Грайсток - 3. Рождение легенды.

Это были ЧЕШУЙКИ!

Я так оторопела, что даже испугаться забыла! Отпустила глупый куст, даже не заметив, что выдернула его не напрягаясь, и так и рассматривала место, что уже было покрыто вполне себе человеческой кожей. Моей оторопелости хватило на весь день, я даже забыла сообщить об увиденном магу...

А еще я заметила изменения в вампирах. В первые дни похищения они почти не реагировали на меня. В смысле, не испытывали ко мне ничего, кроме раздражения. Теперь же, они просто не отрываясь следили за мной глазами. Постоянно. Жадно. Не осознавая того, (а может и просто не считая нужным этого скрывать?) они часто облизывались, когда говорили со мной или работали рядом, чем здорово меня нервировали. Вэрд спросил у них как-то, утомленный моими жалобами : "В чем, чярт побери, дело?" и получил ответ: " Она дурманит!".

Вот это номер!

Позавидовала, что называется, Белле Стоун. Только вот она притягивала одного вампиряку, да еще и любимого (и любящего!), что только и мечтал сделать ее счастливой, а я... целый выводок дохлых придурков, мечтающих обглодать меня до белых косточек! Я попыталась откровенно паниковать...

И не смогла. Вдруг обнаружилось, что страх перед вампирами куда-то исчез и более-менее серьезные опасения вызывал лишь Сварос, умудряясь одним воспоминанием о себе где-то там, пробрать меня до самых печенок. На остальных я реагировала тихим, прочувствованным горловым рычанием, срывающимся с моих губ на полном автопилоте, без какого-либо участия разума. Это рычание действовало на дохляков, что ушат ледяной воды на спящего! Они так взбадривались, что не рисковали еще несколько часов не только приближаться, но и просто проходить мимо меня...

Это, почему-то, радовало...

А должно было бы пугать!

Вот и сегодня, выскочив из кабинета мага, как ошпаренная, я помчалась в сад. Там я отдыхала и душой и сердцем, а сейчас мне срочно требовалось отдохнуть. А главное — подумать! И подумать-то было о чем. Не столько меня взволновала выходка мага, она была вполне мной ожидаема. А вот моя реакция...

Мне было даже сложно сказать, что меня больше испугало и расстроило — мое почти полное равнодушие к судьбе князя(ну, стоит себе на палубе, целехонек, здоровехонек, значит выжил, так чего зря волноваться? Пусть о нем жена беспокоится, ей по статусу положено, а мне этот змей бесстыжий до лампочки!) или моя же бурная реакция на переживания одного не менее злобного типа....

Честно говоря, мужчин я всегда жалею. Да и как их не жалеть? Мне-то девчонки на работе говорили, всех жалко, а так не бывает. Честно? Я не святая. Совсем даже нет. Вот нисколечко. А мужиков все равно жалею больше женщин. Почти как детей... не знаю почему. И видеть как они мучаются — не могу...

А тут... страдает. Да еще и по моей вине. Правду говорят — русскую бабу на жалость легко взять. Ничего ты так с нами не сделаешь, не сломаешь не согнешь, а дай проявиться чему-то такому... и вот уже на тебе... бери тепленькую...

Глупо это конечно, ужасно... а что поделаешь? Делать-то вовсе нечего. Только терпеть да смиряться. Попытавшись плюнуть на все, я опять копалась в саду, пересаживая какое-то особо нежное и хрупкое растение, одуряюще пахнущее. Больше всего нежно-розовые лепестки были похожи на жасмин. Да и пахли так же волнительно, только сильнее. К тому же, как я заметила, в отличие от нашего жасмина, цветы у этой экзотичной прелести цвели почти неделю и лишь потом облетали. Мне это рассказал Брайтон. Он, как выяснилось опытным путем, оказался заядлым цветоводом и потихоньку оттаивал, видя как сад, под моим четким руководством приходит в норму.

На сегодняшний день он уже почти смирился с присутствием вокруг беседки на южной стороне, живописной россыпи валунов. И даже заинтересованно наблюдал половину утра, как я, напевая (это я таким нехитрым способом пыталась заглушить мысли непрошенные, так и подбивающие меня пойти, посмотреть все ли там в порядке у одного глупого мага), пересаживала туда найденные на дальнем восточном конце пушистые хвойные загогулины. Назвать ЭТО деревом лично у меня просто язык не поворачивался, но и на кустарник эта замысловато изогнутая штуковина, имеющая длинный и довольно гибкий ствол, никак не тянула.

Я и сейчас пела, сидя на коленях и выкладывая вокруг марсмы (как мне объяснили, именно так называется сей редкостный цветок) в художественном беспорядке разного размера камни.

— I love you baby...

And if it's quite all right...

I need you baby...

To warm the lonely night...

I love you baby...

Trust in me when I say...

Песенка вдруг вспомнилась утром и без конца вертелась на языке, уже порядком утомив меня. Всей песни я, естественно, не знала, (хотя в свое время ознакомилась с переводом), а так популярный припевчик уже порядком мне надоел. Но...

Я напевала. Пыталась отвлечься, петь что-то другое и... снова напевала...

Они мучили меня, не желая отвязаться. Они — это мысли о маге, и песенка, что так неудачно вспомнилась и стала вдруг ассоциироваться с ним. Все это, конечно же было сплошной ерундой. Я вовсе не была ему нужна. Ну, то есть, нужна конечно, вот только любовью там и не пахло! Я вообще подозревала, что ему просто надо "затравить зверя". Не знаю, как это правильно называется у "охотников-ловеласов", а только есть у мужчин иногда такое вот странное чувство... если переспишь с ним — уйдет утром и о тебе больше никогда не вспомнит — на улице встретитесь — не узнает. А вот если не переспишь... будет всегда помнить, как ты хвостиком вильнула и ушла в открытое море!

Даже не знаю, с чего такая дурь? Мне вот ни холодно, ни жарко. Ну, не было у нас, к примеру, с моей первой любовью ничего интимнее поцелуя и что? А зато как у меня дух захватывало, когда я его видела? Даже просто из окна. Да на меня же мир падал! Я потом еще полчаса дышала с трудом, через раз, словно только что Эверест покорила! Да за одно-то, что я такие чувства благодаря ему испытывала я ему по гроб жизни благодарна буду. Я же летала рядом с ним... и даже просто от того, что он — вот, идет мимо, по моей земле, в одном со мной времени...

Это сложно объяснить, если сам не ощутил такого. И ничего интимного мне от него вовсе не надо было. Не надо опошлять мечту! Мне было пятнадцать и я безмерно счастлива, что будучи меня старше, он даже не подумал распускать руки или учить меня "правде жизни"! А ведь я была жуткой занозой в его жизни. Просто ужасной... первая любовь не бывает счастливой... так говорят. Моя и не была — в прямом понимании этого слова. Но те два года, что я любила его... были волшебными и, безусловно, одними из самых счастливых в моей жизни...

А он помнит, потому что так ничего и не дала...хотя, это уже совсем другая, более поздняя история. Однако, смысл остается прежним. Нам женщинам, возможно этого до конца не понять, но тех, кто не стал галочкой в их списке, мужчины частенько помнят именно поэтому... Или это во мне говорит холодный, обозленный разум?

Песня затихла и...

— Что ты поешь? — голос раздался совсем рядом. Я не заметила, как он подошел, а потому испуганно подскочила, выронив каменюку и умудрившись ободрать пальцы.

— Вот-вот! Вспомнишь и всплывет! — пропел тонким голоском мозг. Я сморщилась и от неловкости, по привычке рявкнула:

— Вэрд! Тудыть твою налево, ты не мог бы ко мне не подкрадываться? — мой гнев был вполне ему понятен — вампиры, работающие неподалеку в момент окружили меня, готовые вылизать рану дочиста! А то и выглодать...

— Пошли вон! — рыкнул вместо меня маг, отпихивая нежить. С глухим ворчанием дохляки вернулись к работе, не смея ослушаться (все же, магу стоило только прищелкнуть пальцами и труп вспыхнет веселеньким таким пламенем. Причем огонь, послушный воле хозяина, будет гореть столько времени, сколько тот пожелает. Не погаснет и не подожжет ничего другого! Сама вчера видела...), слишком свежи в их памяти были подробности вчерашнего наказания одного из них...

Но работали они так медленно, постоянно кося в мою сторону оба глаза, что я только усилием воли удержались от низкочастотного рыка в их адрес.

— Давай помогу. — Маг взял в свои руки мою пострадавшую конечность и принялся сращивать поврежденные ткани. Я знаю, что для него это все ужасно сложно и вообще-то, это не его стихия, но не отнимать же, в самом-то деле? И потом, сам виноват, сам пусть и лечит! Мне здесь дополнительные болячки совершенно ни к чему! Так что я промолчала, внимательно наблюдая, как на высоком лбу сначала выступает испарина, а затем и начинают стекать капли...

— Ну и зачем так перенапрягаться? — ехидно поинтересовалась я. Рука зажила и лишь немного почесывалась, столь нехитрым способом напоминая о бывшем тут повреждении.

— Просто хотелось. — пожал плечами он, невольно переводя взгляд на свою ладонь — порез нанесенный утром был едва стянут...

— Ясненько. — кивнула я, отворачиваясь. Себя, стало быть, лечить не стал. — Выпендриваемся, значит! — И вернулась к прерванной работе, делая вид, что меня совсем не колышет, что он сидит совсем рядом и его запах дурманит чуть ли не сильнее аромата цветов вокруг. Навязчивая песенка тут же вернулась...

— — I love you baby... — а вместе с ней и недавние мысли... и чувства...

— Странный язык. — он чуть склонился вслушиваясь. Я смутилась и замолкла, почувствовав, как край его одежды слегка коснулся моего плеча.

— Просто другой. У нас в мире много народов. Этот — английский.

— Понятно. — он выпрямился, внимательно глядя на меня. У них язык был у всех единый — тот, на котором говорили оборотни. Языки народов, населявших территории до их прихода до нынешних времен не сохранились. — И о чем эта песня?

Я смутилась еще сильнее. Объяснить, в общем-то не трудно, вот только ... Как-то двусмысленно все это звучит! Особенно на фоне наших странных отношений в последнее время... и особенно утреннего поцелуя... и моих странных каких-то неправильных ощущений... Он ощутимо насторожился, как будто прислушиваясь. Я же пыталась понять — читает или не читает?

— Не хочешь говорить? — удивился он.

— Нет. Отчего же... — я решительно тряхнула кудрями — полночи мучилась закручивала, столько гадостей от мозга наслушалась — просто жуть! Сначала о том, что он думает о бабушкиных способах накручивать локоны на тряпочки, потом о том, для кого именно я прихорашиваюсь.... И кто я после этого... Я, честно говоря, была с ним во всем согласна, но локоны все же накрутила. Результат не замедлил появиться. Вэрд утром сам (ручками, не магией!) отодвинул мне стул и помог сесть. Я лишь "смущенно" потупилась. Сама не знаю, зачем сделала это...

Просто захотелось... Глупо, правда? Особенно после его ночной выходки. Все же женщины — странные создания. А я, видимо, самая странная...

Вот и сейчас он сидел, не отрывая от меня взгляда. Я набрала в грудь воздуха. Вышла несколько судорожно и, пожалуй, громковато. Это смутило меня еще больше, и я уже резко (хотя сначала хотело просто... чуть хрипловато...) перевела:

— Поет мужчина... — для чего-то пояснила я. Закрыла глаза и зашептала перевод на одном дыхании. Так, как помнила...

— Я люблю тебя, детка...

И если ты согласна...

Ты нужна мне, детка,

Чтобы согреться одинокой ночью...

Я люблю тебя, детка!

Поверь в мои слова...

О, детка, детка

Не отказывай мне, молю...

О, красавица,

Теперь, когда я нашел тебя, останься со мной!

Позволь мне любить тебя, детка!

Ты слишком хороша, чтобы быть настоящей...

Я не могу отвести от тебя глаз.

До тебя дотянуться как до небес,

Я так хочу тебя обнять...

Мой "бодрый" голос окончательно заглох. Я смутилась так, словно сама попросила его... попросила ... в общем, и так всем все понятно. Смущение накрыло меня с головой. Я кожей чувствовала, как краснею, словно маков цвет!

Я молчала. Он молчал. Долго. Невыносимо долго. Молчал... Просто сидел рядом и смотрел на меня. У меня даже спину и плечи свело от напряжения. Не выдержав, я резко оглянулась. Его рука зависла в паре сантиметров, словно он хотел коснуться меня и... не решался. Разве такое возможно? Удивленная, раздосадованная, окончательно запутавшаяся в своих чувствах и возможных — его, я подняла на него глаза. Маг смутился. И руку убрал, вставая.

— Ясно... — тихо вздохнул он. — Ладно, пошли. Я жду тебя в лаборатории...

И ушел. Я сидела и хлопала глазами в полном недоумении.

— Это вот что вот сейчас было такое хотелось бы мне узнать? — тихо прошептала я.

— Что-что! — фыркнул мозг. — Любовь любовью, а пытки по расписанию!

через час в верхней башне...

— Зачем, черт тебя подери, ты все это делаешь? — я уже почти кричала, стоя в очередной раз перед зеркалом. Давило виски, я чувствовала себя просто ужасно. — Я не понимаю! Зачем тебе все это нужно?

— Зачем? — он высокомерно приподнял бровь. Все его утреннее дурное настроение, копившееся целый день, в этот момент излилось на меня. — С чего ты решила, что я буду тебе что-то объяснять? Ты не ошиблась ли, девочка? Только в глупых сказках злодей влюбляется в наивную дурочку и дарит ей весь мир, а заодно и того, кого она любит — на блюдечке с голубой каемочкой, а сам мирно и благородно отходит в сторону! Запомни, детка, этого не будет! Никогда! Поняла меня? — он нависал надо мной, яростно дыша. Лицо покраснело от гнева. Вся его напыщенность и равнодушие вмиг слетели с него, как маска.

— Как он завелся-то, а! — восхитился мозг, но я лишь отмахнулась. Сейчас мне было совершенно не до него.

— И как же будет, может, объяснишь ГЛУПОЙ ДЕВОЧКЕ? — я нарочно выделила эти слова интонацией, показывая все эмоции, что он разбудил во мне.

— Как там в анекдоте? Сам напал, сам пусть и отбивается? — снова хмыкнул мозг, глядя на то, как невольно вздрагивает мой собеседник от моего приторно "приятного" тона.

— Да если бы не обережный круг, если хочешь знать, — его низкий злобный рык саданул по напряженным нервам. — ты уже давным-давно спала бы в моей постели! — он схватил меня за плечи и встряхнул так, что зубы клацнули.

— Да ну? — я вырвалась, испытывая непреодолимое желание съездить ему по морде. Просто руки даже зачесались. — С чего бы это? Считаешь себя половым гигантом?

— Может и не гигантом, — гадко ухмыльнулся он, — но уж на то, чтобы покорить твое глупое наивное сердечко и почти нецелованное тело и сил и опыта вполне хватит! — прорычал маг, сузив глаза и нагло оглядывая меня с ног до головы. Под действием его взгляда и легкого движения бровей, одежда на мне сама задвигалась, буквально стремясь соскользнуть....

— Ах, ты... Ах ты... МЕРЗАВЕЦ! — я все-таки заехала ему по наглой ухмыляющейся физиономии со всего размаха. Врезала со всей силы, со всей дури, так, что его голову даже мотнуло в сторону. Ладонь обожгло болью. Его глаза так сверкнули, что я от испуга даже зажмурилась. В следующую секунду я уже дернулась бежать, осознавая, что в корне не права и совершила что-то, за что непременно получу... по первое число!

— Ну, уж нет! — прорычал он, метнувшись к двери раза в два быстрее меня, не смотря на более крупные габариты. — Так просто ты сегодня от меня не убежишь!