— Нет, приближать его к себе ни в коем случае не буду. — Думал Ратко, смотря вслед уходящему Соколу. — Во-первых, он сын погибшего князя, знать может захотеть занять на моё место. Да и в характере все необходимые для этого качества имеются. Надо будет за ним постоянно присматривать, да направить все его интересы и устремления за приделы острова, пусть там тратит свои силы и умение. Пусть там утоляет своё честолюбие.

— Вы тоже можете идти. Всего вам доброго. — Сказал князь, давая понять варягам, что он их больше не задерживает и тут же, немного задумчиво обратился к наставнику Сокола. — Хотя... Ломонос, задержись друг, буквально на пару слов.

Старый вояка уже поклонился в прощальном поклоне и было развернулся, чтоб уйти. Но после последних княжьих слов замер и удивлённо посмотрел на Ратко.

— Поручение у меня к тебе, — улыбнувшись, сказал князь, когда они остались наедине, — потому что дружище, только тебе могу такое важное дело доверить.

Убедившись, что его беседе никто не помешает, Ратко подошёл вплотную к Варягу и, посмотрев ему прямо в глаза: поинтересовался.

— Ну что ты мне ещё о своём птенце скажешь?

Бывалый вояка выдержал этот взгляд и, не смутившись, ответил:

— Да что тут говорить княже, в первых схватках он показал себя хорошо. Охотно учится всему, что я ему показываю: думаю со временем, из него получится прекрасный витязь — коли захочешь будет при храме служить.

— Да не о том я тебя спрашиваю. — Еле заметно улыбнувшись в бороду, уточнил князь. — Меня интересует его отношение к родовой чести. К правде наших предков.

— Напрасно обижаешь парня князь, нет в нём того, из-за чего его можно сделать изгоем: да и род Ободритов никогда против правды не шёл. Правда, они, не имея нашей силы, заключили союз с Карлом, но воевали они че...

— Не то ты в моих словах услышал, Ломонос. — Князь перебил Варяга и, с его лица исчезла улыбка. — Я клоню к тому, что Лютичам за их предательство и подлый сговор с Гудфредом, так никто и не отомстил. ...

Во взгляде Ломоноса появился немой упрёк. Но князь на это не обратил внимания и продолжил свои объяснения.

— ... Я слышал, что Трацкон следуя правде кровной мести, убил нескольких лучших охотников из рода этих предателей: но, по сравнению с уничтоженным Родовым городом этого недостаточно.

— Я понял, к чему ты клонишь Ратко. — Немного прищурив глаза и незначительно наклонив голову вправо. — Но, Сокол ещё не окреп для такого дела. Это для него верная погибель.

Но князь, искренне удивившись, возразил:

— Велес свидетель, я не собираюсь толкать этого юнца на смерть. Я хочу чтоб ты позаботился о том чтобы со временем, это ему стало посильно. Подучи всему что знаешь, почаще бери его с собой в походы. Сделай всё что нужно для того чтоб он был готов к этому шагу. В нём есть все зачатки для того, чтоб покарать всех виновных в том злодеянии. А я, в свою очередь, когда он будет готов, помогу Соколу с людьми — для формирования его малой рати. Конечно, если он сам захочет моей помощи.

— Я княже уделю его обучению особое внимание: но, клянусь Перуном, зря рисковать его животом я не буду. Так и знай.

Сказано это было жёстко и с вызовом. Но Ратко снова, демонстративно не обратив на тон воина никакого внимание спокойно ответил:

— Вот поэтому, я именно с тобой и говорю. Мне на самом деле необходимо чтобы твой воспитанник стал одним из лучших воинов — ведь хороших воинов слишком много не бывает. Тем более, Мурмане и прочие псы в последнее время зашевелились... Поэтому выпестуй и сохрани для меня этого воя. Понимаешь, воин громко и честно отомстивший за кровную обиду: очень мне нужен. Как никогда нужен. И главное, нужен живым.

Ломонос хотел что-то ответить, но, у входа послышались возбуждённые выкрики и шум приближающихся шагов. Хотя на фоне этой надвигающейся какофонии звон клинков и не прослушивался, но оба собеседника инстинктивно — не сговариваясь потянулись к оружию.

— У нас смертоубийство князь. — С порога, громогласно проговорил седовласый Градислав, буквально ворвавшийся в гридницу: за ним следовали человек шесть других Руяновичей. — Трацкона подло ударили ножом в спину.

— Кто? — Спросил Ратко, сурово впялившись взглядом в своего дружинника принёсшего это известие.

— Не наш, не местный. — Ответил тот, сняв свой головной убор. — Он зарезал Ободрита и убежать хотел. Ну, мы и попытались его задержать, но он оказал нам сопротивление.

— И что? Ты хочешь мне сказать, что этот злыдень всё-таки ушёл?

— Нет княже. — Виновато ответил воин, слегка склонив голову. — Но, когда он ранил Драгана, я снёс ему голову.

Князь несколько секунд помолчал, с упрёком глядя на рассказчика; покачал головой и спросил:

— И как мне теперь правду искать? А?

Почти все, кто пришли вместе с Градиславом, также опустили взгляд — как будто в этом была и их вина. Послышалось приглушённое перешёптывание.

— Княже, в любом случае это смертоубийство не было правой местью. И вообще — не по правде оно: так как удар наносился по подлому — в спину. Да и от нас убивец защищался без чести. Он в глаза Драгана какой-то пылью бросил, и затем ударил ножом. Не оттолкни я друга ногой, то и он бы мертвым лежал на земле. И если я говорю кривду: да не примет Громовик у меня больше не единой жертвы и сразит меня в бою мой же меч. Поэтому, я и обезглавил эту собаку. А поначалу то, мы его просто задержать пытались, да на твой суд привести.

— А что с Соколом? На его жизнь никто не покушался? — Поинтересовался Ратко, по-прежнему не сводя взгляда со своего дружинника.

— Нет княже, он жив: но нам прошлось запереть его в клети.

— Это ещё зачем?

— Дык он, узнав о случившемся, стал бегать по округе с обнажённым мечом и искать спутника подлого душегубца. Поэтому мы и решили его у нас подержать — пока не успокоится.

— А есть те, кто видел своими глазами, как был убит Трацкон? — Поинтересовался князь.

— Дык вот, — воин, немного отведя руку назад, указал на тех, кто стоял за ним, — почитай всех с собой привёл.

— Тогда созывай люд и приведи к моему крыльцу Сокола.

Градислав поспешно отправился за задержанным молодым Ободритом: а Ратко неспешно повернулся к скамье, сидя на которой, он обычно вершил все свои дела. Князь не оборачиваясь указал на неё и приказал людям, толпящимся у входа:

— Несите её во двор, там свой свод творить буду — принародно.

Во дворе собралось множество любопытствующих горожан. Люди старались услышать каждое слово участвующих в своде свидетелей, но из-за гомона зевак обсуждающих происшествие, ничего из тех речей не было слышно. Но они всё равно напрягали свой слух, стараясь додумать неуслышанное. Ратко творя свод, поочерёдно выслушивал свидетелей, иногда задавая уточняющие вопросы. Он восседал на стуле — поставленном возле высокого крыльца, ведущего в его палаты. Если гомон слишком усиливался, то князь строго смотрел на люд, собравшийся в его дворе. И этого было достаточно, для того чтоб голоса на время приутихли. Горожане в свою очередь с нетерпением ждали решения княжьего суда и временами с любопытством посматривали то на накрытое старым плащом тело, лежащее посреди двора; то на ратников стоящих по обе стороны от князя; то на конюха с сыном, стоящих перед Ратко с обнажёнными головами. Возле воинов — под их охраной, прямо на земле сидел связанный чужеземец и затравленно поглядывал исподлобья по сторонам. Разбитые и немного опухшие губы уже не сильно кровили, но всё равно выглядели как сплошная рана, что не могли скрыть даже борода с усами, которые от запёкшейся крови слиплись колом.

— А что ещё можешь сказать про задержанного нами Вильца (Лютича)? — Громко и чётко прозвучал вопрос заданный Ратко.

Местный конюх Целыгост, хоть и говорил громко но, по силе голоса заметно уступал князю: поэтому его слова звучали с небольшим надрывом. Ненадолго замолчав, собираясь с мыслями: он неосознанным, привычным движением разгладил на голове волосы и, немного простовато улыбнувшись, снова повторил уже ранее сказанное:

— Так чего тут лукавить? Клянусь Велесом, видел я его, прямо в момент свершения его спутником смертоубийства. Он шёл и о чём-то беседовал с убивцем. Затем, старательно прикрывал своим телом от посторонних взглядов вооружённую руку своего товарища — ну, стало быть, держащую нож. Так вот. Когда значит Трацкон, после того бесчестного удара пошатнулся и начал медленно оседать наземь: так этот убивец — со своим сообщником постаралась уйти проч. Фух, как-то так. Так вот. Того кто нож держал сразу заметили и постарались задержать — твои ... то есть дружинники, вот; а я, с моим сыном, за этим, вдогон кинулись. Вот как-то так оно и было. — Рассказчик неуверенно развёл руками.

— А морду ты ему, зачем так расшиб? — С усмешкой поинтересовался князь.

— Так, когда мы его догнали, он, на моего Уйку ножом замахнулся. Значит, если б я не поспел — не нанёс удар первым: то не было бы уже в животе (живым) моего старшего сыночка. Как-то так оно получается. Ну и не сдюжил я после такого ярость отцову. — Целыгост, впервые за время дознания с призрением посмотрел на связанного мужчину и снова повернулся лицом к князю: вновь простовато улыбаясь, продолжил. — Спасибо сынку, от расправы над ним удержал. Хотя княже, если бы я его забил насмерть — то вины бы за это за собой не имел. Как-то так я это дело разумею.

— Ну что Уйка, ничего твой отец не утаил? — Обратился Ратко к стоящему рядом с отцом юноше.

— Всё именно так и было княже. — Ответил отрок и указал рукой на лежащий у его ног нож. — Им этот злыдень на меня замахнулся. Это когда он поднялся с земли, после моей подсечки. Ну и тятька мой, его за это так и отдубасил. Рука у него всем знамо — уж очень тяжёлая.

От этих слов засмеялись все окружающие. Тем более сказанному, помимо несуразной мимики, придал комичности немного писклявый голосок говорившего. Не смогли удержаться даже княжьи ратники: Ратко и тот не скрыл своей улыбки. Но почти сразу прервал веселье.

— Тихо! — Громогласно гаркнул князь и в призывающем жесте поднял руку. — Кто ещё желает чего-либо сказать по поводу случившегося смертоубийства?! Кто, ещё чего видел?!

Желающих что-либо дополнить не нашлось. И Ратко прищурюсь, несколько раз обвёл собравшихся людей взглядом: затем сел на свою скамью и ненадолго задумался. Он каждой частичкой своей кожи чувствовал взгляды горожан устремлённых на него, и всё равно не спешил с принятием решения. Вскоре он поднял взгляд на отца с сыном — те хоть и выглядели растерянными простофилями, но взгляда не прятали, знать чувствовали за собой правду. Затем князь посмотрел на старейшин рода Лютичей, живущего в подоле своей общиной.

— Ну что вы скажите Вильцы, это ваши Родичи, аль нет? — Поинтересовался князь, небрежно кивнув головой на лежащий перед ним труп и туго связанного пленника.

Старейшины в свою очередь неспешно подошли и внимательно осмотрели обоих не поленившись заглянуть под плащ — служивший покрывалом убитому преступнику. Тихо о чём-то пошептались и, повернувшись к князю: отрицательно покачали головой.

— Нет Ратко, это не наши люди. Да, они как и мы Вильцы: но они не местные — если судить по одёжке, то оба прибыли сюда с Шпре (река расположенная на юге земель Лютичей).

— Ну, тогда, моё решение такое. — Сказал князь, выслушав ответ и встав в полный рост. — Призываю в свидетели Перуна и Сворожича, я выслушал всех — кто захотел высказаться. И из того что я узнал, пришёл к выводу. Обезглавленный Вильц, виновен в смертоубийстве Трацкона. Также, его молчаливый родич виновен в применении ножа против безоружного горожанина и уже только за это должен быть наказан: за другую свою вину, а именно соучастие в смертоубийстве, он не пожелал оправдываться — знать, и она за ним есть.

Все люди присутствующие на суде, соглашаясь, закивали, все кроме пленника, который понуро опустил голову. Князь, оглашая своё решение, обвёл взглядом весь люд, собравшийся в его дворе и, остановив взгляд на представителях рода Лютичей подытожил:

— Вы согласны с моим решением?! Вся правда соблюдена?! Не было ли мной возведено понапраслены?!

Старики соглашаясь закивали: — ' Всё разрешено по правде! Если они вели справедливую месть, то должны были явиться перед людьми, объявить что они явились сюда из-за мести и, что послужило её причиной. А затем вызвать Трацкона на поединок. Или, убив не прятаться, а повиниться — объяснить причину своего поступка. Однако ничего этого не было сделано.‟ — Скрипучим голосом подтвердил самый старший из них.

А Ратко, выслушав старейшину Дико кивнул, повернулся к своим воинам, указал рукой на приговорённого Лютича сказал:

— Мы все свято чтим заветы наших предков и знаем закон, завещанный ими — 'Око за око, зуб за зуб‟. — Эти слова предназначались для всех Руяновичей, поэтому произносились громко и чётко. — Так что, выведите этого подлого убийцу подальше загород и пусть его грудь паразит его же нож: а затем, там же, сожгите оба тела! Чтобы и следа от них не осталось: никакого кургана не насыпать — оставшийся прах просто закапать!

Часом позже Ратко заканчивал тайную беседу с самым своим преданным ближником. Они сидели возле очага гридницы и говорили настолько тихо, что нельзя было даже догадаться о теме их беседы. Точнее говорил только князь, а его товарищ внимательно слушал:

— ... Поэтому Яромар, мне и нужна твоя помощь. Что хочешь делай, но найди в Арконе какого-либо молодого воина и приставь его к Соколу. Пусть он во всём помогает этому Ободриту, можно сказать даже ненавязчиво оберегает и подсказывает, если Годславович будет в чём-либо ошибаться. Но. Если Соколик задумает что-либо худое против меня, или моего сына — то я, должен об этом узнать без промедления. ...

По Трацкону были справлены грандиозные похороны. На них собрались не только родичи убитого, но и воины ходившие под его началом в походы. Также пришли и местные жители, все те, кто хорошо его знал. На погостном кургане соорудили краду (погребальный костёр) поверх неё была установлена большая ладья, куда было уложено всё его имущество и оружие: а также были умерщвлены и уложены рядом с хозяином собака и любимый конь: возле которого была аккуратно уложена добротная сбруя. Слева от убиенного было предусмотрительно оставлено место для погребальной жены и её скарба. По началу, на это место вызвалась хроменькая Светозара: но её решение сразу оспорила Видана — дородная, вдовая молодуха, по слухам именно к ней при жизни частенько захаживал покойный. Так что, посовещавшись, ведуны, остановили свой выбор именно на полюбовнице. Чем старые мужи сильно обидели Светозару — желавшей в той жизни прислуживать своему спасителю.

В дальнейшем, во время застолья, девица время от времени с нескрываемой завистью поглядывала на победившую соперницу, пирующую вместе со всеми. Видана же наоборот, вся светилась от счастья, она была в своём самом лучшем одеянии и непринуждённо общалась с сотрапезниками в ожидании скорого воссоединения со своим любимым мужчиной. А Светозару немного коробило, когда она слышала, как кто-то возносил хвалебные оды в адрес погребальной жены. И этого она ни от кого не скрывала. Не удержалась девица от обидных слез, когда воины по сигналу ведуна, подняли Видану на руки и медленно понесли её к воротам перед курганом. С завистью она смотрела, как погребальную жену медленно внесли на ладью; как подняли над телом Трацкона и та, вглядываясь ввысь вскоре воскликнула: