Тризна как и было положено, шла своим чередом. Боги — особенно Перун, должны были увидеть, какие достойные воины отправились в Ирий и они это увидели. Правда, поближе к её окончанию пока не прогорела крада, прибыли две ладьи с нелепо — кто на что горазд вооружёнными жителями рыбацкого града. К большому удивлению Варягов, рыбаки решили не отсиживаться за крепкими стенами своего селения, а выслали отряд на помощь соседям. Можно сказать, очень храбро поступили. И сейчас, эти воины, выслушав красноречивый рассказ о сече, к началу которой они так сильно опоздали, тоже оказали должные почести погибшим Руяновичам. Все прибывшие бойцы весьма убедительно сожалели, что, дескать, не успели поучаствовать в этой славной битве: — 'У нас к этим татям особый счёт‟. — И возносили хвалу богам, что всё так хорошо закончилось.

А их седовласый старшина, к несчастью Твердятича, оказался прилипалой — хуже репейника и вдобавок, слишком болтливым малым. Он не скупился на похвалу в адрес Ломоноса и его людей: -'...Вы всё правильно сделали. И место для засады выбрали весьма удачно...‟. — Ломонос, к всеобщему удивлению, терпеливо выслушивал эти восторженные дифирамбы, и пустую болтавню преследовавшего его буквально по пятам рыбака и казалось, что воспринимал всё это как должное, только кивал — ничего не говоря в ответ. Годславович только мысленно удивлялся: — 'Зачем и как дядька Ломонос его терпит. Почему не приструнит этого пустобрёха‟...

За всеми хлопотами не забыли и о погребении противника, правда с телами Свеев поступили проще. Сложили всех погибших в дракар; обложили хворостом; отчалили корабль от берега — пустив на волю волн, после чего подпалили его, обстреляв с берега огненными стрелами. Так и поплыло оно охваченное огнём судно в открытое море.

На следующее утро отбыли восвояси прибывшие на подмогу Лисам ополченцы. Только их старшина Ярослав напоследок обнаглел и осмелился пожурить Ломоноса:

— Зря ты этим лесовикам часть добычи отдал. — Пробурчал болтливый муж, прощаясь с Варягом. — Как я понял, ты став на их защиту большой добычи лишился. Такой добрый поход по этой причине отложил. Так что ты, имеешь полное право с них малую подать востребовать: а то, что они тебе помогли. Так попробовали бы не помочь — коли ты за их городище бился, и кровь своих людей проливал.

Твердятич, глядя в глаза болтуну вздумавшему его поучать, и по прежнему добродушно улыбаясь, ответил, не повышая голоса. Но так, что от того, как это было сказано, наглец сильно стушевался:

— Ну, все эти решение я принимал, а не ты. Значит я, именно в этом и нашёл свою корысть.

— Принял, так принял. — Пожав плечами, и заметно смутившись ответил старшина. — Моё то, какое дело. Я то, только своё мнение высказал и не более того.

— Ну, так я его услышал. Так что, в добрый путь. Поди вас уже дома родичи заждались ...

Как отходили ладьи с ополченцами, собрались посмотреть все селяне. Они радостно махали руками и с восторгом смотрели, как их 'бравые‟ соседи дружно налегли на вёсла и, лёгкие рыбачьи судёнышки бодро заскользили по водной глади, постепенно увеличивая скорость. Ладьи уже скрылись из виду, а провожающие всё не расходились, обсуждая убывших соседей. Больше всего в этом интересном деле преуспели вездесущие девицы — кстати сказать, весьма острые на язычок.

На следующий день после отбытия опоздавших к побоищу 'помощников‟: к Ломоносу, беседующему в компании с Соколом со своим новым кормщиком, подошёл Ломаный.

— Кхе. Ты это, Ломонос Твердятич, я поговорить с тобой желаю — с глазу на глаз, так сказать.

