Последняя шутка Балиаза

Матей смерила её убийственным взглядом.

Балиазу на данный момент было всё равно, гораздо больше его занимала мысль — как высвободить запястья Рески, и при этом не вогнать его в новую панику. Всё-таки, под плащом он был абсолютно...

Балиаз решительно повёл плечом, отрезвляя себя болью, и заглянув в испуганные фиолетовые глаза, начавшие принимать осмысленное выражение, сказал как можно мягче:

— Реска, мне нужно надеть на тебя браслеты, высвободи запястья.

Во взгляде Эрика появился страх.

Боги, я просто кретин!! — Балиаз едва не взвыл от досады и, ещё раз обругав себя за тупость, осторожно коснулся двумя пальцами мокрого виска.

Глаза Рески затуманились, а в следующий момент его тело обмякло в руках Балиаза и голова упала к нему на плечо.

— Лика, — Балиаз приподнялся, и осторожно положив спящего юношу на алтарь, выразительно посмотрел на жрицу.

Матей решительно кивнула.

— На раз, два, три — сказала целительница, набирая в грудь воздуха, и прибавила с явной неприязнью: — Принцесса, тебе лучше отвернуться.

Илурен фыркнула, презрительно вздёрнув тонкие брови. Чёрные волосы и почти такие же неистовые как у Балиаза глаза. Сейчас, немного оправившись от шока, она казалась удивительно недосягаемой, словно проведя какую-то незримую, но ощутимую черту между собой и недостойными, окружающими её, простыми смертными.

— Вот ещё! И не смей разговаривать со мной подобным тоном, и почему...

— Давай! — сказал Балиаз, разворачивая плащ, и зажмурившись, почти вслепую защёлкнул один из браслетов. Второй надела Лика.

— Отпустило... — сказала Матей облегчённо. Балиаз рискнул открыть глаза, и торопливо завернул мальчишку обратно в плащ. Словно прятал величайшую драгоценность. Возможно, так оно и было. Подхватил его на руки, беря под коленки, и развернувшись, увидел потрясённые, широко распахнутые глаза Илурен. Прижав ладонь к губам, принцесса с восхищением смотрела на свёрток в руках Бализа, и выражение её глаз магу, абсолютно не понравилось.

"Ряды поклонников Рески удивительно быстро растут" — с тоскливой усмешкой подумал он, и огляделся, прикидывая куда ему переложить Эрика, пока Лика сможет заняться его ранами.

— Кто этот человек? — спросила принцесса почти благоговейный шёпотом и, опомнившись, прибавила уже прежним, высокомерным тоном: — Впрочем, это не столь важно, — она, вздёрнув подбородок, тряхнула головой, заставляя гриву своих густых чёрных волос, в которых тускло отблёскивали маленькие жемчужины, взметнуться вверх, — гораздо важнее сейчас три вещи, — Илурен вскинула аккуратный пальчик и, поморщившись, незаметно убрала его обратно, обнаружив повреждение маникюра на ногтях. — Первое, и самое главное: я и моя жизнь. Сумеете обеспечить мне безопасность и поможете вернуться во дворец — и можете просить меня о чём угодно, в разумных пределах.

Матей издала невнятный писк, основательно оторопев от непередаваемой наглости спасённой Арликийской принцессы. Балиаз вздёрнул бровь. Если бы не боль в плече и беспокойство за состояние Рески, он бы расхохотался, ибо высокомерная и хладнокровная, как замороженная рыба, Илурен чем-то неуловимо напоминала ему его самого.

— Второе, — непреклонно изрекла принцесса, — вы ранены и кто-то должен позаботиться о вас. Естественно, не я, — добавила она с непередаваемой нотой лёгкой брезгливости. — И третье...

Матей еле слышно зарычала и открыла рот, собираясь высказать этой хамке всё что думает, но внезапно, Балиаз еле слышно застонал, и побелев, хотя казалось, что дальше ему белеть некуда, осел на колени, по прежнему не выпуская Реску из своих объятий. Вся его одежда была залита кровью.

— Матей, — прохрипел он еле слышно, с трудом разжимая губы. В чёрных глазах плясала запрятанная боль, — по-моему, я теряю сознание... — закончил он почти удивлённо.

— Какие слабые, однако, теперь мужчины пошли, — пренебрежительно заметила Илурен и торопливо шагнула в сторону, отодвигая ножку, и боясь, что Балиаз свалится на неё. Однако этого не произошло. Уложив Реску на траву, Балиаз прислонился спиной к дереву.

— Я сейчас, сейчас помогу. Пожалуйста, потрепи немного, — торопливо сказала Матей, опускаясь рядом с Балиазом на коленки. От неё исходил лёгкий аромат травы, а пальцы, касающиеся его тела, в этот раз были удивительно чуткими и осторожными. — Потерпи, — шепнула Матей сочувственно, неуверенно глядя на рукоять ножа.

— Помоги выдернуть, — попросил Балиаз, на мгновение приподнимая веки, и увидев выражение её лица, ещё раз мысленно помянул всех демонов. Судя по виду готовой отключиться целительницы — нож ему придётся вытаскивать самому.

— Я сейчас... сейчас... — как заведённая повторяла девушка, скользя пальцами по рукояти, не зная как и с какой стороны к ней подступиться, причиняя Балиазу только лишнюю боль своими неловкими и неосторожными движениями.

— О, пресветлые духи! Мы, похоже, так никогда и не уйдём из этого ужасного места! — закатив глаза, возвестила принцесса, а потом, властно сдвинув трясущуюся как осиновый лист Матей в сторону, наклонилась и резким движением выдернула нож из плеча Балиаза. — Всего-то ничего, — брезгливо откинув нож в траву, и отряхнув ладони, принцесса убрала с плеча волосы и уселась на траву. Да, — спохватилась она, снисходительно позволяя Балиазу и Лике созерцать себя с непередаваемыми, идиотскими выражениями на лицах, — постарайтесь уложиться в десять минут... И я не возражаю, если вы сделаете носилки для меня: всё-таки, я не могу ходить пешком. Надеюсь, этот, единственный достойный моего внимания, юноша, скоро придёт в себя. Как его имя? Надеюсь, он из знатного рода? И что ты пялишься на меня, девчонка? Давай, лечи своего друга, если ты целительница. И поживее. Мне надоело здесь сидеть.

— Убить её, что ли? — с тоскою подумал Балиаз. Судя по маниакальному выражению глаз Матей — юная целительница была бы непередаваемо счастлива.

— Отравлю её грибами! — подумала она, и наложив пальцы на рану Балиаза призвала целительную силу.

Глава 6.

Рассвет тонкими, розовыми лучами озолотил верхушки деревьев. Скользнул ниже, безжалостно разгоняя влажный сумрачный туман. Оглушительно распевали птицы, приветствуя новый день.

Реске казалось, что он плывёт на корабле. Было, такое неприятное приключение, когда-то в его детстве. Его тошнило до самого прибытия на берег, и, перегнувшись через высокий деревянный борт, он воспринимал море в исключительно неприятном для себя ракурсе.

Вот и сейчас, его тошнило, качало, правда, не было противного солёного запаха, выворачивающего кишки на изнанку. Был запах дыма и травы, и жёсткая ткань куртки под щекой, и ощущение надёжных уверенных рук. "Где я? Какого демона происходит?", — Реска вяло завозился и ощутил, как чьи-то руки приподнимают и перехватывают его поудобнее. "Что это значит?", — зубы отчаянно сжались, а глаза зажмурились ещё сильнее, не желая открываться и возвращаться в реальный мир. Сердце заколотилось как бешенное, и он с трудом удержался от крика. Не удержался — застонал, и в тот же миг его вздёрнули вверх, сдавили, почти до боли в ноющих рёбрах; чужое дыхание обожгло лицо, и голос, знакомый и в то же время далёкий, заговорил что-то ласковое, успокаивающее, отгоняя прочь, навалившуюся на него жуткую шевелящуюся массу тел, рассеивая всех страшных чёрных призраков.

"Что это, кошмар? Почему такой пугающий? Сон... всего лишь сон?"

Мысли плыли вялые, рассеянные, липкие; полные вязкого обморочного тумана, наполненного запахом древесной зелени и пересвиста коростелей. Ему снилось, что корабль прибыл к берегу, и что он лежит в роскошной отцовской беседке, увитой колючими кустами малины. Спелые, сладкие ягоды осыпаются на землю, и призывно манят темнеющими завязями, готовые сорваться в рот. Он лежит на неудобной узкой скамейке, и, закинув руки за голову, смотрит в небо сквозь переплетения душистых колючих ветвей и шероховатых тёмно-зелёных листьев. Свистят над головой птицы, и где-то неподалёку звучат негромкие голоса. Мама терпеть не могла это место, считая его верхом безыскусности. Ну да, маме можно быть сверхвосприимчивой. Она ведь эльфийка едва ли не на четверть. А вот отец — человек. Воин, ничем не примечательного, но, впрочем, древнего и благородного рода дар'Реска.

Эрику нравилось бывать здесь. В его особом, секретном месте, куда он частенько убегал от учителей и нудных бесконечных уроков. Можно было от души наедаться малиной, не слыша предупредительных окриков нянек, исправно проверяющих чистоту его рук, и не перестающих твердить о манерах. Именно из-за этих безупречных манер ему изрядно доставалось в академии, в первые дни его пребывания. Зато, будучи бит впервые, через несколько месяцев Эрик один из первых освоил фехтование и научился защищать себя с помощью меча. Именно по этой причине ему прочили место капитана. Именно по этой причине он закончил академию в возрасте семнадцати лет, в то время как остальные покидали эти гранитные стены на два года позднее.

К сожалению, умению сражаться без оружия, в академии не обучали, считая кулаки оружием простолюдинов. Сколько раз Реске приходилось жалеть об этом. Ибо оказаться без меча для него было равносильно тому, что остаться нагишом. Реска не умел драться. Он умел фехтовать, а вот в поединках один на один, неизменно проигрывал, не имея ни малейшего представления о каких-либо обманных манёврах, захватах или уходах от врага. Флайм пытался научить его сражаться, но даже для хладнокровного и неэмоционального Серого Призрака выдержать присутствие Рески рядом с собой оказалось непосильным испытанием. Пытаясь показать ему хитрый захват соперника, Флайм внезапно освободил его руку и сообщил, что тренировка закончена и больше тренировок не будет. Реска, вошедший в азарт, разочарованно взвился и потребовал объяснений...

После двух часов долгих и подробных объяснений, во время которых Флайм не потрудился сказать ни единого слова, вопросов у Рески больше не возникало. Так же, как и желания продолжать тренировки. Это был второй раз, когда Флайм занимался с ним любовью, — если только подобное слово подходило к тому, что происходило между ними. Во второй раз, Флайм не завязывал ему глаза, заставив Реску смотреть на себя во время всего процесса — не просто смотреть, а принимать активное участие. На тот момент, сама мысль об этом вызывала у Эрика неприятие и отвращение. Но тело сдалось, оказавшись сильнее разума, или Флайм был слишком искушённым любовником, для того чтобы позволить Реске получить удовольствия от происходящего. В третий раз Реска даже не возражал, со стыдом и ужасом признав, что совсем не против того, к чему Флайм принуждает его по нескольку раз в день. А затем это стало вполне привычным и естественным.

Когда они прибыли в город, Реска уже даже помыслить не мог о том, что однажды они расстанутся. Но всё закончилось тем, что они расстались. А точнее, Реска сбежал, испугавшись ответа на простой, но такой важный для него вопрос. Удрал, пока ещё мог убежать, пока не стало слишком поздно, не зашло далеко. Хотя, куда уж дальше... Он не мог забыть Флайма в течение полугода, а точнее — не смог забыть его вообще. Просто заставил себя поверить, в то, что всё закончилось и уже никогда не повторится снова. Смирился с этой мыслью, внушив её себе, отравив себя ею настолько, что даже начал верить — что ему действительно всё равно.

Флайм Серый Призрак — крохотный осколок его сердца, важный, но слишком болезненный, для того чтобы быть — остался в прошлом. И Реска больше не задумывался о том, что же с ним стало когда он вернулся и узнал, что Рески больше нет. А быть может, он не вернулся. Когда на глаза ему пролился свет истины — он не стал возвращаться. Этой мыслью Реска утешал и убивал себя одновременно. В глубине души ему хотелось, чтобы Флайм однажды вернулся. Лика Матей помогла ему избавиться от тоски.

Маленькая храмовая целительница из простого сословия, которая, по какой-то причине, пожелала остаться с ним. В тот момент, когда она принимала своё решение, чары не действовали на неё. Если верить её словам. Впрочем, после нескольких месяцев совместного путешествия, Реска и сам верил в это. С Матей они стали друзьями, а затем породнились, и, местами, приросли корнями друг к другу, как брат с сестрой. Реске хотелось бы испытывать к ней иные чувства, нежели простую дружескую нежность. Но, к сожалению, тут он ничего не мог поделать с собой. К тому же, по словам самой Лики, дар целительницы будет подчиняться ей лишь до той поры, пока она хранит себя в чистоте. Именно поэтому судьба храмовых целительниц часто была очень предсказуемой. Среди старых дев они занимали почётное первое место.

— Он приходит в себя... — сказала Лика, с надеждой вглядываясь в осунувшееся, измученное лицо Рески, прикрытое разметавшимися густыми волосами. Его аккуратный пушистый хвостик развалился, отчего казалось, что лицо юноши окружает багровое животрепещущее пламя-облако, пушистое и воздушное. Такие мягкие волосы бывают лишь у детей. Или у эльфов. Правда, перворождённые жили в местах, практически недоступных для простых людей. Например, Лика никогда не видела живого эльфа, хотя, глядя на Реску, вполне могла представить как они должны выглядеть. Реска не очень любил упоминать о подобном родстве. Возможно, по причине того, что сами перворождённые обычно стыдились подобных ублюдков, носящих в себе каплю истиной крови. Да и эти сведения, были почерпнуты ею из рассказов прабабки и матери настоятельницы. "Перворождённые сделали свой выбор, — не раз подчёркивала она вздыхая. — Теперь нам останутся лишь предания и легенды о них. Через несколько поколений даже они станут сказкой".

У Рески смугло-золотистая кожа, нежная, как у девушки, и в то же время в его облике нет ни капли женственности. Хотя длинным ресницам, веером лежащим на гладких щеках, могла бы позавидовать любая женщина. И не только им. Когда Матей увидела его в первый раз, она приняла его за девушку. Сейчас это казалось ей смешным.

Лика вытянула ладонь, желая убрать волосы с его лица, и остановилась, буквально кожей ощутив, исходящую от Балиаза волну досадного раздражения. Выставив локоть, мужчина ревниво прикрыл Реску плащом. На мгновение нахмурился, борясь с инстинктивным желанием замотать его до самого носа, а затем, тряхнув головой, двинулся дальше.

Впрочем, подобной своей реакции, Балиаз как раз не удивлялся. Она была вполне естественной. Делиться, даже в мелочах, маг очень и очень не любил. После всего случившегося его начали посещать мрачные сомнения по поводу того, что значит для него Реска, раз он поступил столь идиотским образом, отказавшись от халявной возможности пополнить силу. Если это для него мелочь, то, очевидно, слишком существенная. Вот только оправдания своему поступку он, как ни пытался, придумать не смог.

До вчерашнего дня, Балиаз не совершал столь очевидных глупостей. Хотя нет, мысль вызвать повелителя сумеречного мира на поединок — к разряду гениальных тоже не относилась. Иначе, каким образом можно было объяснить причину, по которой некто Балиаз — новоявленный повелитель демонов вынужден топать пешком и пользоваться собственными, так сказать, силами, вместо того, чтобы сытно есть и сладко спать, проводя беззаботные будни в роскошных покоях собственного замка... Поправочка: то, что осталось от его замка, вряд ли можно было назвать роскошеством, вернее — былое роскошество уже никак нельзя было обозвать замком.