетникам, я стал замечать назойливое внимание Джинни Уизли. Девчонка всё время пялилась на меня, а когда я взглядывал на неё, вспыхивала и тут же убегала. Сначала это казалось забавным, но очень скоро надоело.

Как вообще получилось, что Джинни в каноне вылезла в красавицы? Рыжая и курносая веснушчатая девчонка с вечно вздёрнутым подбородком, плотно сжатым тонкогубым ртом и бульдожьей челюстью, отчего нижняя часть её лица напоминала захлопнутый чемодан. Парвати — красивее. Лаванда — однозначно красивее. Хаффлпаффки с нашего курса по сравнению с ней очень даже миленькие. Равенкловки, правда, так себе, зато от слизеринок глаз не оторвёшь, даже от Панси.

Похоже, в каноне красоту оценивали только у ближайшего девичьего окружения Гарри, состоявшего из Джинни и Гермионы, вот и сложилась ситуация "на бесптичье и жопа — соловей". Согласен, Джинни из этих двоих, пожалуй, будет покрасивее Гермионы.

Две недели я сидел тихо-тихо, как таракан под тапком. И едва я успел освоиться, едва успел вникнуть в обстановку, наступил день, от которого я с самого начала ожидал неприятностей. День отбора в гриффиндорскую квиддичную команду.

Я не стал украдкой проверять, смогу ли усидеть на своём "Нимбусе-2000". Садиться без малейшей подготовки на скоростную спортивную метлу — всё равно что поехать на болиде "Формулы-1", не умея рулить. Хоть я и в теле Поттера, я пока еще не настолько Поттер, чтобы с лёгкой душой соваться туда, где я наверняка сверну себе шею.

Отбор в факультетскую команду каждый год проводился заново. Это означало, что сейчас я еще не числюсь в команде, даже если всем очевидно, что я там буду. К сожалению, я не мог просто взять и отказаться играть — мне за это житья не дадут, к тому же это нереальный поступок для Мальчика-Который-Выжил. Пришлось идти на отбор, имея в активе только прочитанный самоучитель по полётам, и выжимать из себя всё самое лучшее, чтобы дотянуть до правдоподобной симуляции.

Не хочется и вспоминать, как я там позорился. Оливер Вуд никак не мог поверить, что лучший хогвартский ловец всех времён и народов не в состоянии держаться в воздухе, и отстал от меня далеко не сразу. Вызвали МакГонаголл. Половиной факультета отвели меня к мадам Помфри. Та опросила меня, осмотрела и сказала всё то, что врачи обычно говорят, если сами не знают, что у пациента не в порядке, но при этом его жизни ничего не угрожает — время, время и только время, а также отдых, хорошее питание и вообще будем наблюдать. На всякий случай она напоила меня какой-то гадостью и оставила в медпункте на ночь, но наутро уже отпустила.

На следующий день меня вызвала МакГонаголл и со скорбным лицом снова стала допытываться, что и почему со мной случилось. Я повторил свою байку о дементоре. Она стала горячо убеждать меня, что дементоры так на людей не влияют. Тогда я предположил, что мои головокружения связаны с тем, что я слишком рано стал играть в квиддичной команде — нагрузки, ответственность и всё такое. Она как-то разом утратила горячность и свернула беседу.

Директор не счёл нужным как-либо вмешиваться в эту историю. Хотя мог бы заподозрить, что это у меня из-за шрама.

Ввиду острой нехватки способных ловцов в Гриффиндоре вместо меня в команду взяли второкурсницу Джинни Уизли. Пришлось отдать ей "Нимбус-2000" во временное пользование.

Несколько дней весь факультет смотрел на меня, как на смертельно больного, но мало-помалу всё утряслось. Я ходил на занятия, навёрстывал материал первых двух курсов и выглядел в учёбе не хуже многих. То есть, если сказать по-русски, тянул на твёрдого троечника — а прежде я, похоже, учился на два с минусом, независимо от полученных на экзаменах оценок. Слишком уж радовались преподаватели моим успехам — кроме Снейпа, разумеется.

Рон с Гермионой ругались по десять раз на дню. В каноне это частично отразилось, но чтобы оценить масштабы бедствия, нужно было видеть его своими глазами и слышать своими ушами. Правда, бедствием это было только для тех, кто рядом с ними, а у них самих всё проходило по принципу "милые бранятся — только тешатся". Первой, как правило, начинала Гермиона, никогда не устававшая изводить Рона поучениями, лезть в его дела и придираться у него к каждой мелочи. Со стороны это выглядело так, словно она поставила себе цель любыми способами оказываться в центре его внимания. Рон был проще этих девчоночьих уловок и огрызался на подругу только тогда, когда видел в ней реальную угрозу своим коренным интересам.

Например, когда она пыталась отнять у него "Квидич сквозь века", чтобы всучить ему учебник по трансфигурации. Или когда пилила его за столом, чтобы он ел помедленнее. Но главным раздором у них в последнее время были непростые отношения рыжего мохнатого кота Живоглота и старого облезлого крысюка Коросты — он же Скабберс, он же Паршивец. Живоглот всё время пытался съесть Паршивца, и Рону Уизли это сильно не нравилось. Паршивец был единственной личной собственностью Рона, проходившей по категории предметов роскоши, поэтому потеря крысы была для него ущербом не количественным, но качественным.

Я отлично помнил, что кот крысюка не съест. В каноне эта ветка не зависела от моего попадания в сон, значит, Петтигрю здесь должен уцелеть. Он и здесь до конца учебного года останется приманкой для Сириуса, пока их пути не сойдутся в Визжащей хижине.

Стоп. А как же Клювокрыл? Хагрид держит гиппогрифов где-то в Запретном лесу, их так сразу не разыщешь. Сириус не сможет улететь и его поцелует дементор, а подстроить стычку Клювокрыла с Малфоем я уже опоздал. Прошёл месяц, мы давно откланялись гиппогрифам и теперь учимся вскармливать флоббер-червей. Может, разрулить ситуацию с другого конца?

Если Клювокрыла не приговорят к казни, в тот вечер мы не пойдём к Хагриду. Тогда Петтигрю останется в Хогвартсе, и я не берусь гадать, что ещё может предпринять Сириус, чтобы добраться до него. Как бы не окончилось хуже, чем в каноне.

Допустим, я заранее передам крысюка Сириусу. Тот наверняка убьёт его и не сможет оправдаться перед правосудием. Тогда и Волдеморт не возродится — но может оказаться и так, что Петтигрю сумеет удрать и канон пойдёт по прежнему руслу.

И тут я сообразил, что наличие живого Петтигрю, которого видели трое нас, Люпин и Снейп, в каноне нисколько не помогло Сириусу оправдаться. Блэк всё равно два года был в бегах, пока не погиб в Отделе Тайн, а предатель, великодушно помилованный Мальчиком-Который-Выжил, теми же ногами отправился возрождать Волдеморта.

Канон однозначно показал, что живой крысюк хуже мёртвого и что милосердие — это не всегда хорошо. Нет, хладнокровно убить человека я вряд ли смогу, но я запросто смогу свернуть шею крысе, и это гораздо проще, чем добиться справедливого суда от здешней власти. Я не видел Паршивца в человеческом облике, ничто не мешает мне убедить себя, что это крыса, это просто мерзкая крыса, которых можно и нужно убивать. И вообще это всего лишь мой сон, хотя и очень реальный.

В нашем подъезде на третьем этаже живёт Валерка, мы с ним не самые близкие приятели, потому что он старше меня на два года, но хорошо общаемся. Валерка поступил на биофак, на кафедру зоологии позвоночных, и в прошлом году на летней практике занимался тем, что собирал статистику по грызунам в каком-то отдалённом лесном районе. Он рассказывал мне, как проводил там замеры внутренних гениталий грызунов и как держал на окне открытую банку с недочищенными мышиными черепами, чтобы их добела объели опарыши, а заодно рассказал, как сделать живую мышь мёртвой, не повредив ей ничего нужного для науки. Надо всего лишь резко стиснуть её двумя пальцами там, где её позвоночник присоединяется к черепу, тогда мышь мгновенно умирает от повреждения спинного мозга и остаётся целёхонькой.

А что такое у нас крыса с точки зрения этой процедуры? Правильно, большая мышь.

Несколько дней я выжидал удобный случай, и однажды утром он наступил. После завтрака, когда мы всей комнатой пошли на первый урок, а Паршивец остался дремать на подушке Рона, я сказал парням, что забыл внеклассное эссе к сегодняшнему уроку, что быстренько сбегаю за ним и догоню их.

Вернувшись в спальню, я взял Паршивца в руки. Он, как обычно, не отреагировал никак — наверное, специально, чтобы с ним не играли. Если бы он посмотрел на меня, я еще мог бы засомневаться, но он вёл себя как неживой, и это сильно облегчило мне задачу. Держа его на ладони под передними лапами, другой рукой я одним резким движением стиснул его шею под затылком и ощутил пальцами, как позвоночник отделился от черепа. Крысюк подёргался и обмяк у меня на ладони, он сдох, не успев даже испугаться.

Я уложил крысиное тельце на прежнее место и помчался догонять однокурсников. Моё сердце билось сильно и часто, а в остальном — ничего. Я не осознавал умерщвление крысы как убийство. Бегом догнал парней. Выглядел запыхавшимся, но это было естественно. Пока шли на чары к Флитвику, отдышался, на уроке даже руки не дрожали. Рон только днём обнаружит, что его питомец сдох — крови нет, ран нет, значит, от старости, так и буду его успокаивать. Сразу после гибели крысюк не перекинулся в человека, так, наверное, и останется. А не останется — дознание тут такое, что не разоблачат. Ладно, сдох и сдох, а Волди придётся подождать.

Одним движением пальцев я полностью перекроил канон. Но я здесь не канон отрабатываю, моя задача — узнать, гад Дамблдор или не гад, и гибель Петтигрю ей не противоречит. Так будет даже лучше и быстрее. Если директор не удостоит вниманием дохлую крысу... ну, тут еще бабушка надвое сказала, но если он начнёт усердно расследовать её гибель, тогда он знает о Петтигрю и наверняка гад. Где-то даже жалко, если это выяснится уже через несколько дней — мне здесь не успело надоесть.

Следующей была история магии, на которой я, казалось бы, всё учёл и просчитал. За одним событием напрашивалось другое — сообщить Блэку о гибели Петтигрю, и чем скорее, тем лучше. Тогда он не залезет в замок на Хеллоуин и ничем не подтвердит своё присутствие в окрестностях Хогвартса. А если Блэк уйдёт отсюда куда-нибудь поправлять расшатанное Азкабаном здоровье — надо будет намекнуть, если я его увижу — тогда, возможно, и дементоров от школы уберут.

Но уже после уроков я убедился, что всего не предусмотришь и что человек предполагает, а судьба располагает. Пока нас не было, в спальню пробрался Живоглот, нашёл там тушку Паршивца и вытащил поиграть в гостиную. Когда мы вернулись в общежитие, кот уже так погрыз её и обслюнявил, что ни у кого не возникло сомнений, от чего скончался питомец Рона. Вопрос о гадстве Дамблдора снова подвис, а я оказался виноват, что утром второпях неплотно прикрыл дверь в спальню.

Рон два дня не разговаривал ни со мной, ни с Гермионой. У него язык без костей, для него это целая вечность. Наконец Гермиона нашла к нему подход за нас двоих, и мы пообещали ему следующим летом купить другого питомца, когда окажемся в Косом переулке. На том мы и помирились.

5.

Я стал склоняться к тому, что Рон всё-таки не гад. Нет, он, конечно, гад в том смысле, что он бездельник, тупица и агрессивное хамло, которое не даёт мне нормально учиться и отпугивает от меня остальных сверстников. Что есть, то есть.

Не гад он в том смысле, что он не посвящён ни в какие тайны хогвартского двора и что ему никто не платит за влияние на Мальчика-Который-Выжил. Он слишком прост и несдержан, чтобы не проболтаться. Кроме того, он Уизли, а Уизли выживать умеют. Их не надо тыкать носом в кормушку, они её сами за семь миль учуют и сами от неё кого хочешь ототрут.

И главное, зачем платить, если Рон прекрасно справляется и за бесплатно? Он же всё равно вести себя по-другому не умеет.

А вот за Гермиону я не поручился бы. Это Рон у нас простой, это Рон всё своё выбалтывает, а она свои тайны хранить умеет не хуже, чем вытягивать наши тайны из нас. Едва она замечала, что мы что-то задумали или куда-то собрались, то сразу же заводила своё обычное "ну скажите наконец, что вы замышляете, ведь мы же друзья", а если мы отмахивались, она всё время крутилась рядом или увязывалась за нами. И не отвяжешься.

Зато про Люпина она — молчок, хотя я видел, что она догадалась после первой же его замены Снейпом. Известно же, что оборотень опасен, могла бы и предупредить нас, "ведь мы же друзья". Про хроноворот — тоже молчок. Соображает, за что его дали и чем его отрабатывать. Я специально всячески старался заставить её проговориться — и дружбой спекулировал, и на совесть давил — не получилось. Не моё дело, и точка.

Платят не обязательно деньгами. Время, как известно — те же деньги, информация — тем более, да и протекция стоит недёшево.

Я попытался сдружиться с кем-то ещё, кроме Рона с Гермионой. Не то чтобы я нуждался в новых друзьях или хотел отказаться от прежних, но мне стало любопытно, какие альтернативы пропустил канонный Мальчик-Который-Выжил.

Начал я с Симуса Финнегана. Рыжий ирландец не отказывался поболтать со мной, но стоило копнуть поглубже, как в нём обнаружились тщательно скрываемые залежи презрения ко мне — ничуть не меньше, чем у младшего Малфоя. С Невиллом я еще мог бы подружиться, но тот был унылым рохлей и мямлей, никуда не сующимся и с вечным "как бы чего не вышло" на первом плане. Понятно, что канонному Гарри было куда веселее с Роном.

С Дином Томасом дружбы тоже не получилось. На нашем курсе он был в приятелях с Финнеганом, но гораздо ближе ему была гриффиндорская компания афросмесков всех возрастов и оттенков. Их на факультете было много и у них тут была своя тусовка, в которую они не принимали посторонних, в том числе и индианку Парвати.

Фред и Джордж очень охотно откликались на любую инициативу дружбы. Для них она была чем-то вроде пальца, зацепившись за который, можно было дружески откусить всю протянутую руку. И я их понимал, ведь чем больше приятелей, чем больше подопытных. Как и все не в меру общительные личности, близнецы к любой отдельно взятой дружбе относились крайне легковесно — подумаешь, знакомым больше, знакомым меньше — но меня они выделяли среди прочих, никогда не травили своими подозрительными конфетками и где-то даже опекали. Я у них был не только полезным другом их бестолкового младшего братца и объектом мечтаний их драгоценной сестрёнки — меня прикармливала сама мама Молли, а мама Молли знает, что делает.

Перси Уизли не был таким тупым и спесивым, как его изображали в каноне. Он ответственно относился к своим обязанностям старосты и, к досаде младших членов семьи, не страдал фаворитизмом и не покрывал их грешки и проступки. Он был упорен, настойчив и заслуживал уважения хотя бы за то, что стремился сделать карьеру прилежанием и честным трудом. Но друзей у Перси никогда не было и он никогда в них не нуждался — у него были только полезные знакомства.

Так и выяснилось, что у Гарри в Гриффиндоре было не так уж много возможностей подружиться. Многие дети дружили еще до Хогвартса, а он из-за магловского воспитания был здесь без корней — и неважно, кем были его родители.

Я устроил полную инвентаризацию своего сундучка, попутно выкинув оттуда прошлогодний и даже позапрошлогодний хлам. Вещей было немного, зато в сундучке обнаружилось около пятнадцати галеонов на карманные расходы. Неплохая сумма, если учесть, что волшебная палочка стоит семь галеонов — на эти деньги можно одеться и еще на конфеты останется. Вспомнив, что в каноне Гарри пытался отпроситься в Хогсмид у декана, я решил не нарушать канон.

Разрешения на прогулки в Хогсмид были затребованы у нас день в день, того же шестнадцатого октября. За завтраком Лаванде прислали из дома письмо с известием о гибели любимого кролика от зубов лисы, и она с утра ходила заплаканная. Парвати утешала её, пока обе не вспомнили, что эта трагедия была предсказана еще на первом уроке прорицаний.

— Ох! — у Лаванды даже глаза просохли. — Мне следовало знать, сегодня же шестнадцатое!

— Ну и что, что шестнадцатое? — сразу же заинтересовалась Гермиона, трепетно относившаяся к числам.

— Она была права! Вы помните — "то событие, которого ты с ужасом ждёшь, состоится шестнадцатого октября"!

— Кто — "она"?

— Профессор Трелони, конечно! — удивилась Лаванда, искренне не понимавшая, как можно сразу не догадаться, кто такая "она". Они с Парвати ходили к Трелони даже на переменах — по их словам, для консультаций — и возвращались от неё с выражением причастности к тайне на вдохновенных личиках.

Гермиона, вся деловая и целеустремлённая, после некоторого колебания спросила:

— Ты с ужасом ждала, что твой кролик умрёт?

— Я этого ужасно боялась.

— Он старый, да?

— Молоденький совсем, но я боялась, что вдруг он умрёт.

— Лаванда, включи же логику, — строго сказала Гермиона, при этом оглядевшись, все ли её слушают. — Твой кролик ведь умер не сегодня, так? Сегодня ты только получила письмо. И ты его смерти не ждала, ты её боялась, верно?

Лаванда зарыдала, и Парвати обняла её.

— Забей на Гермиону, Лаванда, — вдруг сказал Рон. — Ей не бывает жалко чужих питомцев. Она не понимает, что они могут что-то значить для своих хозяев.

Они с Гермионой свирепо уставились друг на дружку.

— Рон, но ты же понимаешь, что все эти прорицания — чушь? — тон вопроса Гермионы совершенно не требовал ответа.

Благодаря Лёльке я был не совсем уж чужд оккультизма и не удержался, чтобы не вмешаться в спор.

— Гермиона, для трактовки предсказаний нужна врождённая предрасположенность. Возможно, она есть у Лаванды и её нет у тебя.

Лаванда просияла, а Гермиона посмотрела на меня так, словно я внезапно ударил её в спину.

— Гарри, но ты же не веришь в это, да?

— Это не вопрос веры, Гермиона. Это вопрос понимания, что одни люди могут видеть мир совсем не так, как другие.

— Но почему тогда на прорицания принимают всех, а не только с этой "врождённой предрасположенностью"?

— Ты у меня спрашиваешь? Это к директору, а не ко мне.

— Кому ты говоришь, у неё же ни к чему нет предрасположенности! — обрадованно подхватила Лаванда. — Она же ничего не любит, кроме баллов!

Гермиона нахмурилась и повернулась к ней. К счастью, в класс вошла МакГонаголл, и урок начался. Лаванда посмотрела на меня со своего места и благодарно улыбнулась. Какая она всё-таки хорошенькая... жалко, что это сон, а то я замутил бы с ней.

После урока профессор объявила, что все должны сдать ей разрешения на посещение Хогсмида. Они имелись у всех, кроме меня, а бабушка Невилла даже прислала разрешение прямо декану, резонно рассудив, что внук всё равно его потеряет.

Дождавшись, когда все уйдут из класса, я обратился к МакГонаголл:

— Профессор, как мне быть, если мои дядя и тётя не подписали мне разрешение?

Она глянула на меня поверх очков и ничего не сказала.

— Мне нужно побывать в Хогсмиде, профессор, — продолжил я. — Мне нужно купить там кое-какие предметы первой необходимости.

— Какие еще предметы? — сухо поинтересовалась она.

— Трусы и носки, мэм.

— Но вам же есть что надеть... — МакГонаголл опустила глаза и стала перебирать бумажки на столе.

— Я бы так не сказал, мэм. Дядя с тётей меня не любят, они мне даже еды вдоволь не дают. А из одежды у меня только обноски кузена, видите? — я приподнял нижний край мантии и продемонстрировал драные джинсы, из-под которых выглядывали облинявшие носки разного цвета. — У меня осталось немного денег от покупки учебников, мне хотелось бы что-нибудь поприличнее, а то от людей стыдно... и если бы вы разрешили...

— Но я не разрешаю, — отрезала МакГонаголл, вставая и складывая бумаги в ящик стола. — Извините, Поттер, но это моё окончательное решение. И поторопитесь на следующий урок.

Беседа прошла почти что по Роулинг, реакция на неё Рона с Гермионой — тоже. Рон всячески обозвал деканшу, что вызвало жесточайшее раздражение Гермионы, а сама она ходила с видом "всё-это-к-лучшему".

Впрочем, совсем не по канону пошло кое-что другое. Я заметил, что с этого дня Лаванда стала по-особому относиться ко мне — и до меня вдруг дошло, почему она в каноне так преданно любила рыжего придурка.

Потому что однажды он посочувствовал её горю.

6.

Понятно, что я был раздосадован отказом МакГонаголл. Я ещё мог смириться с непарными носками, но проснуться, так и не побывав в Хогсмиде, было бы крайне обидно. Рон всё время бухтел, как ему жалко, что я не иду с ним. Гермиона буквально умирала от сострадания ко мне.

Несмотря на все свои недостатки, рыжий считал меня другом и искренне переживал из-за моих неудач, если те касались чего-то ценного и для него самого. К примеру, когда Снейп ставил мне очередного "тролля", это была фигня, дело житейское, но запрет на мои прогулки в Хогсмид Рон принимал очень близко к сердцу. Он даже вспомнил про мантию-невидимку и посоветовал мне воспользоваться ею. Я и сам про неё не забыл, но зачёл рыжему заботу.

Его совет не прошёл мимо ушей Гермионы, и наша умница, не забыв сослаться на Дамблдора, сразу же напомнила, что дементоры видят сквозь мантию-невидимку. Я совсем не понял, к чему это было сказано — получалось, что если я под мантией-невидимкой пойду в двух шагах за толпой, меня дементоры непременно поцелуют, а остальных не тронут. Или они в холле стоят со списком и проверяют учеников в лицо или хотя бы по счёту? Возражение Гермионы выглядело как минимум странным, как медиум идиотским и как максимум подозрительным, и я на всякий случай не стал доказывать ей её неправоту, а прикинулся, что она уговорила меня остаться.

Сейчас дементоры еще не патрулировали окрестности Хогсмида. Они бродили только вокруг школы, а в посёлке я буду в полной безопасности, как и остальные школьники. Все они побегут покупать конфеты и игрушки, поэтому я наверняка сумею без помех навестить галантерейную лавку — но не только из-за носков мне хотелось побывать в Хогсмиде в день Хэллоуина.

В этот вечер в Хогвартс должен был проникнуть Сириус Блэк. Если он не знает о гибели крысы, днём он почти наверняка будет где-нибудь в посёлке, потому что ему нужно пропитание, да и на учеников взглянуть захочется. Большой чёрный пёс — не иголка, а у меня будет целый день на поиски. Кто-то же должен сказать Сириусу, что Петтигрю мёртв.

Можно, конечно, пустить дело на самотёк. Тогда Блэк заберётся в наше общежитие, мы заночуем в Большом зале — и так далее по канону. Я буду наблюдать и по ходу дела разоблачать всех гадов, которые засветятся. Но тогда я сам стану гадом — знал, но не предотвратил. Даже если у меня ничего не получится, я должен попытаться.

Пребывание в Поттере — оно без последствий не обходится.

В день праздника, когда все позавтракали и старшекурсники отправились в Хогсмид, я сходил за мантией-невидимкой, надел её и тоже спустился в холл. Там на выходе стоял Филч и ставил галочки против имён в списке, заодно осуществляя фейс-контроль. Отметившись у Филча, ученики группками выходили в распахнутые двери, никаких дементоров нигде и в помине не было. Я беспрепятственно вышел наружу вслед за компанией слизеринцев, среди которых красовался Малфой, обогнал её и поспешил в посёлок.

На пригорке перед Хогсмидом я встал и полюбовался видом сверху. Славный городишка, не средневековый и не провинциальный, а совершенно фэнтезийный, со сказочной атмосферой. Коттеджи чем-то похожи друг на дружку, но не лишены индивидуальности. На конических крышах торчат разнообразные флюгеры, на фасадах торговых точек пестреют большие расписные вывески с изображением товаров, словно в эпоху повальной неграмотности — а чистота везде такая, какая у нас в России возможна только через очень сильное колдунство. Хотя, может, и эти тут у себя намагичили, кто их знает.

Я шёл быстро, обгоняя по пути говорливые компании, и прибыл в Хогсмид одним из первых. Там я начал с поисков Сириуса, заодно посматривая, где продаётся одежда. Посёлок был небольшим, за час я обошёл его весь. Блэка не было, но впереди у меня был весь день, а пока я направился за одеждой, временно сняв с себя мантию-невидимку в ближайшем закоулке. Кроме меня, о запрете знали только МакГонаголл, Рон и Гермиона, но я всё равно старался не светиться среди школьников и проскользнул в лавку бочком. Продавщица, ужаснувшаяся моим обноскам, отвела меня в примерочную и подобрала пару комплектов одежды под школьную мантию, а заодно подсказала, где я могу купить ботинки.

Еще до полудня я закончил с покупками и снова отправился на поиски Сириуса. Везде толпились радостные ученики, на ходу поедавшие сладости, поэтому мне приходилось пробираться вдоль заборов, чтобы на меня кто-нибудь не наскочил. Я даже мельком видел Рона и Гермиону в компании близнецов, они выходили из "Зонко" и совсем не скучали без меня. Сириуса по-прежнему нигде не было, хотя я прошёл по всем торговым улицам и несколько раз обошёл кругом обе таверны — и "Три метлы", и "Кабанью голову".

Любят здесь свинок, любят, ведь Хогвартс — это от "hog wards", а Хогсмид — от "hogs mead(ow)", что примерно означает "Свиные стойла" и "Свиной дол", потому что "hogs" — это не только свиной молодняк, хотя чаще всего он. Свинарий с выгулом, ну и "Кабанья голова" до кучи. Такова уж воля автора канона, что всё связанное с Дамблдором и Хогвартсом проходит под знаком свиньи.

В посёлке Сириуса не было, и я задумался, что же у меня не срослось. Если поставить себя на его место, что бы я сейчас делал?

По улицам слоняется пара сотен учеников, некоторые непременно захотят "погладить собачку". Если Блэк в посёлке, тогда он где-нибудь ныкается и следит за детьми издали, чтобы вовремя сбежать. А насчёт поесть, то сейчас как раз обед, обе таверны забиты школьниками и хозяевам не до бродячих собак. Объедки будут вечером, значит, нужно устроиться неподалёку и подождать.

Первой мне на ум пришла Визжащая хижина. Помнится, в неё из Хогсмида не попадёшь, она заперта изнутри, но всё равно проверить не помешает. Я без проблем разыскал хижину, обошел кругом, поискал щели, чтобы заглянуть внутрь, но не нашёл. Очевидных следов пребывания Блэка не было, но я не следопыт. Поразмыслив ещё, я вышел на озеро и пошёл краем берега мимо посёлка.

И — бинго! В небольшом укрытии под размытыми корнями прибрежной ивы дремал лохматый чёрный пёс размером с кавказскую овчарку.

Я скинул мантию-невидимку и положил сверху в пакет, который мне продали вместе с одеждой. Пёс меня не замечал, и я подошёл поближе.

— Эй, пёсик, привет! — окликнул я шагов с тридцати на случай, если вдруг обознался.

Пёс вскинул голову в мою сторону и мгновенно вскочил на все четыре лапы, не сводя с меня серых, совсем не собачьих глаз. Узнал.

— Иди сюда, хороший пёсик, — позвал я, одновременно поманив его рукой.

Он рысцой подбежал ко мне и остановился напротив.

— Славный, славный пёсик, — я кивнул в сторону посёлка. — Мне туда нельзя, там меня узнают и декану раскажут, а погулять хочется. Я сюда без разрешения выбрался.

Пёс наклонил голову набок и вопросительно приподнял одно ухо.

— Мне Дурсли разрешение в Хогсмид не подписали, а МакГонаголл и рада, — пояснил я. — Все уверены, что меня ищет Сириус Блэк, и она придралась, чтобы не выпускать меня из школы. Точно придралась, разве какие-то маглы ей указ?

Пёс презрительно фыркнул.

— Вот и я сомневаюсь, — согласился я. — Она себе что-то придумала, а я из-за этого должен сидеть там, когда все здесь. Обидно же, собачка.

Пёс потянулся ко мне и лизнул мою руку, а я продолжил:

— Я так и подумал, что мы подружимся, я собак люблю. Это я крыс не люблю, прямо совсем не переношу. Противные они, эти крысы.

Мне показалось, или пёс кивнул? Быстро я его заболтал.

— Хоть ты меня понимаешь, славная собачка. Давай посидим где-нибудь, а то и поговорить не с кем.

Я огляделся и уселся на травянистую кочку неподалёку от берега. Пёс последовал за мной и улёгся рядом на лапы.

— Знаешь, пёсик, я бы в жизни крысу не завёл. Я бы лучше тебя взял, но таких больших в Хогвартс нельзя, да и у тебя наверняка хозяин есть. Представляешь, у моего друга Рона, как назло, еще недавно в питомцах была крыса. Мерзкая, облезлая и вот здесь у неё на лапе пальца не хватало. Рон её Паршивцем звал. Она очень старая была и всё время дрыхла, её бы прибить из жалости, а Рон, представляешь, эту пакость себе на подушку клал.

Пёс резво вскочил на ноги, уставился на меня и гавкнул. Я от неожиданности даже отшатнулся.

— Тише, пёсик, тише! Ты же добрый, ты меня не укусишь? — он вдруг лизнул меня в щеку. — А-а, ты, наверное, любишь на крыс охотиться... — я сделал вид, что догадался, и пёс подтвердил мои слова энергичным гавканьем. — Я бы потихоньку вынес тебе эту тварь, но её недавно Живоглот загрыз. Это кот Гермионин, он во-от такой, — я показал руками, — он и лису загрызёт, не только крысу. Рон до сих пор расстраивается, а ведь три недели прошло. Мы с Гермионой обещали ему летом нового питомца купить, но это когда еще будет, а Рон переживает. Но я с него даже слово взял — пусть берёт кого угодно, только не крысу.

Пёс не сводил с меня глаз, помахивая хвостом и беспокойно топчась на месте.

— Ты хочешь эту крысу? — он коротко, тоненько заскулил. — На неё не поохотишься, она уже дохлая, я сам видел. Ну не знаю я, где Рон закопал её, да и протухла она давно. Отравишься. Да ладно суетиться, другую поймаешь.

Он почти по-человечески вздохнул и улёгся на землю, не сводя с меня немигающего взгляда. Я сделал вид, что задумался вслух.

— Понятно, сейчас у тебя плохая охота. Дементоры хоть кого разгонят, может, они и всех крыс разогнали. Да и охотиться у них под носом... ты собака, тебя они, может, не расцелуют, но всё равно неприятно. Знаешь что, пёсик, на твоём месте я сбежал бы куда-нибудь на юга, на побережье. В портовых городах наверняка крыс полно. Ты бы там отъелся, гладкий бы стал, а то смотри, какой тощий. Нехорошо такому достойному псу ходить таким тощим.

Морда пса приняла выражение, как у тоскующего сеттера старушки Анны Михайловны, нашей соседки сверху.

— Подумай, пёсик, а мне пора, — я достал из пакета мантию-невидимку и увидел, какими глазами уставился на неё пёс. — Это очень волшебная вещь, мне её сам Дамблдор два года назад на Рождество подарил, а в записке написал, что это вещь моего отца. Представляешь, он взял её у отца незадолго до его смерти, а теперь хочет, чтобы я использовал её с умом. Ну, видишь, я её так и использую.

Он протянул к мантии морду, но не обнюхал её, а просто прикоснулся.

— Ну как отец в такое время мог отдать такую вещь директору, а, пёсик? — спросил я напоследок, накидывая на себя мантию. — Не отдал бы — я, может, не остался бы сиротой.

Он горько, жалобно заскулил, а я сказал ему "ну, бывай", натянул капюшон на голову и направился в Хогвартс.

Надеюсь, Блэка не удивило, что я разговаривал с ним, как с человеком. Совы вон адреса читают, а собака чем хуже?

7.

Я вернулся в Хогвартс примерно к трём дня и безнадёжно опоздал на обед. На случай, если меня хватились, у меня была готова отмазка. Буду стоять на том, что ушёл побыть в одиночестве, читай — реветь, и пропустил время обеда. Могло прокатить. Все знали, что это не к Гарри — уйти с друзьями, а вернуться без них.

Мои соседи по спальне всё еще гуляли по Хогсмиту, и я без спешки рассортировал покупки. Я переоделся в новое бельё, рубашку, джинсы, уложил в сундучок остальные обновки, но старьё побоялся выбрасывать и засунул к мантии на дно сундучка — мало ли, вдруг Дурсли принимают его обратно по счёту. Поймав себя на этом, я даже испугался, что всё больше и больше становлюсь Гарри Поттером.

В каноне из Хогсмида возвращались впритык к ужину, и я завалился на койку с прошлогодним учебником трансфигурации в руках, уверенный, что до вечера меня никто не побеспокоит. Но не успел я устроиться поудобнее, как в дверь просунулась вихрастая голова Колина Криви.

— Гарри, ты чего, тебя там МакГонаголл разыскивает!

— Давно?

— С обеда. Сказала, чтобы я нашёл тебя и велел немедленно идти к ней в ассистентскую! Я тебя везде искал, а ты уже здесь!

Пришлось отложить учебник и поспешить к декану. МакГонаголл нервничала и от этого буквально шипела на меня, но моя отмазка прокатила. Не пойман — не вор, а пропустить обед — не преступление.

Разговор с МакГонаголл напомнил мне про еду. Из-за привычки тельца к голодухе мне не хотелось есть, но вечерние события стали непредсказуемыми и лучше было встречать их сытым, поэтому от декана я отправился искать картину с грушей. Кое-как отыскав её, я пробрался на хогвартскую кухню и был накормлен, удостоверившись заодно, что все домовые эльфы здесь одеты в табарды с гербом Хогвартса, которые канонный Гарри упорно называл полотенцами.

Оставшееся время я провёл с учебником, а за полчаса до ужина вернулись отпускники из Хогсмида. Услышав за дверью оживлённый галдёж, я вышел в гостиную, где они делились впечатлениями с младшими. Среди вернувшихся были и Рон с Гермионой, розовощёкие, счастливые как никогда. Рон высыпал мне в руки пригоршню сладостей, а Гермиона рассказала о почтовом отделении с сотней сов. Её это очень заинтересовало, ведь своей совы у неё не было.

— А что ты делал? — озабоченно спросила она. — Уроки?

— Нет, повторял прошлогодний материал по трансфигурации. Поможешь попрактиковаться?

Гермиона обрадованно заулыбалась — это тоже было хорошее дело.

— Конечно, Гарри, — она поглядела на часы. — Знаете, нам лучше поторопиться, пир вот-вот начнётся.

Мы пролезли в дыру за портретом Толстой Дамы и проследовали за толпой на праздничный ужин. Вскоре мы пришли в Большой зал, и я воочию увидел, как он выглядит в хеллоуинском оформлении. Ничего так, но если честно, в наш век современных технологий кино и дизайна, интернета и компьютерных игр он впечатлял не особо. Все праздничные блюда были из тыквы, включая выпечку и напитки, и я порадовался, что недавно поел. Рон с Гермионой тыкву любили, они умудрились впихнуть в себя по две порции каждого блюда.

Из развлечений на празднике была пантомима призраков, выступивших с синхронным скольжением и разыгравших сценки собственной жизни и смерти. Почти все ученики были впечатлены, особенно сценой обезглавливания Почти Безголового Ника, но в наш век современных технологий кино и дизайна... ну вы меня поняли.

Когда мы выходили с ужина, я оказался неподалёку от Малфоя, который не утерпел, чтобы не крикнуть:

— Дементоры велели кланяться, Поттер!

В отличие от канона, здесь он почему-то не цеплялся ко мне, но сегодня ему, похоже, атмосфера праздника навеяла. Я не остался в долгу и крикнул в ответ:

— Ну и компанию ты водишь, Малфой!

Вокруг заржали, и, что приятно, не надо мной, а над ним. Рон всю дорогу до общежития злорадствовал, что Малфою досталось, Гермиона тоже выглядела довольной и вопреки обыкновению не стала пилить меня за несдержанность.

Дверь в общежитие была целёхонькой и Полная Дама оставалась на своём посту. Значит, Блэк прислушался ко мне и теперь где-нибудь на пути к югам.

Не только календарь, но и луна в каноне вела себя как попало. Люпин нормально чувствовал себя на хэллоуинском пиру, а полнолуние наступало позже, как раз перед следующей субботой после Хеллоуина, в которую должен был состояться первый школьный матч по квиддичу. Рука Малфоя не пострадала, поэтому Гриффиндор играл со Слизерином.

Погода была отвратительная. Всю неделю держалось затяжное ненастье, но Оливер Вуд чуть ли не ежедневно гонял свою команду на квиддичное поле. Про меня забыли, всё внимание было к новой ловчихе. Джинни обещала стать хорошим игроком, но пока еще слишком мало играла, чтобы наши не опасались за исход матча. В последние дни она выглядела измотанной и даже забывала краснеть и убегать при моём появлении.

В день перед матчем ветер завывал вовсю, а дождь лил как из ведра. Слизеринцы драли носы, их команда в целом была сильнее. У Гриффиндора был шанс выиграть только поимкой снитча, и они не верили, что мелкая девчонка может противостоять их Малфою.

Днем у нас был урок по ЗоТИ, на который я не опоздал, потому что Оливер трепал нервы советами не мне, а Джинни. С меня не сняли баллы, зато остальное прошло по прежнему сценарию. Люпина замещал Снейп, он объявил, что сегодня мы будем изучать оборотней. Гермиона чуть не выскочила из школьной мантии, сперва пытаясь заставить профессора не менять запланированную программу, а затем без разрешения отвечая на его вопросы, хотя он игнорировал её семафорящую руку. Я впервые подумал, что Снейп не так уж и свиреп. Он всего лишь снял с Гермионы каких-то жалких пять баллов, а у нас в школе за это выгнали бы из класса.

Казалось, погода уже такая, что хуже некуда, но в субботу она стала ещё хуже. Любой нормальный директор, отвечающий за детей, перенёс бы матч, но это не к Дамблдору. Пока мы втроём шли на стадион под огромным Гермиониным зонтиком, его несколько раз выворачивало порывами ураганного ветра. Но мы дошли и уселись на трибуне, и я приготовился впервые в жизни смотреть настоящий квиддичный матч, в глубине души радуясь, что я в нём не участвую.

На матч явилась вся школа. В Хогвартсе не так много развлечений, чтобы пропускать такое зрелище. Впрочем, взрослые относились к квиддичу спокойнее и непогода отвратила их от матча. МакГонаголл, Снейп и мадам Помфри были здесь, но Флитвик и Спраут отсутствовали. Не было и Дамблдора, ведь Мальчик-Ходячее-Несчастье на этот раз не рисковал свернуть себе шею на квиддичном поле, а мирно сидел на трибуне. Его не требовалось усиленно сторожить.

Мадам Хуч с силой дунула в свисток. По стадиону разнёсся пронзительный свист — и матч начался.

Не скажу, чтобы это было зрелищно. Мои очки заливало, я различал на поле только красные и зелёные пятна, мечущиеся в воздухе под проливным дождём. Как вообще с таким зрением можно играть в квиддич, если я с трибуны ничего не вижу? Комментатора не было слышно за шумом бури, и только тычки Рона в бок, сопровождаемые рёвом болельщиков, говорили мне, что на поле происходит что-то кроме красно-зелёного мельтешения. Я был в курсе счёта игры только потому, что при каждом изменении Рон с досадой повторял его вслух. Вели слизеринцы, и они разделывали нашу команду всухую.

Несколько раз я пытался протереть стёкла мокрым рукавом, но это не помогало. Стало чуть получше, когда Гермиона наконец заметила мои мучения и наложила на мои очки водоотталкивающее заклинание. Теперь я смог различить черную голову Анжелины Джонсон, тёмную щётку волос и белое лицо Оливера, а также три рыжих головы, две из которых, мокрые и всклокоченные, принадлежали Фреду и Джорджу, а третья, с замотанным на затылке пучком — Джинни. Неподалёку от неё виднелся беловолосый игрок в зелёной слизеринской форме — Малфой. Пока остальные игроки разбирались с квоффлами и бладжерами, эти двое кружили по полю, следили друг за другом и высматривали снитч.

Вдруг они оба устремились куда-то, и я заметил там яркую золотую точку. Малфой был ближе, но метла Джинни была быстрее, поэтому невозможно было предсказать, чем закончится их единоборство.

В этот миг случилось нечто странное. Звенящая тишина накрыла стадион, даже ветер перестал выть. А затем по стадиону прокатилась ледяная пронизывающая волна.

Это были дементоры. Их было не меньше сотни, все они слетались сюда с непостижимой скоростью. Тёмная стая в одно мгновение заполонила стадион.

Игроки пустились в бегство — кроме ловцов, на полной скорости пикировавших к снитчу. Джинни, опередившая Малфоя, не вписалась в пике и врезалась в размокшую землю. Малфой подхватил снитч, взмыл вверх и вскинул было руку с ним, но мгновенно оценил обстановку и задал дёру, а Джинни приподнялась на руках и попыталась встать. Тут к ней подоспел дементор и склонился над её лицом.

С преподавательской трибуны на поле понеслись патронусы, но они безнадёжно опаздывали. Первый из них подлетел, когда дементор уже отпустил безжизненное девчонкино тело. Остальные тёмные твари разлетелись по трибунам, а мгновение спустя оттуда раздались отчаянные вопли и визг детей.

Не хотелось и думать, что там происходит, да и не до этого было. Два десятка дементоров направлялись прямо сюда. Началось столпотворение, все вокруг побежали с трибуны — и мы побежали бы, если бы у Гермионы от ужаса не отнялись ноги. Мы с Роном потащили её под руки, но она оказалась слишком тяжелой для нас. Дементор был уже рядом, когда я догадался накрыть ей лицо капюшоном и запихнуть под сиденья, а сам остановился над ней.

Последнее, что я запомнил — тёмный провал под оборванным чёрным балахоном в полуметре от моего лица.

8.

Сознание пробудилось, в мои глаза ударил яркий белый свет. Я в раю? Вроде и не был праведником — может, мне зачлась попытка спасения Гермионы? Ну не мог я бросить девчонку, даже если это сон. Да и привык я к ней, никакая она не страшная, по-своему даже симпатичная. Назойливая до жути, но к этому тоже привыкаешь.

Мои глаза заслезились от света, и я отвернулся. Увидел обстановку и подскочил на месте — это была моя комната! Вечером я не задёрнул занавеску и теперь утреннее солнце било мне прямо в глаза. Это был всё-таки сон.

Я в раю! Я дома!

Я сел на постели и содрогнулся. Последние мгновения в поттериане всё еще стояли перед моими глазами, а сердце учащенно билось. Такой реальный сон, так и инфаркт схватить недолго. Хорошо, что я здоровый парень. Да, а как там Лёлька?!

Наспех одевшись, я выскочил в общую комнату и остановился. Тишина. Родители ушли на работу, дверь Лёлькиной комнаты была закрыта. Насчёт разбудить её я засомневался, но посмотреть, всё ли с ней в порядке, стоило.

Поколебавшись, я направился к Лёлькиной двери. За ней вдруг послышались шаги, затем она открылась и оттуда выглянула встрёпанная Лёлька в домашнем халате. Её слегка блуждающий взгляд остановился на мне.

— В-ванючка? — так жалко и неуверенно прозвучал её голос. — Т-ты как? В порядке?

— А ты?

— Ага.

Мы смотрели друг на дружку, не в силах произнести ни слова. Я был совсем не готов рассказать ей свой сон, она, как я видел, тоже. Ей наверняка приснилось что-нибудь другое, потому что там она действовала по-своему, но я видел, что сестра потрясена не меньше, чем я.

— Ну как там Дамби, гад или не гад? — спросил-таки я, когда мы освоились с реальностью.

— Гад! — мгновенно вскинулась Лёлька. — Ох и гад, да еще какой! Знаешь, чтобы быть гадом, совсем не надо подделывать документы и воровать из сейфов. Надо просто плохо делать свою работу.

Три дня я не заглядывал на фан-сайты. Готовился к вступительным, играл в онлайн-игрушки по мелочам. После пережитого во сне меня прямо-таки мутило от мысли о соприкосновении с поттерианой.

Но уже на четвёртый день как-то само собой вспомнилось, что я давненько не заглядывал в фанфики, а ведь там наверняка появилось кое-что новенькое. Я кликнул на ссылку и полез ознакомляться.

В самом деле, не про Незнайку же читать?