— А кто не пустит? — Дон опять невесело осклабился. — Служба безопасности? Я теперь служба безопасности, будь они прокляты. Я только что провел собеседование с Сергеем Островски и привлекаю его к расследованию нашей проблемы в качестве независимого эксперта. Разовый контракт по всем правилам, оплата затраченного времени, в случае успеха — сам понимаешь... Серж, я тебя прошу как друга. Вот, посмотри, — Дон крутнул пальцем по тач-скрину рабочего стола, разворачивая окно к гостю. — Я тоже не мальчик с леденцом, в Сети для меня мало секретного. Это болтовня на пиратском сайте. Они там уже расселись рядами и запаслись попкорном. Плевали они на роман, им, паразитам, интересен бесплатный цирк.

— "Что с новым Каматой? — С Каматой все хорошо. Инфа из первых рук: дельфина уже поимели", — вслух прочел Сергей. — Пираты-зоофилы. Поздравляю.

— Нет, как тебе это нравится? Работа с файлом едва начата, только редактор держит в руках полный текст, а они уже...

— Только редактор?

— Редактор — пожилая интеллектуалка, реликт бумажной эпохи, сильно удивлюсь, если это она. Прочие сотрудники работают с первыми тремя главами, остальное получат по мере ее продвижения. Серж... Я могу на тебя рассчитывать?

* * *

— Мы приносим извинения, но ваш вифон придется оставить здесь. — Молодой человек был в штатском, но выражение лица имел военное.

— Хорошо.

— Имеются ли у вас иные устройства для копирования и пересылки файлов?

— Нет.

— Записывающая аппаратура — аудио, видео?

— Не имеется.

— Визиопротезы с функцией записи?

— Простите, что?

— Электронный глаз, очки.

— Нет.

— Мнемоэлектроника?

Сергей открыл было рот, чтобы процитировать песенку про шпиона с фотокамерой в носу, но тут же в памяти возник изможденный Дон: "Серж, только, умоляю, не шути на контроле, только без этих твоих шуточек, парни делают свою работу..."

— Не имею.

— Владеете ли вы прогрессивными мнемотехниками?

— В рамках полицейской академии.

— Какой объем текста можете запомнить дословно?

— Не знаю, давно не пробовал. Может быть, дюжину строчек. — С ума они тут посходили? Если правда, что инструкции пишутся по прецедентам — значит ли это, что за каждым вопросом угрюмого малого стоит прецедент? И кто-то фотографировал эксклюзивные иллюстрации электронным глазом, и кто-то дословно запоминал текст романа... Или это управленческая паранойя? С другой стороны, как ни крути, а книги Марио Каматы действительно украли.

Ответив на еще полдюжины каверзных вопросов и дав торжественные клятвы не разглашать ничего из того, что ему доведется узнать о неопубликованном романе, Сергей наконец-то прошел в сектор С. Пробковые полы и тисненая кожа на стенах остались по другую сторону контрольно-пропускного пункта, в тех секторах, где принимают журналистов, крупных писателей и других бизнес-партнеров. Здесь было скромно, но не казенно, а уютно. Стены обиты деревом недорогих пород, кое-где картины, зеленая ковровая дорожка, на лестнице прихваченная медными прутьями, мягкий свет из матовых плафонов. Как будто гостиница где-то в горнолыжных Альпах — не хватает только зала с камином и кабаньей головой.

Чем-то это напоминало, в самом деле, поселок на Луне. Все ингредиенты уюта — и жесткая изоляция по периметру.

Впрочем, не настолько жесткая. Есть люди, которые приходят из внешнего мира и снова уходят туда. Есть окна, глядящие прямо в город. Есть, наконец, еда, которую привозят снаружи (надо будет выяснить, чем они тут питаются), есть вентиляция и канализация... ладно, начнем с более простых версий.

Вероятно, Мелисса Гринуэй действительно была реликтом бумажной эпохи, и она точно была интеллектуалкой ("ДОКТОР Гринуэй, Серж, если скажешь "миссис", разговор с самого начала не сложится..."). Но назвать ее пожилой мог только бестактный озлобленный Дон.

Любимый редактор Марио Каматы носила тонкие вытертые джинсы и растянутую майку-борцовку. Тинейджерская одежда совершенно не скрывала фигуру, безупречную в любом ракурсе: никаких обвислостей и складочек. Греховных мыслей это зрелище не вызывало, не более, чем мраморная статуя. Одно только преклонение перед могуществом бессмертного искусства и целеустремленностью художника. Наверное, дело было в ее лице. Эта особа могла исправлять тексты великого писателя и получать благодарности в ответ. Только посмел бы он не поблагодарить.

— Я рада вам помочь, мистер Островски. Но уверяю вас, я уже рассказала все, что могла, и ответила на все возможные вопросы.

— Все возможные вопросы никогда не будут заданы, доктор Гринуэй, — сказал Сергей с тонкой улыбкой (он надеялся, что именно с тонкой). — Конечно, по нашей вине: мы сами не всегда знаем, о чем следует спрашивать.

— А, понимаю. Что ж, если придумали новые вопросы, давайте.

— Вы работаете только здесь?

— Да.

Помещение напоминало одноместный номер в отеле. Скромная функциональная мебель, рабочий стол-пюпитр: хочешь — клади тач-скрин плашмя, хочешь — подними и установи вертикально, а рядом ставь чашку. На столе — бумажные листки и ручка для письма, птичье перо (довольно крупное, кремового цвета, с поперечными темными полосами), камешек (кажется, гранит, одна сторона отполирована), маленький детский рисунок в рамке, изображающий четвероногое животное. Окно с регулируемой прозрачностью, никаких жалюзи. Выходит на юг, открывает вид на другое высотное здание. Крошечный шкаф-холодильник, столик на колесах. За перегородкой, не доходящей до потолка, — очевидно, спальня и туалетная комната, куда соваться совсем уже неприлично.

Все мило и невинно. И где-то здесь дыра величиной с Большой Каньон, в которую незаметно провалились два романа Марио Каматы, а сейчас просачивается третий.

— Вот за этим столом?

— Да, конечно.

— Как вы полагаете, текст на вашем экране можно увидеть из окна?

Мелисса Гринуэй одарила его долгим взглядом, отнюдь не восхищенным.

— Поскольку я читаю с вертикального экрана, сижу лицом к окну, но не прямо напротив него, и оно большую часть дня наполовину зазеркалено... — протянула она. — Нет, возможно, я не заметила за окном человека в люльке, или с пропеллером, или с чем-то еще, который висел там все время, пока я работаю. Но ваши видеокамеры ведь не могли такое пропустить?

Действительно, после первого инцидента все происходящее в помещениях сектора С фиксировалось видеокамерами. Теперь отдел Дона располагал многими сотнями часов интереснейших записей.

— Это необязательно должен быть человек. Там могло быть что-то маленькое, например летающий бот. Но если вы поднимаете экран, тогда это и в самом деле не кажется реальным.

— Вообще-то нас предупредили об этом еще полгода назад, — светски улыбаясь, ответила доктор Гринуэй. — Мы стараемся садиться так, чтобы работу не было видно из окна. Допустим, один-два раза я могла забыть об этом, но в целом старалась следовать рекомендациям. Что-нибудь еще?

— Да, если позволите. Вы знакомы с Марио Каматой лично?

— Разумеется.

— Если верить его биографу, он своеобразный человек?

— Это вежливый способ спросить, не мог ли он сам передать свой роман пиратам в обход договора с "Дольфин Букз"?

— Не обязательно умышленно... — Сергей тут же сдал назад.

— Марио Камата, мистер Островски, — ледяным тоном сказала Гринуэй, — ничего не делает неумышленно. Это не в его стиле. Ни в литературе, ни в частной жизни. И в любом случае это невозможно.

— Почему?

— Я думала, вы в курсе. Простое сопоставление показывает, что тексты были похищены уже после редакторской правки.

— Но разве вы не посылаете ему исправленные тексты?

