— Увидишь. Ничего сложного, — всего лишь творческое переосмысление аппарата для записи голосов животных. Кстати, Макаров вытащил из колбы минусовой электрод, надо заменить его воздушно-платиновым. Чтобы кислород воздуха посредством электротока окислял хлорид-ион. Не будет выделяться водород, и меньше будет расходоваться электричества. Завтра же нужно будет съездить на море, привезти пару баррелей морской воды.

— Зачем?

— Затем, что у тебя нет запаса хлоридов. В количествах десятков килограмм. А брать его у наших работников сельского хозяйства или на кухне — значит, оставлять лишний след.

— А в морской воде, он что есть?

— Конечно. Если упарить и охладить морскую воду, сначала выпадет в осадок карбонат кальция, а затем — как раз, интересующие нас хлориды калия и натрия.

— И сколько нам потребуется морской воды?

— Думаю, тонны-другой хватит.

С этими словами, Иван отставил в сторону недоделанный электролизёр, и принялся за сборку дистиллятора. Оригинальной конструкции, с рекуперацией тепловой энергии испарения и конденсации. В результате траты энергии на упаривание морской воды должны были быть очень малыми, и потребление электроэнергии в моей комнате не должно было выбиться из средних показателей. Закончив возню с дистиллятором, Иван покопался в шкафу, где лежали части аппаратуры, нашёл воздушно-платиновый электрод, и, закончив электролизёр, я, наконец, смог лечь спать!

Утром, не привлекая внимания Тэда, я привёз на аэрокаре три бочки морской воды. Я часто привозил из своих утренних поездок разные разности, например, образцы растений, или каких-нибудь козявок. Поэтому мои отлучки и возня в комнате уже не привлекали внимания. Я даже сделал дверь с улицы к себе в комнату, за домом, чтобы лишний раз не беспокоить семейство Тубберманов. Тем более что у Мэри, похоже, намечался малыш.

Притащив морскую воду, я поставил бочки вглубь выгородки, и подключил одну из них к дистиллятору. Ввёл в микропроцессор программу перегонки воды и отделения солей, и, убедившись, что аппарат работает без проблем и тихо, пошёл на работу, — в лаборатории генетики.

Я уже обжился в них. Не только в лаборатории моего учителя — Тэда Туббермана, но и в лаборатории зоологов, где главным был Пол Ниитро, и у микробиологов. А также медиков, у которых я ремонтировал оборудование, и втихую разжился диагностическим оборудованием. Его я, чтобы не рисковать, складировал в Мастерской Плюшкина.

На медоборудование у меня были большие планы. Дело в том, что научившись менять генетический код микроорганизмов, и поняв премудрости этой науки, я сразу же с подачи Ивана задался вопросом — а почему бы не улучшить себя?!

Но этот вопрос нельзя было пока 'поднимать'. Как я выяснил, в среде местных генетиков была устойчивая идиосинкразия к радикальным вмешательствам в геном человека. Максимум на что они могли осмелиться — это исправить уже имеющиеся генетические недостатки.

Поэтому Иван потребовал осторожности. Не хватало бы ещё быть замеченным в чем-то предосудительном!

Вопросы, которые я задавал, не содержали и намёка на вмешательство в природу человека, кроме тех, которые генетики сами поднимали, как необходимые для адаптации к дикой природе Перна.

Иван отметил такую характерную черту моих современников и коллег, как 'узость мышления'. Каждый из специалистов, был компетентен только в своей узкой области деятельности. А вне её часто 'спотыкался' на элементарных вопросах, требующих простой смекалки.

Как Макаров выразился, учёные, работающие вместе со мной, были типичными 'офисными манагерами', могущими лишь бойко нажимать кнопки компьютеров. Как они будут 'выкручиваться из положения', когда 'посыплется' захваченное в Экспедицию оборудование, было решительно непонятно.

— В моё время ещё учили, достаточно широко освещая проблему, стоящую перед исследователем. Поэтому мои навыки помогут тебе усвоить разнообразные знания из арсенала 'узких специалистов'.

Когда я вошёл в "свою" лабораторию, меня шумно и радостно приветствовали коллеги. История с поимкой "неуловимого" файра преследовала меня и здесь.

Ребята поздравили с обретением "домашнего питомца" и забросала вопросами, как найти гнездо.

Я кратко рассказал им историю обнаружения кладки, и коллеги наконец, успокоились.

— Надо будет для семейства Учителя найти ещё яиц файров, — посоветовал Иван. Чтобы у Туббермана не было чувства обиды. Нельзя с ним ссорится.

— Это понятно. А вот что с коллегами делать? Мне не хотелось бы, чтобы к нам началось паломничество!

— Напоминай назойливым и любопытным, что есть ещё владельцы — Сорка и Шон. И у них по ТРИ детёныша! Пусть детишкам помогают.

После оживлённой встречи, через десять минут пришёл Тэд. Он сухо поздоровался со всеми и рассказал план работ на сегодня.

Потянулись рабочие часы. Мы анализировали генную информацию собранного за прошедшую неделю "гербария", и изучали процессы "интеграции" земной растительности в местную флору.

Работы был "непочатый край". Приходилось решать множество задач из области микробиологии, ботаники, экологии...

Меня сильно удивляло, что при радикальных подходах в вопросах экологии, в частности, интеграции земных видов в местную природу, биологи очень неохотно поднимали вопрос совершенствования человеческого организма!

Например, в почвах Перна как правило, было очень много бора. Вообще, этот элемент на планете был явно в избытке. Поэтому, в процессе эволюции перинитской биосферы какой-то древний аборигенный организм научился связывать бором продукты метаболизма азотистых соединений. Получающийся в результате боразон ныне образовывал целые геологические отложения и был таким же обыденным минералом, каким на Земле был уголь!

"Белый графит" образовывал целые слои, и был уникальным, на Земле практически неизвестным, сугубо местным минералом!

Но это что! Вместо создания скелета на базе фосфата кальция, местные организмы приспособили к этому делу боразон! Обе его модификации — кристаллическую и графитоподобную!

В результате у местных организмов кости могли поспорить прочностью с алмазом!

Кроме этого, они практически не были подвержены химическому разложению после смерти организма, и великолепно сохранялись в геологических пластах! Им не "грозило" "окаменение", чреватое потерей значительной части биологической информации. Они уже были КАМНЕМ!

Боразон на Перне в геологических масштабах перерабатывался вулканами. На планете уже вполне сформировалась привычная геологам на Земле тектоника плит. И в зонах погружения коры в мантию планеты, где и располагались многочисленные вулканы, происходили процессы переработки боразоновых отложений. В результате вулканы извергали преимущественно азот в составе вулканических газов, а не углекислоту как на Земле. Углекислота, впрочем, тоже присутствовала в газовых выделениях вулканических фумарол, но как вторая по количеству составляющая.

Боразоновые кости местных животных отличались феноменальной прочностью! Поэтому их переломы были практически исключены. Ради любопытства, зоологи сбросили одно из подопытных местных животных с высоты нескольких километров. Тварюшка благополучно пережила встречу со скалами, и не сломала ни единой косточки! Впрочем, я был склонен считать, что не были учтены важные дополнительные факторы, — меньшая чем на Земле сила тяжести и более плотная атмосфера, которые не позволили сброшенному животному разогнаться до смертельной скорости. Однозначно, падать на Перне было "мягче".

Как бы то ни было, но сверхпрочный костяк и внешние покровы перинитских животных уже создавали проблемы. Те же кошки, на которых возлагали большие надежды в борьбе с местными аналогами грызунов, — панцирными ящерицами-землеройками, просто ломали зубы об их боразоновые панцири!

Поэтому остро встал вопрос "модернизации" костной основы и зубов земных "интегрируемых" видов! Проблема приобрела особую остроту ещё и потому, что местные травы также содержали в своём составе изрядное количество кристаллического боразона! И были по этой причине практически несъедобны для земных жвачных, несмотря на вполне совместимый с земными организмами белковый и углеводный состав! Козы, овцы, коровы, лошади мгновенно стачивали зубы "под самый корень"!

"Дать" земным организмам "местные" зубы и кости, — это стало основной задачей зоологов и генетиков.

Ну а я, был очень доволен этими работами, поскольку сам непосредственно участвовал в них, и обучался основам "гармонической генной модификации организма млекопитающего"!

"Сами собой" шли работы, которые решали самые тяжёлые вопросы в деле создания "основы" будущего "супермена"!

Я был вынужден обратится несколько дней назад к зубному врачу — заболел зуб. Получив квалифицированную помощь стоматолога, я тогда, глядя на великолепное оборудование зубоврачебного кабинета с содроганием подумал, что будет, когда захваченное ещё с Терры стоматологическое оборудование "подойдёт к концу"!

Замена ненадёжных "апатитовых" зубов на боразоновые ликвидировало бы проблему "болезней зубов" как класс! И неважно, что пока генетики "мандражируют лезть в геном человека", важно, что они отрабатывают методику гармоничной модификации генома млекопитающих, дающей замену кальций-фосфатной костной ткани на неизмеримо более надёжную боразоновую!!!

Рабочий день, после окончания периода "аврала", когда его продолжительность была увеличена до восьми часов, теперь длился шесть часов. Ещё два часа были оставлены для "проверки личных идей исследователей". С МОЕЙ подачи. Мне удалось донести до разума ещё "не отошедших" от практики лабораторий на Терре коллег, простую мысль, о том, что оборудование, на котором они работают, — уникальное и в связи с обрывом сообщения с Федерацией Разумных Систем, более невосполнимое! А значит, нужно предельно эффективно реализовать имеющийся задел!

Первым эту простую мысль воспринял "близко к сердцу" Тэд Тубберман. Естественно, я начал "пропагаду бережливости" только после того, как полностью укомплектовал оборудованием свою ЛИЧНУЮ лабораторию и создал "стратегический запас".

От Тэда и его помощников эта идея была постепенно воспринята всеми перинитскими учёными. Благо, что отбор, произведённый при вербовке колонистов, выделил людей благоразумных, в правильном смысле этого слова.

Два часа добровольной работы над СВОИМИ идеями, — это предложение пришлось по духу очень многим.

Обычно это время посвящали анализам возможных в будущем в связи с исчерпанием расходных материалов проблем. Были опытным путём определены расходники, которые могут исчерпаться первыми, и начат заблаговременный поиск способов их производства.

Речь шла в первую очередь о редких веществах, типа всевозможных препаратов для генетического анализа. "Биочипах" и прочем оборудовании, в основе которого лежал живой организм.

Перво-наперво, к делу подключились микробиологи. Они начали создавать штаммы бактерий, производящих необходимые вещества. И, как и я, стали часто сталкиваться с программно-аппаратной блокировкой многих генных модификаций, которые им казались самоочевидными в реализации.

"Пиитет" перед химерой "копирайта" благодара пропаганде "биохакеров" был сломан, и пытливых исследователей более не останавливал от необходимых действий "страх перед Законом". Законом "канувшей в Лету" общественной жизни Терры.

Моя находка, позволившая обойти запреты на некоторые виды генноинженерной модификации микроорганизмов, была очень благосклонно воспринята лидерами "биохакеров". Я умолчал о том, какую именно генную последовательность "прошил" в геном перинитских микроорганизмов первой. "Секрет спиртовых дрожжей" пока был моим. Но, сам метод "прошивки запрещённых последовательностей" на "стандартном забагованном оборудовании", изложил.

Метод оказался не слишком удобным, хотя программисты, что обслуживали компьютеры генных лабораторий, сумели его усовершенствовать, максимально автоматизировав рутинные операции. Тем не менее, необходимость "дробить гены" для их "незаметности" для проверяющих алгоритмов, очень сильно тормозила работу. Поэтому я пока не опасался, что кто-то воспроизведёт мои дрожжи.

Тем более что значительная часть исследователей была отвлечена моим "вбросом" одной старой идеи, аналогов которой я как ни искал, не нашёл в массиве научной информации, взятой колонистами.

Речь идёт об обнаруженной в "кладовой своей памяти" Макаровым технологии управления жизненными процессами организма при помощи воздействия на него модулированными другим организмом радиосигналами КВЧ диапазона.

Основателем этого научного направления на Терре был в древности некий ханьский учёный по имени Цзян Каньчжэн.

По словам Ивана, этот китаец, переехавший на территорию России в "поисках лучшей доли", создал новый раздел науки о живом, — волновую биологию. Иван читал довольно много статей по этой ветви биологии и генетики, но в целом, его багаж "научного знания" по этой теме состоял из набора разных гипотез и описаний якобы осуществлённых опытов.

Своими воспоминаниями о "новой биологии доктора Цзяна" Макаров поделился с Тубберманом, и смог заинтересовать того. Разговор состоялся ещё до охлаждения наших отношений по причине "гнездовья файра". Поэтому Тэд совершенно бескорыстно привлёк к проверке "основополагающих гипотез" своих сотрудников. А те "заразили" энтузиазмом в деле "создания новой, доселе не известной ветви биологической науки, исконно нашей, перинитской" коллег из других лабораторий.

Неожиданно это имело далеко идущие последствия.

Когда рабочий день закончился, и я с коллегами оживлённо обсуждали результаты проверки "гипотез волновой биологии Иштерри", которые оказались более чем любопытными, благо что необходимое и довольно простое оборудование техники, обслуживавшие лаборатории, соорудили очень быстро, к нам в отдел пришла не кто-нибудь, а сама доктор Янг!

Главный Генетик сначала постояла у двери, вслушиваясь в наш ор, а затем направилась в мою сторону!

— Молодой человек! Если я не ошибаюсь, вас зовут Вивиан Иштерри. Я бы хотела побеседовать с вами наедине.

— Это срочно? Мы тут обсуждаем результаты очень любопытных опытов. Похоже, наука Терры "прошла мимо" целого научного направления...

— Это срочно. Я занятый человек, — отрезала Янг.

— Хорошо. Я быстро "закруглился", сказав парням, чтобы они дальше вели обсуждение без меня. И пошёл за Янг в её офис.

— Чем я обязан столь неожиданному вниманию к своей скромной персоне?

— Не прибедняйтесь, Иштерри! Вы весьма неординарный молодой человек! Вы единственный, кто сумел "раскрутить" нашего Адмирала на весьма существенные уступки вам, подсказав выход из очень затруднительной ситуации, в которой оказались все мы...