— Тётя Аня... — прошептала Леночка.
— Что, белокурочка? — Анна наклонилась к девочке.
— А у тебя детки есть? — Леночка выдохнула это Анне на ухо, притянув её голову к себе.
— Есть, сынок Вова, но он уже взрослый и далеко, — так же шёпотом на ухо ответила ей Анна.
...ох, как далеко...как же далеко... не на самых ли Небесах?..
Они так и шептались в обнимку... потому что все уже спали...
— Какой у тебя крестик красивый. Это тебе сыночек подарил?
— Нет, это мне одна очень добрая и старенькая тетя подарила.
— А можно я буду твоей дочкой?
— Леночка...
— Я никому не скажу и буду тебя "мама Аня" звать по секрету
— Ну, если по секрету...
— Да, и потом что-нибудь тебе тоже подарю... красивое...
— Спи, спи, дорогая...
Убедившись, что Леночка наконец-то уснула, Анна вышла во двор. Илья сидел на лавочке у мангала и курил. Судя по количеству окурков в банке из-под консервированных персиков, уже не первую сигарету. Анна присела рядом. Оба молчали.
— Ругаться будешь? — наконец спросил Илья. — За наше всё? За Чуковского, за Корнея Ивановича? Мол, зря я им это читал?
— Не знаю я, Илья, что тут зря, а что нет. Сам знаешь, хочется как лучше, а получается... как всегда.
— Это точно.
Опять помолчали. Илья искоса глянул на неё. Анна заметила взгляд и покраснела. Она знала, что на её бледном лбу багровела эта проклятая шишка — без синяка, но весьма заметная.
— Болит?
— Немножко... хорошо, что синяка нет.
— Почему хорошо?
— Да просто так. Хорошо и всё.
— Нечего шляться в тумане, где попало, по ночам! — отвернувшись, заявил Илья. Явно против его воли, интонация получилась какой-то чересчур смущённой... не командирской.
У Анны чуть не вырвалось по-детски вызывающе: "Тебя не спросила!" — но она успела себя одёрнуть. Так отношения не наладишь! Они помолчали ещё немного.
— Илья, я понимаю, что тебе надоело быть "усатым нянем"...
— Да в принципе, не особо... чем тут ещё заниматься?
— Ну... скучно тебе, наверное. Поговорить толком не с кем.
— Привет, приехали, дамочка! Вот — с тобой сейчас говорю... лично. Собственным ртом.
— Ты скажи — если нужно я тебе книг принесу. У меня дома библиотека неплохая, а ты, я вижу, с Библией не в ладу.
— Аня, давай без этого... ладно? Я не дитя и ты не учительница. "Скучно будет — водки дёрнем, подерёмся и заснём!"
Анна пожала плечами. Не хочет Илья говорить... и не надо. Они смотрели в туман. Илья достал неизменную бутылочку коньяка и предложил Анне. Та помотала головой. Илья настаивать не стал. Он отхлебнул из горлышка и снова сунул бутылку в карман.
— Что-то Саша с Мёрси задерживаются. Не случилось ли чего, как ты думаешь, Илья?
— Откуда мне знать, Аня? Раз тихо — думаю, что ничего не случилось.
...всякое может случиться... рассказать бы вам, что я знаю, что видела...
...не время ещё, нет, не время...
"Не стоит нам надолго детей одних оставлять! Сейчас посижу ещё немного и пойду", — подумала Анна.
— Анна, давно хотел тебя спросить... ты-то, лично, что думаешь по поводу всего, что с нами происходит?
Анна не нашлась, что ответить. Она помялась, потом махнула рукой, встала и пошла к детям. Илья остался дожидаться Сашку и Мёрси. Он всегда ждал тех, кто ушёл в туман.
* * *
Поднявшись наверх, она сразу увидела стоящих у стены детей. Они стояли одетыми, тихо и безропотно, как маленькие оловянные солдатики и, как показалось перепугавшейся Анне, не дышали. Глаза их были закрыты... и Бориска даже не держал своего неизменного медвежонка!
...вот оно! Они умерли, умерли, умерли!!!
Анна ухватилась за косяк. Пол стремительно уходил из-под ног, маленькие покорные фигурки расплылись в глазах...
— Ну-ну, не надо так пугаться! Они живы и просто спят, — сказал знакомый голос. И только тогда Анна увидела своего ночного незнакомца, полулежащего на кушетке. Точь-в-точь Илья, вот только на голове у него снова красовалась Федина бейсболка.
Анна закрыла глаза.
— Ты... ты...
— Не вибрируй, Анечка! Всё в норме. Все твои взрослые спутники тоже спят и им ничего не угрожает. Сядь, посиди. Сядем рядком, поговорим ладком. Я могу даже дать тебе коньячку из запасов Ильи, — проворковал голос. — Я тебе не грежусь... да и вообще, день на дворе! "Утро красит нежным светом поллитровку с пистолетом, — народ советский всполошился, Каганович застрелился!" Хотя, надо сказать, он жил долго и счастливо... чего и тебе желаю, — ёрничал и издевался голос... голос Ильи.
Анна открыла глаза. Ничего не изменилось.
— Сядь, Аннушка, сядь.
Она покорно присела на краешек кресла. Взор её не отрывался от Леночки, чьё бледное личико с закрытыми глазками было таким несчастным...
— Итак, моя королева, пришло время разговора. А то мы с тобой так ни до чего и не договорились.
— Какого разговора? — прошептала Анна.
...надо надеть на Леночку кофту... она кашляла сегодня утром...
...если она простудится...
— А говорить мы будем долго и плодотворно, — не слушая Анну, сказал Демон.
— Тогда я должна уложить детей в кровати, — машинально сказала Анна. — И полдник надо готовить...
— Ничего, дочь моя, в моих силах сделать так, чтобы время немного повременило.
Из-под ресниц Леночки выскользнула маленькая слезинка. Анна вскочила с места... перед глазами прошла серая пелена...
...огонь... тёмный жар раскалённого железа... чьи-то крики...
...дети лежали в кроватках. Рядом с Демоном, по-прежнему полулежащим на кушетке, спокойно стояли два огромных угольно-чёрных дога. Анна сидела в кресле. Голова начинала наливаться свинцовой тяжестью.
— Так нормально? Вот и хорошо. Нечего отвлекаться, моя Тамара, — лениво сказал Демон и улыбнулся.
— Тамара? Ах да... — пробормотала Анна. — Тамара плохо закончила.
— Ну, нельзя же было так сильно влюбляться! "Прежде думай о родине, а потом о себе!" Царице не пристало целыми днями думать не об управлении государством, а о любовных утехах. Впрочем, это всё пыль. Я знаю, что тебя мучает сонм вопросов. Какой из них главный, Анна?
Главный? При чём тут вопросы? Что он собирается сделать... и почему он пришёл днём? И собаки эти... о, Господи, до чего же здоровенные...
— Я... я не знаю.
— Не разочаровывай меня, дорогуша, — поморщился Демон. — Что за детские бормотания? Нам с вами ещё работать и работать, как говорил Путин, а вы здесь сопли развесили, мадам!
Анна попыталась собраться с мыслями. Вопросы... о, конечно же! Если отвлечься от всего остального, то уж чего-чего, а вопросов у неё накопилось — уйма! Да только есть ли толк в этих вопросах? Она глубоко вздохнула и сказала:
— А Бог знает, что ты создал себе этот мир?
— Конечно. Ему бы, да не знать. Думаю, Он отнёся к моим шалостям совершенно спокойно. Я не вижу потопа, я не вижу молний и грома, огненного дождя и серы, погубивших несчастные Содом и Гоморру. Опять же, Отец знает, что мне приходится туго... и, видимо, надеется, что у нас с тобой ничего не получится.
Туман вползал в окна и двери. Вода в аквариумах окрасилась густым красным... вязким, как кровь. Отчётливо Анна видела только (Илью) своего улыбающегося собеседника.
— А, туман... да, он тут всех переполошил. Видишь ли, моя Тамара, туман — это часть меня. И надо признать, это очень неудобно. В отличие от Отца, объемлющего собой всё и вся, мне приходится как-то раздваиваться, расчетверяться и растраиваться... а попутно и расстраиваться, что Он не наделил меня способностью быть везде в той же мере, как и Он сам. Чуешь каламбурчик?
Анна молчала.
— Чуешь, чуешь. У тебя есть определённые способности к словесности. Итак, много моих сил, моей магии, если хочешь употребить этот термин, ушло на туман. Не скажу, что он — моя лучшая половина. Например, тебя он не тронул. Ну, думаю, это и к лучшему. И теперь я вынужден прозябать почти что в человеческом теле... во всяком случае, в этом моём мире. Ах, как это неудобно, Аня! Быть ангелом и вдруг стать человеком — это так мерзко! Извини, конечно, но тела, созданные, как утверждает Библия, созданные по образу и подобию Отца — полное дерьмо, чтобы не сказать крепче.
— Что-то ты чересчур могущественен для простого демона, — сказала Анна и сама удивилась. Она хотела спросить Демона про Сашку, а почему-то вдруг выпалила то, о чём, наверное, думала только где-то в самых потаённых уголках души...
Демон сел. Лицо его исказилось.
— Кто это тебе сказал, Илья?
Собаки поднялись и зарычали. Какие у них белые острые клыки!
— Нет... — прошептала Анна. — Я сама... я ещё никому...
Демон снова улёгся. Он кусал губы и смотрел куда-то в потолок. Затем повернулся к Анне и долго смотрел на неё. Его тяжёлый взгляд ползал по Анне, как горячее липкое насекомое. Анна сжала колени и опустила голову. Страшно было так, что она не могла дышать. Собаки стояли молча, готовые броситься... рвать зубами... перемалывать кости...
— Ну, хорошо... — пробормотал Демон и снова откинулся на изголовье. — А ты не такая простушка, моя будущая царица... не ожидал. Это, между прочим, комплимент. Редкая вещь от Сатаны. Кланяться бы надо, когда такое в свой адрес слышишь.
На плечи Анны легли две волосатые мускулистые руки. Боковым зрением она видела мощные бугры мышц, по которым ползали какие-то мелкие твари. Пальцы больно впились в плоть. Над ухом кто-то с бульканьем сопел. По лицу Анны покатились слёзы. Она глотала их, стараясь не всхлипывать...
...вот оно... вот оно и пришло...
...смерть... тление... грязь...
— Успокойся, — лениво сказал Демон (Сатана?!) — Это так... шуточки в духе алкоголика Ильи, дурачка Сашки и проститутки Мёрси.
"Врёшь, — прорыдал в голове Анны её собственный голос, — они добрые!" Слёзы катились и катились по щекам. Мохнатые руки отпустили её плечи. За спиной неодобрительно взрыкнули.
— Сидеть, Дима, сидеть, — спокойно сказал Демон. — Тебе бы только хулиганничать...
— ...В аду и в раю нет ожидания, Анна. Там длится один бесконечный миг. Это приятно... но мне больше всего нравится время. Время, Анна! Оно идёт, оно уходит, оно несёт изменения, оно заставляет шевелиться даже таких пентюхов, как Сашка. Время убирать урожай, время кидать камни... в конце концов, время опорожнить кишечник или плюнуть в рожу начальнику. И вернуть упущенное невозможно. Ах, как это замечательно! Я наслаждаюсь временем своего мира, Аня, наслаждаюсь тем, что жизнь здесь идёт и движется! И даже сам Сатана, царь царей и бог богов, должен всё делать вовремя, моя сопливая подружка. Слышишь? Вовремя! Вот и пришёл момент, когда мне больше не нужны услуги твоих друзей. Мир мой становится более реальным. У меня появляются новые слуги, способные вырастить детей в сытости и довольстве...
— ...Однако, Аня, есть одна беда. Детишкам нужна мама. Мать. Мамашка, как говорит Мёрси. Маманька им нужна. Как-то без мамки им хреновенько, видите ли. Да и слуги мои по большей части делами заняты... а новые, прямо скажем, более в солдаты и охранники годятся, чем в заботливую мамочку, которая и попку подотрёт, и сказочку расскажет, и если надо, в угол поставит. Такие дела, моё солнышко.
Анна собралась с мыслями. Она никак не могла сосредоточиться. Это ёрничающий, издевающийся Сатана был не таким, каким он всегда представлялся Анне. Рога, копыта, хвост, острые зубы и когти... нет! Перед ней лежал (царственно возлежал) какой-то улучшенный, здоровый и сильный вариант Ильи. Он был красив. Он был утончён и изящен. Небрежные складки его золотистой тоги подчёркивали идеальные формы мускулистых рук и ног. Золотые сандалии обмахивал опахалом старый горбун, искоса поглядывающий на Анну. Под кушеткой лежал топор горбуна, к лезвию которого присохли пучки волос и бордовые комочки плоти. Туман вокруг непрерывно струился, создавая и уничтожая смутно знакомые образы. Вот на мгновение из тумана вылепился могучий торс смеющегося бородатого мужчины, вот возникли и снова растворились в переплетающихся струях величественные арки и колонны... на сотни метров уходившие куда-то вверх.
— Иисус... — прошептала Анна, пытаясь (спросить) понять хоть что-то.
— О, Иисус! Он один из нас, ангелов, рождённых вместе с пространством и временем этой вселенной, — небрежно сказал Сатана. — Он жалостлив. Собственно говоря, он чересчур жалостлив к людям. За это они его постоянно обманывают, прикрываются его именем, когда творят свои маленькие пакостные делишки, высмеивают в пасквилях и обхихикивают церковь... к которой, кстати, Иисус не имеет никакого отношения.
Анна упрямо сжала губы.
— Зачем тебе дети, если ты такой... могучий?
— Я же тебе объяснял, тупая ты курица! — на мгновение лицо Сатаны показалось Анне обезображенным ожогами и шрамами, как у Сашки. — Я же тебе говорил!
Воздух сгустился. Фигуры, плавно перетекающие в тумане, исказились и потемнели...
— Я хочу сказать, — торопливо произнесла Анна, — зачем тебе именно дети, а не взрослые? Уж они-то многие с радостью пойдут за тобой!
Сатана усмехнулся. Хлынувший золотистый свет смыл всё уродливое и искажённое. Даже топор под кушеткой, заросшей теперь нежными виноградными лозами, был еле виден, став полупрозрачной тенью.
— Иногда хочется начать с чистого листа, Аня. С чистого листа! Турки когда-то брали с побеждённых народов "налог крови" — детей. Они выращивали из них янычаров, бесконечно преданных султану. Семь будущих царей, семь могущественных детей Сатаны будут строить новый мир. Мир, который, быть может, затмит славу Града Небесного... оставаясь при этом в земной юдоли... эй, тебе понятно или ты опять не о том думаешь, отвлекаешься от лекции?
— Понятно, — покорно сказала Анна.
— Ну и ладненько, — до боли знакомо сказал Сатана. Так когда-то говорил муж... а Вовка перенял от него эту фразу... и именно с теми же интонациями. — А потом, ждать несколько сот лет, пока эти семеро расплодятся... да ещё надо учитывать законы материального мира, через которые не пересикнёшь, как через штакетник. Да-да, Аннушка, их не обойти. Генетика... социология... и прочая х...ня. М-да...
Эти дети будут расти, как и все нормальные дети. Конечно, они будут умнее и сильнее иных прочих, но всё же они останутся людьми. Лета их будут долгими, как у Мафусаила. Но ждать, пока поголовье вырастет до приличных размеров, мне не очень хочется. Мне, Анечка, невтерпёж, поняла? Слишком долго я искал путь создать царствие своё на земле, а не в иных мирах! И пусть этот мир пока довольно пуст, но уже пришло время слияния.
— Чего? — Анна подумала, что ослышалась. — С чем — слияния? С адом?
— Нет. С оставленным тобою миром, Анна. Это будет долгий путь. Я сам намерен пропускать в царство своё тех, кто мне подходит. Через десять-пятнадцать лет дети станут достаточно взрослыми... и к тому времени у нас уже будет создан костяк, здоровые несколько миллионов человек — строителей и обитателей моего царства!