Лесовик верный своему образу простака, неуверенно топтался — переминаясь с ноги на ногу, и потупив взгляд, смотрел себе под ноги. Варяг решив что беседа с кормчим может подождать, дружески похлопал того по плечу. А Сокола, было собравшегося тоже отойти, наоборот придержал рукой.

— Ты иди Венцислав Бориславович, мы с тобой ещё попозднее договорим. А пока, обдумай всё то, что мы тебе здесь сказали. Как следует, обдумай.

Немного посмотрев в след удаляющемуся кормщику, Ломонос повернулся к лесовику.

— Ты Ломаный хоть передо мной-то дурака из себя не корчи. — Немного устало проговорил Варяг. — Ты вон юнцов моих можешь этим покорным обликом обмануть, или княжьих ближников. Те только спят, да видят, чтобы все даньщики только такими покладистыми и были.

— Кхе, кхе. — Как-то совсем по-старчески прокашлялся лесовик. — Так вы воины, а мы всего лишь простые охотники. Куда нам с вами тягаться?..

— Ладно Лис, я же сказал, так что хватит тебе прибедняться. — Прервал бывалый варяг бормотание лесовика. — Ты вроде хотел со мной о каком-то деле поговорить. Так говори.

— Тут это. — На сей раз голос Ломаного зазвучал уверенно и смотрел он прямо: куда только подевалась его напускная неуверенность и рассеянность. — Я со своими людьми немного пообщался, и мы единогласно решили. Так как ты пришёл к нам на выручку и даже поделился с нами своими боевыми трофеями — в знак признания нашей доблести в том бою. То нам, как людям знающим и соблюдающим уклады наших предков, надобно тебя хорошенько за это дело отблагодарить...

Хотя никто ему и не собирался возражать, охотник упреждающе выставил обе руки ладонями вперёд, и слегка покачав головой, продолжил:

— ... У нас с этой зимы немного пушной рухляди завалялось. Так сказать излишек получился, вот наши мужи и решили вам его в дар преподнести. — Увидев удивлённый взгляд пожилого Варяга, охотник поспешил уточнить. — В эту зиму зверь хорошо шёл, очень много его было: вот мы и набили столько, что смогли и с князем сполна рассчитаться и для себя немножко рухляди оставить. Да ещё вот что. Поближе к весне в наши края пробрались соседи-враги. Пришли как тати: и видать по пути кого-то уже успели пощипать — вот. И шли не прячась и не аккуратно. Они были с небольшим обозом. Ну, мы их, ну значит, сумели встретить, да аккурат на наши волчьи ямы навести...

На сей раз во взгляде лесовика сверкнули злорадные искорки, и он криво усмехнулся. Видимо сам был активным участником того славного события, и ему было что вспомнить. Сокол почему-то заподозрил, что и излишки рухляди появились благодаря отбитым у татей обозам.

-... Кхе. А кто из врагов в ямах не сгинул, того мы после стрелами добивали — никто из злыдней не ушёл. Так что у нас много ненужной для нас брони появилось. А мы его всё равно собрали — хотели мы это железо на наконечники для стрел пустить, да прочую полезную в быту утварь. Но его всё равно много собрать удалось — так что мы, помыслили и решили большую часть той брони вам отдать. Вам служителям Перуна это железо нужнее будет, да и вы, в отличие от нас, его с толком употребить сможете...

Как оказалось, лесовики сговорившись, заблаговременно снесли на поляну всё то, что собирались отдать в дар Варягам. Здесь были и шкуры, причём их оказалось не так уж и мало, как можно было подумать — намного больше чем ожидал увидеть Сокол. В отдельной куче лежали и мечи, и секиры, были видны даже кожаные доспехи обшитые металлическими пластинами. Как оказалось, к чести охотников — не было ни единой дыры от стрелы: знать охотники били в незащищённые места. Минусом всего этого добра было то, что весь метал, успел изрядно покрыться ржавчиной. Хотя что можно ждать от охотников, не знающих цену оружию попавшему в их руки. Нет, полностью безалаберными их не считали. И никто из Руяновичей увидевших дар лесовиков, не сомневался, что часть оружия была разобрана местными мужами и после надлежащего ухода была надёжно припрятана. Место и время как говорится неспокойное.

— Видишь Ломонос, Народ Лиса тоже может быть благодарным. — Ломанный величественно стоял перед Твердятичем и в нём уже нельзя было узнать того безобидного охотника, который предстал перед Руссами в самом начале. — Ты со своими людьми пришёл к нам на помощь и ничего за это с нас не потребовал. Мы оценили твой поступок по достоинству: поэтому, прими от нас сей скромный дар. И помни, отныне ты, и твои люди всегда наши желанные гости в нашем селении. Никто не скажет про нас, что мы добра не помним.

Перед самым отплытием в Аркон Ломонос собрал всех своих людей и объявил о своём, как он выразился, давно принятом решении:

— После последней сечи, продолжать поход нет смысла. Так что братья, возвращаемся домой. И ещё, я уже стал слишком старым други мои! Тяжко мне стало вас в походы водить! Уже и глаз не тот, и рука не может махать мечом как прежде! Так что братья, пришла пора и мне уходить на покой — буду юнаков обучать, своим опытом с ними делиться!

По берегу, среди собравшихся воинов пробежал недоумевающий рокот. Но Ломонос, подняв руку вверх, жестом призвал всех к тишине. После этого продолжил:

— Умный человек всегда знает, когда надо остановиться и заняться тем, что ему посильно — тем, в чём он может принести набольшую пользу. А я себя к глупым людям некогда не относил. Тем более мне уже подросла прекрасная и главное удачливая смена.

С этими словами варяг посмотрел, а затем и указал рукой на Годславовича.

— Вы его хорошо знаете. Он и молод и силён, однако по возрасту уже может на равных говорить и со всеми мужами. Боги его любят и самое главное, я повторюсь, его любит удача: чему вы все не раз были очевидцами.

Снова все загомонили, но Ломонос решил дать всем выговориться. И когда счел нужным прервать споры, начавшие было разгораться, снова призвал всех к тишине.

— Кто сомневается в правоте моих слов, вспомните то, как мы поначалу хотели встретить Свеев в море. Надеюсь, все понимают, что там нас ждала геройская гибель. А Сокол Годславович единственный из нас, кто предложил нам сделать засаду на берегу. И только благодаря этому, мы остались живы, да ещё и возвращаемся домой не с пустыми руками. Разве это не говорит о его военной удаче?

Эти слова заставили всех немного задуматься. А Ломонос, после короткой паузы продолжил:

— Я своё слово сказал, а дальше решать вам. Только вспомните, сколько раз Сокол Годславович нас выручал своими вовремя сказанными советами. А скольким он в бою спасал жизнь?

Конечно, Варяги ещё пошумели — для порядка, но затем согласились с решением Ломоноса. А тот, окончив отдавать свои последние поручения, отвёл в сторону своего протеже, тихо, но безапелляционно проговорил:

— Сынок, больше никогда не лезь туда, где опасней всего — правда, если там не решается судьба сражения. Ты должен быть там, где видно всё поле брани и оттуда руководить всеми своими бойцами. Да, да, я говорю о твоём глупом решении идти в воду. Вот скажи мне старому, что ты оттуда мог видеть? А если бы что-то пошло не так как ты задумывал? Ты об этом подумал?

Сокол молчал, а Твердятич, немного помолчав, продолжил отчитывать своего воспитанника:

— Если узнаю, что ты опять поступишь подобным образом — убью, не задумываясь...

Глава 12

Куда ни посмотришь, везде одно и то же. Почти всюду клубится дым разоряемого селения и отовсюду слышны горестные стенания его жителей. Визжат бабы, девки и испуганно плачут дети безжалостно сгоняемые к дому старейшины. Всюду слышны щелчки и удары хлыстов длинников: звуки которых сопровождают громкий смех и различные реплики воинов победителей. Это они, щёлкая кнутами, гонят невольников — собирая их в одном месте.

По мосткам, с которых ещё не убрали трупы защитников города, Сокол шёл не спеша — можно даже сказать устало. Его сопровождали оба его брата и несколько его проверенных боевых друзей. Они с интересом осматривали разоряемые, еще до штурма бывшие надёжными, добротными городские постройки. Иногда, эта процессия задерживалась, рядом с телами поверженных защитников и её участники что-то тихо обсуждали:

— Этот малый был лучшим из воинов, с которыми я встречался. — Проговорил Сбыня, указывая на коренастого воина, который с голым торсом лежал у его ног. — Он уже был весь изранен, но всё равно продолжал сражаться. Даже тогда, когда брошенное в него копьё повредило ему голень: этот молодец, какое-то время продолжал отбиваться стоя на колене. Как я и говорю, славный был воин. Да пусть у меня отсохнет язык — если я говорю не правду. Только на этом месте он троих наших одолел — двоих, к несчастью насмерть.

Сокол выслушал всё сказанное, с некоторой тоской рассматривая израненное тело неприятеля. Затем, внимательно осмотрел деревянную мостовую, обильно залитую кровью.

— Брат, мы уже собрали всё оружие и всех наших раненных и погибших. — Проговорил Синеус, по своему понявший повышенное внимание старшего брата к разводам крови по мостовой.

— Трувор, распорядись на счёт того чтоб выделили стариков — из Лютичей: да только не сильно дряхлых. — Немного устало проговорил Сокол, не отрывая взгляда от крепких деревянных мостков. — Пусть под присмотром твоих людей соберут тела своих погибших, да придадут их как это и положено огню. Негоже людей без погребения оставлять. Ведь мы сюда ради святой мести пришли, а не ради разбоя. Пусть все видят — мы чтим достойно погибшего врага.

Брат, к которому обратился старший Годславович, молча кивнул, и также, ни сказав ни слова, пошёл в сопровождении своего друга-сверстника по направлению к своим подчинённым.

— Сокол Годславович, ты смотри, какой мы для тебя меч добрый отбили! — Радостно улыбаясь и буквально светясь от радости, прокричал выбежавший из ближайшего двора воин, и протянул предводителю восхваляемое им оружие. — И принадлежал он славному воину. Пока не сразили его, не могли войти во двор — он яростно защищал свою семью.

— И что с его семьёй стало? — Резко развернувшись лицом к воину, поинтересовался Сокол: было заметно, что этот вопрос был задан не из праздного любопытства.

— Как и было тобою наказано, никого не тронули, а только отвели ко двору их старейшины.

— Не лютовали с ними?

— Ну, только бабу пришлось немного отдубасить. Но это потому, что она, защищая своих детей, кинулась на нас, размахивая серпом. — Виновато оправдываясь, пояснил воин принёсший меч. — Ну и пока его у неё отняли: пришлось несколько раз её кулаком приголубить. Ну, уж очень она бойкою оказалась.... А как с мечом то быть, Годславович? Он добрый — как раз тебе под стать.

— Я сюда пришёл правду искать! — Твёрдо, даже как то сухо ответил Сокол, явно утративший всякий интерес к продолжению разговора. — Мне с братьями, в этом походе нужна только месть за смерть отца, за подлое предательство союзника, за мой уничтоженный род! А этот меч, по праву принадлежит тому, кто сразил того молодца! Пусть он им и владеет по праву победителя.

— Так мы подумали...

— Нет Венцислав, — прервал оправдывающегося воина Сокол, — как я и сказал вам ранее, вам достаётся вся добыча, а мне с братьями отмщение за мой Род. Нельзя это вместе объединять — не по правде получится.

Дальнейших пререканий не последовало, хотя, судя по всему, воин был не совсем согласен с фактом отказа вождя от дара: но оспаривать сказанное не стал. Видать чувствовал правоту в словах Годславовича.

Но тут, неловкую ситуацию разрядил Ермята. Старший брат Беляны, который неспешно подошёл и доложил: