-Я вот что думаю, — он выпускает дым, не вынимая трубку изо рта, и его не смущает даже присутствие Пантеры, ловко накладывающей повязку на широкое плечо Тессена так, что невольно прижимается грудью к его обнаженной гладкой груди. -Ты пока можешь спокойно оставаться здесь, чтоб помочь Пантере поганца допросить.
-Кого? — не выдерживает мое любопытство.
-Мы захватили их капитана, — Пантера понимает, что я не отстану. — И не случайно они так дрались, как одержимые. Что-то тут не спроста. Так что топить фрегат не будем, на досуге завтра еще раз обыщем, если ничего с дона этого не вытрясем.
-Моя помощь нужна?
-Ему?! Нет. Он-то как раз и не дрался. Он вообще в каюте с дамой отсиделся.
Дальнейшее мне уже не столь интересно — моих рук ждут ребята и Стил.
Краем глаза вижу, что к моющимся на корме нашим корсарам присоединяются капитаны, и Пантера окатывается из ведра знойкой морской водой и хохочет о чем-то с остальными, а затем ополаскивает Тессена и они скрываются в ее каюте.
Пантера отдала необходимые поручения боцману, раз уж первый помощник загремел в лазарет, и жизнь на корабле вошла в привычный ритм как только расцепились фрегаты. На захваченный отправили по несколько человек с 'Пантеры' и 'Александры', они поведут его до ближайшего порта, куда мы так стремимся.
Прикинув, куда вообще бежать, все же начинаю с того, что решаюсь вылить на себя пару ведер холодной воды и отмыть наскоро ноги, да еще и на глазах команды. Это не очень приятно во всех отношениях, потому что вот Пантера может получать удовольствие от соленой и к тому же холодной воды, а мне приятнее ее хотя бы согреть в ведре на солнце, если не получается убрать соль, от которой мои слишком легкие волосы повисают тяжелыми прядями. У Пантеры они привыкли, что ли. Вода все та же, море на всех у нас одно, но у нее золотые кольца вьются все равно, хотя она и предпочитает заплетать косу высоко с макушки. Похоже, она всерьез готова использовать ее и как оружие — видела, как она на тренировке хлестнула косой Стила по обнаженному плечу: до красной полосы, как от плетки.
Рубашка спереди вся заляпана уже задубевшими пятнами, и мытья толком не получается. Времени нет совершенно, сдергиваю, отвернувшись лицом к морю, пусть рыбы посмеются над моими жалкими грудями. А может, и не посмеются — им до меня тоже дела нет, они сегодня объелись испанцами.
Закрываюсь, свернув кое-как рубашку таким образом, чтоб к груди прикасался относительно чистый участок со спины, и несусь, едва не падая на мокрой гладкой палубе, к себе в лазарет.
Одним движением чистую рубашку на себя, юнгу озадачить:
-Дождался? Не сбежал? Умница, настоящее мужское терпение. А теперь быстро наверх, захвати эти губки.
Стол у меня готов еще с того момента, как показался испанский флаг. Первым надо посмотреть того парня, которому перетянула ногу ремешком — все, что ниже, оказалось полностью лишенным кровоснабжения; это помогло остановить потерю крови, но несет в себе новую угрозу: лишенная жизненных соков конечность может начать отмирать.
Юнга, уже не первый раз мне помогающий, возится с водой и губкой, помогая обмыться тем, кто сам не в состоянии лишний раз пошевелиться. Тащить всю эту грязь в лазарет — означает широко открыть ворота воспалениям всех мастей, при которых уже не могут ни ром, ни чеснок с луком, ни раскаленный металл.
Двое канониров, не принимавших участие в сегодняшней схватке, отправлены боцманом мне в помощь — переносить раненых с палубы в лазарет, перекладывать со стола на соломенные матрасы. Успеваю порадоваться своей прыти и погоде — на острове удалось не только перестирать все матрасные чехлы и простыни, но и набрать сухого мха и трав для их свежей набивки.
Надо торопиться, потому что скоро начнет темнеть, а масляная лампа — плохой советчик.
Быстро еще раз пробегаюсь глазами — а где же Стил? Я сама его положила здесь — он не захотел, что мы пошли в его каюту, сказал, что рядом с другими парнями ему не так тоскливо валяться без дела. Удрал... Взгляд вверх — ну, конечно, на мостике. Наверное, не так уж и страшно — все же тяжелого удара по голове не было, мавр же не рубил, а лишь скользнул самым кончиком клинка. Но все равно, он же живой человек, и боль, слабость от кровопотери его доканают.
Гнаться за ним с иглой просто некогда — есть те, кому сейчас это нужнее.
...Лазарет быстро пропах чесноком, ромом, кровью и потом. Выскакиваю наверх — снова обмыться и вдохнуть свежего воздуха. Сталкиваюсь к коком — мы почти дружим, его возраст позволяет проявлять шутливое сочувствие ко мне, не унижая ни меня, ни себя.
-Ты не к капитану? Пожалей старика, отнеси ей эти миски. Ей и капитану Тессену, пусть уж попользуется нашим гостеприимством.
Старика можно понять — он был вынужден тоже работать в авральном режиме — очаг приходится гасить во время шторма или резкого маневрирования, а затем снова растапливать, чтобы успеть накормить усталых и проголодавшихся молодых мужчин. Ему можно было только посопереживать. Так что подхватываю миски.
Пытаюсь постучать в дверь локтем, так как обе руки заняты исходящими вкусным паром большими мисками, чуть наваливаюсь на нее при вздрагивании корабля — и дверь распахивается сама от моего нажима.
Две пары влажных штанов на высоких резных спинках стульев.
Не удивительно, если они позволили себе немного вздремнуть — человеческие силы не бесконечны. Но в глубине каюты, в полусумраке, видна спина Тессена, аккуратно перехваченная в левом плече узким бинтом. Он полусидит, обернув то ли полотенце, то ли простыню вокруг бедер, и осторожно проводит пальцами и губами по ее плечам и спине, отливающим жемчугом в узком закатном луче, проникающем через иллюминатор.
Как и тогда, на камне у речки, он подносит палец к губам. Очевидно, Пантера все же уснула, убаюканная не только навалившейся усталостью, но и его нежными прикосновениями. А если она смогла это сделать — значит, доверяет капитану Тессену абсолютно. Я же ее все-таки немного изучила, и прекрасно знаю, что моя неутомимая подруга могла бы и после тяжелого маневрирования, где штурвал рвется из рук, и последующего не менее тяжелого боя — она могла бы еще и несколько часов прокладывать курс, ведя умопомрачительные расчеты, пугающие меня даже внешним видом этих аккуратных столбиков цифр.
Он не останавливает массаж, только перестает ласкать легкими прикосновениями губ ее затылок и кончики ушей.
Ставлю миски на стол, ободряюще улыбаюсь ему и исчезаю, прикрыв дверь с помощью обрывка ткани — как хорошо, что у меня в карманах фартука вечно какие-то остатки бинтов, комки корпии.
Неужели это безумие закончено? И все умыты, перевязаны, накормлены и уложены? И я еще на ногах при этом стою?
Вот теперь можно докладывать капитану вполне определенные вещи — что у меня закончилась аптека. Как и у нее — порох. У нас есть вода и еда, так что мы превратились в прогулочную барку. Но вроде оружие, свинец и порох все же притащили с испанского корабля. Мне б глянуть на их лазарет — не добивали же они раненых, хотя что взять с мавров?
Помочь мне в этом может Стил — его полномочий первого помощника достаточно, чтобы утром, когда будут еще раз досматривать захваченный корабль, взять меня с собой. В животе все сжимается — способ попасть туда только один, все по тем же абордажным приспособлениям.
А вообще — неплохо бы Стила разыскать еще и по другому поводу — он так и бродит где-то с наспех забинтованной головой. Выползаю на палубу — его силуэт виднеется на мостике, но он собой не представляет флаг капитуляции: прикрыл повязку скрывшей брови черной косынкой.
Пользуясь своими полномочиями, поднимаюсь по ступенькам. И неожиданно для себя — упираюсь носом в его плечо. Глаза снова на мокром месте.
-Стил, прости, что не нашла времени заняться тобой...
-Милая, я бы сам не позволил кудахтать вокруг меня под стоны настоящих раненых, — он обнимает меня за талию и прижимает к себе.
Это видят рулевой и вахтенный, видит и боцман, копающийся на палубе среди захваченных у испанцев сабель. Пытаюсь отстраниться, да и фартук у меня в заскорузлых пятнах — снять его я забыла, а сдергивать сейчас, развязывая тесемки сзади одной рукой — тоже несподручно.
Но его рука сильнее, и он лишь крепче прижимает меня:
-Устала?
-Немного.
-Может, пойдешь отдохнешь, пока есть такая возможность?
-Не думай, что я могу забыть о тебе. Рану надо зашить, иначе она зарастет неровным бугристым рубцом.
-Глупости. Одним больше, одним меньше. Мне замуж не выходить...
Невольно улыбаюсь его шутке, но прикусываю губу — его обнаженный торс я видела часто, и причудливо зажившие рубцы тоже. А ведь еще есть и бедра, живот... Снова ком в животе. И осторожно прижимаюсь к нему:
-Стил, и все-таки... Не заставляй меня стать клятвопреступницей.
-Ты о чем?
-О клятве Гиппократа, — пожимаю плечами. — Не имею права пройти мимо нуждающегося в помощи.
На самом деле это наглая ложь. Клятву Гиппократа приносят врачи, заканчивая университет и получая диплом. Но туда даже на порог не пускают женщин. Но все равно — тень Гиппократа витала и над монастырской лечебницей, а все тот же брат Бонифаций имел диплом доктора медицины Болонского университета.
Срабатывает, и первый помощник сдается:
-Ну хорошо. Только сейчас у нас еще осталось маленькое дело. Закончим, и я буду в полном твоем распоряжении, — он подталкивает меня, — Иди, все же отдохни. И да, ты помнишь, что сказала капитан?
Последние слова он добавляет заговорщицким шёпотом мне на ухо, и его теплое дыхание щекочет мне щеку, несмотря на то, что она порядком обветрена и огрубела от постоянного мытья морской водой. Снова пожимаю плечами.
-Вообще-то, слова капитана на корабле — это закон. И мне придется восполнить пробелы в твоих знаниях.
-Что, все-таки эсток? — остатки сил улетучиваются.
-Захочешь, даже абордажные сабли. Но про них капитан ничего не говорила. А вот то, что ты не умеешь обнимать, даже она заметила, хотя ей-то и вовсе неоткуда это знать, — он целует меня в нос на прощание. — Так что будем учиться, доктор Марта.
Юнга вскакивает при моем приближении, громким, по-детски захлебывающимся шепотом докладывает:
-Все в порядке, — прибавляет. — Леди Марта.
-Благодарю, юнга. Идите отдыхать, — сейчас лучше официально, хотя бы потому, что я его провела днем, не просто сбежав, но еще и фартуком кинув.
Ах, да... Фартук. Избавляюсь от грязной тряпки — постираю завтра вместе с порцией бинтов после утренних перевязок. Да, бинтов еще хватит благодаря основательной стирке на острове, а вот лекарства... Заснуть не получается — в голове только эта мысль. Утро преподнесет сюрпризы, и даже не утро, а ближе к рассвету, в часы собачьей вахты — начнет подниматься жар, начнут болеть раны, и придется просто глушить им боль стаканами рома.
А вот первый помощник не пьет вообще... Он, даже когда питьевая вода приобретает затхлый запах, предпочитает, вскипятив, накидать в нее сухой мяты, чем получить у боцмана свою порцию рома.
Ребята спят — устали в сражении, изнурены потерей крови. Сейчас важно дать им вдоволь питья, и старый кок Джон уже принес и поставил мне пару кувшинов с водой, в которой он проварил припасённые на острове фрукты. Фруктов много, и ими, легкими, сочными и сытными от мучнистой сладости, надо будет накормить ребят утром.
Вот один зашевелился, тут же подлетаю с кружкой:
-Пей, миленький, — придерживаю ему голову, заодно проверяя, есть ли жар. — Не болит? Тогда спи. Во сне выздоравливают.
Глажу его по голове, по здоровому плечу, и он затихает, успокаивается и снова погружается в целительный сон. Ближе к утру мне понадобится не только кружка, но и ведро — круговорот влаги в природе, и это вполне естественно.
Наверное, я все же задремала, потому что луч света лампы в приоткрытой двери и шёпот боцмана заставляют вздрогнуть:
-Леди Марта, Вас срочно требует капитан.
'Тессен? Стил? Она сама что-то все же скрыла?' — мысли мелькают одна ужаснее другой, и я уже несусь с сумкой по узкому коридору к ее каюте.
...Горит несколько ламп. Никаких следов от спешных переодеваний, в каюте, как всегда, идеальный порядок. Пантера затянута в черный камзол, и широкий воротник белоснежной батистовой рубашки без малейшего признака кружев окружает ее загорелую сильную шею. Ее излюбленное оружие, тяжелая шпага, грозно поблескивает у бедра. Странно, но и Тессен одет в рубашку — а он к нам, помнится, сразу после абордажа явился, и был босой, как и сейчас, и обнажен по пояс, так как в начале сражения вплавь штурмовал корабль. Возможно, одолжил у Стила? В плечах они одинаковы, а Пантера все же чуть поуже, поизящее.
Но что мне до рубашек, когда Стил тоже здесь, и тоже при полном параде, вооружен до зубов и только мы знаем, что скрывает лоскут черного шелка на его голове. Темно-серые глаза смотрят жестким, колючим взглядом — не на меня, а в угол.
Там, с надменным выражением лица, стоит капитан испанского корабля, холеный, с унизанными золотыми кольцами руками, тяжелой золотой цепью на пухлом животе. Его не ограбили? Значит, в плен его брала сама Пантера?! Вот уже унижение для испанца. Видела я их — два года назад, совсем в другом океане, но не думаю, что что-то могло сильно измениться.
-Я повторяю вопрос, — ледяным тоном, выговаривая каждый звук, произносит Пантера. -Вы прекрасно понимаете по-английски, и не надо развлекать нас тут театральным представлением.
Дон молчит.
-Может, вы хотите пить? Есть? Вы и так развязаны, что же еще? Стул мы Вам уже предлагали, и Ваше стояние лишь Ваша прихоть. Мне нет смысла издеваться над поверженным врагом. Что еще предложить Вам, чтоб Вы ответили на несколько простых вопросов, а не отнимали наше время?
-Мой корабль. Мой груз. Донну Маргариту. И несколько человек Ваших бандитов, чтобы отвели фрегат в ближайший порт.
-Что еще? — поднимает бровь Пантера, а Тессен невзначай хлопает веером, быстро раскрыв и закрыв его.
-Деньги. Тысячу дублонов, чтобы я отпустил в порту Ваших бандитов на все четыре стороны, а не передал их правосудию.
Стил присвистывает и складывает руки на груди.
-Вы курите табак? — ее невинный в этих краях вопрос застает наглеца врасплох.
-Нет.
-А почему?
Испанец хлопает глазами, открыв рот, а Пантера продолжает:
-Видите, Вы даже не в состоянии разумно объяснить свои поступки. Куда уж фрегатом командовать. Поэтому Вы здесь. А мы тоже здесь, и в своем качестве. Вам лучше прекратить нелепое сопротивление. Кто такая эта донна Маргарита, что вы все бились за нее, как крестоносцы за Грааль?
-Я подданный испанской короны, и не обязан отчитываться перед грязной шайкой. И не дам вам пачкать своим языком чистое и высокородное имя донны Маргариты.
-Здесь нет никакой короны. Здесь море. И завтра мы придем в порт. Если Вы будете благоразумны, то мы получим за Вас выкуп и расстанемся друзьями.
-А будете таким бараном, — вступает в разговор Стил, и в его голосе глубокое презрение. — Вы не увидите ни порт, ни донну эту как ее.
