Смоленское направление 1

После прибытия, когда все манипуляции с йодом и перевязкой раненого новгородца были закончены, я сидел на складном стульчике у костра, как ко мне подошёл сотник.

— Алексий, что за оружие у тебя такое? Похоже на твои самострелы, а тетивы нет.

Я показал патрон от 'Сайги', плоскогубцами вынул пулю, объясняя принцип действия газов, ссыпанный на кору порох поджог, после чего предложил сделать выстрел по мишени. Рязанец замялся. Тогда я смастерил детскую рогатку из медицинского жгута и выстрелил из неё пулей. Это было более понятно, и Савелий согласился попробовать повторить выстрел. А вскоре, с моей помощью нажал на курок карабина. Голову чучела просто оторвало. Пуля удачно попала в шест, на котором был закреплён мешочек набитый пожухлой травой, но все эти подробности были не важны. Эффект превзошёл все ожидания. Подглядывавшие за стрельбой воины уважительно загалдели, выкрикивая поздравления. С удачным выстрелом поздравил и я, а вечером, сидя в плетеном кресле на веранде, попивая ароматный зелёный чай в компании Бориса, вспоминал прошедший день в средневековье.

События с пиратами поставили под сомнения мою военную подготовку. В тире я стрелял весьма метко, но в реальном бою две третьи выстрелов ушли в молоко. А ведь бил менее чем с тридцати метров, и стрел в ответ никто не пускал. Тем не менее, я прекрасно осознавал, что карабин можно применить как оружие обороны всего лишь от нескольких противников. Я же уже умудрился столкнуться с целой бандой и неприятности, как известно, имеют особенность только нарастать. Вывод напрашивался сам собою: нужно оружие, которое поразит врага в большом количестве за один выстрел, причём я должен был оставаться в недосягаемости для ответных действий. Автомат хорош, только как его достать? Нарваться на неприятности проще простого. С моими возможностями доступно сделать только пороховые гранаты, а ещё неплохо бы иметь огнемёт, но расстояние, на которое он выпускает струю огня, не превосходит дальности полёта стрелы из самого паршивого детского лука. Нужен совет, и желательно профессиональный, а ещё лучше, обзавестись знакомыми, с доступом к вооружению; не гражданскому и криминальному, а к самому настоящему, армейскому. Желания иногда сбываются, главное вести поиск в нужном направлении. В конце недели, когда я забирал в Смоленске на оптовой базе самосвал с кирпичом, позвонил Левин. Вроде как случайно он оказался на фабрике по производству окон и предложил пропустить по стаканчику, мол, выкроилось немного времени. Рассудив, что для благого дела тридцать вёрст ни как ни крюк, я согласился.

Разговор касался в первую очередь денег. Появилась возможность выгодно вложиться и меня поставили перед фактом, что практически все средства с того секретного счёта пошли в работу. Не хочу сказать, что я б лучше распорядился деньгами. Напротив, услышанный процент был сопоставим с рискованным банковским кредитом, но то, что всё произошло без моего ведома, несколько напрягало. В итоге вся беседа шла внатяжку, пока на экране работающего в кафе телевизора не пошли кадры документального фильма. Исторические зарисовки рассказывали о предании про византийский огнемёт, и тут Борис рассказал мне один случай. Оказывается, у Фирташа есть младшая дочь, которая замужем за подполковником из ВДВ. Пару лет назад, во время застолья, при обмывании новых звёздочек, после очередной командировки по горячим точкам, прозвучала история, пересказанная мне во всех подробностях. Суть её в том, что возле какого-то аула, почти в овражке у дороги происходила передача крупной партии наркотиков, и народу там собралось, видимо-невидимо. Наверху о сделке знали, но что-то не поделили и дали команду на уничтожение не только басмачей, но и товара. Боец подполз на расстояние четырёхсот шагов до оных и одним выстрелом из огнемёта 'Шмель' зажарил всю банду.

— Представляешь, — Левин поднял указательный палец вверх, подчёркивая значимость слов, — один выстрел ракетой, и пятьдесят шашлыков. Вот тебе и огнемёт! Солдат получил медаль 'За отвагу', а зять Фирташа — повышение по званию. То, что бандитов было в два раза меньше — в сводке не указали. Цифра пятьдесят была предпочтительнее. Ну, там виднее.

— Мне бы то же не помешал такой огнемёт. Сможешь достать?

— Ты уверен в том, что просишь? Ты идёшь по стопам Феди, не рано ли?

— Так как?

— Любой вопрос решаем.

На этом наше чаепитие подошло к концу. Левин быстро собрался и уехал. Через несколько дней он позвонил, сообщив, что в ближайшие два дня мне не стоит отлучаться из дома и ждать звонка с номера, который тут же продиктовал. Сомневаться в его словах я не стал, оставалось ждать. За время домашнего сиденья к дому всё чаще наведывался грузовичок курьерской службы, привозя как большие, так и не очень посылки. Мною были куплены щитки, для защиты рук и ног, кирасы из ударопрочного пластика державшие удар арматурой и наконец-то прибыли кольчуги с койфами. В последний день моего вынужденного заточения на телефон пришло сообщение: 'Буду через пятнадцать минут, открой ворота'. Огнемёт привёз родственник Моисея Исааковича. К трубе с ручкой прилагалась дополнительная ракета. Хотя оружие было одноразового применения (прикрепи прицел и можно стрелять), мне постарались всучить абсолютно бесполезный боезапас, неизвестно каким образом попавший к воякам. Возможность применения его как фугаса промелькнула в голове, и мне пришлось сделать вид, что так и должно быть.

На следующий день после этих событий я привёз ручную бетономешалку и переправил в средневековье. Цемент таскал весь день. Вес исчислялся в тоннах, но я боялся, что его не хватит. Поляна за камнем обросла пеньками, а вот машина перехода, на мой взгляд, работала всё медленнее, теперь приходилось ожидать открытия двери, чего раньше не было. Тут в голове всплыло условие завещания. Пять лет, наверное, это время, за которое портал накапливает энергию переноса. Возможно, своим шастаньем я израсходовал её так много, что машина стала тормозить. После очередного путешествия, переместившись в своё время под Смоленск, я вызвонил Полину и рассказав о своих подозрениях.

— Необходимо сократить количество переходов, — предложила Полина, — хотя бы в два раза. Я выезжаю к тебе, как только участок 'рабицей' огородят. Если что-то надо купить здесь, говори, я привезу.

Это подтолкнуло меня заказать габионы, вернее только сетчатые контейнеры из-под них. Камня и прочей гальки мы уже насобирали достаточно, так что заполнить их сможем самостоятельно, а что получается из подобной стены, земли и ежевики через несколько лет, я хорошо представляю. Договорившись обо всём, Полина согласилась забрать из Починок прочий строительный груз, приобрести несколько ручных швейных машин, запасные иглы к ним, нитки и прибыть ко мне. Создание швейной фабрики было навязчивой идеей, которой, к сожалению, не суждено было сбыться. Пахом подрядился женщин изыскать, вот и будет для них работа — рубахи шить. Только мог ли я предположить, кого привезёт купец?

Через пару дней за воротами раздался протяжный звук автомобильного клаксона. С грузовика сгружали будущую швейную фабрику, арматуру, крепления, стальные жалюзи и ролеты на окна, металлоконструкции и специальный канадский лак, который вроде бы не боится огня и многое другое. Несмотря на обилие всякой всячины, хитом сезона стал патефон. Чудо техники пятидесятых годов заводилось ручкой. Пять пластинок с русскими народными песнями в исполнении Людмилы Зыкиной, какого-то оркестра и хора Советской армии вместе со стопкой других исполнителей, имена которых выцвели от времени. История приобретения была нелепа и случайна, Полина покупала мыло грязно-жёлтого цвета, когда к ней обратилась старушка, с предложением приобрести у неё музыкальный агрегат. Ибо в её понимании человек, скупивший весь запас мыла в хозяйственном магазине и мыслить себя не мог без патефона. В результате счастливого случая я обзавёлся интересной вещицей, вокруг которой будут происходить весьма любопытные события. Музыкальные шкатулки были известны давно, так что, технического прорыва в истории я не совершал, посему с лёгкостью и безрассудством забрал патефон в средневековье вместе с пластинками.

За то время, пока мы занимались заготовкой строительных материалов и расчисткой территории 'медвежьего уголка', в пятидесяти верстах на север, в стольном граде Смоленске происходили интересные дела. Ильич снюхался с нужными людьми. Выкупил сгоревшую год назад лавку, напоминающую небольшой домик, подремонтировал фасад и стал торговать. Изделия из шёлка снова чуть с руками не оторвали. За короткий срок Пахом стал известен как 'торговец заморским товаром', и уже имея некоторый вес в купеческом мире Смоленска, стал прощупывать почву для нанесения визита к князю. Земляки подсказали, как отыскать ключницу 'первой леди', а та, за две булавки устроила передачу подарка жене князя с наилучшими рекомендациями и в нужном месте. Дело происходило в лавке Пахома Ильича, куда как бы невзначай заглянула княжна, впечатлённая рассказами ключницы. Это был прецедент. Первые люди города по рынку не бродят, если что-то надо, им и так принесут, но случилось что случилось. Ильич тут же поклонился в пояс, выказал восхищение красотой да мудростью женщины и, дабы та сама в этом смогла убедиться — преподнёс зеркало, которое вскорости упаковали и унесли слуги. Уже уходя, княжна поинтересовалась, чем сможет отблагодарить, в силу своих возможностей и скромного влияния. Купец вскользь упомянул о проблеме и попросил, об аудиенции у правителя, а там как карта ляжет. Для супруги князя это было сущим пустяком, но понимая, что разговор без поддержки нужного человека не будет иметь силы, на следующий день через свою ключницу свела Пахома Ильича с одним боярином из Полоцка, ближайшим другом детства князя Святослава. После чего настропалила мужа, и Пахом предстал пред очами властителя земли смоленской Святославом Мстиславичем в нужном свете (свой парень, надо помочь). В те непростые времена уважение выказывалось самым банальным способом — дарами, иногда услугой, но подарки были предпочтительнее. Князю были переданы часы от боярина из Мурманска, а от самого купца преподнесены две полосы стекла. То ли настроение у сиятельной особы было хорошее, то ли подарки понравились, но результат встречи превзошёл все ожидания. Полоцкий боярин с новым кортиком на поясе что-то втолковывал Святославу на ушко, тот утвердительно кивал, а затем подписал заранее подготовленный пергамент.

После аудиенции у князя, с баржей нагруженной камнем, битым кирпичом вперемежку с уцелевшей плинфой и кусками известняка, последовал мытарь, который должен был сосчитать душ и оценить имущество, с коего полагался налог. Дорога для него была знакома. На верхнем Соже стояли замки-усадьбы местных феодалов, так сказать, ближняя ко двору знать. Ковшары, Воищина, Колычёвское, Бобыри — везде он побывал в своё время. Тут всего-то вниз по реке на пару десятков вёрст, но даже не дойдя до причала, чиновник удовлетворился малой мздой и не поехал. Если б на телеге, да по накатанной дороге на Мстиславль, он бы с радостью, а качаться два дня на лодке — увольте, возраст не тот. Но если серьёзно, всё уже давно было решено и сосчитано. Боярин из Мурманска был признан подданным князя смоленского, о чём указывала соответствующая грамота, написанная единым текстом без знаков препинания. Взятками на Руси решалось всё. Так было, так, видимо, и будет.

4. Новгородский купец и месть киевлянина.

Смоленская пристань гудела. Новгородский купец, торгующий заморским товаром, давеча наделавшим столько шума на рынке города, скупал булыжники. Куна серебра за возок, наполненный камнями, размером с голову человека. Деньги на земле валяются, где такое видано было? Горожане отправляли своих детей собирать камни, подростки сколачивали ватажки и, умыкнув телегу со двора, работали на свой страх и риск, подбирая всё, что плохо лежит. Через день город облетела весть, что на торгу появились кубки из прозрачного камня, под названием 'стаканы'. Люди приходили, приценивались, но покупать отказывались. Те, кто не мог похвастаться богатством, использовали деревянную или керамическую посуду. Зажиточные предпочитали пить из серебра, а ценителей изящества пока не попадалось. Расстроенный Пахом, выставил перед лавкой приказчика и заставил его попивать из стакана морс на виду у всех. Должного действия реклама не произвела, было продано две штуки приезжему киевлянину, и всё. Однако события приобрели несколько криминальный оборот. Перед закрытием рынка, лавку навестил тот самый киевлянин, его заинтересовала подзорная труба. Торг не принёс результатов, однако ночью бдительная стража, прикормленная Пахомом, схватила шайку воров. Рядовой, казалось бы случай, ан нет, в главаре бандитов Ильич опознал своего покупателя. После непродолжительного мордобоя, выяснилось, что струг, использовавшийся для складирования камней, киевлянину был очень знаком. Да настолько, что когда-то принадлежал ему. Пахома пасли несколько дней, готовясь отомстить за побитых разбойников ограблением и поджогом торгового места купца. Всё ждали, когда звонкого серебра в лавке засобирается достаточно, да невтерпёж стало. С утра воскресенья, как было принято, при всём честном народе ожидалось судилище. Накануне Ильич целый вечер готовился, обдумывал речь и примерял ярко-жёлтую шёлковую сорочку с новыми, очень прочными портками синего цвета. Штаны были превосходны, только вот зачем нашивать дополнительные лоскуты материи на тыльную часть, купец понять не мог. Рубаха-то навыпуск, лоскутов с медными заклёпками не видно. Так и не придумав как выставить напоказ задние накладные карманы, Пахом Ильич затушил огарок свечи и улёгся спать. Только утром на суд Ильича так и не вызвали, судить стало некого. Киевлянин сбежал из поруба, а двое задержанных подельников скончались на дыбе при допросе.

Беда, как обычно, не приходит одна, лавку стали обходить стороной. С чьей-то подачи, товар Пахома всё чаще стали называть дьявольским. Купец поначалу решил, что это происки завистливых товарищей по торгу, однако мысль эту отбросил. У монополиста нет конкурентов, есть только недоброжелатели. Для их выяснения и распространения опровергающей всяческие злые козни информации, пошататься по городу был отправлен Евстафий, брат жены Ильича. Такое занятие для него было не впервой. Будучи в Бирке, шурин сумел пустить слух о караване с медью, который вот-вот придёт, после чего Пахом скупился так, что утроил свой капитал в Новгороде. Медный караван в итоге подошёл, но только через два месяца, под самый конец навигации, а ложка, как говорится, дорога к обеду. Подающий надежды на торговом поприще родственничек обладал даром моментально оценивать ситуацию и извлекать выгоду из сложившихся обстоятельств. Был незаменим в щекотливых делах, и если б не прокол с чудо-лодкой, то вообще не имел бы нареканий. Побродив по разным местам, выслушивая сплетни и всякие разговоры, вставляя своё веское слово, там, где того требовалось, Евстафий доложился о проделанной работе. Воду мутил не абы кто, а настоятель церкви Михаила Архангела, той, что была построена ещё при Давыде Ростиславиче и являлась резиденцией Смоленского епископа. Спорить в одиночку с высокопоставленным церковником Ильич не рискнул. Служители господа, хоть и не лезли в торговые дела паствы (хватало торговли зерном), однако случая поиметь выгоду с чего-то нового не упускали. Прецедентов хватало, посему решив не откладывать дело до завтра, отплыв по реке на пару вёрст, новгородец повернул на Нагать, и связался по рации со мной. Решались сразу два вопроса. Первый — это поп с обрядом освящения строительства усадьбы во избежание нехороших слухов, второй — получение поддержки церкви в торговых делах. Выслушав рассказ купца о его приключениях, я предложил встретиться на верхнем Соже. Насколько удачно для меня подвернулась история с раненым, я сказать не могу, но выздоравливающий родственник кормчего с ладьи Пахома Ильича прекрасно знал, как добраться до места рандеву. Так что свернуть не в тот ручной рукав мне не грозило, да и члена команды можно было вернуть в свой коллектив с такой оказией.