— Я посылаю ему исправления, мистер Островски. Существенные исправления, которые требуют его внимания. Но не согласовываю с ним каждую убранную или добавленную запятую. Его доверие лежит в основе нашего сотрудничества. А свое мнение о пиратах и пиратстве Марио всегда высказывает достаточно ясно, и я его разделяю: это вопрос культуры общества.

— Э-э... вы хотите сказать, что культурные люди не занимаются пиратством?

— Культурные люди, мистер Островски, не скачивают произведений искусства с пиратских сайтов. Ведь и вы платите за утреннюю газету или одноразовую посуду, а не вытаскиваете то и другое из мусорных баков, хотя там бесплатно.

И пока Сергей переваривал сопоставление утренней газеты с одноразовой посудой, а себя с культурными людьми (преисполняясь особой признательности за "ведь и вы"), доктор Гринуэй завершила свою мысль:

— А теперь я вынуждена просить у вас прощения, но у меня сегодня много работы. Позволю себе заметить, что вам следовало бы лучше подготовиться к разговору.

При взгляде на Мольвига вспоминались истории про эльфов, пристрастившихся к человеческим порокам, но неспособных спиться до смерти по причине бессмертия. Выглядел он лет на пятьдесят и был бы эффектен — острый профиль, усы и светлые волосы, не густые, зато длинные, — если бы не избыток роста при катастрофическом недостатке веса. Ощущалась в нем некая нереспектабельность, что-то из древних времен, когда в этом самом квартале обитала нищая богема и художник-иллюстратор на свой гонорар мог купить разве что колбасы. Даже коричневый загар как будто приобретен во время безденежных летних странствий, а чистые штаны и рубаха — только что подарены обществом "Женщины против алкоголизма". Впрочем, Сергей уже пошарил по Сети и теперь знал, кто такой Генри Мольвиг. В "Дольфин Букз" постарались заполучить все самое лучшее для проекта десятилетия. А при таком портфолио можно выглядеть как угодно.

В отличие от редактрисы, художник встретил гостя дружелюбно. Может, ему надоело трудиться и хотелось поболтать.

— Кофе, мистер Островски? — он прошел за перегородку, такую же, как в комнате у Гринуэй, и без церемоний поманил за собой Сергея. — Я добавляю корицу, вы не против?

— Буду очень признателен. У вас есть кофе-машина?

— У всех есть. Руководство проявляет заботу, — палец Мольвига застучал по кнопкам. Множественные коричневые ободки на прозрачном стекле кофейника, а также круги от чашек и бурые кляксы на всех горизонтальных поверхностях подтверждали, что заботу руководства он оценил в полной мере. — Фактически это как маленькая кухня — кофеварка, микроволновка, и мы можем заказывать любые вкусности, счета оплачивает издательство. Для обедов, конечно, тут есть кафе.

— Вы можете заказать все, что захотите?

— Хм... вероятно, я не могу заказать выточенного изо льда лебедя, полного черной икры, — задумчиво произнес художник. — Но на самом деле я еще не пробовал. А все мои пристойные желания удовлетворялись мгновенно.

За перегородкой, помимо кухонного уголка, была кровать с переменной высотой изголовья, прикроватная тумбочка и шкаф. На кровати, прямо на смятом покрывале, лежал предмет, который в своем роде стоил ледяного лебедя. Присутствие его было... неожиданным.

— Это детская вертушка, — вежливо объяснил Мольвиг, проследив направление его взгляда. — Я должен ее нарисовать. Извините, не могу рассказать подробнее. Собственно, тот факт, что я рисую вертушку, уже спойлер.

Он поднял над головой игрушку и взмахнул ей, как ракеткой. Пропеллеры из разноцветной фольги весело завертелись, посверкивая под лампой.

— Ее вы тоже заказали по Сети? (Интересно, а если понадобится нарисовать, допустим, широкополосный передатчик?..)

— Не совсем так. Я посылаю свои пожелания администрации, там их просматривают и если не находят ничего предосудительного, то отправляют заказ.

— Ваши заказы когда-нибудь отклоняли?

— Нет, насколько помню. Вот наш кофе.

Кофе был отличным, в меру крепким и сладким, и ненавязчивый запах корицы казался лишь особенностью сорта.

— Вам нужно сделать много рисунков?

— Что ж, полагаю, это не тайна. Примерно столько же, сколько и к предыдущим частям, — заставка и финальная виньетка к каждой главе, небольшие иллюстрации к основным эпизодам, несколько крупных. Показать не могу, сами понимаете.

— Мне всегда представлялось, что иллюстрирование — нудная работа. Вы не страдаете от монотонности?

— Да нет. Тут больше свободы, чем кажется. Даже такой зануда, как Камата — в хорошем смысле зануда, конечно, — не может описать все... весь видимый образ. Львиная доля остается нам. Я особенно люблю рисовать Марту. Она чудесная, хотя и дурочка.

— А ваши иллюстрации пираты не похищали?

— Эти, к Камате — нет. Украли только текст.

— А другие? — Сергей задал вопрос из вежливости: в конце концов, после того как был принят новый закон об интеллектуальной собственности, крадут только действительно ценные вещи.

— Что-то бывало. Но я плохо помню, что именно, этим занимаются мои агенты.

— Я могу спросить о вашем рабочем процессе? Вы читаете главу?..

— Увы, приходится, — Мольвиг комично поднял брови. — Рисовать картинки, не читая романа, — в этом выразилась бы высшая суть иллюстративной работы. Но господин Камата консервативен, он желает видеть именно то, что написал.

— Вы при этом сидите за рабочим столом?

— М-м, нет. Устаю долго сидеть, начинает болеть шея. Я читаю лежа — забираю текст в е-книжку и ложусь вот сюда, — художник махнул длинной ручищей в сторону кровати. — Показать, как?

— Спасибо. — Кровать отделена от окна перегородкой, экран книжки повернут к изголовью... без шансов. — Всего наилучшего, мистер Мольвиг, простите, что помешал.

У верстальщиков была общая рабочая комната. Сейчас в ней над огромным, в газетный лист, тач-скрином сидели двое — муж и жена средних лет, а может быть, давние коллеги, увлеченные профессиональным спором.

— ...Но это не годится. Это просто ужасно, ты не согласен?

— А иначе на малом формате плохо обтекает рисунок, тут длинные слова! Гляди, если три на семь дюймов, а пользовательский кегль больше десяти...

— Ничем не могу помочь. Попробуй вспомнить, чему тебя учили.

— Тогда я смягчу правила переноса? Только на этот абзац!

— Ты еще трехколонником его разверстай.

Судя по тону, последняя реплика была оскорблением. Сергей всегда считал, что очарование текста происходит от слов, из которых он состоит. Но от специалистов слышал, что это дилетантский взгляд, что истинное дао — в верном выборе шрифтов, среди коих бывают "плебейские" и "академические", а также ширины полей, размера пробелов между словами, расстояний между буквами и множества прочих вещей. В ответ на попытку Сергея представиться женщина, не оборачиваясь, рявкнула: "Через полчаса!" Мужчина совсем не отреагировал.

Сергей почесал за ухом, присматриваясь. Страницы романа, увеличенные раза в четыре как минимум, выведены на рабочий стол и смотрят в потолок. Каждый фрагмент, по-видимому, задерживается на экранах подолгу, верстаясь под все возможные форматы, от настенного до наладонного. Пользователь в XXI веке платит не за контент, а за сервис, и должен получать за свои деньги максимум удобств и удовольствия, так, кажется?.. Работа у людей захватывающая, едва ли они обратят внимание даже на парочку горилл, играющих в баскетбол. А под потолком у нас... ага, вентиляционная решетка, затянутая какой-то сеткой, которая мешает видеть из комнаты, что там внутри, но не наоборот. Прилетайте, фотоботы, снимайте что хотите. Проклятье, да не только леталки — там может сидеть здоровенный "краб", под завязку набитый фотографиями страниц, и никто ничего не заметит!.. На самом деле, скорее всего, Дон проверил эту возможность, однако вопрос поставим.