Дубнер показал Ёжику два больших пальца и дал отмашку. Колючий перевёл взгляд на открытые окна: очень удачно, что сегодняшний день выдался знойным и безветренным; в противном случае, Ус, боявшийся сквозняков хуже волков-налётчиков, наверняка позакрывал бы всё. Тут глаз случайно зацепился за "знаменитую" вывеску кафе; она, конечно же, не первый месяц требовала замены, однако, став в некотором роде достопримечательностью и отличительным знаком кафе, сохранила себе жизнь. Дело в том, что последнюю букву в названии "У суслика" стёрла нависающая разлапистая ветка ели, и это давало повод многочисленным шуткам и вариациям на тему. Вначале Ус обижался, но после коммерческая жилка, какой бы слабой она ни была, дала себя знать, и он, вооружившись двумя связанными воедино стремянками, забрался к вывеске и подрисовал запятую после "У". Потом же владелец кафе всем нажаловался об атаке неизвестных хулиганов, устроил экскурсии к вывеске, заработал кое-какие деньжата и увеличил посещаемость заведения в полтора раза.

Отойдя на пару шагов назад, Ёжик опустил подрагивающие руки на гитару и прикрыл глаза — может, так будет попроще.

— Поехали! — донеслось из кустов.

И он поехал.

Совсем неудивительно, что посетители повыглядывали из окон, стоило мохнатому извлечь из гитары первые аккорды. Во-первых, никто не ожидал подобного, во-вторых, гитара звучала (да и выглядела) чрезвычайно необычно, в-третьих, мало кто знал о существовании такого музыкального инструмента — познания фермеров в основном сводились к тому, что и как выращивать на огороде. Но самое главное, в музыке, ворвавшейся в окна и разметавшей — нет, на самом деле! — разметавшей по полу столовые приборы и опрокинувшей единственные перечницу с солонкой, присутствовало нечто... странное. Невообразимое. Новое. Разумеется, уличные музыканты ни для кого не были диковинкой; встречались они и здесь, у суслика, — благо, опушка располагалась недалеко от проезжей части и была на виду. То и дело сюда забредали голодные-холодные туристы, обворованные хитрыми мышами либо потерявшие кошельки на ветках густых кустов. Такая братия только и умела что бренчать на гитаре да выкрикивать хором (или поодиночке) всем известные песенки, главным образом, приблатнённого характера. Да, сбежавшие зэки тут тоже встречались... Короче говоря, знатное место.

Музыка же, которую посмел исполнять этот мелкий, лохматый, удивительно ловко перебирающий пальцами представитель ежиных, столь разительно отличалась от всего ранее слышанного зверьём, что уже готовые сорваться с уст, привычные упрёки и насмешки застряли в глотках.

А потом, наперерез всякому прогнозу погоды, задул лёгкий, прохладный, мягкий ветер.

А потом Ёжик запел:

— We all came out to Montreux

On the lake Geneva shoreline

To make our records with the mobile

We didnt have much time...

Животные слушали эти потрясающие в простоте слова, слова, западающие будто не в сознание, а в саму душу; кое-кто начал тихонько насвистывать, кто-то — напевать, а иные, стоило куплету приблизиться к концу, запели во весь голос, не зная текста. Дубнер насчитал порядка десяти посетителей; все — непрезентабельного вида и, сразу видно, небогатые, и невесёлые, и любитель совершенно другой музыки, однако они всем сердцем откликнулись на то, что делал Ёжик. Руки зайцев, лис, мышей, словно против воли хозяев, зашарили по карманам. Наставник в кустах быстро сориентировался, снял широкополую шляпу, надетую в виде меры противодействия наглому солнечному удару, и, перевернув, бросил головной убор поближе к Ежу.

Выступающий с закрытыми глазами, певец и исполнитель не видел происходящего, зато, определённо, получал удовольствие от своего занятия. Не успел Ёжик затянуть "Smoke on the water / A fire in the sky", как в его шляпу посыпались монеты. Краем уха и каким-то чудом услышав этот звук, он приоткрыл один глаз и, стараясь не отвлекаться от исполнения, поводил зрачком по окрестностям; наконец, взгляд Ёжика натолкнулся на тяжелеющую прямо на глазах шляпу Дубнера. Музыкант разинул рот и застыл посреди выступления.

— Доигрывай песню, — шикнул из кустов бобёр. — Доигрывай песню!

Но вряд ли кто-либо заметил, что музыка прекратилась... потому что прекращаться она и не думала: магия искусства просто перешла в иную плоскость, погодную. Издав одновременный протяжный вздох, звери запрокинули головы, чтобы понаблюдать, как родившийся в ответ на музыкальную живопись ветер пригонит облака, как облака тотчас, невероятно, нереально быстро набухнут и как они немедленно прольются чудесным, благословенным дождём.

— Э-э-э, — выразил общую мысль чесавший в затылке Ус.

Зашуршали кусты; на это, впрочем, никто не обратил внимания. Дубнер выскользнул из укрытия и со словами "Гитару намочишь" схватил Ёжика за руку, дабы увлечь обратно в лес. В другой руке бобёр держал честно заработанную наличность.

— По-моему, мы должны их вернуть, — на ходу заметил Ёжик. — Мы же хотели выступать бесплатно.

— Для начала, не хотели, а хотел, — поправил Дубнер, останавливаясь и потирая ягодицу, по которой хлестнула особо вредная ветка. — А после я вот что скажу: нам нужна сценическая одежда для тебя и футляр для гитары. Изготовление футляра беру на себя — только закуплюсь необходимым на ярмарке; тебе же советую сходить в ближайший магазин одежды и затариться чем-нибудь броским, в тему твоих выступлений.

— Одежда с изображением погоды... — Ёжик почесал в затылке. — Непросто будет такую раздобыть.

— Ну, ты уж постарайся. Может, и сообразишь чего — ты парень неглупый.

Ёж кивнул, а потом вдруг расплылся в улыбке.

— Но согласились, Дубнер, выступление удалось.

Тот не стал спорить:

— Безусловно, премьера прошла с успехом, даже невзирая на непредвиденные осложнения. Однако одним выступлением сыт не будешь... я хотел сказать, засуху не остановишь. А потому — вперёд, за покупками!

И они двинулись дальше через лес.

2/5

Пока Дубнер был занят тем, что он пусть немного помпезно, зато искренне назвал "приготовлениями к гастролям", Ёжик успел посетить один из центральных лесных магазинов одежды. Дорога к нему пролегала — последовательно — через рощу, чащу и валежник, однако предприимчивые продавцы, братья-еноты, прорубили и проложили к магазину дорогу. За ней присматривал подслеповатый дикий пёс Глазун и его жена, волчица Глазунья; не то чтобы они пользовались популярностью как охранники, но других за те же деньги в округе не сыскать.

Дубнер не просто любил работать по дереву и с иными материалами — он имел к этому и природную склонность, и врождённые данные: бобёр всё же. Изготовление футляра и "обивание" гитары противопогодным костюмом заняло почти столько же времени, сколько понадобилось Ёжику, чтобы побродить между куцыми рядами одежды, поглазеть, примерить и купить.

Тем временем события в Лесу развивались помимо музыканта и продюсера: слухи, рождённые запоминающимся, хоть и коротким выступлением Ёжика у заведения Уса, распространялись по округе с той быстротой, что свойственна лишь собственно слухам да гриппу. Один из зайцев пришёл в кафе с родственниками; те оказались под большим впечатлением. Послушав ещё не известный им, но уже отчего-то родной "Дым над водой" (и неважно, что не целиком), звери разбрелись по домам, чтобы рассказать о случившемся. А родственники зайца отбыли домой, в соседнюю часть леса; там все их знакомые (а учитывая тесноту отношений в деревне, любой мог являться знакомым любого) — так вот, все знакомые зайца узнали о некоем великолепном гитаристе. И пускай на вид он неказист, зато играет, пожалуй, круче слепого пианиста Крога, и звуки-мелодии, им извлечённые, способны развеселить самого отъявленного буку. Если бы зайца не поглотили целиком подача и исполнение, он бы, наверное, сорвался в пляс и остановился бы, лишь когда ноги стёрлись по кончики ушей. Кстати, никто не в курсе, как называется удивительная, поразительная, ни на что не похожая музыка, которую играл тот Ёжик на страннейшего вида инструменте? (Инструмент, к слову, запоминался одним своим видом, не говоря уж о звучании — мощном, мелодичном и душераздирающем одновременно.) Звери послушали-послушали, покачали головами, как водится, ответили, что названия инструмента не знают — глянуть бы на него хоть глазком! — и разошлись по домам, чтобы... ну конечно, продолжить информировать население: столько соседей остались неохваченными.

Задумчиво расхаживающий между рядами одежды и отрешённо посасывающий палец Ёж и не догадывался о масштабе аудитории, что начала по всему Лесу поиски неведомого музыканта-виртуоза. Идея о рекламных листовках, которую подбросил Дубнер, на фоне происходящего выглядела смехотворно: нет более надёжного способа заинтересовать деревенского жителя, чем заинтересовать его соседа. Но бобёр об ажиотаже не догадывался, Ёжик — тоже; им только-только предстояло столкнуться с последствиями волны, которую они же и родили.

А не последнюю роль в нарастании той волны сыграли таинственные, загадочные, мистические изменения погоды, сопровождавшие выступление Ёжика на опушке. Кто в одиночку, посредством музыки, способен творить погодные условия? Положительно, никакой инструмент и никакой музыкант не обладают подобными умениями! И качество музыки здесь совершенно ни при чём. Тем не менее... тем не менее, некий индивид невеликого роста, скорее всего, ёжик, а может, дикобраз или маленький худой бобёр, усеянный репейником, творил настоящее искусство — да и кое-что позначительнее. Неужели у засухи есть достойный конкурент? Неужели он даст отпор наглой разрушительной стихии? Примерно такие ходили слова в лесном братстве; о существовании Дубнера, спрятавшегося в кустах, оное не догадывалось, поэтому вся слава загодя досталась Ёжику. Но характер и устремления отшельника-продюсера указывали на то, что ему глубоко безразлично, станет ли он сам медийной фигурой. Главным для него был успех подопечного, реализация их общих ожиданий, спасение родного края и, может быть, небольшой кусок победы, который он, Дубнер, вне всякого сомнения, заслужил.

— Я возьму это... это... — Ёжик выложил на прилавок пёструю одежду: где в горошек, где с блёстками, а где в блестящий горошек. — И ещё это и это... — Он добавил к имеющемуся высокую широкополую шляпу и перчатки... — И это. — Выбор завершили башмаки на платформе.

Продавец поджал губы и оценивающим взглядом обвёл покупки: конечно, не его дело вмешиваться или давать советы, но всё-таки...

— А вы в курсе, что берёте девчачьи шмотки? — не удержавшись от любопытства, спросил он.

— Нигде не написано, что одежда дамская, — резонно заметил Ёж.

— Для постоянного пользования берёте?

— А что?

— Просто в таком виде вам не стоит появляться в некоторых кварталах Леса, а точнее, более чем в половине. Народ у нас старорежимный.

— Но артисты должны быть яркими?

— Какие ещё артисты?

Ёжик понял, что чуть не проговорился.

— Да какая разница, — ушёл он ответа. — Нигде ведь не написано, кому предназначается одежда. Может, она унисекс?

— Уни... куда? — не расслышал продавец.

— Для любого пола.

Продавец пожевал губы.

— Вообще-то, — доверительно начал он, — это пришло к нам как последний писк моды: городские веяния, прогрессивные течения из-за Леса, креатив и художественная изобретательность... По крайней мере, по утверждениям городского поставщика. Не знаю, что такое энтот креатив, и знать не хочу о всяких непотребствах вроде него, но по мне ваш выбор больше подошёл бы распутной крысихе.

— Здесь они не проживают, — совершенно спокойно и разумно ответил Ёжик, — у нас приличные места.

Продавец подозрительно прищурился.

— Вы ведь не собираетесь открыть бордель?

Ёж тут же выставил вперёд руки и активно замотал головой.

— Нет-нет! Что вы?

— Точно? — Продавец прищурился. — Ну ладно. Но если захотите — не забудьте сообщить.

Расплатившись за "сценическое обмундированием" деньгами, половину из которых составляли средства Дубнера, отложенные на "чёрный" день, а половину — его личные накопления, Ёжик нагрузился покупками выше головы и отправился на поиски выхода. Пытаясь разобрать из-под пакетов, где находится дверь, он краем глаза заприметил невероятное! Вернее, с точки зрения Ёжика, оно выглядело невероятно, хоть в целом ничего фантастического тут, безусловно, не наблюдалось. Просто мимо дверей магазина прошла или прошествовала, или, быть может, проплыла ладная — опять же, на взгляд Ежа, — невысокая, мохнатая, колючая фигурка. Изящные ручки и ножки с ухоженными коготками, одежда как на показе мод, бантик в волосах... И это — в их местах?!

"Проплывавшая" ежиха обернулась и лучезарно, нет, даже как-то ласково-приветливо улыбнулась Ежу.

— Ах, что за прелесть! — вслух выразил охватившее его восхищение перегруженный музыкант — и немедленно оступился, зацепился когтями за порог, запутался в сумках и рухнул на землю носом.

При падении вещи не пострадали, благо, были упакованы, и Ёжик также остался цел, а вот прелестное видение исчезло без следа. Покупатель вздохнул с оттенком то ли грусти, то ли романтики, вновь взвалил на плечи приобретённое и поплёлся в сторону мастерской Дубнера.

Мастерская эта располагалась в подземелье, недалеко от места жительства Меда с женой. Мед, как санитар леса, подтаскивал домой всякую всячину; не сказать, что бы он имел на такие поступки право, однако кого и когда это останавливал? И кое-что из добытого медведь отдавал Дубнеру, в обмен на разные полезные и редкие вещицы: чашки ручной работы, кофемолку, картины, приборную панель для стиральной машины... недаром бобёр был электриком и, что называется, мастером на все руки.

К тому моменту когда Ёжик, пыхтя и отдуваясь, вошёл в мастерскую и бросил покупки на пол, его друг давно разобрался с защиткой для гитары; с листовками он тоже закончил и теперь занимался, так сказать, их продвижением.

— Вот, тридцать штук. — Дубнер передал результат трудов стоящему тут же Меду.

— Не маловато? — засомневался тот.

— Для начала нормально. Расклей на главной площади и вблизи неё. Сделаешь — соберу для тебя бесплатно соковыжималку.

— Площадь патрулируют, — неуверенно произнёс санитар леса.

— Соковыжималку и кухонный комбайн.

— А кого поймают за расклеиванием...

— Слушай. — Дубнер крутнулся на вертящемся кресле и поднял защитную маску. — Полиция следит за площадью только днём, ночью никому это счастье не нужно.

— Э-э. Значит, идти ночью. Понял. — Мед почесал ухо. — Только комбайн с выжималкой не забудь.

— Когда я забывал? — недовольно отозвался Дубнер и, отвернувшись от удаляющейся спины Меда, обратил взор к Ёжику: — О, привет выступающим! Закупился?

Ёжик красноречиво отдувался.

— Вижу, что да. — Бобёр покивал. — Ну, сегодня больше ничего делать не будем — выступление назначено на завтра, на утро.

— А почему на утро?

— А в какое время на площади больше всего народу? Утром, когда идут на работу, и вечером, когда с работы возвращаются. Да и листовки не сразу сработают.