Первый помощник, сидящий на краю столешницы капитанского стола, оборачивается к капитанам, стоящим напротив пленника:
-Кстати, господа капитаны, эта его донна... Как ее там? Магдалена? Малгожата?
-Маргарита, — рычит дон.
-Ах, ну да, Марилена...
-Мар-га-ри-та...
-Вы чего? — Стил небрежно косится на него глаз из-под надвинутой на глаза черной ткани. — В Испании не умеют вести себя при разговоре офицеров? Так вот, господа, эта нудная и неумытая, но увешанная жемчугом мадам...
-Она донна!
-Брысь..., — вот уж издевательский тон через плечо у первого помощника. — Такая зануда. Она даже не дала мне отдохнуть пару минут после боя. Попыталась окружить заботой и вниманием. Правда, в каком-то своем понимании...
Вот тут страшно становится уже мне. Как выглядит эта испанская донна? Наверное, красавица и мне не чета. Или она старая и толстая, раз не смогла понравится Стилу? Или, наоборот, все же красавица, и так ему понравилась, что он решил ее оставить себе, а испанца просто дразнит? Святая Мария, я сойду с ума.
-Леди Марта, — ровный и строгий голос капитана останавливает круговорот моих мыслей. — Вы можете нам помочь?
-Капитан, -склоняю голову. — Выполнять Вашу волю — мой долг, как члена экипажа.
-Баба, — протягивает испанец, и его глаза окончательно выбираются из обрюзгших век и начинают смотреть на мир гораздо шире. — Так, ну теперь вас и тысяча дублонов не спасет, ибо я передам разбойников не только в руки правосудия, но и в руки святой инквизиции. Если на вашем корыте баба является членом экипажа.
-А Ваша эта... Марилена? — тон Стила весьма небрежен и равнодушен.
-Маргарита!!!! Она почетная пассажирка! И она донна, и сохраняет даже в морском путешествии женское достоинство. А передо мной стоит шлюха в мужских штанах.
Стил сдергивается со стола и лязгает шпагой:
-Капитан, — в его голосе тоже сталь, как и в глазах. — Дайте ему любое оружие, и пусть защищается, как мужчина.
-Варвары! — срывается на визг дон.
И тут Тессен грохает кулаком по столу так, что карты взлетают и снова ложатся на столешницу, как будто взмахнули крыльями. Разлетевшиеся гусиные перья дополняют картину.
-Чернильница, капитан, — невозмутимо роняет Пантера из под широкополой шляпы, почти полностью скрывающей ее лицо и спрятавшей волосы. Сейчас ее снова можно принять за слишком молодого капитана.
-Ничего страшного, — ведет свою игру Тессен. — У Вас есть кому собрать чернила, если бы они и разлились. Иначе зачем Вам прекрасная пленница?
-Да, — рассеянно переспрашивает Пантера хрипловатым голосом. — Могу поделиться опытом. И пленницей.
Дон меняется в цвете лица, как дорогая многоцветная парча в бликах света.
Стил поворачивается ко мне:
-Доктор, все это уже наскучило. У Вас есть лекарство для умягчения дурного нрава? Или для гибкости языка?
У меня было время подумать, пока они все пререкались:
-О да. Но мне надо полчаса.
Полчаса — на то, чтобы до лазарета, схватить мешочек с сухой травой, пару склянок, бегом на камбуз:
-Дядюшка Джон, пожалуйста...
Клокочет вода в маленьком котелке, теперь только бы не расплескать варево в коридоре!
-Капитан, Ваше приказание выполнено.
-Приступайте, — наклон ее черных перьев.
-Благородный дон, простите, не знаю, как к Вам обратиться...
-Откуда тебе знать, шлюха портовая.
Рычание Стила и лязг стали:
-Капитан, Вы меня не остановите.
-Пуля остановит. Зачем мне помощник, не контролирующий себя? — она взводит пистолет.
Испанец ошалел окончательно — если юный капитан готов застрелить своего помощника, а более старший и более опытный капитан 'Александры' сохраняет угрюмое молчание, но демонстрирует неспешно, как бы развлекая самого себя, пугающие финты с загадочным стальным веером, причем в опасной близости от шеи нахального юнца — на что вообще можно надеяться?!
Кажется, мой выход.
-Дон, позвольте мне Вам предложить это ароматное и теплое питье. Оно успокоит Вас.
-Успокоит? Яд? Снотворное?
-Гарантирую, что Вы точно не заснете.
Пантера наводит на него пистолет:
-И Вы, такой воспитанный испанский гранд, откажетесь от угощения моей прекрасной Марты? Вы готовы обидеть сироту?
Дон трясущимися руками берет кружку, в которую я отлила часть отвара. Надо будет после промыть посудину в проточной воде, привязав на линь и протащив по морю несколько миль.
-Ну? — все трое смотрят на испанца.
-В чем подвох? — не сдается тот.
-Пока ни в чем, мы же не врачи, откуда нам знать, чем сегодня взбрело в голову угостить очередного пленника нашей Марте? — лениво вещает Тессен, разглядывая веер. — Помниться, в прошлый раз бедолагу разорвало в клочья на полубаке...
-Смыли, и ладно, — так же неторопливо отзывается Стил. — Хуже было, когда тот француз покрылся зелеными вонючими язвами прямо на глазах, и это было столь мерзко, что пришлось его вытолкнуть прямо через пушечный люк.
-Хорошо..., — в глазах гордого идальго появляется неукротимая жажда жить.
-Я..., — далее следует совершеннейшая мешанина титулов, женских и мужских имен, он, кажется, одновременно и Хосе, и Мария, и еще Карлос-Педро. — Я владелец захваченного Вами фрегата, а не капитан. К сожалению, капитан, достойный мавр, принявший католическую веру, был убит Вашими головорезами. Донна Маргарита — дочь губернатора, я вез ее к отцу по распоряжению королеву. Ее мать — испанка, весьма знатного происхождения, спутавшаяся с проклятым англичанином. К сожалению, взять ее замуж в Кордове никто не захотел из-за гнусного происхождения. Но ее покойная ныне мать — дальняя родственница королевы. Так что я выполнял свой долг.
-Это все? — испытующе смотрит Пантера так, как умеет только она, пронизывая насквозь. — Или запьем красноречие?
Дон трясет головой и животом:
-В моей каюте, если Вы ее не разграбили, лежат документы, в том числе свидетельство о крещении Маргариты, а также рекомендательное письмо королевы Испании ее отцу.
-С рассветом проверим, — усмехается Тессен и оборачивается к Пантере, поправляющей шляпу дулом пистолета. -Но, пока что нам всем надо попросить капитана 'Пантеры' не трогать бедную девочку по крайней мере, до выяснения обстоятельств.
Глаза Стила в этот момент дорогого стоят. А уж выражение лица дона...
-И все же? Что еще переправляли на Вашем корабле? Добычу мы захватили не самую существенную, в основном пополнили свои запасы пороха.
Протягиваю дону чашу. Он машинально делает глоток, второй...
-Капитан, — не выдерживаю я первой. — Тащите его на палубу!
Тессен с тучным испанцем за шиворот вылетает из каюты и едва успевает втащить его на палубу.
Испанцу мучительно плохо, а Пантера бледнеет при виде загаженной палубы. Тессен едва успевает расставить ноги пошире — дона не спасают даже пышные штаны с буфами на бедрах. Ночной бриз разносит благую весть о капитуляции испанца на весь корабль. Слышно, как в море кашляет выскочившая случайно из волны рыбина.
Через несколько минут мы знаем, что фрегат вез не только дочь губернатора. Вообще, эта девушка, выросшая в женских покоях за прялкой и молитвенником, не интересовала испанскую корону. Но под предлогом ее отправки и в знак доброй воли, проявленной к грехам юности когда-то опрометчиво полюбивших друг друга людей Мадридский двор приготовил договор о перемирии. Договор и встреча с дочерью должны были растопить сердце губернатора, а девушка — еще и отвлечь его милыми девичьим капризами обустройства на новом месте. Но следом уже спешит эскадра из шести кораблей с заданием захватить порт и город, поднять над ним испанский флаг, а губернатора вместе с дочерью повесить. И по расчетам, они отстают от нас где-то на семь суток.
-Так, на разговоры времени больше нет, — Тессен расстегивает рубашку и отдает ее мне, закрепляет веер на поясе. -На всех парусах в порт!
-Спустить шлюпку?
-Зачем?
Он вспрыгивает на палубное заграждение и прыгает в ночное море. На 'Александре', идущей параллельным курсом, вахтенный увидел его прыжок и по борту раскатилась веревочная лестница. Несколько минут, и он уже взбирается на свой корабль.
-Поднять паруса! -Пантера уже на мостике.
Свою шляпу она тоже сунула мне, чтоб не сорвало ветром, и теперь у нее за спиной вьется в такт прыжкам фрегата на волнах рыжая коса.
Дон Хосе-Мария оседает в поганую лужу на палубе, не в силах отвести глаз от этого зрелища.
Лужей и пленником займется боцман, а я с радостью выплескиваю отраву за борт.
Помимо пантериной шляпы, у меня еще и рубашка Стила. Заглядываю в лазарет — все тихо. Проверяю повязки — не кровит ли? Заодно трогаю лбы. Облегченно вздыхаю, но еще не утро.
Святая Мария, Стил...
Ну, теперь-то он может позволить мне заняться его головой?! В лазарет его тащить смысла нет — не хочу зажигать лампы, чтобы не разбудить ребят, им надо выспаться как следует.
Мне даже неловко — все или спят, или заняты делом, одна я бегаю туда-сюда по кораблю, как выброшенные за борт рыбьи кишки.
В его каюте горит свет. Он что, всегда так поздно засиживается?
-Я принесла Вашу рубашку.
-А что так официально, солнце мое? — он поднимает голову от расчетов, отодвигает в сторону секстант.
-А у меня есть основания быть с Вами излишне любезной? Вы так и не дали мне осмотреть рану у Вас на лбу. А перевязывать ее пришлось, даже не промыв. Если Вы помните, над нами сабли летали. И я была уверена, что уже через час-другой смогу Вас зашить как следует и приложить лекарство. А Вы? Или Вам угодно расстаться с жизнью от горячки и бросить Пантеру одну со всем, что на нас навалилось?! — еще немного, и я все же разрыдаюсь.
Он поднимается и заключает в свои крепкие объятия. В кольце его рук так тепло и спокойно, что у меня невольно закрываются глаза.
Его губы такие теплые, нежные и одновременно твердые... Они проходят по моим закрытым векам, спускаются вниз по шее. Прикосновения завораживают...
Руки сами тянутся прикасаться к нему, а не просто висеть безвольно вдоль тела... Кладу ладони ему на грудь и слышу, как сильно бьется его сердце.
Стил продолжает меня обнимать, и не хочется разрушать это прекрасное ощущение, но меня ждут в лазарете, и надо торопиться. Тихонько развязываю узел черного шелка у него на затылке, наощупь разобравшись в висящими концами косынки.
И ахаю — вся передняя часть повязки пропитана кровью:
-Стил... Святая Мария, я так и знала...
-У тебя такие смешные глаза, когда ты пугаешься...
-Да уж. Но, похоже, смешно только тебе, — я не заметила, как перешла снова на 'ты'. — Ложись, прошу тебя. А то опять будешь возмущаться, что налила воду в сапоги.
-Если бы знал, что ты умеешь так, как с этим доном, то смолчал бы тогда. Что такое вода в сапогах? — он смеется и вдруг серьезнеет. — А где ты научилась таким штучкам? И много их у тебя в арсенале?
-Я флорентийка, и этим все сказано. А насчет штучек... Никогда не задумывалась с такой точки зрения. Дону я дала просто сильное слабительное. Да, оно у меня есть, и приготовить могу сколько угодно. В случае отравления каким-нибудь протухшим мясом или неизвестными плодами оно может спасти жизнь. Да и дону не повредило, при его полноте полезны очищения кишечника. Ложись-ка..., — подталкиваю его к кровати.
Он тяжело опускается, и по его осунувшемуся лицу видно, что все не прошло бесследно, и ему сейчас очень нехорошо.
-Позволь, я помогу тебе раздеться...
Он смотрит оценивающе, но в глазах постепенно загорается тепло:
-Хорошо... Только сапоги все сам сниму. Чтоб тебе не пришлось мыть руки лишний раз.
А разувшись, без сил откидывается на подушку.
Мне не привыкать раздевать не сопротивляющихся — от навалившегося бессилия — измученных, окровавленных мужчин. Поэтому снять с него рубашку и штаны не составило большого труда.
-Какие у тебя руки... Ты разрешишь мне тебя поцеловать еще раз?
-Стил, давай в другой раз? Сейчас просто некогда, — разматываю бинт с его головы. — Мне придется наложить швы, чтобы рана зажила быстрее.
-Так в чем дело? Я не мешаю.
-Сейчас я напою тебя ромом, и через несколько минут зашью. Ты заснешь и проснешься к обеду, зато отдохнувшим и немного набравшимся сил. Все же крови было многовато... Голова не кружится?
-Есть немного, но не от удара, а просто от усталости.
Протягиваю фляжку.
-Нет, Марта. Давай обойдемся без пьяного дурмана.
-Зачем терпеть лишнюю боль? Ты и так с этой раной проходил на ногах весь день.
-Тогда несколько минут меня точно не отправят к праотцам.
-Нет сил спорить и вливать насильно, еще и поперхнешься. Давай, если будет тяжко, то попросишь?
-Согласен, — и он вытягивается с закрытыми глазами.
Стараюсь действовать как можно аккуратнее и быстрее, чтобы не растягивать его мучения и не причинять дополнительных.
Его губы плотно сжаты, а скулы заострились и побледнели еще больше. Не выдерживаю и наклоняюсь, целую эти губы и эти скулы:
-Еще немножко... Ты все еще терпишь? Или все же налить?
Он молча мотает головой по подушке. Еще четыре стежка.
Снова целую:
-Ну, вот и все позади. Сейчас я нанесу мазь, и будет совсем хорошо, она успокоит жжение.
-Спасибо, солнышко мое, — он улыбается своими бледными губами, и я целую его еще раз.
Святая Мария, что же я делаю? Когда перевязка закончена, мы снова целуемся. Спохватываюсь:
-Погоди, сейчас я мигом, принесу отвар, напою тебя. Это лучше, чем просто водой. Заодно и ребят проведаю.
И выскальзываю за дверь. Шевеление в темном коридоре меня не испугало — мог идти сменившийся вахтенный, мог и просто кто-то отлить за борт. Или шныряет наглое животное кока.
В лазарете темно и тихо, и стонов в пределах ожидаемого. Но на всякий случай почти наощупь, в свете маленькой масляной лампы, с которой и бегаю эту ночь, проверяю того парня с простреленным плечом — все же операция была самой трудной за этот день. Пятен крови на повязке почти нет, значит, зашить его удалось, а остальное — дело ухода и случая.
Как ни торопилась, но немного покопошиться пришлось — кому-то понадобилось таки ведро, у кого-то съехала повязка. Наконец, с кружкой отвара в одной руке и лампой в другой выбираюсь снова в коридор.
Доносится какой-то разговор, причем явно высокий женский голос. Кто это? У капитана совершенно другой. Может, таинственная донна Маргарита? Но она же под замком в каюте боцмана, с ворчанием переселенного временно на бак, и к тому закрыта на ключ.
Тем не менее, я останавливаюсь и прислушиваюсь. Более того, разговаривают в каюте Стила:
-Голубок, но я к тебе еще раз забегу.
-Пожалуйста, я прошу Вас, леди...
И ее смех, обрывающий конец его фразы.
Дверь распахивается.
Стил, без рубашки, босой, но в штанах:
-Леди, я еще раз прошу Вас покинуть мою каюту. И сейчас я вызову вахтенного, чтобы Вас препроводили в отведенное место.
-Сама найду дорогу, — высокая, тоненькая девушка с черными как смоль локонами, падающими ей на плечи из-под темной кружевной накидки, мелкими изящными шажками пытается пройти мимо меня. — Куда мне деться с корабля в открытом море?
