Говорю и сам себе удивляюсь — язычище словно самостоятельно работает. Эк меня несет, а еще на болтовню братца удивлялся! Но когда женщина явно с интересом слушает твои россказни, а ее пушистая головка уютно дежит на твоей руке и теплая ночь, а в открытое окно льется свежий воздух, только что дождик прошелестел — никак не удержаться.
Приперся я домой уже довольно поздно, проветрил пьяную голову, но не совсем. Надя встретила не без удивления — давненько я таким теплым не был. Но — медичка же — да еще и женщина — про состояние братца спрашивать не стала, сочувствием развозить слезы-сопли не принялась, за что я ей безусловно благодарен.
А свалила разговор на отвлеченные темы, потому как только такое сейчас и годится. И это лучше, чем рыдать и плакать, тут воплями посреди ночи делу не поможешь. Больше в ситуации, когда родич болен смертельно и жить ему заведомо недолго — и это подписано самой высокой инстанцией, без права обжалования и помилования — ничерта не сделаешь. И братцу меньше всего было нужно соболезнующее мое поведение и мне такое — даром ни к чему. Лучше толковать на отвлеченные темы.
Мы — живы и брат мой — тоже.
Потому надо живое — живому.
И вот сейчас я соловьем разливаюсь на несколько неожиданную тему — про кулинарию. И высокое искусство готовки всяких кушаний. Оно посреди ночи несколько неожиданно, но тут дело такое — это мне, питерцу, довелось всякое перепробывать и много где бывать. А моей уже жене — с ичкерийскими свободами имени Ельцина — много где пришлось оказаться — но вот никак не в ресторанах, совсем наоборот — в зинданах в том числе... И для меня неожиданность, что мой поход с братом в кафе вызвал такой живой интерес. Не осуждение и даже не зависть — а именно интерес.
Ну оно и понятно — как ни странно звучит, но далеко не все могли позволить себе по ресторациям шляться. Это все же дорогое удовольствие, а когда у тебя нет ни жилья, ни семьи, ни образования толком — а уголовщина претит до рвоты, потому как довелось насмотреться на уголовников в их среде обитания, будучи у них в рабстве — богатством не щегольнешь.
То, что для меня было в принципе естественным — Наде могло только присниться. А теперь уже из-за Беды такого и нету. Нет, сами-то рестораны остались на месте. Но — временно не работают, потому как посетители там другие и с неприятными пристрастиями к сырой мясной пище. Для чего им шеф-повар не нужен. Хотя есть же кафе, поинтереснее Ильясовского — то же заведение, где мы с братцем были сегодня.
— Итальянская кухня — тоже гордыня по бедности. Рекламированная убогость. Действительно, сплошное тесто и всякие недоеденные объедки, но поданные патетически и с пафосом. Ну да пиццы ж ты сама ела?
— Угу! — подтверждает Надя. Потом вздыхает и отмечает, что пришлось брать что подешевле, а у них там тесто как подушка. А слыхала, что наоборот должно быть, тоненько-тоненько. И удивляется насчет теста во всем остальном.
— Ну так макароны всех видов — база итальянской кухни.
— Мда, не стоит о них разливаться... — вздыхает женщина.
Киваю, соглашаясь. Что мне более, чем понятно — макароны прочно прописались в наше меню. Уж чего-чего, а их сохранилось много и в продуктовый паек они входят как база. Ну а что? Хранятся долго, не портятся, готовить просто. Вот мы и в Италии!
Это ж не картошка, ставшая по нынешнему времени деликатесом. Хотя и макароны можно подать по-разному — вспоминается мое удивление при виде итальянца в римском ресторанчике, уписывающего за обе щеки эту свою пасту с мидиями в соусе — причем нечищеными, прямо в раковинах поданных поверх тарелки со спагетти. Жрал этот римлянин свои харчи аппетитно и зажигательно, аж извозился весь в томатном соусе. Странно, что раковины на зубах не хрустели. И окружающие не удивлялись этому, как я, северный глупый варвар...
— А в московских ресторанах ты был? — внимательно глядит глаз сквозь пушистые волосы. Никак не могу понять — как это женщины ухитряются все видеть через завесу своих причесок.
— Был. Но я из небогатой семьи и свои достатки не как у бензиновых баронов. Поэтому в пафосных особо ресторанах не был. Ну там, где бутылка вина по 20 тысяч евро стоила, как в чеке у Абрамовича было. А для публики попроще... Знаешь, там цену накручивали за счет двух компонентов — либо в пищевое сусальное золото оборачивают харчи, либо добавляют черную икру — даже в пирожные, либо говорят, что это какое-то невиданно редкое кушанье из самой жопы мира и таких грибов вырастает в год 6 штук и все под номерами и за их ростом следит штат из тысячи охранников, егерей и прочих ботаников. Или что это мясо коровы, которых всего ничего и везут их с другого конца земли, в особых холодильных камерах где сотня юных девственниц ежеминутно обмахивает их веерами, чтоб оно засохло нужным образом.
— Это ты серьезно?
— Абсолютно.
— Честно-честно? — женщина даже приподнялась на локте, отчего круглые груди призывно и завлекающе колыхнулись. И поневоле лезет не та мысль. Отогнал. Другая лезет, тоже не такая. С трудом возвращаюсь в колею:
— Ну а то ж! Я вот помню беляш с картошкой. За 800 рублей. А еще доводилось пробовать шоколадный тарт — тот стоил 1600. Или круассан за 6000...
— Что ж они туда кладут-то?
— Так я уже сказал — черная икра и сусальное золото. Дорого — богато! Хотя в беляше там в соусе как бы трюфели подавались — хотя как сказал мой приятель, когда мы пробовали — там разные грибы типа шампиньонов и добавлено несколько капелек трюфельного масла. В магазине бутылочка такого масла — 500 рублей стоила — вспоминаю я поход в магазин за этим маслом.
— Но золото же не переваривается вообще... И вкуса в нем нет, как помню...
— Ага. Но как думаешь, почему у нашей илиты так были модны золотые унитазы? Цыанское баракко, желанный стиль. Одно к одному, главное — шоб дорохо-бохато и все золотое! Ну стейк, обернутый в золотую фольгу. Ну, пирожок в золоте... Хотя и раньше такое было — когда немцы изобрели золотую краску дешевую на основе лака и устроили рекламный бум — вся Германия покрасила все что можно в золото! В некоторых семьях даже спящих дедушек внуки покрасили. Или вот взять золотого мальчика...
— Прекрати, давай про нормальную еду!
— Да, что-то меня понесло...— спохватываюсь я. И задней частью своего филея чую, что не про то толкую. Как у одной девушки видел надпись на сумке: 'Боже! Что я несу!?'
— Я гляжу, ты к европейской кухне очень прохладно относишься? — с прищюром спрашивает жена.
— Ну смотря к какой. Английская — бесспорно дрянь и делалась для того, чтобы английские мужчины уплывали подальше от дома куда глаза глядят, от холодных баб, неуютных домов и невкусной жратвы. Корабль в сравнении выигрывал по всем параметрам и потому в море было куда домашнее и уютнее для англичан. А в колониях и жратва была вкуснее. Немецкая кухня — вполне нравится — вспоминаю я жареные колбаски, сосиски и пиво. И оленьи отбивные с брусникой. Ну и жареные оладьи картофельные, куда ж без них. Чешская от немецкой неотличима в принципе, а польская, украинская и русская очень похожи, разве что названия разные. Белорусы тож так готовят, но у них на картошку больше упора.
— А грузинская? У вас в городе я видела чуть не на каждой улице всякое грузинское заведение... — отмечает сущую правду Надя. Полным полно было всяких хинкальных и прочего в том же духе.
— Ну, то как турецкий кофе...
— В смысле? — поднимает она бровки домиком.
— Были мы с ребятами в Сухуми. На пляже толстый армянин священнодействует — варит кофе в джезвах в раскаленном песке — все по правилам. Мы и заказали спросту три чашечки кофе... Турецкого кофе! — усмехаюсь я.
— И что?
— Этот армянин так оскорбился! Аж возопил, покраснел, как помидор! 'Это нэ турэцкий кофэ, это армянский кофЭ!' Хотя что там было армянского кроме варившего по типовому рецепту из бразильских зерен — мы так и не поняли. Так вот грузинская кухня — она обычная для горцев (тут я начинаю притормаживать, потому как становлюсь на скользкие лыжи — но пока чувствую, что Надя не напряглась, ассоциации с ее горестями не возникло). Потому хрен кто отличит чебурек армянский от грузинского или азербайджанского (ну разве что азеры свинину не едят, но для продажи лепят и ее отлично). И ровно та же песня с шашлыками и прочей едой — тут то же самое, что и в Сербии, Болгарии и прочих местах, что под турками были. Это по большому счету — турецкая кухня. И боль-мень одинаковая. Естественно у каждого уважающего себя мужчины свой собственный тайный рецепт приготовления того же шашлыка, но увы — это все подвиды одного и того же базового. Мясо, маринад, жар от угольев на природе. Такое и в Аргентине готовят и в Чили, да где угодно — где едят мясо... Ничего особо грузинского в этом нету.
И идти в ресторан за шашлыком — это позор и издевательство над логикой. В общем те заведения, в которые я ходил, мне не понравились категорически. Еда по вкусу так себе. Зато понтов полно. Хинкали эти дурацкие — которые явно ели немытыми руками гордые князья — уступают по вкусу и пельменям и буузам.
— И почему ты про немытые руки говоришь? — уточняет медицинская ипостась женщины.
— А типа грузинские хинкали берешь за хвостик из теста, что наверху мешочка с мясом и потом это тесто выкидываешь, его жевать не получается. Типо вот какие мы богатые — аж жратвой раскидываемся! Да и официанты, где я был, у них почему-то все со спесью царицы Тамары. Ходят и прямо излучают презрение к клиентам. А это, как меня учили умные люди, самый верный признак херового ресторана. Такой же, как грязный туалет.
— Ну с туалетом-то понятно. А с официантами что? — почему-то интересуется Надя.
— Официант — лицо заведения. И он же — радушный хозяин, который рад гостям. Ну, или хотя бы умело прикидывается. Он — создатель атмосферы. Ну, или она — женщины тоже в этой профессии бывают куда как умелыми.
Потому как минимум — он не должен надуваться спесью — типо вот какой у нас пафосный ресторан, а вы все тут ничтожества из ниоткуда, нищеброды сраные! Это непрофессионально. Как и моментальное превращение из такого гордого принца или царицы Тамары в угодливых холуев, как только деньги у клиента засветились большие. И такое мне говорили как раз люди в теме...
— Ты ж вроде другой профессии?
— Ну, так пациенты у меня очень разные были. Дети-то у кого угодно родятся — хоть у балерины, хоть у официантки. А я в общем не так чтоб совсем бездарь. Так что я им как профи помогал, а они мне — так же.
— Надо ж как оно все — задумчиво говорит жена.
— Ага. И есть холуи, есть просто подаватели еды, которых механический конвейер может заменить, а есть — официанты. И среди них есть таланты и профи — как в любой профессии. Они мне как раз и толковали, что чем пафоснее и дороже ресторан — тем большие лохи его посетители. Ну помнишь, как в старом анекдоте про нового русского, который купил в Париже галстук за 3000 евро, а его приятель над ним стал глумиться, что вот он такой же купил за 6000 евро потому как не лох, что за дешевкой гоняется!
— Ладно тебе. А какая кухня тебе ПОНРАВИЛАСЬ? — внимательный взгляд сквозь пушистые волосы.
— А вот это весьма тонкий и сложный вопрос. Потому как есть привычная кухня — и экзотическая.
— Это я понимаю. Тебе-то что больше нравилось? — хмыкает хозяйка моего дома.
— А тут дело в настроении было. Когда что — вот к примеру, есть у тебя настрой поесть добротного мяса. Американская кухня как раз об этом, мы тогда отправлялись в 'Чак' или 'Тутси'.
— Забавные названия! 'Тутси' — это милашка?
— Не, правильный перевод — Дорогуша. Названо в честь американской бабки 90 летней — завхоза из школы, которая прославилась в Техасе своими барбекю. Маленький такой ресторанчик, но там вкусное все было. А в 'Чаке' — мясо дельно готовили и Кровавую Мэри интересную делали. Были еще рестораны, которые простенько называли 'ББКу и пиво'. Но там хоть и одна сеть — а разнилась кухня, в зависимости от повара. Нашему водолазу — а он как раз разведку и проводил перед рекомендацией куда пойдем в следующий раз — такой ББКу нравился, что аж в Девяткино был. И да — чувствовалась разница. Вот разживемся свиными ребрышками — я тебе попробую такое уготовить, чтоб приблизительно походило...
— Водолаз — это Филимонидес? — уточняет любящая точность медсестрица.
— Он самый.
— А он меня представляешь — научил плавать. И совсем не сложно оказалось! — гордо заявляет теперь уже водоплавающая, как оказывается, жена.
— Ну ты же у меня умничка и с положительной плавучестью — отчего ж не научиться.
— Хочешь сказать — толстая? — тут же настораживается женское существо и даже смотрит уже по иному. Чего они так этого боятся? Или просто повод для воздействия на мужуков, чтоб не сидели в зоне комфорта?
— Погоди, мы про кухню или про ругаться? — уточняю я.
— Про кухню! — неожиданный ответ, показавший, что побеждает любопытство.
— Ага. Еще там фишки были — в 'Чаке' такая посуда деревенская — жестяные миски и кружки, которые были в ходу у ихних реднеков, а в 'Тутси' мясо и колбаски подавались на деревянных досках и выдавались резиновые перчатки — догадаешься зачем?
— Ясно, чтоб руками кушать, тоже загадка! — фыркает женщина.
— Точно! — поощряю ее догадливость.
— А 'Кровавая Мэри' — это слоями водка и томатный сок?
— И опять точно! Я тебе делал, помнишь? — напрашиваюсь я на комплимент.
— Помню. Ну так не только мне — это когда американца этого провожали? — по-женски изящно меня оставляют без похвал.
— И тогда тоже. Но я тебе классический рецепт делал, а так-то по-разному этот коктейль готовят. К примеру — 'Ленивая Кровавая Мэри'...
— Знаю, знаю. Водку выпил, помидоркой закусил. Сиживали за столом, сиживали! — смеется Надя.
— Ну вот, ты знаешь... А я как начал рассказывать — и прям ощутил вкус мяса и колбасок жареных. Эх... Ладно, едем дальше — еще экзотику вспоминаю вкусную — азиатская была.
— Суши? — интересуется супруга, весело блестя глазами.
— Да не, эти все из той же оперы, что и итальянское 'Аль денте', что в переводе с латинского означает 'Дров не хватило!'
— Неправильно переводишь! Это 'на зубок', потому не доварено как надо. Чтобы жевать с усилием!
— Потому и не доварено, что с топливом у них швах. Отсюда и хорошая мина при плохой игре. А вообще после того, как мы пару лет назад траванулись сушами из солидной вроде фирмы — больше в рот их не возьму. Пафосная дрянь. Я про хорошую экзотику. А у японцев нищих на их островах — фигня кухня. Вот в рекламе себя они понаторели, тут снимаю шляпу. Жрать ядовитую рыбу и превозносить ее вкус и мастерство повара — это да, высший пилотаж рекламы. При том, что рыба как рыба и той же осетрине сильно уступает. Не, мне больше понравилась китайская и вьетнамская — говорю я, старательно выпихивая из памяти внезапно вспомнившийся старый анекдотец:
— Только в нашем ресторане есть повар с лицензией на приготовление смертельно опасной рыбы. Для гостя трапеза может стать последней, если повар разделает эту рыбу неправильно!
