Волчица и пергамент. Том 7

— Хе-хе. Она просто любит принимать такой вид перед вами обоими, отсюда и это впечатление.

— Что, правда? А выглядит она сильной.

У Миюри загорелись глаза, так её захватила эта тема. Коул слегка ткнул её в голову и вмешался:

— На этот раз мы приехали к тебе поговорить о работе.

Миюри, недовольная, что её прервали, наступила ему на ногу.

Кларк растерялся, но, несмотря на это, повёл себя, как подобает священнику.

— Это... Простите, что здесь некуда присесть. И... кажется, Шарон передала мне что-то не вполне обычное?

— А, чуть не забыл. Здесь ещё есть то, что просила передать наследница престола высокочтимая принцесса Хайленд.

Узнав, что в повозке много еды, Кларк прикоснулся рукой, только что занимавшейся тяжёлой работой, к символу Церкви на его шее и возблагодарил Бога.

На большой территории будущего монастыря разместилось не одно здание, а целых четыре — главное и ещё три, на севере, западе и юго-востоке от главного. Здания соединяли мощёные камнем и кирпичом галереи с колоннами по сторонам, увитыми виноградом и заросшими травой. Тропа, ведущая к зданию, полностью заросла травой, а то, что Коул принял за дорогу, было очищено от травы Кларком.

— Ты здесь всем один занимаешься?

— За столько времени мне удалось сделать так мало, что можно только смеяться.

Коул направил повозку к дому, там Миюри слезла, прошлась, раздвигая траву, по территории, чтобы осмотреться, а потом вернулась и, пожав плечами, сказала:

— Одного человека совершенно недостаточно.

Коул подумал то же самое. Кларк изобразил сухую улыбку, он выглядел усталым и истощённым:

— Внутри тоже нечем похвастаться.

Дверные петли на входе в главное здание проржавели, покоробившиеся двери висели косо, впрочем, подход к дверям не слишком сильно зарос благодаря мощению камнем. Похоже, Кларк устроил себе жильё в комнате сразу за дверями, там было разложено несколько грубых одеял, ещё кое-какие припасы и утварь. Если бы не свечи и Священное писание, разложенные около подушки, это место можно было принять за логово разбойников.

— Главный дом — каменный, его состояние получше, а деревянные в очень плохом состоянии. Кажется, в северном завелась какая-то живность... по ночам слышен шорох.

Хотя на этой земле всё разваливалось, никто не поручится, что вторжение в частные владения останется безнаказанным, так что местные жители сюда не ходили. Что вполне позволяло каким-то животным устроить себе убежище.

— Когда придут люди, животные уйдут, а с двором хуже. Выглядит так, что там надо будет много потрудиться.

Для имений землевладельцев это место было не таким уж большим по площади, но для выросшей в горах Миюри территория представлялась весьма солидной.

— Похоже, устье источника совершенно заросло травой. Достаточный кусок работы.

Представляя себе территорию монастыря, можно увидеть дорожки, посыпанные гравием, чистый журчащий ручей, аккуратные огороды и газоны, полезные для созерцания. Этому месту до такого состояния было очень далеко.

— Если прополкой будет заниматься один человек, то место, с которого он начнёт, успеет зарасти, прежде чем он дойдёт до конца. Его усилиями нет никакой возможности привести место в должное состояние.

Пусть Кларку и свойственно гораздо более высокая ответственность, чем другим людям, но при виде положения дел Коул стал что-то понимать. Кларк мог принять свои мучения здесь за испытание, ниспосланное Богом, принять и, возможно, даже наслаждаться ими? Должно быть, так оно и было, и потому Шарон с подавленным видом сказала, что Кларк стал сильным.

Прекрасные священники часто обладают странностями, в частности, им нравится страдать. Коул мог понять состояние души Кларка, как и беспокойство Шарон, которая хотела, чтобы Кларк вначале оценил возможную результативность своих усилий, прежде чем погнаться за призрачной целью. Представляя, как они вдвоём спорили и ссорились, Коул подумал, насколько же хорошими были их отношения, и не смог сдержать улыбки.

Однако если Кларк будет пытаться делать всё в одиночку, совершенно очевидно, что он никогда с этим не справится. Под строгим испытывающим взглядом Миюри Коул был обязан прервать его наслаждение погружаться в свои мучения и объявить свои намерения.

— Мы с госпожой Шарон поговорили и приняли решение принять поддержку досточтимой принцессы Хайленд, чтобы провести ремонт монастыря на одном дыхании.

— Что? — переспросил, смутившись вдруг, Кларк.

Он был помощником священника в небольшом приходе и повидал в жизни всякие стороны, возможно, ему сейчас представились плохие последствия из-за этого.

— Нет, не надо беспокоиться. Это место будет быстро отремонтировано, чтобы и дальше использоваться людьми на благо их веры, просто часть площади будет на время позаимствовано для наших целей, когда это понадобится.

— Это, это так...

Тогда вмешалась Миюри, она повернулась к ошарашенному Кларку и заявила:

— У нас есть тайный план!

Кол посмотрел на своевольную Миюри, вздохнул и рассказал Кларку то, что уже рассказывал Шарон.

Вечернее солнце садилось, после ужина, приготовленного на костре среди развалин, Миюри посетило вдохновение, она взяла гусиное перо и начала писать при свете костра. Коул в городе попенял бы ей по поводу бессмысленного расхода дров, но здесь, среди леса, недостатка в них не было.

Кларк, выслушав план Ханаана, готовый подобно Шарон способствовать прекращению противостояния Церкви и королевства, горячо поддержал его и выразил готовность помочь с подготовкой перевода Священного писания.

Когда разговор о деле был исчерпан, разговор переключился на богословскую тему, благо время позволяло, костёр ещё не прогорел, а вино, переданное Хайленд, было превосходным. Обычно шумная Миюри молчала, а Коул и Кларк наслаждались беседой.

— Так и есть, твоё пояснение выдаёт твою проницательность.

— Нет, я не могу претендовать на это. Я лишь следовал за словами, восстанавливая их смысл и сочетая с моими мыслями благодаря знаниям, услышанным мной от других. В то время как твоё объяснение, господин Кларк, основанное на твоих принципах пастыря, имеет настоящую глубину и принесло мне большую пользу.

Священное писание, захваченное сюда Кларком, не было, конечно, изысканно переплетённой, изящно отделанной дорогой книгой, Кларк сам переписал его на дешёвой, сделанной из старых тряпок бумаге. С его праведностью помощник священника маленького городка был не в состоянии купить достаточно перьев и бумаги. При мысли о людях с такой силой веры, исчезающее редко встречавшихся в городах, Коул засомневался, нет ли среди них тех, кто более его достоин переводить Святое писание. Возможно, перед отправкой текста на большую землю для печати его следует дать для вычитки и правке ещё нескольким людям.

Услышав об этом, Кларк на миг растерялся, а потом улыбнулся, его улыбка светилась, будто пламя свечи:

— Странно говорить об этом, — он раскрыл Священное писание, лежавшее перед ним. — Я читал Священное писание на церковном языке, запечатлевая его в своей памяти. Используя церковный язык, я могу говорить на его темы даже со священнослужителями-иноземцами, языка которых я не знаю вовсе.

Возможно, прекрасное вино, переданное Хайленд, немного разговорило Кларка.

— Но другое дело, если надо что-то объяснить обычным людям, нередко неграмотным и, в любом случае, не читавшим Священного писания полностью.

Хворост, недостаточно сухой, сильно дымил и, время от времени, громко трещал в костре.

— Прежде многие переводили на простой язык, но, когда пытаешься пересказать их перевод людям, язык просто каменеет. Благочестивые слова религиозного текста содержат очень много смысла, и я не знаю, как это можно передать простыми словами. Это как пытаться прямоугольный камень протащить в треугольное отверстие, его для этого придётся распилить. Но, столкнувшись с объяснением сложного слова, я не могу понять, какую часть камня мне отбросить... И вот, — Кларк с долей зависти посмотрел на Коула. — твой перевод, преподобный Коул, удивительно точен и искренен. Когда я впервые читал его, я очень нескоро заметил, что читаю на простом языке.

Он бережно поднял уже почти пустой стакан и допил вино.

— Я действительно не понимаю, как ты это сделал.

То ли из-за усталости, то ли от выпитого вина Кларк не мог удержать взляд на лице Коула.

— Преподобный Коул, Господь послал тебе редкое дарование. Распространять Священное писание — это твоё призвание. Не сомневайся... ик... — икнул он. — Смело вперёд. Словом своим пробуди продажную Церковь.

Теперь опьянение явственно обозначилось на лице Кларка, зато его глаза полностью сосредоточились, наконец, на Коуле. Помощник священника беднейшего прихода под Раусборном, Кларк должен был увидеть многие несправедливости мира и во всей полноте ощутить развращённость Церкви и бессилие духовенства. Однако помощник священника низшего уровня мог сделать ничтожно мало, ему оставалось лишь смириться.

Людей, подобных Кларку, было великое множество. В этот миг Коул осознал, что он не только создавал возможности для высокопоставленных священнослужителей вроде Ханаана, но дарил надежду таким, как Кларк.

Однако сомнения в возможности сделать перевод объяснялись не только неуверенностью Коула, в большей степени это объяснялось чувством вины в его душе. Причиной его было то, что позволяло Коулу ответить на вопрос Кларка, каким образом он сумел точно перевести этот текст.

— Если бы моё дарование было послано Господом, он наполнил бы меня и уверенностью в себе.

Кларк, наливавший ещё вина, бросил странный взгляд на Коула. Тот глотнул для храбрости вина и продолжил:

— Если я и смог перевести Священное писание на общеупотребительный язык, то это благодаря ей.

Кларк проследил, куда указала рука Коула, и увидел Миюри, уткнувшуюся носом в бумаги.

— Это невыносимо... Действительно невыносимо то, насколько ей безразлична вера. Она всё ещё та девочка-дикарка, которая сбегала в горы, как только выпадал случай. И сколько бы я ей ни говорил, она выслушивала не больше двух-трёх предложений. А потом она могла показать мне особенно крупную лягушку, только что ею пойманную, или просто разом крепко зажать свои уши.

Если бы её волчьи уши были бы сейчас открыты, от них не ускользнул бы этот разговор, но сейчас Миюри была целиком погружена в свой мир. Кларк посмотрел на неё какое-то время и мягко улыбнулся.

— Хм, да, вот именно, вот именно... — он сделал паузу. — Это любовь... ик...

Он икнул, прикрыл рот кулаком, потом снова улыбнулся.

— Твоя вера напоена любовью.

Коул на миг застыл. Он не смог ответить не из-за смущения, причина была в том, что кто-то впервые сказал ему об этом, а он не увидел в том ничего плохого.

Миюри никогда не выслушивала его нотаций, но, навострив уши, прислушивалась к каждому его слову. Ещё противнее то, что скорость её ума позволяла ей замечать любой изъян в его нотациях, давая возможность "куснуть" едким замечанием. Однако глаза Коула оставались прикованными к ней, и когда они задержались в этом городе, он добился герба только для них двоих в этом мире и делал это только потому, что хотел, чтобы она была счастлива.

Слова более подходящего, чем "любовь", у него не находилось.

— Кажется, это неправильно... — произнёс Коул, почему-то выбрав слово, противоположное своему чувству, чтобы лучше его выразить.

Кларк, похоже, тоже понимал сложность чувств этих брата с сестрой, он улыбнулся, как простой городской парень.

— Ты произнёс это слово, не подумав, — добавил Коул. — На самом деле мы постоянно ругались.

— Это тоже проявление любви. Это значит, что твоего прекрасного намерения передать веру той, которую любишь, достаточно, чтобы изменить даже целый мир, — сказал Кларк с очень серьёзным видом, а потом от души расхохотался.

Миюри заметила изменение в их настроении и выглядела озадаченной, впрочем, она, кажется, не прислушивалась прежде.

Коул тоже рассмеялся, потому что Кларк был совершенно прав.

Если план Ханаана пройдёт успешно, книги с переводом Священного писания распространятся по всей большой земле, книги с теми же словами, которые Коул бросал Миюри в Ньоххире во время их споров. Но если Миюри от них не дрогнула, то весь мир придёт в движение. Коулу действительно оставалось лишь смеяться. Какой иронией пропитана вся эта история.

Миюри настойчива и последовательна. Как только её цель определена, она хватает её и никому не даёт вырвать у себя. Коул не знал, сколько раз он страдал душой либо телом из-за неё, но так и не смог отпустить её. И всё потому, что это... правильно.

Потому что он любил Миюри. Это, конечно, была не та любовь мужчины и женщины, о которой мечтала Миюри. Она заставляла бросать на неё мимолётные взгляды, улавливая каждое движение, до каких бы неприятностей она его ни доводила, как жёстко ни вышучивала. И найти более подходящее, чем "любовь", слово для этого он не мог.

От этих мыслей его смех угас и завершился вздохом удовлетворения, почти желанием сдаться.

У Миюри, знавшей лишь, что речь шла о ней, но не содержание разговора, был очень несчастный вид. И Коул продолжил говорить. Ни для Миюри, ни для Кларка. Он не нашёлничего, что бы сказать, кроме этого:

— Похоже, любовь — это нечто не слишком счастливое.

У Миюри было такое лицо, будто она могла съязвить в любой миг по этому поводу, но в его высказывании она, вероятно, нашла некоторое очарование. Её глаза увлажнились, спина выпрямилась, ей не терпелось записать высказывание на бумагу. Кларк важно кивнул, он был, как растрескавшаяся от засухи земля, на которую пролились капли дождя.

— О волшебном способе, про который ты говорил... — вдруг сказал он потом. — Надеюсь, вам удастся без проблем найти того ремесленника.

Коул не стал переспрашивать. Церковь запретила печатание из опасения, что оно позволит быстро распространяться еретическим идеям, но из слов Кларка было видно, что он не разделял этого мнения. Коул, глядя сбоку на лицо Кларка, видел того, кто верит, что мир полон историй, которые можно распространять с той же улыбкой, с которой они сейчас разговаривали.

Отношение к печатанию — это отношение к миру вообще. Церковь его запретила, потому что не верила миру, но Кларк желал верить в доброту мира. И одним из её примеров для него могла быть история Предрассветного кардинала и девушки с серебристыми волосами, бывшей с ним рядом.

Кларк прикрыл глаза и снова громко икнул.

— А-а, как же я хочу вернуться к Шарон...

Причиной этих слов могла быть усталость от работы, или крепость отличного вина, или любовь людей, которая способна менять мир.

Коул взял одеяло, Кларк одобрительно закивал головой. Коул его заботливо прикрыл, а Миюри, собиравшаяся углубиться в свои бумаги, вдруг бросила настороженный взгляд поверх листа. Впрочем, на этой окружённой лесом территории с развалинами могли встретиться лишь мелкие звери вроде лисиц.

Коул усмехнулся и протянул ей руку, Миюри почему-то с несчастным лицом потянулась к нему и пристроилась на сгибе его руки. Закрывая глаза, она перевернула ножны, признак своего рыцарского достоинства, скрывая герб с волком.