Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Наташка наконец-то сдвинулась с места и свернула в закуток, где все еще сидели Лешка с Васькой. Надо же было куда-то себя деть... так почему не сюда? Не стоять же вечность на всеобщем обозрении в проходе.
Девушка плюхнулась в кресло рядом с Лешкой. Ряд непривинченных к полу кресел слегка пошатнулся.
— Бля, Сотникова! Слониха и та бы аккуратнее села.
— Макаров, отвали, — резко выпалила Наташка и, скрестив руки на груди, мрачно уставилась на танц-пол.
Танц-пол пестрил яркими перекрещивающимися лучами светомузыки. И в этих лучах танцевали Светка с Вовкой. Танцевали плохо, нескладно... совсем не чувствуя друг друга... Уж лучше бы Светка просто подобно Вовке топталась на месте. А так... Порхающая бабочкой Светка и топчущийся на месте увалень Вовка. Глупо... неестественно... И зачем он ей нужен?
Наташка вспомнила однажды сказанные подружкой слова о том, что "медляки — это скучно"... Вот она и разыгрывала спектакль на танц-поле, стараясь обыграть каждое слово песни, каждый музыкальный переход... Малейшее движение тела носило глубокий эмоциональный окрас. Даже кисти рук превращались то в веер, то в револьвер, то в ресницы... Но сейчас Светка явно переигрывала... А Вовка, видимо, стараясь поддержать ее танец, выглядел на танц-поле еще глупее.
Не в силах больше наблюдать за подругой и ее кавалером, Наташка перевела взгляд на сидевшего рядом Лешку и удивленно моргнула. Лешка, будто бы пародируя ее саму, сидел в точно такой же позе, скрестив руки на груди, и мрачно смотрел на танц-пол. Интересненько! Очень интересненько!
ПЯТНАДЦАТАЯ ГЛАВА
ПРО КРАСОТУ И ЛЮБОВЬ
— Ты красивая.
Маринка хмыкнула, едва ли не горестно скривив прелестные губки в усмешке.
— Дааа, — протянула она и перевела равнодушно-унылый взгляд с экрана телевизора на свое отражение в зеркале. — Ты тоже красивая.
— Нет, я симпатичная... ну, может быть, видная, а ты красивая. — Аленка вздохнула. — Вереск с тебя глаз не сводит! Любуется!
Маринка потупилась, не решаясь рассказать подруге то, что ее мучило.
— Понимаешь... — наконец заговорила она, — мне иногда кажется, что он... ну как тебе это объяснить... — Маринка снова отвела взгляд. — Вот скажи мне, какая я?
— Красивая! — тут же, не медля ни секунды, ответила Аленка. — Очень красивая!
— Вот! А еще какая?
— Ну... как какая? Ты классная...
— Очень обтекаемое понятие, согласись, — перебила ее Маринка. — А конкретнее?
Аленка пристально посмотрела на Маринку, встретившись с ее напряженным взглядом. А правда какая она Маринка? Они были знакомы с детства, и Аленка никогда не задумывалась над этим. Она видела перед собой сначала кукольно-красивого ребенка, а теперь кукольно-красивую девушку.
А какая она была? Веселая? Аленка задумалась. Не веселее и не грустнее других. Эмоциональная? Нет, это точно не про нее. Маринка даже в детстве была очень спокойной. Она могла часами сидеть где-нибудь в уголке и играть в куклы, когда Аленка с братьями носились по двору. Умная? Да, наверное, умная... Аленка попыталась сама себе объяснить почему Маринку можно назвать умной. Не смогла! Но, наверное, умная.
— Умная, — наконец озвучила она.
— А почему?
— Что "почему"? — Алена сделала вид, что не поняла вопроса, чтобы оттянуть время.
— Почему ты считаешь меня умной? — четко выговаривая каждое слово повторила Маринка. — В чем проявляется мой ум?
— Я не могу так сходу сказать, но я считаю тебя умной. А еще ты спокойная, уравновешенная... Не истеришь как я не так давно.
— О! Вот это уже что-то. Но поверь мне, иногда так хочется поистерить! Чтобы меня наконец-то услышали!
Аленка удивленно уставилась на Маринку.
— Услышали?
— Да! Услышали! Увидели! Заметили!
— Ну, уж тебе-то жаловаться! ЗАМЕТИЛИ! — Хмыкнула Алена. — Ты — самая красивая девчонка в Кругловке! И НЕ заметить тебя сложно!
— Вот именно! Я с раннего детства знала, что я красивая! САМАЯ КРАСИВАЯ! Мама говорит, когда я родилась, она боялась меня соседям показывать. Думала, сглазят такую красавицу. А потом я вся обвешанная булавками от сглаза ходила и постоянно со всех сторон слышала, что таких прелестных девочек в Кругловке еще не видели...
— Ты так говоришь, как будто не рада тому, что такая красивая!
— Да нет, я РАДА тому, что красивая. И другой внешности мне не надо! Но я хочу, чтобы люди помимо моей красоты увидели меня! А они не видят! И Митька тоже! Он любуется мной! Ты права! Любуется как... куклой... как красивым атрибутом своей жизни. Так любуются красивой машиной, красивым домом или... ну не знаю... статуэткой красивой. Но мы почти НИ О ЧЕМ не разговариваем! Я люблю Митьку! Но не уверена, что он на самом деле любит меня так же как я его...
— Он тебя любит! Он так на тебя смотрит! — Перебила сестру Аленка.
— СМОТРИТ! Вот именно смотрит! Ну как ты не поймешь!? — Маринка едва не выкрикнула последнюю фразу. Как же хотелось все это объяснить. А нужные, правильные слова так и не находились. — Нельзя полюбить человека только за то, что он красивый... Так не бывает! — Не находились нужные слова. Совсем не находились. — Ладно, оставь...
Аленке и, правда, хотелось закончить этот разговор. Какой-то он получался неправильный. Маринка красавица, парень у нее Димка Вереск классный. И они такими счастливыми выглядят со стороны. Вечером на улице все время вместе как сиамские близнецы... А Маринка еще чем-то недовольна. И она, Аленка, просто не знает, как успокоить сестру.
— Мне просто хотелось бы чтобы, глядя на меня, люди видели не просто красивую мордашку, а личность! — снова заговорила Маринка.
Алена недовольно поморщилась и выпалила первое, что пришло в голову:
— Ты личность! Раз тебя это волнует, значит, в тебе есть не только красивая внешность.
— Но люди этого не видят! Митька этого не видит! Понимаешь?
— Я думаю, ты ошибаешься. Ты просто замечательная! И он не может этого не замечать.
На губах Маринки появилась мягкая улыбка. Не стоило этот разговор затевать. Аленка не могла ее понять. Оксанка бы поняла. А вот Аленка — нет. Да и зачем ей это? Надо было как-то сменить тему.
— А у тебя с Широковым как?
Вот эта тема Аленке нравилась значительно больше. Тут, по крайней мере, ей было что сказать.
— Отлично! Потрясающий парень! А еще он классно целуется.
Маринка фыркнула:
— Уверяю тебя, об этом знает не меньше дюжины кругловских девчонок.
— И ты тоже?
— Я — нет. По крайней мере, не на собственном опыте. Но наслышана.
— От Оксанки?
— Нет, — отрезала Маринка.
Алена удивленно воззрилась на сестру.
— Врешь?
— Нет!
— Ах, бедняжка, — ехидно заметила Аленка. — Столько лет страдает на чисто платонической основе. Тебя послушай — так у вас тут чисто монастырский рассадник!
— Ален, ты опять... Навешала на людей штампов и рада!
— Штампы не вешают, а ставят, дорогая сестренка! Это — во-первых! А во-вторых, — Аленка многозначительно изогнула брови, — я не виновата, что то, что ты мне пытаешься выдать за правду, очень расходится с современной действительностью. Так что извини, сестренка, НЕ ВЕРЮ!
— Ну и не верь! Твое право! Только объясни почему в этой самой СОВРЕМЕННОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ все люди должны спать и целоваться с кем попало?
— С кем попало — это в твоем случае с Вереском?
— А я то тут при чем?
— Как при чем? Ну ты же меня пытаешься убедить, что не спишь с ним... А сейчас вот говоришь: "Мы с ним почти ни о чем не разговариваем". А чем же вы занимаетесь вместе в таком случае?
Маринка метнула гневный взгляд на сестру. Не надо было затевать этот разговор!
— Ну не то, чтобы совсем ни о чем. Мы разговариваем, но не о том, чем нужно.
— А о чем НУЖНО?
Маринка молчала, не в состоянии сама себе ответить на этот вопрос. А, правда, о чем надо говорить?
— А о чем вы с Широковым говорите?
— Марин, не сравнивай. Вы с Вереском друг друга всю жизнь знаете. Ты лучшая подруга его сестры. А мы с Димкой только познакомились.
— Это да, но все равно. Вот о чем вы разговариваете?
— Я ему про Питер рассказывала. Он мне про Волгоград, про лицей. Про то, как туда поступил. Мы только узнаем друг друга. У вас ситуация другая! Не сравнивай.
— Конечно, другая. Но все таки. Вот смотри, ты теперь гуляешь с Димкой Широковым. А еще 3 дня назад ныла: "Ах, Тимурчик, мой Тимурчик! Любовь моя, за что нас разлучили на целое лето?"... — Маринка придала голосу писклявой плаксивости.
— Эй! — резко одернула сестру Алена. — Когда это я ныла?
— Хочешь сказать, не ныла? Еще как ныла! Но вот появился Широков... включил свое фирменное обаяние, сделал пару комплиментов, рассказал несколько забавных историй, приоткрыл завесу своей многогранной натуры... и все! Любовь прошла, завяли помидоры, сандали жмут и нам не по пути. Прощай, Тимурчик — здравствуй, Димка.
— Ты о чем это?
— Да о том, что вы с Широковым общаетесь на интересные вам обоим темы. И они не ограничиваются тем, что произошло за день.
— Да, но при чем здесь Тимурчик?
— При том, что появился Широков и ты забыла напрочь про своего Тимурчика.
— Не забыла. Одно другому не мешает. Тимурчик в Питере, а Димка здесь...
Маринка удивленно уставилась на сестру.
— Что-то я тебя не понимаю... Ты целовалась с Широковым...
— И не один раз, уверяю тебя! Он классно целуется!
— ... вы уже два вечера почти неразлучны... он на танцах танцевал только с тобой все медляки целых два вечера... вы вроде как официально начали дружить...
— Ну? Начали дружить.
— Значит, Тимурчик остался в прошлом.
— Тимурчик остался не в прошлом, а в Питере.
— Значит, получается, что с глаз долой, из сердца вон!
— Да кто тебе сказал? Не тормози! Широков — это так... типа курортный роман. А закончится лето, я вернусь в Питер, и всё!
— То есть ты в него не влюблена?
— Влюблена? Он мне нравится. И с ним интересно. Он веселый и умный... и симпатичный.
Маринка внимательно посмотрела на Алену.
— А в Тимурчика ты влюблена? Или он тоже тебе нравится и с ним интересно?
— Тимурчика я люблю. И да, он тоже веселый, умный и симпатичный. И с ним интересно.
— Любишь его, и теперь дружишь с Широковым? Разве такая она, любовь?
— А какая она, по-твоему?
— Ну, любовь — это когда ты постоянно думаешь о ком-то, хочешь быть с ним рядом...
— Хочу — не дают!
— ... когда ты хочешь, чтобы любимому человеку было хорошо...
— Я хочу!
— ... когда ты не представляешь себе жизни без любимого и ты не можешь представить рядом с собой кого-то другого! Но не так! "Тимурчик в Питере, а Димка здесь!" Не так!
— Ты еще скажи, что любовь — это уподобиться женам декабристов и ехать за мужем на каторгу в Сибирь, взойти на погребальный корабль, сопровождая тело мужа в мир мертвых или, еще лучше, заделаться террористкой-смертницей и своей смертью продолжить дело мужа-шахида.
— Ну и это тоже любовь!
— Да не смеши меня! Какая любовь? ФАНАТИЗМ это и ИДИОТИЗМ чистой воды, а не любовь. Что объединяет все эти три категории женщин?
— Ну и что, по-твоему? — Маринка уже отказалась от попыток что-то доказать Алене. У всех своя правда.
— А то, что все они не сами спутника жизни себе выбирали! И какая же это любовь? Представь, пришла к тебе мама, привела за руку парня незнакомого и говорит: "Марина, это твой будущий муж. Люби его!" Ага, так ты его и полюбила. Послушно, по приказу. В один момент.
— Это другие времена, другие обычаи и другие нравы.
— То есть ты хочешь сказать, что так как другие нравы и обычаи, то можно было и по приказу полюбить?
— Ну, так ведь любовь, это не только пылкие встречи и поцелуи. А еще и честность, преданность.
— Не вижу связи! Какое отношение имеет честность и преданность к теоретической возможности полюбить по приказу?
— У каждого времени, у каждой культуры свои обычаи и традиции. Если в патриархальном обществе принято выбирать жен и мужей своим детям, то многие и не мыслили себе другой судьбы. И не ждали бурных романов. Тогда почему нет. И почему сразу по приказу? Жениха и невесту ведь сначала знакомили.
— Ага, особенно у мусульман! Мужчина-то может и выбирает себе невесту... тьфу жену... как лошадь. А женщина, где прикажут, там и стоит.
— Вот! Кого прикажут, того и любит.
— Сравнила, блин! Телу можно приказать что-то сделать, а сердцу не прикажешь! И даже если ты послушаешь мать и выйдешь замуж за этого человека, то все равно все закончится ненавистью. При чем взаимной!
— А то, что ты выйдешь замуж по Большой Любви, гарантирует тебе, что все это не закончится взаимной ненавистью. А ВОТ И НЕТ! Мои родители вроде и женились по любви, а сейчас ни видеть, ни слышать друг друга не хотят. И мать отца НЕНАВИДИТ!
— Это все частности.
На самом деле Маринка тоже не понимала, как это можно полюбить кого-то по чьему-то настоянию, из чувства долга, а не по собственному выбору, но ведь многовековая история человеческих отношений доказывала, что так бывает. А то, что она чего-то не понимает, вовсе не означает, что этого не может быть. Чисто теоретически, ведь любит же она маму просто потому, что она ее мама. И папу — только из-за того, что он ее папа. Ей же никто никогда не говорил: Вот перед тобой много тетенек и дяденек. Выбери кто из них будет твоими мамой и папой, кого из них ты будешь любить. И отсутствие права выбора родителей вовсе не мешало ей любить их. Почему? Ну, просто потому что они ее родители. Иногда они ссорились, не понимали друг друга. Маринка обижалась на отца за то, что он бросил их с матерью. Обижалась на мать за то, что та не смогла сохранить семью. И иногда ей по-детски остро казалось, что родители не достойны ее любви. Но от этих обид Маринкина любовь к ним не становилась меньше. Ведь они ее родители, и она должна их любить.
Так почему же нельзя полюбить мужа, которого ты не сама себе выбрала?
С недавних пор ей вообще не давал покоя вопрос: почему же и за что люди любят друг друга. Вот она любит Вереска, а тот говорит, что любит ее. Но за что они любят друг друга? Не понятно.
Но одно она знала четко: Она его любит. Всем сердцем! Самозабвенно! Пусть эта любовь и пришла к ней из ниоткуда, но она не могла уйти в никуда. И эта любовь не позволяла ей даже думать о других парнях. Рядом с ней мог быть только Вереск, и никто другой!
Так же и ее подруга Оксанка. Она любила Димку Широкова и не могла подпустить к себе никого другого. Даже несмотря на то, что Димка ее чувств не разделял. Более того, ее любовь не позволяла Оксанке опуститься до уровня тех девушек, с которыми у Димки были случайные шашни. И Маринка отлично понимала подругу. А вот сестру Аленку она не понимала.
Как она может говорить, что любит своего Тимурчика и начать дружить с Димкой Широковым. И еще так цинично заявлять, что Димка классно целуется.
Маринка едва ли не впервые с момента развода родителей почувствовала, что ее переполняет бессильная ярость. И обида! Жгучая. Острая. И совершенно косноязычная.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |