— Ну да, — Ольга сочла за лучшее согласиться. — Понятней некуда...
Через четверть часа вся посуда сияла в решетчатых стойках, полотенца сушились на радиаторах, а Ольга думала, что у нее, слава Императору, припрятано несколько сухариков на черный день, так что обнуление ужина окажется не столь грустным. И посуду, опять же, не мыть. Главное, чтобы не записали в 'избранные заступники'.
Гром и стук за бортами, тем временем, продолжались. Грешник, как всегда безмолвный, занял привычное место в углу, под образом Императора, с трогательной осторожностью и заботой долил масла в лампадки и затеплил новую свечку, сплошь с символами веры. Взяв специальную кисточку, обмахнул несуществующую пыль с пергаментных свитков вокруг светлого образа повелителя вселенной. Опустился на колени, накинул поверх головы толстый вязаный платок, словно кающаяся грешница. И опять же, как всегда начал стучаться лбом в стену. Ольга в очередной раз поймала себя на мысли, что это должно выглядеть очень комично... однако не выглядит. Все дело в абсолютной серьезности, с которой выполнял ритуалы Грешник. И серьезности, с которой остальные принимали регулярные упражнения эфиопа.
Еще один день... не лучший в ее жизни, однако, скажем прямо, далеко не худший. Чувствуя приятную тяжесть в пузе и терпимую боль в ногах, девушка вспомнила, что надо проверить тележку и шланг, на всякий случай. Так что развернулась и пошла к лесенке, а затем на нижний уровень, к гаражу и мастерской.
На гаражном уровне как обычно шла движуха. Священник намеревался разбавить кислоту реагентом, пока вся польза не ушла в осадок. Водила громко и очень высоким голосом требовал отправить 'Химеру' неким жрецам, потому что машинный дух давно уже не получал должного ухода, чахнет и грустит. И вообще прометий с 'черного-север-двадцать' это не прометий, а моча, от которого духу еще хуже и грустнее. На приближающийся звук тяжелых неторопливых шагов баллонщица отреагировала не сразу. Возможно потому, что другие отрядовцы продолжали спокойно заниматься текущими делами, словно ничего и не происходило. Только когда через тамбур с тяжелыми бронезаслонками вошли две гротескные фигуры, Ольга поняла, что предстоит нечто удивительное.
Сервиторы. За долгие месяцы жизни в безумном мире, Ольга редко встречала что-либо отвратительнее. А спутники по нелегкой работе до сих пор улыбались, регулярно вспоминая истошный вопль 'зомби!!!', который девушка издала в тот момент, когда поняла, что сервитор — отнюдь не робот, декорированный под мертвеца, а вовсе наоборот — покойник, заделанный под робота.
Первый из них представлял из себя человеческий торс в грязно-рыжем подобии комбинезона с телескопическим подъемником на гусеничной тележке. Вместо рук у мертвецкой машины были грузовые захваты для контейнеров, за спиной торчал пластиковый горб, а проклепанная голова синюшно-розового цвета заключена в шарообразную клетку из стальных прутьев. Второй, облаченный в короткий темно-красный балахон с потеками масла, казался более человечным, вот только и ноги, и руки, и даже видимая из-под капюшона часть головы сверкали полированным железом с вкраплениями тусклых заплаток из пластмассы.
Ольгу передернуло, когда эти два гудящих трупа проследовали мимо нее, направляясь к 'Химере'. Водила торопливо выбрался из железной утробы, явно радостный в ожидании мертвецких гостей. Реакция девушки не осталась незамеченной.
— Тебя что-то беспокоит? — заботливо спросил Деметриус.
— Меня... нервирует... вот это, — Ольга замялась, подбирая слова, ее готик все еще оставлял желать лучшего. — Подобное отношение к человеку. Даже после его смерти.
— Многие достойные люди считают своим долгом продолжить служение Империуму, — наставительно произнес Священник. — Даже после смерти, если хоть часть их тел сможет приносит пользу Его делу. Такой удел почетен и достоен.
Прибывшая парочка что-то колдовала у моторного отсека. Причем именно колдовала, меньше всего их действия походили на ремонт, они будто молились, причем тот, что на тележке, еще и музыкально гудел на разные лады как небольшой и тихий орган.
— Вот чего я точно не захочу, так это продолжить... быть... в таком виде, — что-то, подспудно копившееся в душе девушки, наконец-то прорвалось наружу. — Пускай моя жизнь до Отряда и была хреновой... дерьмовой даже... и люди почти все были долбанными уродами... но лучше я останусь такой, какая есть. А если и помру, так лучше вообще нахрен сгорю, чем стану... как это... безмозглое чудище. Франкенштейн какой-то!
Рука Ольги указывала на металлическую башку. Девушка не сразу поняла, что вряд ли кто-то знает слово 'Франкенштейн'. Но реакция остальных на ее взрыв оказалась... неожиданной. Савларец погано ухмыльнулся и захрюкал, роняя капли сквозь провал над губами. Святой Человек на пару с Плаксой неожиданно всхлипнули, глотая смех, Пыхарь заржал в голос.
— Вы че творите? — с противоположного конца вагона появилась БоБе.
— Олла приняла шестеренку за сервитора! — все еще всхлипывая, ответил ей Плакса. На этот раз его слезы казались очень уместными и оттого обидными.
— Техновидец? — в голосе наставницы прозвучало неожиданное почтение, даже какая-то вежливость. Очень странно. — Нечасто вас тут можно увидеть. Добро пожаловать.
— Регламентная проверка громкой связи, двигательного узла, системы подачи священного прометия, — неожиданно внятно и разумно произнес 'киборг-убийца'. Его железный палец, больше похожий на сегментированное щупальце, ткнул в недра 'Химеры' под снятым листом обшивки, который повис на цепях крана-балки.
— О! — Берта явно была рада. — Благодарю за своевременную заботу. Император защищает.
— Разумеется.
В безжизненном голосе 'киборга' не слышалось ни грамма почтения к Императору, но все сделали вид, что этого не заметили. Проведя какие-то мудреные действия с мотором танка, железная парочка сдвинулась вдоль борта, туда, где Водила уже вытащил короб рации. В сопровождении органного жужжания из спины человека-тележки выдвинулись два щупа с большими отвертками на концах и еще два с клешнями, как у круглогубцев. Искусственные 'руки' быстро сняли потертый кожух, открылась удивительно грубо, с точки зрения Ольги, собранная плата на куске коричневого текстолита. 'Киборг' растопырил пальцы и с удивительной ловкостью заколдовал над платой. Что-то шипело, сыпались искорки, орган в утробе тележки сменил тональность и как будто заиграл некий гимн, пропущенный через электронные фильтры.
— Готово, — сообщил 'киборг'. — Предварительное служение завершено. Да пребудет милость Омниссии с машинами, что вас окружают, и вами.
Весь ремонт занял несколько секунд. Человек-тележка величаво махнул всеми конечностями, его музыкальный аппарат издал веселый звон литавр. Водила расплылся в улыбке неподдельного счастья. Девушка невольно залюбовалась — впервые после баллистической станции она увидела нечто, заслуживающее определения 'эффективно'.
Закончив дело, 'киборг' в сопровождении сервитора направился дальше, очевидно собираясь перейти в следующий вагон. Проходя мимо баллонщицы, он вдруг поднял руку и железный палец 'шестеренки' — что бы это прозвище не значило — почти уперся в ольгин нос.
— Создание Виктора Франкенштейна не имело собственного имени. Помимо этого кадавр был целиком создан из мяса, — Ольга готова была поклясться, что в искусственном голосе явственно прозвучала насмешка. — Потому называть меня 'Франкенштейном' неразумно.
— Я уверен, это дитя не хотело выразить... неуважение, — дипломатично заметил Священник, натягивая плотные перчатки для работы с кислотными емкостями.
— Несовершенной плоти во мне осталось мало. Зато моя жизнь намного интереснее твоей, — сообщил техновидец, прежде чем уйти.
Очумевшая от калейдоскопа событий девушка проигнорировала беззлобные насмешки коллег, проверила шины у тележки, убедилась, что заплатка на шланге держится как влитая. И наконец, побрела к себе, желая больше никого не видеть и не слышать.
Ольге не хватало обычной двери, за которой можно укрыться от всего мира. Как ни крути, брезентовая занавеска — всего лишь тряпка, хоть и плотная — настоящего уединения не дает. Но этот момент, как она уже поняла, тут являлся принципиальным. По какой-то причине любой отрядовец должен был всегда находиться в пределах слышимости и досягаемости.
В своем плацкартном купе Ольга тщательно задрапировала дверной проем занавесью, стараясь не оставить ни малейшей щелочки. За тонкой переборкой Доходяга слушал карманный радиоприемник, кажется что-то спортивное.
— Жги их, жги! — дико заорал снизу Безумец, так что девушка вздрогнула. — Больше огня! Топливо на исходе!!!
Несчастному посттравматику ответил голос Пыхаря, который громко пообещал на весь вагон:
— Огня хватит на всех, брат!
Безумец неожиданно замолчал, видимо голос товарища успокоил внутренних демонов страдальца. Интересно, что же такого он увидел... и кого надо было жечь? Ксеносов, что ли? Или ведьм? В любом случае Ольга надеялась, что узнать это ей доведется как можно позже. В идеале не придется вплоть до истечения искупительного послушания. Было бы слишком хорошо, но помечтать то можно?..
Девушка критически осмотрела свой новый дом. Выглядел он более-менее обжитым, но пустоватым, без разных мелочей, которые накапливаются у человека, заполняя среду обитания. Гигиенический набор, казенные полотенца, одежда, комбинезон с противогазом в специальном коробе под нижней полкой. Казенная же библия с потрепанными страницами и обилием выцветших штампов поездного каптенармуса. Доска, треснувшая после встречи с рожей Савларца. Вот и все.
А ведь, наверное, Ольге как послушнице и штатному номеру огнеметного расчета положены какие-то деньги, даже с надбавками за вредность? Не может же быть так, чтобы совсем без жалования. Покупают на что-то сокамерники разные безделушки, то же радио или новые штаны Доходяги вырвиглазного малинового цвета. Надо будет уточнить. Маникюр, конечно, теперь роскошь, но где-то взять хотя бы лак для ногтей, пока не расслоились. И еще всякой мелочи. И еще...
В коридоре послышались тяжелые шаги. Опять сервитор? Или эта... 'шестеренка'? Вернулись? А зачем?
Некто могуче протопал к самому ольгиному прибежищу, остановился рядом. Что-то негромко сказала Берта, неизвестный мужской голос после короткой паузы согласился. Странное дело, Наставница снова изменила обычному тону суровой злобной требовательности, сейчас культуристка говорила с невидимкой почти дружелюбно, с нескрываемым уважением.
— Пожалуй, все, — вымолвила БоБе. — С этого мгновения ты член Отряда и послушник Ордена... — она помолчала мгновение-другое, а после закончила. — Да смилостивится Император над твоей душой, глупый мальчишка.
— Рожден, чтобы служить, в жизни и смерти с Ним и Человечеством, — звучно и красиво отчеканил мужчина, словно повторяя намертво заученный девиз.
— Истинно так! — согласилась Берта и ушла.
Ольга села на полке, выпрямившись и закусив губу. Взялась за орелика — этот жест стал уже привычным, казалось, грубоватая самоделка и в самом деле успокаивает. Захотелось помолиться Богу Императору, по-настоящему, как учил Священник, чтобы покойник на золотом троне, в самом деле, наставил, укрепил и все такое.
Один из невидимок за брезентовой шторой потоптался, сопя, будто маленький паровозик или большой чайник. Второй шуршал, как человек, снимающий плотную верхнюю одежду. Затем воцарилась тишина, прерываемая лишь обычным фоном бронепоезда, негромкими песнопениями богобоязненного Деметриуса и все тем же загадочным свистом. Так прошла минута или две. Затем послышался негромкий, но уверенный стук по краю дверного проема.
— Ольга, — произнес за шторой невидимка. — Позволишь войти?
Свет из коридора не проникал сквозь плотную занавесь, однако девушке показалось, что она отчетливо различает за брезентом тень высокого мужчины ростом под два метра.
— Ты все-таки научился правильно выговаривать мое имя, — сказала она, тщательно контролируя голос.
— Да.
На языке крутились яркие и пафосные фразы наподобие 'долог же был твой путь'. Но девушка ограничилась коротким и емким:
— Нельзя. Тебе здесь не рады.
А затем все же не удержалась, злобно фыркнув:
— Иди в жопу, Фидус.
Часть II
Карантинные мероприятия
Глава 7
— Чего ты хочешь? — спросил Фидус, даже не пытаясь как-то скрыть усталое раздражение. Последние часы перед спуском он собирался провести в тишине и размышлениях. Никак не в беседах со злейшим врагом и вернейшим недоброжелателем.
— А где же почтение к возрасту и положению, мальчик мой? — инквизитор Шметтау ответил с едкой вежливостью и насквозь фальшивым участием. В свою очередь он не старался замаскировать ликование.
— К инквизитору следует обращаться 'Вы', — скучающим тоном заметил Эссен Пале, ученик и протеже Калькройта Шметтау, возвышающийся за плечом патрона. — Это явствует хотя бы из разницы в годах.
— Ага, — хмыкнул Криптман. — Так чего ты хочешь?
Обычно в Отряд попадали из каторжных трюмов и с кораблей Экклезиархии (причем злые языки говаривали, что разница не слишком заметна), но для Криптмана, в силу его уникальной ситуации, было сделано исключение. Он прибыл в систему 'Ледяного Порта' как обычный пассажир, на пассажирском лайнере с определенным комфортом. От которого, впрочем, очень скоро придется отвыкать.
— Вино, господин, — сервитор в тщательно подогнанной ливрее с необычным для машины изяществом подал небольшой поднос, увенчанный единственным бокалом.
Фидус взял бокал и сделал большой глоток, глядя сквозь незваных гостей.
Каюта была довольно компактной, но грамотно обставленной и декорированной, так что представлялась куда больше чем в действительности. Здесь было много красного цвета, бархата, а также зеркальная стена, удваивающая видимый объем. Криптман-младший сидел в эффектном кресле, закинув ногу на ногу, и казался неуместным в подобном окружении. Его жесткое, строгое лицо, простая роба послушника и свежевыбритая голова плохо гармонировали с изящными линиями декора, подразумевающего декаданс и лоск.
Гости не сочли нужным сесть, точнее инквизитор предпочел стоять, соответственно и его протеже замер на ногах. Шметтау, как обычно, менее всего походил на человека, отдавшего службе в Инквизиции более сотни лет, а также примерно треть собственного тела. Не упитанный, однако, плотный, с заметным брюшком и чуть взъерошенными волосами инквизитор смотрел на мир добрым, чуть-чуть беспомощным взглядом за стеклами самых обычных очков. Калькройта можно было принять за писателя детских историй о житиях и доброславных деяниях верных слуг Его. Таких людей очень любят женщины в возрасте и дети, чувствуя в них верность, искреннюю доброту и основательность.
Лучший ученик и безусловный преемник инквизитора, наоборот, буквально просился на вербовочный плакат низкоразвитых миров 'кто служит Императору — ест мясо каждый день!' Он был красив и суров, разве что лицо чуть широковато, а глаза наоборот, посажены слишком близко. От этого возникало неприятное ощущение, что Пале все время с прищуром целится в собеседника. Длинный щегольской плащ из тщательно выделанной кожи (причем без единого лоскутка скрытой брони) опускался почти до пят. В такой одежде Эссен Пале больше походил на парадного комиссара, не хватало лишь алого кушака и фуражки на сгибе руки. Злые языки говаривали, что Пале умом не блещет, а если называть вещи своими именами, то малость глуповат. Однако все — и критики, и доброжелатели — сходились на том, что Эссен крайне исполнителен, работоспособен и дотошен, главное спустить его с цепи в правильном направлении. А интеллекта Шметтау хватало на обоих.
