— Брюля, сука ты... — пробормотала Мёрси. — Ненавижу.
За углом снова зашуршали по полу брюки покойника и Мёрси, взвизгнув от страха, рванула по коридору. Лишь бы повезло, лишь бы повезло!
Повезло!!!
Дверь оказалась открытой и Мёрси с размаху вылетела на лестничную площадку. Не удержавшись на ногах, она кубарем скатилась вниз, удивительным образом не переломав себе руки и ноги, и неосознанно сжимая пистолет. Осталось преодолеть только один пролёт. Вот тут места были уже знакомыми. Вниз, вниз!
Мёрси, подвывая от страха, выскочила в вестибюль первого этажа. Как и следовало ожидать, в будочке прохода никого не было. В окошке отдела пропусков смутно виднелась милицейская фуражка, лежащая вверх околышем. На стенде "Их разыскивает милиция" кривились отвратительные хари. У банкомата, раскинув ноги, лежал на спине человек, скрючив руки. Пальцы его судорожно перебирали ткань футболки, собрав её на груди, отчего синий безволосый живот с красными рубцами свежих шрамов выглядел, как шляпка белой поганки.
Мёрси блевала бы прямо на ходу... но было уже нечем.
Она проскочила мимо ног лежащего и с размаху перемахнула через "вертушку" проходной. "Макарка на физкультуре мне бы пятак сходу влепила за такие прыжки!" — мелькнула удивительно неуместная мысль. Мёрси ударилась всем телом в двери, пролетела тамбур, распахнула входную дверь... и сделав два шага, по инерции врезалась в ветви голубой ели.
Особенность входа в ГУВД Ленинского района в том и состоит, что вплотную к нему растут густые ели... и выходя из дверей, вам нужно сразу же повернуть направо. Иначе вы либо рухнете с метровой высоты бетонной площадки, либо, подобно несчастной Мёрси, оседлаете колючую ветвь.
Мёрси очумело покрутила головой, поднялась с земли и побежала по подъездному пути к воротам. Ей казалось, что сзади всё ещё кряхтит покойник... а может, распахнув окно второго этажа...
...Мё-о-орси-и... Мё-о-орси-и ...
...смотрит ей вслед мёртвыми побелевшими глазами. И его вялый светло-коричневый член, измазанный засохшей кровью, беспомощно болтается, как перебитый палец. Его брюки волочились за одну штанину, так и не стянутую с ноги. Синяя раздутая мошонка торчала, как инородное тело, наподобие распухшей от выпитой крови пиявки. Разбитые губы тянули своё:
— Мё-о-о-рси-и-и... не будь с-с-су-уко-ой... я зна-а-аю...
В будке КПП никого не было, но Мёрси протиснулась между створок ворот и побежала через улицу, сама не понимая, куда её несёт. Она даже не чувствовала, что палец её судорожно нажимает на спуск. Побелевший палец неосознанно давил и давил на него... но пистолет стоял на предохранителе.
Она обогнула огромный джип, косо торчавший в тумане посреди проезжей части и с размаху врезалась в огромного человека, больно ударившись лбом о ствол охотничьего ружья.
* * *
Собственно говоря, если бы не Брюля, в миру Бронислава Пашкова, ученица 11-а класса сто тридцать девятой школы города Екатеринбурга, не сидеть бы нашей Мёрси в ментовке, не держать в руках тяжёлый и мерзкий пистолет и не трястись от страха.
А начиналось всё вполне безобидно. Брюля сдёрнула со своего "старого ботинка" Станислава Робертовича (Мёрси всегда считала, что следует всё-таки писать "батинок", от слова "батя") приятную глазу сумму в двести баксов. Правда, баксы были, как всегда, потёртыми и с какими-то чернильными пометками, но всё-таки это были баксы! Старенький "ботинок" чмокнул Брюлю в щёку, явно стесняясь топчущейся рядом Мёрси, и с облегчением укатил на своём джипе. Он опять ушёл от Брюлиной мамашки... что, в общем-то, было неплохо, потому что в такие дни он был щедр со своим чадом. Откупался.
Впрочем, стеснялся он, наверное, не столько только закадычной подружки своей доченьки, сколько её самой. На Новый год, когда Брюля с Мёрси ввалились к Пашковым домой, наклюкавшись и пославши на три буквы своих ухажёров, покрасневший Станислав Робертович, заехавший в бывшую семью, тоже не решался поднять глаза, когда полногрудая Брюля, окончательно окосев в тепле, задрала юбку и, сверкая подвязками и стрингами, с визгом полезла на стол танцевать стриптиз. Мамашка стянула её со стола, вытолкала в коридор и дала пинка под зад. Мёрси схлопотала подзатыльник. Брюля заорала на мамашку, но та влепила ей пощёчину, обозвав "пьяной скотиной", и уволокла в ванную. Мёрси сочла за благо испариться.
Торопливо одеваясь в прихожей и чувствуя, как голова начинает кружиться всё больше и больше, Мёрси отчётливо слышала, как пьяненькие гости завели базар о том, что, де, ничего страшного, — ещё и не то мы откалывали в годы нашей юности! А корова Ладыгина, сама заторчавшая не меньше, чем Брюля, заявила, что в её семнадцать лет ножки у неё были такими, что мужики из машин вываливались... и не то, что руку и сердце, а все кишки и душу впридачу предлагали.
Станислав Робертович вышел в коридор, отобрал у Мёрси куртку и повёл её прямо в сапогах на кухню. Мёрси не сопротивлялась. Брюлин "ботинок" был не то, чтобы мрачен, но как-то печален. Он усадил Мёрси на табуретку и сунул ей в руки чашку кофе.
— Если тошнит, то где туалет, ты знаешь, — сказал он и закурил, приоткрыв окно.
— Знаю, — вяло сказала Мёрси. — Извините, мы больше не будем...
— Чисто дети малые, ей-богу, — пробормотал Станислав Робертович. — Напакостите, а потом, как первоклашки: "Мы больше не бу-у-удем!"
— А чего это — "напакостите"? — старательно выговорила Мёрси, с неудовольствием чувствуя, что язык начинает плохо ворочаться во рту и благородного негодования, должного звучать в голосе, не получается. — Мы нич... ничего плохого...
— В ваши годы и мы куролесили, — сказал хмурый Брюлин "ботинок". — И таких девчонок, как вы с Брониславой, в компании у нас тоже было много. Очень неприятно видеть, что такими же... э-э-э... эскорт-девицами становятся моя дочь и её лучшая подруга.
— Вы сами-то... к моей матери бегали... когда мы с Бронькой ещё в третий класс ходили, — негромко, но чётко и ясно сказала зачем-то Мёрси.
Гости орали и топали. Похоже, под ёлкой начались танцы. На улице хлопали ракеты и петарды. Станислав Робертович курил, глядя в окно. Разноцветные огни салюта играли на его лице. Мёрси устремилась в сортир — маленький сортир у кухни — опередив какого-то гостя, топавшего по коридору в том же направлении...
Итак, всё начиналось хорошо. Правда, пришлось обойти три обменника. Баксы не принимали, даже под комиссию. Не новенькие, видите ли!
— За границей любые баксы принимают! — возмущалась Брюля. — А что, если вас в магазине не будут обслуживать за то, что у вас рубли помятые?
— Девушка, я-то здесь причём? — переходила в оборону очередная смазливая коза за бронированным стеклом. — У нас такой приказ!
Обращаться к своим, из тусовки, не хотелось. Надо было хранить сумму в тайне — это подружки знали твёрдо. Как говорится, жизнь научила! Помыкавшись, они всё-таки поменяли злополучные баксы на рубли, смотавшись для этого к автовокзалу. Комиссия была зверской, но деваться было некуда.
Охранник в задрипанном обменнике положил на них глаз и предложил дождаться окончания его смены.
— А что делать будем? — невинно спросила Брюля.
— Погуляем, потрахаемся! — радостно сказал охранник. Коза за стеклом бросала на него ревнивые взгляды, отсчитывая деньги.
— У тебя, наверное, большо-о-ой? — артистически хлопала глазами Брюля, изображая невинность и до тошноты напомнив Мёрси картинки из серии, типа: "Руский секс! Девачки ис коледжа трахаються с риальными пацанами!" — которые они с Брюлей, хихикая, напропалую качали из файлообменника сети "Кабinet".
— Большой! — радостно сообщил верзила.
— Како-о-ой? — положив пальчик в рот и вытаращив глаза, лепетала Брюля. Ножки она поставила "козликом", а попу оттопырила так, что стринги из-под юбочки торчали.
— Вот такой! — показывал руками счастливый придурок, пустив заранее слюни.
— Вот и соси его сам у себя, мудила! — заорала Брюля, пулей выскакивая наружу.
На улице подруги ржали, как лошади, покупая "Пепси-лайт" и сигареты "Парламент". Продавец-реализатор, чернявый кавказец, сходу предложил им потусоваться. Подружки кокетливо отказались и поспешили смыться от греха подальше.
К вечеру вся тусня на пустом школьном стадионе основательно надоела Мёрси. Как-то не клеилось повеселиться. Школа заканчивалась, впереди были ЕГЭ и дурацкая, тоскливая взрослая жизнь. Теперь уже не пустишь соплю "дяденька, я больше не буду!", теперь ты самостоятельная, взрослая кобыла...
...отсоси у меня, Мёрси! Я же знаю, ты сосала у Пикачу!
Пикачу — это кликуха. Был такой парень у Мёрси в прошлом году. Так... ничего, конечно, парень... но какой-то невезучий. В армию забрали, представляете, девки? В армию! Маманя его отмазать не смогла. В военкомате сто пятьдесят тысяч запросили, а откуда у неё?
Мёрси хлебнула "Охотника" крепкого", но стало ещё хуже... особенно после уже выпитого. Тоска наваливалась, хоть плачь. Сидеть на коленях у Волкодава было неудобно — жарко. Тем более, что Мёрси щеголяла сегодня в джинсах. Волкодав лапал её и порывался расстегнуть пуговицу, а потом плеснул ей пиво сзади, в джинсы. Шутка юмора такая, понимаете ли. Холодное пиво протекло по крестцу, намочило стринги и образовало мокрое пятно на заднице.
С этого, собственно, всё и началось. Мёрси заорала, все заржали, Брюля поперхнулась дымом и завизжала от восторга. Потом они долго мирились с Волкодавом и зачем-то пили на брудершафт водку "Зелёная марка"... "На брудершафт только водку! Только водку!"...
Потом Мёрси пыталась объяснить Волкодаву, что от пива на джинсах могут остаться пятна. Потом три раза подряд звонила мамашка, пока Мёрси не отключила телефон.
Потом... потом Мёрси помнила уже какие-то обрывки. Стемнело. Она ревела почему-то... а Волкодав тискал её за грудь, видимо, утешая. Потом Брюлю повели куда-то за трибуны... это уж, как обычно. Потом она, кажется, съездила Чапсу по физиономии... или это был Дрон?
В какой-то момент Волкодав пытался снять с неё жакет, а Мёрси икала и отбивалась. А потом...
А потом Волкодав, он же Волков Алексей, восемнадцати лет, Екатеринбург, Россия, тяжело опираясь на Мёрси ныл в подъезде:
— Мёрси... ну, не будь сукой... Я знаю, мне Пикачу говорил...
Год назад Мёрси пыталась сделать минет Пикачу, видит Бог, пыталась! По-честному. Ей было любопытно... и, в конце концов, девственность она потеряла (идиотское слово — "потеряла") в четырнадцать лет, на даче у Брюлиных родителей, а точнее — на пляже озера Лесное, в двух шагах от дачи...
— Когда это он тебе говорил?
— Он в письме написал... из армии...
— Пикачу... придурок... наврал он.
— Не-е-е... Пикачу сказал, что ты у него отсоса-а-ала... — бормотал Волкодав, покачиваясь вместе с Мёрси.
...Мёрси присела на корточки, Пикачу пыхтел, как паровоз, расстёгивая джинсы непослушными пальцами. Мёрси, хихикнув, взяла его член в руку, глубоко вздохнул, открыла глаза... и её вырвало густой струёй. Она окатила и немытый член Пикачу, и его идиотские нестиранные трусы, и джинсы...
— Пикачу — вонючий козёл, — искренне сказала Мёрси. — Он тебе, Лёша, лапши на уши навесил, а ты и поверил.
— Не-е-е... — гнул своё Волкодав, наваливаясь на Мёрси. — Я зна-а-аю...
"Опять вся спина будет в извёстке!" — подумала Мёрси.
А потом он обиделся и пошёл домой. Мёрси побежала за ним, — куда ему идти, он же на ногах толком не стоит! Волкодав орал на всю улицу... пока не подъехали менты и не забрали их обоих. В "воронке" менты пообещали Волкодаву "весёлую ночку", а тот только плевался и орал, что, мол, у него папа — депутат Областной думы. "Завтра вы все, козлы, уже не работаете в ментовке! Понял, ты, долбак недорезанный?!"
Брехня, конечно. У ментов каждый второй, когда его под руки берут, заявляет, что он с Путиным учился и с губернатором водку пьёт, и что завтра все менты гурьбой по миру пойдут... а у арестованного завтра будут ноги мыть и воду пить, а также целовать его в попу до полного изнеможения...
На улице Фрунзе, в ГУВД, Волкодава вежливо уволокли куда-то по лестнице, а хмурой Мёрси весёлый мент предложил отпустить её в обмен на минет. "Помешались вы все на своих минетах!" — зло подумала давно протрезвевшая Мёрси.
— Я просто хотела отвести его домой.
— Да-да-да! Нам тут тьма звонков было. Надоело людям в три ночи битый час слушать вопли: "Ты не хочешь меня, сука!"
Потом Мёрси сидела в коридоре третьего этажа и её знобило.
А под утро пришёл весёлый мент и повёл её на второй этаж, на свидание с Волкодавом, у которого нашли пакетик "травки", как сказали ей три здоровых мента в штатском. Волкодав, скрючившись, пускал кровавые слюни, лёжа на полу... видно было, что он обмочился. Заплывший глаз косил. Он дрожал и всхлипывал. В комнате пахло дерьмом, мочой и застарелым табачным дымом. Когда за Мёрси хлопнула дверь, Волкодав вздрогнул и жалобно заскулил.
Пол начал плавно уходить из-под ног...
... эй, эй! а ну, хватит прикидываться!..
... нашатырку давай в обмороке она...
... да ну прикидывается сучка прикидывается сучка...
... сучка...
... прикидывается...
...c-с-с-с... ш-ш-ш-ш... с-с-с-с...
* * *
Мёрси проснулась ... а точнее, очнулась, если уж говорить начистоту, — не сразу поняв, где находится. Она сидела на стуле, облокотившись на стол и положив голову на руки. В кабинете никого не было. За открытым окном смутно виднелась верхушка голубой ели. Туман. Стояла тишина... и только где-то далеко, кто-то брякал чем-то железным. Мёрси сидела бы в кабинете и дальше, но ей очень хотелось по-маленькому.
В коридорах было пусто. Добежав до туалета, Мёрси обнаружила, что из кранов не идёт вода. Нет воды, — в ментовке, — представляете? Ладно, хоть хватило на смыв. Вернувшись по пустому коридору обратно в кабинет, Мёрси мстительно открыла початую бутылку "Аква-минерале", стоявшую у следователя на столе, и смочила платок. Обтерев лицо, она почувствовала себя лучше.
Волкодав... Лёшка!!! Что они с ним сделали?!
Мёрси испугалась. Ей представилось, что Алексей — да-да-да! — умер, забитый тяжелыми ментовскими ботинками... и все-все менты сейчас собрались внизу. Они решают её, Мёрси, судьбу. Она же свидетель! Она свидетель их преступления! Вот-вот они придут и втихую задушат её... а к вечеру труп Мёрси найдут где-нибудь в ЦПКиО имени Маяковского... в кустах, со стянутыми до щиколоток джинсами и стрингами на шее... она будет валяться голая в тумане... и по лицу её, по ногам и животу, будут ползать муравьи, жирные мухи и разочарованные клещи. Или они кусают и мёртвых тоже?
Господи, Господи, Господи! Надо бежать! Надо бежать отсюда к чёртовой матери!
Пистолет Мёрси вытянула из ящика стола, сама не зная, почему она туда полезла. В голове крутились только какие-то обрывки из фильмов-ужастиков. Обойму она запихала в карман курточки, а пистолет попыталась засунуть за пояс... но проклятые джинсы и так-то болтались "на лобке", как говорила мать, поэтому холодный пистолет чуть было не стянул их окончательно.
