— Давай-давай, Умник, — обращаясь по кличке к Рихарду, подтрунивает Малыш. — Все для фронта, все для победы.
В десятке метров Малыш вгрызается в землю киркой. Малышом прозвали в издевку за медведеподобную фигуру. Громила снимает промокшую рубаху, пот покрывает могучее тело, искрясь на солнце.
Наконец командующий осадой, некто Гримберт, берется за дело. Налетает проверка, халява для бездельничающих ополченцев вмиг оканчивается. Зато Рихард знакомится с командиром. Низенький плешивый барон материт всех и исчезает в шатре. Пьянствовать. Остальным приходится работать с самого утра.
— Три часа к ряду, — сетует Ворон, худой чернявый парень со сломанным носом. — Умник, у тебя вода есть?
Рихард передает флягу, на дне еще что-то есть. Теплая, но лучше, чем вообще ничего.
По слухам тут собираются разместить несколько массивных камнеметов. Типа требуше. Пехота просто в восторге от таких новостей. Дорогие машины и обученную команду прикроют маги. А ополченцам как всегда достанутся все летящие со стен "подарки".
Вытерев грязное лицо краем рукава, Рихард смотрит на север. Форт по-прежнему стоит неприступно. Грозный и молчаливый, как окаменевшая горгулья. Проходит неделя, а до сих пор ничего серьезного. За прошедшее время юношу с сослуживцами гоняют на разные работы. В основе валить лес и обстругивать доски. Реже помогают сколачивать штурмовые лестницы или осадные башни. Но до сих пор грозная машинерия пылится без дела.
— Когда они вообще собираются на штурм нас вести? — размышляет Рихард в слух.
Приятели смотрят, не скрывая изумления.
— Умник, ты совсем тю-тю? — Ворон вертит пальцем у виска. — Тебе оно что, больше других надо? Вот скажи, что ты о этих шугах знаешь?
— Ну уж больше твоего, — язвит юноша, опираясь на лопату и с кривой ухмылкой смотря на товарища. — Шугаринское княжество было основано колонизаторами с островов. Они смешались с местными дикими племенами. Шуга — снег на их наречии. При князе Вольдемаре Шугарин, кстати, по своей же инициативе, стал частью королевства... Ну что ржете? Сами же спросили.
Ополченцы со смеху за животы держатся.
— Умник опять умничает, — беззлобно смеется Крыса. Парню достается прозвище за длинный нос, в купе с худобой тела и очень редкими, топырящимися в стороны усами.
— Ты меня не понял, — продолжает Ворон. — Что ты про них знаешь? Почему они сражаются? Чем живут? Ты же ни с одним северянином за всю жизнь не общался.
— Нуууу...
Рихард собирается поспорить. Если Ворон такой гуманист, зачем пошел воевать на чужую войну.
Реплика замирает недосказанной. Картинка плывет перед глазами. Рядом окоп, лопаты и болтающие солдаты. Но перед глазами темная коморка в башне. Свет свечи падает на стол, освещая потрепанную книгу с руническим письмом. Шепот незримого, скрытого тьмой человека больно бьет по ушам. Одна за другой руны вспыхивают, взлетают, что бы рассыпаться искрами.
— Ложись! — орет не своим голосом юноша.
На них обращают внимание даже с соседних позиций.
— Умник, ты это... Завязывай со своими книжками. Голова совсем чудная стала.
— Я сказал, ЛОЖИСЬ!
Парень бросается вперед, опрокидывает тех, кого успевает , в недокопанный окоп. Тут-то все и происходит. Что-то на удар сердце высасывает все звуки. А затем звучит страшный и оглушительный грохот. Рихард, лежа сверху товарищей, чувствует кровь прокусанной губы. В ушах сплошной гул.
Тело Малыша взрывная волна подхватывает пушинкой. Туша громилы встречается с деревом и падает мешком. Всюду крики.
— Магия!
— Все в укрытие!
Взрыв повторяется. Видимо шуги метят по осадным машинам. Те конечно надежно прикрыты, но остальным достается по полной. Обломки кольев, камней и мотки колючей проволоки разлетаются шрапнелью, увеличивая урон.
Нужно отдать должное и королевским магам. Россыпь мелких огненных шаров устремляется к форту. Взрываются, сталкиваясь с заклинаниями северян, или натыкаются на защитные барьеры.
— Где мое копье? — спохватился Рихард.
Работая, пехотинцы складывают мешающее оружие у большого булыжника. В панике про него никто и не вспоминает. Юноша на полном серьезе собирается вернутся. И так бы и сделал, не набросься на него Ворон.
— Какое копье, Умник! — верещит в истерике Крыса, чуть не плача и зажимая уши руками. — Ты спятил?!
— Пусти, там бой!
Рихард рвется наверх. Успевает заметить, как вдали приходят в движение лебедки требуше. Выпущенный камень ярко вспыхивает, клокочет, распахивает крылья и устремляется к форту. В небе над осадным лагерем и ущельем все горит. Земля буквально идет ходуном и покрывается трещинами.
— Какой бой? Ты посмотри что творится! Что ты тут с копьем сделаешь, псих конченный!?
Ворон скручивает при помощи Крысы более мелкого Рихарда, уволакивая на дно окопа. Буквально через секунду мелькает вспышка. Ветвистая молния бьет рядом с укрытием, засыпая прячущуюся пехоту землей.
Так продолжается несчетное количество времени. Рихард, Ворон и Крыса продолжают лежать, слушая крики и какофонию взрывов. Даже когда все стихает, продолжают молчать, боясь пошевелиться.
— Ну что там? — шепчет Крыса.
Ворон первым высовывается, едва сдерживая рвотные позывы. От Малыша остается кровавое месиво. Повсюду разгром, много раненных и искалеченных. Форту тоже досталось, стена покрыта вмятинами, от одной из башен поднимается дым.
— Вы целы? — раздается женский голос.
Мимо проходит немолодая монахиня. Бегло смотрит на троицу, труп и, не дожидаясь ответа, уходит.
На трясущихся ногах Рихард поднимается с окопа. Весь в грязи, обуви совсем не видно за налипшими комьями. Подобрав оружие, кое-как добредает до чудом уцелевших палаток. Ни готовить, ни даже есть не хочется. Окунув голову в чан с водой, как был, падает на солому. Так бы и лежал, погрузившись в объятия тяжелого, на грани бреда сна. Но чья-то рука настойчиво трясет за плечо.
— Рихард. Проснись, нас зовут.
— А? Что?
На дворе вечереет. Ничего не понимая, юноша чешет спутанные волосы. Веки, что свинцом налиты. И есть как охота, живот сводит. В котле как назло пусто, с утра доели.
— Поторапливайтесь, — в палатку заглядывает Башмак, работавший подмастерьем сапожника до войны.
— Да что такое то?
— А я знаю? — огрызается такой же сонный и злой Крыса.
Намечается нечто серьезное. Ополченцев ведут куда-то в лагерь, вокруг необычайно много рыцарей. Все пестро разодеты и возбуждены. Будто на дворе не война, а светский прием. Рихард видит остановившуюся карету, с запряженными белоснежными, невероятно красивыми лошадями.
— Так, вы, — пехотинцев подзывает воин, торопливо поправляющий тесемки помпезного геральдического плаща. — Вот повозка. Нужно разгрузить вещи. И пошевеливайтесь!
Только инстинкт самосохранения заставляет не послать далеко и надолго. А хочется. Очень.
Скрепя зубами идут к повозке. Кто-то решает прихватить на войну чайный сервиз. И любимый бабушкин ночной горшок. Повозка доверху забита дорогим и бесполезным хламом. Вчетвером едва поднимают тяжеленный, окованный железом сундук. Лучшее занятие, после магического боя.
Дверь кареты раскрывается. И Рихард успевает заметить ее — девушку. Русоволосую, зеленоглазую, нелепо счастливую посреди творящегося безумия. Смешно задран носик, множество факелов освещают милое, покрытое веснушками лицо.
— Хильда! Скорее!
— Иду, папа.
Девушка ловит взгляд Рихарда. От чего-то удивленно хлопает глазами и чуть не падает.
"Это что еще за фифа?", — думает парень, глядя как та исчезает, окруженная свитой.
И до чего же она ему не нравится.
Шугаринское княжество. Лунный форт.
Несмотря на пышность, шатер продувается со всех сторон. Золотой подсвечник, будто сотканный из сияющих лепестков роз, источает дрожащее пламя. Яркий свет многих свечей освещает стройный девичий стан. Хильда мечется загнанной в клетку лисой. Трепещущая рука зажимает рот, не иначе сдерживая все настойчивее рвущийся крик.
"Господи, Господи, Господи...", — шепчет безмолвно, не в силах стоять на месте и минуту.
Происходящее кажется видением, проникшим в душу и оживающим лишь во снах. Рихард, ее Рихард, единственная отрада тут, совсем близко. И от понимания близости с любимым, все труднее принять, как правду. Столько слез пролито, столько бессонных ночей, что бы встретится с его глазами. Утонуть в них, разбившимися осколками разлететься в необъятной вселенной.
Можно ли поверить в сказку наяву? Услышать именно его голос. В тот момент, когда почти случилось непоправимое. Голос, церковным колоколом зовущий из тьмы к свету. Пересечь королевство и войну, встретившись, найдя дорогу среди десяти тысяч солдат. Нереально. Немыслимо. Но происходящее тут и сейчас.
— Это все так ужасно, миледи.
Служанки трудятся не покладая рук. Эдакий девичий муравейник. Ее светлости необходимо создать максимально комфортные условия. И если необходимо перенести целый замок — готовьте большие чемоданы. И это не метафора. Убранство шатра едва ли не с дотошной точностью копируют комнату королевской дочери. В углу покоится массивное зеркало. Оправа, дорогая работа по дереву, переплетение ангельских ликов и крыльев. Только-только распаковывают картины.
— Вокруг столько оружия и солдат, — продолжает фрейлина, заботливо расстилая постель. — Я испугалась, хотя это ведь наши солдаты и защитники. Но они так не похожи на гвардейцев.
— Вы видимо голодны, — к принцессе подбегает услужливо девочка.
Бархатное платье, позволяющее кавалерам увидеть, у обладательницы вполне зрелая грудь. Волосы заплетены в косы и убраны в сложную прическу. Глядя в голубые глаза, Хильда не помнит ее. Видимо из новеньких.
Поднос с различными фруктами не вызывает аппетита.
— Нет, — сухо отвечает дочь Оттона.
— Тогда может глоток вина? Дорога была так утомительна.
Девочка старается. В другой раз Хильда может и оценит. Сейчас любой звук хуже скрежета металла. От чего-то в присутствии служанок горло словно тисками сжато.
— Нет, я бы хотела остаться одна.
— Но..., — не унимается фрейлина, хлопая большущими глазами.
Кто посообразительней, тянут старательную дуреху прочь. Опыт достается потом, а то и кровью. Это в нормальных странах фрейлина дочери короля большая привилегия. А при дворе Оттона — каторга. Половина дам молится, что бы Хильду скорее отдали в Академию. Ну, взорвет ее к чертям — подумаешь. Не их беда.
Оставшись наконец в одиночестве, принцесса опускается на стул. Беглый, оценивающий взгляд на зеркало. Все, прическа, платье и вплоть до выбора камней в диадеме и колье — идеально. Только чуть подвести глаза. Вот так, хорошо.
Не удержавшись, Хильда улыбается изображению, чуть склонив голову набок. Неподвластно никакой логике, настроение резко веселеет. А вспоминать поездку в военный лагерь без смеха никак.
— Папа! — двери кабинета Оттона с грохотом распахиваются, пропуская запыхавшуюся, взволнованную девушку. — Я еду с вами!
Присутствующие, один другого изумленней, ошарашено смотрят на Хильду. Вчера объявили, Хлолиону, как наследнику, пора предстать перед войском. Младший брат Хильды как раз красуется перед зеркалом. С рюшечками покончено! На вполне взрослом сюрко скалит пасть королевский дракон. Рука то и дело касается рукояти новенького меча.
— Ты? С нами? — первым прерывает оцепенение Хлодион. — Ты все напутала. Это не бал, — тон принца источает презрительное снисхождение к сестриной глупости. — Мы едем на войну.
Последняя фраза эпичностью заставит удавится столичных менестрелей.
Мальчишка демонстративно отворачивается, разглаживая складки наряда. Хильда корчит брату рожицу. Вопросительный, но не терпящий отказа, взгляд на отца.
— Любовь моя, — чуть запинаясь от шока, говорит Оттон, — это же просто опасно. Да и зачем?
Нетрудно предположить скандал с истерикой. Даже голодную забастовку. К чему король и готов. Вот только Хильда, чуть приподняв подол платья, садится у ног отца. Улыбка так и сияет.
— Я хочу помочь, — начинает она. — Знаю, как тяжело нашим солдатам.
Оттон открывает было рот, но губ касается палец девушки. А искры в глазах так и на повал готовы свалить.
— И в такое смутное для нашей страны время мужество должна демонстрировать вся семья.
Девушка делает нажим на слове "вся", игнорируя похмыкивание Хлодиона. И понимает — бастион взят, отец не откажет. Не сумеет найти аргументов. А повелительное "я так сказал" этап пройденный. И дорогостоящий. На ремонте "случайных" взрывов можно по миру пойти.
— Твоя мать меня убьет...
Взвизгнув от счастья, Хильда целует отца в щеку. И только мелькает ворох юбки убегающей в покои. Готовится, не для войска, для Рихарда. Решение любимого идти на войну обрушивается страшной вестью. Вот ведь глупый, наивный мальчишка. Живет, огражденный от мира реальностей размеренной монастырской жизнью. Продолжает мечтать и верить в невозможное.
"Жди меня, любовь моя. Я вытащу тебя отсюда. Мечта может стать реальностью. Поверь. Для нас двоих так и будет. Я обещаю"
* * *
Проклятый Север. Даже летом ночи нестерпимо холодные. Тонкая перегородка не защищает. Ни от холода, ни от пронизывающего ощущения. Все чужое, смотрящее свысока. Природа, звезды, звери незнакомой породы. Каждый куст шепчет, стуча сухими ветвями на ветру: "Уходи. Мы не звали тебя".
Гримберт подходит к жаровне. Снимает перчатки, поднося озябшие руки к теплу.
— Сквайр, сделай еще кофе, — не громко зовет полководец.
— Это которая за последний час? — раздается голос короля.
Гримберт порывается встать, остановленный жестом Оттона. Монарх одет по-походному. Корона поверх стального шлема, под мехами видны кольца кольчуги.
Его высочество поднимает одну из скомканных бумаг. Чуть ли не ковром в беспорядке устилают пол шатра. Схема форта, довольно точная — раньше ведь тут стоял гарнизон западных земель. Какие-то пометки, стрелочки. Все перечеркнуто и порвано.
— Выглядишь ужасно, — говорит король, садясь за стол напротив герцога. — Кофе сон не заменит. Тебе нужно выспаться и поесть.
Хлопок в ладоши. Слуги вносят парочку запеченных с яблоками уток. Аромат молодого вина сладким привкусом витает в воздухе. На нормальную горячую пищу вечно нет времени. Короткие перекусы в промежутках между совещаниями. Так что мясо и вино приходятся по вкусу.
— Твои люди готовы к штурму? — отпуская слуг, король сам наливает себе и Гримберту.
Герцог опрокидывает кубок одним залпом. Смотрит в упор, красными от недосыпа глазами. За года знакомства Оттон впервые видит его в таком состоянии.
— Штурма не будет, — резко выдает он и лишь затем, будто бунтарски, добавляет, — ваше величество.
Король на какое-то время теряет дар речи. Ладно, другие, но Гримберт! Первый военноначальник королевства, не проигравший ни одного сражения. Удерживающий замок в течении месяца, при налете нордов ярла Ульфрика. Сражающийся и побеждающий орду хана Темер-бека. И вот сейчас, стоя с тремя тысячами у жалкого форта.
К Лунному с огромным трудом и затратами свозят осадные машины. Не скупясь, тратят деньги на наемников. Дают в распоряжение часть гвардии и королевских магов. Гарнизон мятежников, что песочный домик на дороге океанской волны. А он — "штурма не будет".
